Сам невзрачный

Семья дяди Игоря хотя и пользовалась некоторым уважением, богатством особенно не разжилась, даже собственного колодца у них не было. За водой ходили на соседний участок. Хозяева наведывались туда только на пару летних недель, поэтому большую часть года и земля, и колодец были в полном распоряжении соседей. И по правде говоря, если бы не это, огородик давно бы уже покрылся непролазным бурьяном. Вася поднялась засветло, чтобы натаскать воды в бочки. Работа тяжелая, но кто из сельских детей к ней непривычен? Прозрачный октябрьский воздух морозил щеки, окутанные инеем травинки хрустели под ногами. По пути к колодцу Вася срывала не замеченные птицами редкие ледяные смородины с кустов. Последнюю ходку она уже бежала вприпрыжку, радостно предвкушая, как сейчас накипятит чаю и сварит каши со сгущенкой, которую вчера принес кто-то из просителей дяди Игоря. Длинные утренние тени скользили по ее лицу, перемежаясь со слепящими лучами восходящего солнца. Взопревшая от работы и раскрасневшаяся от морозца, Вася мурлыкала себе под нос считалочку, которой научилась от подружки. — Месяц мерзнет над двором, Вор крадется с топором… Отставив поодаль первое полное ледяной воды ведро, девочка снова склонилась над колодцем. — …Двери подопри скамьей, У окошка встань с ружьем. Вжих-вжух, бух-бах, Звезды гаснут в облаках. Бах-бух, вжух-вжих… Она не услышала тихих шагов позади. Но услышала, как кто-то за ее спиной закончил считалочку: — Под кустом злодей затих. Голос звучал нескрываемым злорадством: — Опять воду воруешь? Вот тебе вода! — Вася только хотела обернуться, как ее окатили из ведра, от холода перехватило дыхание, страх и обида парализовали ее, так что она даже пискнуть в ответ не успела. Две пары рук толкнули ее к открытому окошку колодца. Вася попыталась удержаться, но обидчики схватили ее под коленками и сбросили вниз. Падая, она несколько раз ударилась о склизкие стенки, затем головой вошла в воду. Вынырнув, она хотела было уцепиться за ведро, но оно унеслось наверх. — Ну как тебе? Напьешься, и намоешься заодно на год вперед. — Только смотри, не обоссысь, из другого колодца тебе пить никто не даст, — послышалось сверху, после чего квадратик света сократился до тонкого штриха. Вода доставала Васе до самых глаз, и пришлось подняться на цыпочки, чтобы дышать. Она принялась звать на помощь, и кричала, пока горло не начало саднить, но звук ее голоса только гулко отскакивал от стен колодца. Ждать быстрого спасения было неоткуда: мать уехала к бабушке, братья спят, им на учебу ко второй смене, дядя Игорь и на два шага от дома не отходит. Никто ее не хватится, до завтра никто не придет. Зима еще не началась, но холод был ощутимым, и если сперва он притуплял боль от ушибов, то вскоре начал вызывать онемение. Пальцы на ногах и руках задубели. Поначалу мысли девочки метались. Она пропустит две проверочных работы в школе и обед: сегодня дадут рассольник и разваренные макароны с сосиской, хлеб и компот. Она не приготовила завтрак, за что получит взбучку. Почему маме нужно было уехать именно сейчас? Но вскоре они зациклились на словах и голосах обидчиков. Голоса были знакомыми и неузнаваемыми одновременно. Зачем им было делать это, неужели не боятся дяди Игоря? Промокшая одежда неприятно липла к телу и тянула вниз, икры и шея начали болеть от долгого стояния на цыпочках. Вася догадалась снять один сапог, затем другой, скинула пальто, сбила одежу в ком и встала на него. Время от времени она звала на помощь. Но страх постепенно сменился скукой, Вася знала, что ей остается только ждать, когда кто-то из братьев хватится ее, когда вода в доме закончится. Холод, пробиравший до костей, растущий голод было сложно терпеть, но нельзя сказать, что эти ощущения были девочке в новинку. Глаза ее привыкли к сумраку, чтобы не окоченеть и не задремать, она переступала с ноги на ногу и вертелась, повторяя про себя стихи из учебника и уличные присказки. Тонкая полоска света над головой окрасилась рыжим и потихоньку погасла, мрак в колодце стал непроглядным. Измотанную девочку начала одолевать сонливость, из последних сил она пыталась оставаться в сознании, но все же начала соскальзывать по стенке колодца, покуда вода не потекла ей в ноздри. Вася закашлялась, и это на время привело ее в чувство. Если я сейчас отключусь, то точно утону. Нельзя. Она пошире открыла глаза и пару раз шлепнула себя по щекам. Однако в такой темноте даже кончик собственного носа было не разглядеть. Вода как будто стала еще холоднее, а воздух словно загустел. Шорохи и всплески, ранее отражавшиеся многократным эхом, теперь были едва слышны, и когда Вася попыталась крикнуть, голос ее звучал так, будто она говорила в подушку. Волосок света над головой снова загорелся, но уже голубоватым цветом — видно, взошла луна — и по стенам колодца поползли дрожащие змеевидные отсветы. Со дна поднялся большой пузырь воздуха и лопнул со звуком, похожим на исполненный усталости и разочарования вздох. Что-то едва осязаемое коснулось ее лица, словно рука, закрывающая глаза покойника. Вася попыталась разомкнуть веки, но их будто склеило, а на плечи будто взвалили огромный мешок с песком, само тело отяжелело и тянуло вниз. В голове зазвучал бесцветный голос: — Месяц мерзнет над двором, вор крадется с топором. Никогда Вася не воспринимала «работу» дяди Игоря всерьез. В школе учили, что все в мире можно объяснить с научной точки зрения, а если пока не получается, значит еще не открыли закон, не обнаружили закономерность, но рано или поздно откроют, обнаружат и все объяснят. Она не ела весь день, насквозь промерзла, это игра воображения. В сказках любой морок, даже самый страшный, рассеивался с криком первых петухов. Прошло уже полночи, нужно просто продержаться еще чуть-чуть. Вася с усилием распрямилась и потерла глаза, но так и не смогла их открыть, попыталась опереться о стену колодца, но пальцы снова и снова упирались в пустоту. Неужели я уснула? Девочка сделала несколько шагов и не встретила никакого препятствия, но когда она вернулась на прежнее место, не смогла найти ком из одежды, на котором стояла. Сопротивляясь давлению, она удерживала голову над водой и на цыпочках вслепую продвигалась в неизвестности, когда «рука», покрывавшая ее глаза обратилась в свет. Пространство вокруг засияло так, будто каждая звезда, каждое око вселенной, направило взгляд в эту сторону. Эти взгляды не были враждебными или дружелюбными, это были случайные взгляды прохожих, обернувшихся на резкий звук. Слова, должны быть какие-то слова, чтобы отогнать наваждение. Сгинь? Прочь? Отступи от меня? — Пар струится над водой — я теперь всегда с тобой, можешь плакать, можешь выть — не развяжешь эту нить, — тот же бесцветный голос трижды произнес стишок, то ли вздох, то ли пузырь воздуха снова поднялся со дна колодца. Давление сверху стало сильнее, вода наконец сомкнулась над васиной макушкой, прокричал петух, но девочка его не услышала. — Она здесь! — раздался громкий всплеск, — Жива! — маленькое еле дышащее тельце обвязали веревкой и потащили наверх. Витек взвалил обмякшую сестру на спину и отнес домой. Девочку уложили на печь, обкурили полынью, подоткнули одеяло разогретыми камнями. Несколько дней она провела в беспамятстве и лихорадке, иногда сквозь пелену слыша скрип половиц, звон посуды и приглушенные разговоры: — Это такая болезнь? — Нет, это не такая болезнь. — Ох, хоть бы мамка не узнала. — Если помрет — узнает. — С чего ей помереть? В воскресенье Вася пришла в себя. Тепло печки, тяжесть ватного одеяла, горько-сладкий запах от горшочка с тлеющими травами, стоявшего у изголовья, создавали ощущение безопасности и уюта. Дядя Игорь, все это время не отходивший от ее постели, первым делом влил ей с алюминиевой ложки в рот горький отвар, затем шершавая теплая рука коснулась ее лба. Жар почти спал, опасность отступила. — Как же тебя угораздило? — мужчина заглянул племяннице в глаза. Хотя он и не почувствовал никакого присутствия духов и не выявил у нее «болезни», что-то тревожило его. Вася отвернулась и ответила сдавленным шепотом: — Я почти ничего не помню, но, вроде бы кто-то толкнул меня и… за что они так со мной? — она шмыгнула носом и спрятала лицо в ладонях. Дядя Игорь погладил ее по голове: — Ну-ну, сейчас все уже хорошо, если они попадутся Витьку и Вальке — те покажут им, где раки зимуют. Только маме своей не рассказывай, а то это она нам покажет, — мужчина на минуту замолчал, и затем осторожно спросил: — Ты видела что-нибудь… там на дне? — Ничего не видела, — Вася отняла руки от лица и наконец встретилась глазами с дядей Игорем, — несколько минут они не отводили друг от друга взгляды. Тревога дяди Игоря только усиливалась, несмотря на то, что ничего чужеродного он не приметил. Это были лишь догадки. Он как бы в шутку легонько стукнул Васю по лбу своей ложкой. — Только очухалась — а уже игры ей подавай, в школе с подружками посоревнуетесь, кто кого переглядит. Девочка вырвала ложку у него из руки и обиженно ответила: — Это тебе только игры играть, бьешь больного ребенка. По правде говоря, в доме было «чисто» всегда: ни домового, ни даже захудалого растительного духа в нем не водилось, потому что дядя Игорь регулярно простукивал каждый гвоздь и каждый угол в жилище той самой ложкой. И если на кого-то ложка не действовала, то это либо обычный человек, либо кто-то, с чем лучше не враждовать. Какие у этого кого-то намерения, и как следует с ним обращаться? Дядя Игорь решил вести себя как обычно и исподволь наблюдать за племянницей. В дом ввалился Витек с банкой протертой клюквы, и, увидев, что Вася пришла в себя, тут же кинулся к сестре: — Вася, с тобой все в порядке? — он принялся трогать ее лоб и щеки, — Открой рот, — и только убедившись, что сестра вне опасности, облегченно выдохнул. Витек размешал пару ложек клюквы с горячей водой и подал девочке: — Выпей пока, есть хочешь? Картошку будешь? За огурцами сходить? Нам тут кусок сыра принесли, можешь хоть весь слопать. — Хватит тараторить, — одернул его дядя Игорь, — стыдно, поди, что сестру не доглядел. Не расскажет она матери ничего, сбавь обороты. Пока не подрастет — заместо нее за водой ходи. А увидишь кого подозрительного — в зубы ему. Васька говорит, что кто-то скинул ее в этот колодец, — Витек прикусил язык и кивнул. — Я буду картошку, и огурцы, и сыр тоже, и за водой буду ходить сама. Вернувшийся поздно вечером с подработки Валька только потрепал Васю по макушке, вручил ей сахарного петушка и сел за книжки. Старший был неразговорчивый, ему было достаточно того, что все устаканилось. Через пару дней из города приехала Василиса-старшая. К этому моменту девочка окончательно поправилась. Дядя Игорь втайне надеялся, что хотя бы материнское око заметит какие-то перемены. Но и здесь он ошибся. С каждым днем на душе у мужчины становилось все неспокойнее, ведь чем дольше это существо проведет среди людей в человеческой оболочке, тем сложнее его будет разоблачить и отвадить. Когда Вася была дома, он ни на шаг от нее не отходил, наблюдая за каждым ее движением, ловил каждое слово, и корил себя за прежнее равнодушие к детям сестры. Сейчас он не мог сказать наверняка: так ли их Вася держала вилку, так ли произносила слова. Ему казалось, что, когда он отворачивается, девочка смеется над ним. Больше всего же пугало то, что после колодца Вася усерднее выполняла свои домашние обязанности, прилежнее училась и в обращении с домашними стала ласковее. Если во дворе появлялись просители, прилипшая к ним нечисть поглядывала на неизменно сидевшую на пороге Васю с любопытством, но не более того. — И что тебя вечно к чертям тянет? — порой ругался на девочку дядя Игорь. — Каким еще чертям, дядь, в школе говорят, что в чертей верят только необразованные дикари, — смеялась в ответ она. — Это ты меня сейчас назвала дикарем? Да я в школе первым был. — А ты разве веришь в чертей? Я-то думала, ты их просто видишь. И кто просил тебя первым быть, старые училки на каждом уроке тебя поминают, попробуй — скажи им что поперек. Как-то раз в начале зимы Вася чистила коврики на свежевыпавшем снегу во дворе, когда в калитку вошел серый котенок. Вася поманила его рукой и тихонько позвала: «Кис-кис». Котик охотно подбежал и принялся гоняться за палкой, которой девочка отбивала ковры. В этот момент дядя Игорь вышел из дома. Он многозначительно посмотрел на девочку, та с беззаботной улыбкой посмотрела на него. Мужчина достал из кармана телогрейки алюминиевую ложку и трижды постучал ей по проему двери, не отводя глаз от Васи. Призрачный котенок обернулся вокруг себя и исчез. Девочка поднялась во весь рост и отряхнула снег со штанов. Не переставая улыбаться, она вопросительно качнула головой: — Ну, дядя Игорь, спрашивай уже. — Где наша Вася, ты убила ее? — он неспешно достал сигарету и закурил. Девочка помедлила с ответом, будто подбирая слова: — Прежнюю Васю убила воля злых людей, беспечность добрых людей, холод и сонливость. Я просто взяла уже бесхозную вещь. — Кто ты? Зачем ты здесь? — Сейчас я твоя племянница, дочь твоей сестры. У меня нет никаких причин быть здесь. Но уходить я не собираюсь. Дядя Игорь зашел в дом и через пару минут вернулся, чтобы поставить на окошко рюмку самогонки, накрытую ломтем хлеба. Не беспечность добрых людей, — думал он, — моя беспечность.