Вира и майна

— Марина Владимировна! Здравствуйте! Нарочинская обернулась и увидела пациента, которого собственноручно выписала на прошлой неделе. — Здравствуйте. Вас что-то беспокоит? — Нет, все хорошо, — мужчина помотал головой из стороны в сторону. — Я по другому вопросу. Я хотел вас пригласить на балет. От такого перехода у Лены, стоящей с Мариной рядом, отвисла челюсть. — Что, простите? — Нарочинская вскинула брови. Он что, ради этого вернулся? — На балет, — подтвердил пациент, но уже менее уверенно. — В Большой театр. Марина удержала нейтральное лицо: — Спасибо за приглашение, но я откажусь, — поймала готовность возразить и добавила. — И ни в какое другое место меня тоже приглашать не надо. Она не воспринимала пациентов в качестве романтических объектов.  

***

— Ну ты даешь, Марин! — возмутилась Лена, когда он ушел. — Такой мужчина, а ты, — ей было завидно. Нет, Михалевой, конечно, нравился Олег Михайлович, но тот ее никуда не звал. Ее вообще никто никуда не звал. Многие просто не замечали. Даже этот мужчина поздоровался исключительно с Нарочинской. А ведь она, Лена, такая хорошая! Ей даже мама говорила. — Иди догони, — хмыкнула Марина. — Может, тебя с собой возьмет. — Ты со своей заносчивостью так и останешься одна, — спрогнозировала Михалева. — Или ты не одна? — внезапно заинтересовалась. И поежилась от ледяного взгляда, которым ее окатили. — Не твое дело.  

***

— Олег Михайлович! Брагин вздрогнул. — Что? — даже не пытался улыбнуться. Получилось сухо и почти грубо. — Хотите пирог? — не остановилась Михалева. — Я сама сделала. С яблоками. — Я хочу, — влез Костик. — Можно? — потянул руку к пирогу, но Лена отодвинула угощение и с вопросом, больше похожим на требование, посмотрела на Олега. — Я не буду, — буркнул он. — Но это же вкусно, — расстроилась она. — Вы же не пробовали! Брагин едва сдержался, чтобы не закатить глаза. Последние полтора месяца медсестра с чего-то решила его опекать. Или скорее допекать. Чтобы взять измором. Будто других мужиков в Склифе не было. Отказов при этом она не принимала. И это удивляло, потому что Лена явно была в себе не уверена. Михалева была совершенно не в его вкусе. Вроде красивая, глаза большие, фигура в порядке, но не торкала. Не вызывала даже малейший интерес, хотя ранее Брагин был влюбчивым, и женщины ему нравились очень разные. Потом это прошло. Ларисино влияние, наверное. Олег даже не пытался построить с кем-нибудь отношения. Все эти месяцы. Лена не только не привлекала его — она чем-то неуловимо отталкивала. Быть может, как раз своей навязчивостью и полным отсутствием самоуважения. — Я не ем яблоки, — глянул на нее исподлобья. — И пироги тоже. — Даа? — изумился, было, Лазарев, но Брагин наступил ему на ногу. — Да. У меня аллергия. И я на диете. Он вышел, боковым зрением уловив взгляд сидящей тут же Марины. Нарочинская только головой покачала. Она никогда не была слишком чувствительной, но Олега в последнее время даже ей стало жалко.  

***

— Олег Михайлович! И тут Брагин понял: или он сейчас наорет на эту дуру матом, или — чего хуже — плеснет в нее только что купленным кофе. Он сделал вид, что не слышит, но Михалева не угомонилась: — Мне тут билеты достались в театр. Пойдемте? Олег таки-закатил глаза. И дернулся, потому что ему на плечо легла узкая ладонь с длинными тонким пальцами, которая Лене явно не принадлежала. — Лен, он не пойдет, — невозмутимо сообщила Нарочинская, мимоходом отбирая у Брагина кофе и делая глоточек. Мужчина так и застыл восковым изваянием. Что пришло в голову Марине — он не знал. Как на это реагировать — тоже. Медсестра вытаращилась: — Почему? — не понимала, что ее больше изумляет: что Марина отвечает за Олега Михайловича, что положила руку ему на плечо или что отжала у него кофе. — Потому что идет со мной, — буднично поведала Нарочинская, возвращая мужчине напиток. Брагин повернул к ней голову (отвернувшись при этом от Лены) и сделал большие глаза. — И сегодня, и завтра, и послезавтра, — продолжила Марина. — Вообще везде со мной ходит, — и подмигнула Олегу. Он, наконец, допер: — Как раз хотел сказать, что купил билеты в филармонию, — попытался сдержать лицо, но чертики в глазах выдали с головой. — Кудааа? — прыснула Нарочинская. — В филармонию, — повторил. — Твое благостное влияние, Марина Владимировна, — состроил умилительную мордочку. — Вот это да. Прямо даже не знаю, как отблагодарить. Соблазн был слишком велик, чтобы удержаться: — Договоримся. После филармонии, — многозначительно проговорил Брагин. И вот сейчас Михалева отмерла: — Марина! Ты… ты что?! — почти задохнулась она. — Ты же… ты же сама мне говорила! — Что? — Нарочинская вскинула бровь. — Что он… такой-сякой! Ты, ты, да ты!.. — Лена даже слов подобрать не могла — так ей было обидно. В своей-то голове она уже нарисовала, как они с Брагиным идут в театр, потом гуляют, а потом доходят к ней домой и…. — Была неправа. Прислушалась к твоим словам. Спасибо, — Марина едва склонила голову. — Одна не останусь, как видишь. Это стало последней каплей: Михалева пискнула что-то невразумительное и, сломя голову, кинулась прочь. Брагин дождался, пока медсестра скроется из виду, и тихо пропел: — Состоянье у тебя истерическое, Скушай, Леночка, яйцо диетическое. Или, может, обратимся к врачу?.. — Я та-ко-е не ле-чу, — в тон продолжила Марина. Само вырвалось. Они расхохотались. Наверное, по отношению к Михалевой это было не очень красиво, но Олег был безумно рад, что она отстала. Хотя бы на время. — Спасибо, Нарочинская, — сказал, убедившись, что вокруг нет лишних ушей. — Век не забуду. — Ты только ни на что не рассчитывай, — на всякий случай предупредила она. — Это была просто помощь. Жалко тебя стало. Брагин повторно закатил глаза, стараясь не замечать, как внутри что-то скребнуло. Кажется, разочарование. И когда он успел раскатать губу?.. — Понял. Я тебе должен что? — перешел на деловой тон. — Угу, — хмыкнула Марина. — Должен. Вести себя как нормальный человек. — А сейчас как веду? — участливо уточнил. — Как шут гороховый.  

***

Под вечер Склиф гудел. Еще бы. Главный Казанова больницы, оказывается, несвободен. И не просто не свободен, а занят Нарочинской — той самой профессорской дочкой с крутым нравом и острым языком. Красивой, конечно, и профессионалом большим, но…. это же Нарочинская! За которой и так каждый второй бегает и которая всех отшивает. Впрочем, за Брагиным тоже много кто бегал. Только раньше он отшивал меньше. Потом в его жизни случилась Лариса Николаевна, потом он, по понятным причинам, ни на кого не обращал внимания…. А потом связался с Нарочинской. Будто других женщин нет. Конфеты, которые притащил Олег Михайлович Марине Владимировне в благодарность за спасение, и вовсе всколыхнули общественность так, будто эта самая общественность конфет не то что не ела — в глаза не видела. Нина была в шоке. Сама не понимала, что ее задевает: то ли то, что она узнала обо всем в числе последних, то ли… о то ли Дубровская старалась не думать. — Ну ты силен, — подрулила она к Брагину. — Губа не дура. Не надорвешься? — В смысле? — не врубился Олег. — Нарочинская ж акула. И требования у нее акульи. Брагин сощурился: — Нин, — та, поверив в ласковый тон, придвинулась ближе, — иди работать. — Так у меня смена закончилась. — Тогда к Эжену иди. Нина обиженно цокнула языком, но пошла. Не к мужу — с ним она опять поссорилась (или он с ней, однозначно сказать было нельзя) — к Нарочинской. — Марина Владимировна! — Слушаю вас, Нина Дмитриевна. От взгляда нейрохирурга регистратору стало неуютно, и она сбавила позиции: — Хотела узнать, как у вас дела. Освоились? — произнесла, чувствуя себя полной идиоткой. Нарочинская вскинула брови так, что те почти слились с линией роста волос: — Вы бы еще через год спросили. — И все-таки? — И все-таки освоилась. Даже если вы хотели обратного, — помнила, как нерадостно встретил ее коллектив. Дубровская тогда исключением не стала. — Да ничего я не хотела! — воспротивилась Нина. — Наоборот, хорошо же. И Михалычу теперь хорошо, — добавила, стараясь игнорировать покалывание в груди. Марина посмотрела на нее как на альтернативно одаренную: — У вас, кажется, смена закончилась? Отдыхайте, не мешайте мне работать.  

***

На следующий день к ней подошла Михалева. Марина была к этому готова. Выслушала, какая она плохая и как обидела Лену. Даже получила обвинения в том, что испортила Михалевой жизнь: сначала тем, что вынудила перейти работать в Склиф, потом тем, что разрушила ее отношения с Брагиным. И первое, и второе стало для Нарочинской открытием. Вообще-то Лена сама попросилась с ней, когда узнала, что Марина уходит. А уж версия про якобы Ленины отношения с Олегом и то, что Нарочинская его, оказывается, увела (как теленка, вестимо), и вовсе не поддавалась никакой логике. — Ты специально это сделала! — тем временем завершила Михалева. — Чтобы мне насолить!.. Что ты молчишь?! Сказать нечего?! — У тебя не было с ним отношений. Кроме тех, что ты сама выдумала, — жестко отозвалась Марина. — И Брагину ты не нужна, иначе бы он давно был с тобой. — А ты нужна?! — снова задохнулась возмущением Лена. И поперхнулась. Потому что за спиной Нарочинской появился сам Олег: — А Марина Владимировна — очень нужна, — пафосно сообщил и, оставаясь на том же месте, протянул Нарочинской букет тюльпанов. Чтобы принять цветы, ей пришлось повернуться: — Спасибо, — сдержанно поблагодарила, сделав большие глаза. Благо, Лена не видела. — Удивляете меня ежедневно, Олег Михалыч. — Все для вас, — он сделал полупоклон. Михалева издала звук, похожий на всхлип, а Брагин, взяв Марину за локоточек, повел за собой. — Все нормально? — тихо спросил, когда отошли на достаточное расстояние. — Угу. Узнала о себе много нового, — фыркнула она. — Ты где их взял-то? — кивнула на цветы. Олег махнул рукой: — Да там... привезли несчастного влюбленного. Самого в операционную, а букет бесхозный. Я услышал, что Лена наезжает, ну и схватил. — Украл, значит, — трагично констатировала Нарочинская. — Все с тобой понятно, — и захихикала. — И ты теперь моя соучастница.