My Faith

                                    Я потратил половину ночи на то, чтобы выяснить, из-за чего Фэйт так разнервничалась, но так и не добился результата. В душе всё клокотало от злости на себя и на неё. На себя за то, что слишком поторопился с признаниями, не разобрался в её чувствах ко мне. На девушку же я злился… вернее, я не злился, а просто чувствовал отчаяние от того, что совершенно ничего о ней не знаю. Следовало всё же попросить парней поискать хоть какую-то информацию о Фэйт.       Поскольку разговор с Фэйт не дал никаких результатов, я просто поцеловал её в щеку и взял обещание продолжить беседу утром. На том мы и разошлись. Ранним утром я проснулся от того, что в доме было слишком тихо. Обычно Фэйт просыпалась около пяти утра, шла в кухню попить воды и выкуривала одну сигарету.       Сейчас же квартира погружена в зловещую тишину.       Я перевернулся на правый бок в надежде увидеть Фэйт, но её рядом не было. Сердце гулко забилось, предчувствуя беду. Не оставляя надежды, что малышка решила перелечь спать в зал, я отправился туда. Пусто. Диван аккуратно застелен, отсутствовали хоть какие-то следы нашей страсти. Театрально заглядывать в шкаф было глупо — Фэйт не перевозила ко мне своих вещей. В ванной по-прежнему были её гель для душа, шампунь и зубная щетка. Этого слишком мало, чтобы решить, что она вернется.       В комоде всё еще лежала её пижама. Возможно, только возможно, что эти вещи имеют для Фэйт хоть какое-то значение, и она придет, чтобы их забрать. Тогда-то мы и сможем поговорить.       В одно мгновение яркие и пестрые цвета свежевыкрашенных стен стали тусклыми, грязными и безжизненными. Даже солнечная погода за окном была для меня пасмурной и холодной. Жизнь снова потеряла смысл. Он ушел вместе с Фэйт.       Я не мог понять, что заставило её так поступить. Я ведь просто признался ей в любви! Неужели поторопился? Но ведь мы уже были достаточно долго вместе, и Фэйт была не против моего общества. Что ж, она сделала свой выбор, предпочтя уйти по-английски…       Фэйт исчезла с радаров на месяц. На самые долгие недели, которые только были в моей жизни.       Без Фэйт жизнь казалась мне пустой. Везде было холодно, тоскливо и бессмысленно. Хотелось напиться, но чертова сыворотка разгоняла кровь с такой скоростью, что алкоголь просто не успевал усвоиться. Всё, что мне оставалось — уйти с головой в работу.       Буквально вытолкав Дейва и Крейга в отпуск, я занял их смены. Чтобы не приходить домой, взял с собой в клинику сменное нижнее белье, одноразовые станки и мыло. Еда была в нашей комнате отдыха, в кабинете стоял маленький, пусть и неудобный, диван. Гидровскому отставнику такие условия вполне сойдут за люксовые апартаменты.       Раз в три дня звонил Стив под разным предлогом: то звал меня на нашу традиционную встречу в бар, то просто хотел наведаться в гости, то предлагал пройтись в парке. Я наверняка знал, что мой друг почуял неладное и крайне обеспокоен — это чувствовалось в его голосе. Отнекиваясь, я успокаивал Роджерса, говорил, что один охранник решил уволиться, а второй ушел в отпуск, поэтому мне приходится каждый день выходить на смену. Стиви делал вид, что верит, но судя по тому, что буквально через пару часов звонил Сэм, становилось понятно — Кэпа не так-то просто обвести вокруг пальца.       В одно из моих дежурств, когда делал обход, я заметил человека, маячившего около клиники. Приглядевшись, узнал гостя — Сэм Уилсон собственной персоной.       Часы показывали полночь, и клиника была закрыта, поэтому, отключив сигнализацию и открыв парадную дверь, крикнул: — Какого хрена ты тут делаешь? — Бак, нам нужно поговорить, — сказал Сэм, серьезно глядя мне в глаза. Это случалось редко, так что я понял — это действительно важно. — Входи.       Закрыв двери и заново включив сигнализацию, мы с Сэмом вошли в мой кабинет. Я устало уселся в свое кресло, а Уилсону предложил занять место на диване. Потерев глаза и сдавив переносицу, тряхнул головой. — Херово выглядишь, Барнс, — шепнул Сэм. — Сколько ты не спал? — Ровно столько, чтобы восстановить силы суперсолдата, — отзываюсь тихо. — Зачем ты пришел? — Во-первых, для того, чтобы сказать, что твоя нянька в лице Стива Роджерса мне уже всю душу вытрясла. Парни, пожалуйста, разберитесь между собой сами. Мне уже осточертело быть между вами посредником, — Сэм вздохнул и опустил взгляд. — А во-вторых, я знаю, где твоя рыжая язва.       Я встрепенулся. Усталость сняло, как рукой. Сердце ухнуло куда-то в пятки. — Знаю, что ты не просил найти информацию на твою малышку, но я всё же взял инициативу на себя. Как видишь, не прогадал, — Уилсон расстегнул куртку и достал оттуда папку с досье. — Тут вся информация на Фэйт: где родилась, на кого и с кем училась, где живет и кем работает. Есть полная информация о её здоровье. Я не стал собирать данные о тех, с кем она встречалась раньше — ты уж прости. Просто подумал, что это ты сможешь сам у неё узнать. Мне кажется, того что у тебя сейчас в руках, будет достаточно. — Спасибо, — прохрипел я, листая папку с документами. — Спасибо, Сэм! — Не за что, — говорит он, проводя рукой по ёжику волос. — Бак, есть еще кое-что. Этого пока нет в папке.       Я вопросительно вскидываю бровь и, по грустному и еще более серьезному взгляду Сокола, понимаю, что сейчас будет самая плохая новость. — Дело в том… Баки, буквально через пару дней после того, как Фэйт от тебя сбежала, — это слово больно резануло по сердцу, — она попала в больницу. Если ты обратил внимание на раздел о здоровье в досье, то увидел, что уже больше пяти лет её мучила межпозвоночная грыжа. Болезнь не смертельная и даже практически безболезненная, если вести правильный образ жизни и поддерживать организм. Фэйт первое время, после постановки диагноза, выполняла требования врачей, а потом постепенно перестала слушать их советы. Последние полтора года её грыжа перешла в статус блуждающей, то есть, она то опускалась, то поднималась по позвоночнику. В целом это тоже не опасно, но у Фэйт начались боли. Пройдя очередное обследование, ей было выдано заключение о том, что грыжа увеличилась и передавливает нервы. Фэйт задала вполне закономерный вопрос: а что же с этим делать? Врачи в один голос сказали, что нужна операция — других вариантов нет. Препаратами и упражнениями тут уже не отделаешься. Ситуация стала в разы серьезнее. Да только шансы, что операция пройдет успешно, были пятьдесят на пятьдесят. — То есть? — спросил я, не узнавая собственный голос. — То есть грыжа может быть удалена успешно, и через год Фэйт снова будет бегать на каблуках. Но также есть вероятность того, что во время операции может быть задет нерв, и Фэйт на всю жизнь останется парализована ниже пояса. Думаю, не стоит тебе говорить, какое решение приняла твоя малышка? — Сэм встает с дивана и подходит к моему столу, упираясь на него руками. — Да, Баки. Она такая же упертая, как и ты. Короче говоря, друг мой, Фэйт в настоящее время в больнице. Грыжа пережала спинномозговой канал, потребовалась операция, — Уилсон виновато смотрит мне в глаза. — Бак, она парализована. Шансов на восстановление нет. Оставшуюся жизнь Фэйт проведет в коляске. Мне очень жаль. Прости.       Я тупо уставился на Сокола, едва ли понимая, что он сказал. В голове эхом звучали его слова, что Фэйт теперь прикована к коляске. Нет. Нет! Этого не может быть! Она же буквально вчера танцевала босиком на моей кухне, бегала по квартире и дралась со мной подушками. Её ноги обвивали мою талию, сдавливая с такой силой, что я диву давался. И теперь… теперь она… да нет же.       Во мне смешались страх за Фэйт, злость на весь мир и вселенское горе. В довесок добавилось отчаяние, потому что я не могу помочь ей выбраться из этого дерьма. Да, черт возьми, я же её во все это и втянул! Ей нельзя было так много работать физически, нельзя было напрягать спину, а я, престарелый идиот, использовал её.       Сэм смотрел на меня с сожалением. — Эй, старик, это не твоя вина, — тихо сказал он, положив руку на моё плечо. — Ты ведь не знал и просто хотел… — Я должен был узнать, — сказал я, чеканя каждое слово. — Я должен был навести справки. Какой же я идиот, Сэм. Влюбился, как пацан, потерял голову. И к чему это привело? — я сижу за своим столом, уронив голову на руки. — Мне дали второй шанс, чтобы возместить ущерб тем, кому причинил боль или навредил. Совсем недавно этот список опустел. Пожалуй, следует записать в него теперь имя Фэйт. — Не говори ерунды, Бак. В том, что случилось с Фэйт, нет твоей вины. Скорее, неудачное стечение обстоятельств, — Сэм хлопает меня по плечу. — Слушай, Барнс, в том, что ты будешь винить себя в трагедии Фэйт, ей нет никакого проку. Это станет простым сотрясанием воздуха, нелепой болтовней. Реальной поддержкой для твоей девушки станут действия и поступки. Поэтому позвони кому-то из напарников и попроси завтра выйти на смену. Потом иди домой, прими душ, позавтракай и ложись спать. Отоспись, как следует и, побрившись, езжай к Фэйт. — Она не захочет меня видеть. — Это ты так решил. В конце концов, если это действительно так, то… слушай, я просто хочу сказать: Фэйт сейчас одна и ей страшно. Она очень нуждается в ком-то, кто разделит с ней её горе. И ты, как никто другой, справишься с этой задачей. Ей нужен кто-то, кто будет верить в лучшее за себя и за неё саму, — Сэм протягивает мне на прощание руку. — Ты ведь любишь её, а, Баки? Так докажи ей это. И ещё… Стиву ни слова, верно?       Я слабо улыбнулся, кивнув головой. Уилсон подмигнул мне. В тишине я вел друга на выход из клиники. Его слова засели в моей голове. Мне действительно стоит прислушаться к Сэму и сделать так, как он сказал. Если Фэйт попросит уйти — так тому и быть.       Остаток ночи я провел, изучая ту информацию, которую для меня собрал Сэм. Особое внимание уделил тому разделу, который затрагивал тему здоровья. Тщательно вчитывался во врачебные протоколы осмотра, медицинские заключения…       Сэм говорил мне правильные вещи, в одном только ошибся — мне действительно было нужно попросить его навести справки о Фэйт буквально в тот день, как она облила меня кофе. Тогда этой ужасной трагедии можно было бы избежать. И, как не крути, в том, что Фэйт парализована — исключительно моя вина.

***

      Утром меня сменил Дейв — я позвонил ему сразу после ухода Сэма и попросил об одолжении. Тот, в свою очередь, легко согласился, сказав, что пора бы нам уже ходить каждому в свою смену. Теперь, когда я знал, где Фэйт и что с ней, решил, что это отличное предложение: у меня будет достаточно времени, чтобы ухаживать за ней. Как и советовал Сэм, после смены я отправился домой. Едва перешагнув порог квартиры, я почувствовал, что веки налились свинцом, а тело будто залили бетоном. Бросив одежду на пол, я упал на кровать и отключился.       Проспав добрых семь часов, я чувствовал себя по-настоящему отдохнувшим. Выпив чашку кофе и побрившись, стал собираться — пора ехать к Фэйт.       Дорога до клиники, где находилась Фэйт, заняла практически час: в вечернее время буднего дня Нью-Йорк славился пробками. В очередной раз остановившись, я ударил руками по рулю, начиная злиться. Сделав глубокий вдох и долгий выдох, постарался успокоиться. Всё, что сейчас имеет значение — Фэйт. Важна только она, всё остальное полная чушь. В конце концов, я уже в пути и, рано или поздно, но доберусь к ней.       Колонна начала движение, и я с облегчением вздохнул. Оставалось проехать всего пару кварталов, и я буду на месте.       Припарковав машину у клиники, я, с шумно бьющимся сердцем, вошел внутрь. Спросив у медсестры на ресепшене, в какой палате находится Фэйт Браун, пошел в нужном направлении.       Долго искать палату Фэйт не пришлось — она оказалась прямо напротив лифта. Толкнув дверь, я зашел внутрь и едва не разрыдался. На большой больничной койке лежала Фэйти: похудевшая, серая и безжизненная. Она безразлично уставилась в панорамное окно, теребя простынь. Казалось, что в ней ничего не осталось: ни яркости, ни стервозности, ни жизнелюбия и страсти. Даже рыжие волосы сейчас казались блеклыми. — Фэйт, — хрипло выдавил я, подходя ближе к кровати. — Фэйти. — Привет, Барнс, — отзывается девушка, не поворачивая головы. — Зачем пожаловал? — Куколка, я не знал, — начинаю я и запинаюсь. Мне сложно видеть её такой разбитой. — Я не знал, что с тобой случилось. Ты сбежала, ничего не объяснив, и я подумал, что стал не нужен тебе. Фэйт, почему ты просто мне не позвонила?! — Что бы это дало? Ты бы примчался ко мне на помощь, как диснеевский принц? — Фэйт поворачивает голову и впервые за последние минуты смотрит мне в глаза, — Тебя не было месяц, Баки! Целый месяц. Все вы, мужики, одинаковые. Сначала морочите голову, потом трахаете и признаетесь в любви, а после сваливаете в закат. И никогда не приходите на помощь, когда она так нужна. — Но я же пришел, Фэйт! Я ведь здесь! С тобой, — я беру её лицо в ладони, гладя бледные щеки большими пальцами. — Я звонил тебе, но номер был не доступен. Домашнего адреса ты мне не оставляла, а искать тебя через знакомых… я хотел быть честным с тобой. Хотел, чтобы ты знала, как мне важно, что ты доверяешься мне. Хотел, чтобы всё, что ты мне рассказывала, было твоим желанием, но не моим требованием или просьбой. Кому, как не мне, знать, каково это — следовать воле других. — И всё же ты обратился за помощью к друзьям? — спрашивает Фэйт сквозь слезы. — Нет, — говорю я, улыбнувшись и поглаживая её ноги. — Ты же знаешь, кто мои друзья — для них нет лучше развлечения, чем собирать на кого-то досье. Я не просил об этом, но всё же хорошо, что порой с моим мнением не считаются, — Фэйт отводит взгляд, пряча слёзы. Нервно трет глаза. — Я действительно тебя люблю, куколка. Не знаю, что с тобой было до меня, но я никогда не причиню боли. Доверься мне.       Понимая, что разговор зашел в тупик, молча целую тонкую ладошку Фэйт и собираюсь выйти из палаты. Надеюсь, что её лечащий врач еще на месте, и мне удастся поговорить с ним. Возможно, не всё так плохо, как говорил Сэм.       Когда за мной почти закрылась дверь, Фэйт выпалила: — Баки, останься! — я повернул голову, глядя через плечо. — Пожалуйста, не уходи. Нам нужно кое-что обсудить. Кое-что о моей прошлой жизни.       Я возвращаюсь и занимаю место у неё в ногах. Глаза Фэйт блестят. Она тяжело дышит, стараясь успокоиться и начать рассказ.       Фэйт переводит на меня взгляд и, пытаясь вернуть былой задор, говорит: — Помоги мне приподняться. Я уже смирилась с тем, что не чувствую ног, но лишиться еще и задницы — это слишком, — я поднимаюсь со своего места, взбиваю девушке подушку и приподнимаю её так, чтобы она полулежала. Фэйт смотрит на меня и проводит рукой по моему лицу, зарываясь пальцами в волосы. — Ты очень плохо выглядишь, здоровяк. Круги под глазами просто ужасные. Неужели так волновался о своей язве? — Я много работал, — говорю тихо, наслаждаясь касаниями Фэйт. — Только не говори, что всё это время не вылезал со смен, — девичьи зеленые глаза обжигают меня, смотрят осуждающе. — Баки, ты хоть и суперсолдат, но по-прежнему человек. Тебе нужно беречь себя. — Плевать. Я попадал и в более серьезные переделки. — Бак, я хочу, чтобы ты был в порядке. Пусть кто-то из нас двоих точно будет в порядке, — из её глаз капают слёзы, но теперь она их не стесняется. — И я тоже тебя люблю. Ты так мне нужен, Барнс! Так нужен! Я так ждала тебя, все эти чёртовы дни просто ждала…       Я обнимаю Фэйт, прижимаю к груди, пряча в объятиях. Она упирается лбом в моё плечо, рыдая до хрипоты. Я глажу её волосы, смахиваю слёзы, баюкаю.       Фэйт поднимает глаза, оказываясь слишком близко. Смотрит на меня преданно, любя и умоляюще. Я целую её пухлые искусанные губы, сейчас болезненно бледные, и искренне верю, что совсем скоро они станут малиновыми, как прежде. В поцелуе Фэйт закрывает глаза, прячась от жесткого мира.       Аппаратура в палате начинает пищать, оповещая о участившемся пульсе. Оторвавшись от девушки, я провожу ладонью по её щеке и шее. Зарываюсь пальцами в рыжие волосы. Смотрю в такие родные глаза и не могу наглядеться. На звуки аппаратуры в палату прибежала медсестра, застав нас за поцелуем. Стушевавшись, девушка спросила, всё ли у нас хорошо и, поинтересовавшись состоянием Фэйт, отключила сигнал и выскользнула из палаты.       Фэйт впервые за сегодняшний вечер искренне улыбнулась. — Нужно быть сдержанней, здоровяк! Мы ведь не дома, так что держи себя в руках. — Обещать не стану, но очень буду стараться, — я переплетаю наши пальцы, поглаживая её косточки. — Ты хотела мне что-то рассказать. — Не самая интересная история, Бак, но, наверное, лучше её проговорить вслух, — Фэйт отводит взгляд, нервно кусая губу. — Некоторое время назад я встречалась с парнем. Он был чудесным, по крайней мере, мне тогда так казалось. Я влюбилась. Да и сложно было устоять перед ним: красивый и сильный, он ухаживал за мной долго и упорно. Подруги завидовали. Вот только, как позже оказалось, завидовать было нечему. Мы с этим парнем были вместе уже порядка двух лет, когда начали жить вместе.       Сначала всё шло хорошо. А потом его словно подменили. Ревновал меня к каждому столбу, устраивал сцены по любому поводу. Особенно его раздражало, что я курю. Первым тревожным звоночком стало то, что, застав меня с сигаретой в руках, он психанул и буквально накормил меня оставшимися в пачке сигаретами. Он держал меня за шею так крепко, что я не могла ни дышать, ни глотать то, что было во рту. От этого он только больше рассвирепел: потянувшись свободной рукой за бутылкой воды, просто начал заливать её в глотку. Баки, я действительно думала, что умру. Если не подавлюсь табаком или бумагой, то захлебнусь. И, честно говоря, это был бы настоящий подарок судьбы.       После, когда страсти улеглись, он со слезами валялся у меня в ногах, молил простить и говорил, что любит, — Фэйт передернуло. — Я поверила, простила. Но становилось только хуже. Из-за своей ревности он мог ударить меня, но и это было ничего. Самым ужасным было то, что в порыве безумия он становился жутко агрессивным и, кроме побоев, насиловал меня. Это было… было ужасно, Баки. Потом, когда его гнев отступал, он снова умолял простить и говорил, что любит. Клялся, что ничего такого больше не повторится.       Именно поэтому я так неадекватно отреагировала на твое признание. Баки, ты себе представить не можешь, через что я прошла. Из-за него мне теперь сложно доверять мужчинам, а слова любви вызывают панику. Мне следует попросить у тебя прощения за то, что ушла без объяснений. — Где сейчас этот ублюдок? — спросил я ровным голосом, а у самого всё клокотало внутри. — К моему счастью, он сидит в тюрьме. Когда мне удалось от него сбежать, он пытался найти меня и вернуть. Превысил скорость и сбил человека, к сожалению, насмерть. Погибший оказался сыном влиятельного человека. В самом скором времени моего мучителя нашли и упекли за решетку. Дело, как ты понимаешь, было в Детройте. Собственно, так я и оказалась в Нью-Йорке, — Фэйт тяжело выдохнула, утерла катившиеся слёзы и посмотрела на меня удивленно. — Мне кажется, или ты слышишь эту историю впервые? — я утвердительно кивнул. — Но ведь твои друзья… — Я знаю, только то, что ты родом из Мичигана, но мой друг, Сэм, тактичный парень: он не стал совать свой нос в твою личную жизнь. Он и без этого слишком много узнал о тебе. Откровенно говоря, я не просил об этом, но его чутье снова сработало на сто процентов. — Мне жаль, Бак. Жаль, что всё так обернулось. — Глупости, Фэйт, — я опускаю глаза и, в который раз за вечер, глажу её ноги. — Ты совсем ничего не чувствуешь? — Нет, — горько шепчет она. — Я просто знаю, что руки твои теплые и что в том месте, где ты ко мне касаешься, обжигает и рассыпаются мурашки. — Я такой идиот. И уж кому нужно просить прощения, так это мне. Это из-за меня ты… — запинаюсь, переводя дыхание. — Не нужно было втягивать тебя в чёртов ремонт. Мало того, что мы были мало знакомы, так еще и работа была не из легких. Нужно было просто подумать головой… — Зато как красиво у нас получилось, — сказала Фэйт, перебив меня на полуслове. — И потом, Баки, мне бы тоже следовало сказать, что я не совсем здорова. Я понадеялась, что в очередной раз справлюсь, — я смотрю на неё, стараясь скрыть ту боль, что разрывала на части. — Ты ведь всё равно будешь винить себя в случившемся?       Что я мог ответить? Да, буду. Фэйт от этого не станет легче. От бессилия я просто отвожу взгляд. — Фэйт, я хочу, чтобы ты знала: я никогда тебя не оставлю. Ни при каких обстоятельствах. Ты слишком много для меня значишь, поэтому я сделаю всё возможное, чтобы ты снова встала на ноги. — Ты ведь понимаешь, что это невозможно? Чудес не бывает, Бак. — Моей веры хватит на нас двоих, Фэйти, — шепотом говорю я. — А теперь, давай я помогу тебе лечь, и ты постараешься уснуть. Тебе нужно отдыхать и набираться сил — у нас впереди много дел. Я завтра приду к тебе. Не бойся, куколка, ты не одна.       Она протягивает ко мне руки, а я кладу голову на её грудь. Слышу, как размеренно бьется сердце, чувствую легкое свободное дыхание. Фэйт зарывается носом в мои волосы и целует макушку. Такое простое касание, но как много в нем всего. На один короткий миг мне захотелось плюнуть на всё, лечь рядом с ней и никуда не уходить. Я мог бы согревать её теплом своего тела, массировал бы ноги и руки, разгоняя кровь и заставляя организм очнуться и вернуть мою прежнюю живую Фэйт.       Но уйти было нужно. Мне срочно нужно поговорить с её лечащим врачом. И, если всё действительно так безнадежно, то крепко подумать, как можно подарить Фэйт возможность ходить.       Беседа с врачом заняла больше двух часов и, к огромному сожалению, ни к чему хорошему не привела. Док показал мне снимки Фэйт, давая понять, что ситуация совершенно безвыходная. Я предлагал разные варианты: от иглоукалывания до массажа, на что получал однозначный ответ — ничего из вышеперечисленного не принесет результата. Повторная операция тоже бессмысленна — от неё может стать только хуже: сейчас Фэйт лишилась только ног, а после второго раза может быть парализована полностью.       Из всего выходило, что я бессилен. Я ничего не могу сделать для Фэйт. Оставалось только верить, что врачи ошибаются и надеяться на чудо.       Я был Зимним Солдатом, жизнь била меня множество раз, ломала, крошила, перемалывала. Но каждый раз, как неваляшка, я находил силы подниматься и двигаться вперед. Мне удавалось выжить там, где другие давным-давно погибли бы. В конце концов, мне подарили возможность начать жизнь с чистого листа. Где-то глубоко внутри всё это время я верил, что заслуживаю второго шанса, что моя миссия не заключается в войне — я рожден для чего-то большего. Может быть, если я смогу поверить, что Фэйт поправится, то чудо случится? Да, определенно. Всё, что нам нужно — это терпение и вера. Много, очень много веры…