Пояс Вечной Ночи

Сквозь удушающую тьму он слышал разные звуки, проходящие через толщу сохранявшей ему жизнь жидкости. Безногий безрукий калека, способный лишь дёргаться, проявляя непокорность смерти своими отчаянными движениями, теперь он снова был в ситуации, безумно напоминающей ту, в какой был с братьями уже сколько времени назад? Месяцы? Годы? Без раскалённой ясности когитаторов Левиафана теперь ему остался только собственный разлагающийся разум, который будто плыл в никуда, цепляясь за тонкую ниточку долга, чтобы удержаться в настоящем. И всё же он вспоминал, как чувствовал себя запертым вместе с братьями на проклятом Скитальце, когда Ансельм, Бертран, Райнер, Эмерон и Занбар сражались изо всех сил. Тогда, как и всегда до того, он испытывал сомнения. Тогда он не верил, что они выживут. Тогда он сражался по инерции, чтобы соответствовать, а не чтобы чего-то достичь, потому что у него не было никаких целей. С тех пор прошло много времени, но еще больше событий, менявших его, заставляющих взглянуть на мир под другим углом, и теперь он испытывал стыд за себя, каким был тогда. Сейчас, когда у него не осталось ничего, на поверхность наконец вышло то, что всегда было внутри, тот стержень, который делал его тем, кем он был. Он Гальярд. Он Имперский Кулак. Он верный сын Дорна. Он воин Императора. Даже когда крышку его стального гроба вскроют проклятые мутанты, он будет грызть их зубами в последнем акте неповиновения смерти, потому что в этом его долг. Сражаться, каким бы сильным ни был враг. Сражаться, каким бы неблагоприятным ни было поле боя. Стоять до конца, потому что ты - стена Его Дворца. Ты не можешь пасть. Гальярд успокоил бешено бьющееся сердце, чтобы слышать каждый звук и знать откуда придёт враг. Он открыл свои собственные глаза тьме саркофага, чтобы уловить свет, который мог бы проникнуть через первые трещины. Он напряг и расслабил все мышцы, согнул и разогнул все суставы в своём атрофированном теле, чтобы знать насколько сможет двигаться, когда увидит врага. Затем он извернулся и выплюнул трубку из своего горла, чтобы освободить челюсть, своё последнее оружие. Толстые провода и кабели, намертво соединяющие его с системами Левиафана, ныне бездействующими, были достаточно длинными, чтобы он свободно перемещался внутри своей сохраняющей жизнь тюрьмы, но у Гальярда не было возможности проверить, хватит ли их, чтобы он мог подняться, выпрыгнуть, вцепиться челюстями во врага, потому он просто подвигал головой влево-вправо, проверяя насколько прочно они присоединены. Достаточно прочно, чтобы выдержать тряску или удар, но если длины не хватит, вполне можно было вырвать их из своего затылка. Обрубками ног и рук Имперский Кулак подгрёб так, чтобы оказаться на дне саркофага и иметь возможность оттолкнуться, а затем, ощущая как постепенно снижается содержание кислорода в окружавшей его жидкости, начал ждать, ловя каждый звук. Ему хватит того, что имелось, чтобы дождаться своего часа. Еще одна жизнь врага Императора, вот единственное, что он должен забрать перед тем, как сам покинет этот мир. Всего одна. Он различил стук, короткий, отчетливый, и узнал в нём шаги по броне лежащего на спине Левиафана. Два, три, даже четыре врага. Многовато для него, но нужно было постараться. Затем послышалось царапанье, скрежет и шипение силового оружия, скорее всего когтей и одного клинка, которыми еретехи пытались вскрыть его крепость, его тюрьму, четко по контуру вокруг саркофага. Или не вскрыть. "Пытаются отрезать меня от машинного духа пока питание реактора не вернулось", - догадался Гальярд, считая секунды, вычисляя глубину, чтобы определить сколько времени им на это понадобится. Дальше раздался громкий взрыв и грохот. Похоже было на то, что одного из врагов, находившегося ниже и левее других, сбили с корпуса попаданием из тяжелого орудия. Другие трое однако ускорились, начали царапать и рвать бронелисты быстрее. Время Кулаку пришлось пересчитывать и это помогло ему оставаться в полной концентрации. Время шло секунда за секундой, отсчитывая его последние минуты, и вот уже жидкость, в которой Гальярд затаился, начала нагреваться от впивающихся в толстый металл снаружи силовых лезвий. Первый проблеск света подсказал, что с одной стороны замки вскрыты. Кончик изогнутого лезвия силового когтя проник внутрь саркофага, заставляя воду вокруг забурлить. А затем неожиданно все звуки разом затихли и рвущиеся к нему снаружи враги грохнулись на корпус, будто убитые. Возможно, их действительно убили шедшие за дредноутом Ангелы Ночи? Но надежда на это продлилась всего мгновение, потому что далёкие отзвуки битвы тоже затихли, будто все вокруг вдруг умерли. Это было невозможно, потому заключённый в саркофаге Гальярд остался начеку и запасся терпением. Меньше минуты относительная тишина укрывала его, а затем один из врагов над ним начал подниматься и продолжил свою кропотливую работу по вскрытию адамантиевой усыпальницы Имперского Кулака. Еще несколько секунд и задвигался второй, а потом и третий. Затем послышалась отдалённая стрельба, сначала едва различимая и редкая, но быстро нарастающая. Видимо, битва после нелепой паузы продолжалась. Значит, ему всё же придётся вступить в свой последний бой сейчас. Гальярд ощутил снова то предвкушение, которое иногда возникало у него перед битвой само собой, когда он ни о чём не думал. Внутренние готовность и собранность, кристально чистые, потому что в этот раз они оказались без примесей колебаний и размышлений. С яростным бульканьем испарений вошел в саркофаг второй коготь, сковырнув замки чуть ниже первого прорыва, а затем со скрежетом крышка адамантиевого гроба поднялась и заключенный в нём десантник использовал все свои оставшиеся силы, чтобы в массе брызг вынырнуть прямо на врага. Его зубы сомкнулись на руке боевого сервитора и в рот хлынула мерзкая смесь из масла и порченой крови, а соединяющие его с дредноутом кабели натянулись до предела. Мощный удар кулака боевого сервитора пришелся в висок Гальярда, так что в глазах у него потемнело, а черепная кость хруснула. Затем в спину вонзились когти другого, разрезая ставшую почти прозрачной кожу, мышцы и внутренние органы, но сила перетерпеть любую боль была в крови каждого сына Дорна, особенно когда он уже готов к смерти и поставил на кон всё. Десантник лишь крепче стиснул зубы, а потом, когда силовые когти вышли из его спины, резко дёрнулся, опрокидывая врага вместе с собой в мутную ванну своего гроба. Они завертелись в бурлящей воде, сцепившиеся насмерть, и Гальярд, почувствовав под собой дно, выпустил руку врага, чтобы, работая плечами и тем, что осталось от ног, поднырнуть к нему ближе, а затем вцепиться рабу Хаоса в горло. Сервитор отказывался умирать, и его кулак раз за разом начал врезаться в рёберный каркас Астартес. Смягченные тем, что бить приходилось в воде, удары тем не менее заставляли кости Имперского Кулака хрустеть и трескаться. Сына Дорна швыряло из стороны в сторону пока сервитор пытался освободиться или встать, но в итоге враг постепенно слабел и, наконец, уступил, безвольно погрузившись в кровавую жижу, придавливая неспособного уже выбраться из под него десантника. Гальярд чувствовал еще, как кровь из глубокой раны на спине покидает тело, как в лёгкие входит кошмарная смесь из вонючих масел и ихора убитого им сервитора, но это было уже неважно. "Один есть" - подумал он и позволил себе расслабиться. Даже улыбнулся, на секунду вспомнив о том, что это похоже на спокойную смерть, о которой он когда-то мечтал, а затем что-то кольнуло в затылке, горячий привет от пробуждающихся систем Левиафана. И голос. - Почтенный Гальярд, твоя служба еще не окончена. Знакомый голос магоса Вульфа и гул пробуждающихся систем Левиафана почему-то вызвали у него раздражение. Только Императору решать когда служба окончена. Но затем Гальярд, слишком ослабленный схваткой и истекающий кровью, всё равно провалился в небытие.