«В некоторых людях страсть к познанию перевешивает всё, ей уступает даже инстинкт самосохранения…»
Г. Лавкрафт, «Хребты Безумия»
В этот город мы вошли на закате, и с каждым шагом я ощущал, как нарастает мой страх при приближении к руинам седовласой древности. В последних лучах предзакатного солнца это место таким и запомнилось — частично ушедшим под землю, в базальтовых колоннах и потёках застывшей лавы. Воздух пропитан чем-то зловещим, он казался затхлым и пустым, словно из этого места выкачали всю жизнь и заменили её тяжёлым духом могильного одиночества. Я не слышу ни ветра, ни шелеста травы или листьев, а только звук шагов и собственное сердцебиение. Порой мне мерещилось, что мое дыхание уносится в глубины мёртвого города и возвращается чужеродным эхом. Древние создатели желали вознестись к небесам и определённо чувствовали себя если не Богами, то великими мастерами. Но это было тысячелетия назад, а сейчас никто даже и не помнит, как они выглядели. Ах, если бы я только мог знать, что мы здесь делаем! Я мог предположить, что эти люди — искатели сокровищ или археологи, если бы наблюдал в их арсенале подходящее оборудование, но все сумки закрыты и недоступны моему вниманию. Это мой сон. Будучи наблюдателем в теле человека с другой планеты или из иного времени, я не могу направить его движения и не в силах руководить сознанием, а способен лишь пользоваться органами чувств и распоряжаться собственными мыслями. Из-за незнания языка я не выхватывал сути разговора, но вслушиваясь в слова, понимал, что этого юношу зовут Кар’Анту; он белокурый, любит горячие блюда и представляет собой учёный ум этого мира. Я насчитал пятерых человек. Двое ставили палатки, третий запасал дрова и ещё один предавался раздумьям о не досягаемом, устремив мечтающий взгляд в ночное небо. Что касается меня, — вернее, того человека, в чьём теле я пребывал, — мои действия направлены на изучение потрёпанных временем листков бумаги, на которых изображались неуклюже разрисованные маршруты, а так же руны оккультного характера и иллюстрации древних легенд. Я не смог подобрать даже приблизительный перевод, а потому — относился ли этот язык к одному из земных или принадлежал людям с другой планеты — не знаю. Важно то, что рисунки воссоздали облик забытого города, в коем преобладали высокие стены с множеством окон, и от поразительного сходства с последовавшими ассоциациями меня охватила тревога. Мы разбили лагерь на берегу реки, чтобы лучше разглядеть панораму пугающего величия, окутанную мраком ночи, пропитанную зловонием проклятых трясин и безжизненным опустошением. Эта река выглядела неестественно: мутная и неподвижная, она лежала ровной гладью, и лишь изредка можно проследить за её движением, когда на поверхность падала травинка или листок. В последний раз Кар’Анту попросил своего компаньона не кидать в неё от скуки камни, поскольку ему становилось не по себе от мысли, что обитает или может обитать на том берегу. Тот рассмеялся, порицая его боязливость. С содроганием молодой учёный смотрел на призрак прошлого и выталкивал из головы видения тех возможных событий, что привели к исчезновению целого города. Колыхался воздух, насыщенный запахом древности и чего-то неуловимо нечеловеческого, как будто сама материальность пространства здесь подчинялась иным, неземным законам. Временами казалось, что туман, окутывающий каменные стены, нашёптывает слова, смысл которых ни одно живое существо не должно постигнуть. Планета старалась поглотить эту обитель зловещих легенд, но её тень до тех пор останется на поверхности, пока не превратятся в пыль последние следы исчезнувшей цивилизации. И глядя на прекрасно сохранившиеся стены, я уверен, что это возможно только если наступит конец света. Кар’Анту отвлёкся от чтения. Впервые он услышал шелест листьев, но тот был резким и длился ровно секунду, словно кто-то могущественный дёрнул за все ниточки, подвязанные к каждой ветке этого леса, а затем разом остановил их. Его компаньон у реки удивлённо огляделся и только двое других, устанавливающих палатки, ничего не услышали. Почувствовав, с какой частотой заколотилось сердце учёного, как он задыхается от волнения и дрожит от страха, я осознал, насколько сильна его вера в проклятие руин. Но, может быть, тяжёлая атмосфера просто играет с воображением? Обоим могло показаться, что из разрушенных окон древнего строения вырвались столбы пыли…* * *
... Я не помню, когда наступило утро. Оно пришло незаметно, ибо мрак царствует здесь по своим правилам. Небо затянула мгла, туман оседал над рекой. Кар’Анту поспал только пару часов, не одолев бессонницу, и полночи провёл за чтением у костра, где мне пришлось составить ему компанию. Он произносил вслух слова и вычитывал какие-то координаты. Люди никогда не спускались в эти руины, я так думаю, поскольку карты руин нарисованы небрежно и схематично, словно первооткрыватели поспешили покинуть город до первого спуска в необъятные владения тьмы. Записи указывают на то, что существуют соединительные сети тоннелей, открывающие под ними поистине пугающий подземный мир. Кар’Анту не хотел туда спускаться, но знал, что должен сделать этот шаг. Что там внизу и что так тянет его туда?.. Почему это место вызывает непреодолимое желание бежать прочь, бежать в ужасе без оглядки и навсегда забыть дорогу туда?.. Всё просто. Такова наша природа. Тайна неведомого страха, как и любой первозданный кошмар, всегда следовала по пятам человечества. Мы не можем побороть эту эмоцию. Сначала ищем оправдание, чтобы взглянуть страху в лицо и доказать, что бояться на самом-то деле нечего, но в итоге всё равно понимаем, как сильно мы ошибались в своём превосходстве. Вопрос не в том, зачем Кар’Анту идёт к этим развалинам. Я хочу знать только одно: почему его колени дрожат?.. Мы взобрались по базальтовой лестнице и вошли через высокое окно, перелезая обвалы и неустойчивые выступы, пока не оказались в зале необъятной темноты. Полы здания покрывали не только осколки древней культуры и окаменелые породы, но и сформированные временем почвенные наросты с травой. Кар’Анту долго смотрел под ноги и пытался понять, чем именно его насторожила эта серая трава, но переключив внимание на затянутый тёрном потолок, застыл среди колонн и отверстий в полу. Удушающая энергия руин рассеивала взор, вызывая помутнение и отчаяние. Особенно сильно разум затуманился тогда, когда один из наших спутников обернулся и дрожащим голосом призвал остальных. Никто ничего не ответил. Тьма поглотила выход и лучи восходящего солнца. Учёный сделал шаг в сторону спутников, но в нерешительности остановился. Чуть позже я вспомнил, с каким беспокойством он смотрел на реку и сообразил, что возвращение вызывает у него ещё больший страх, чем дальнейший путь. Он не желал приближаться к окнам. Что-то снаружи не даёт возможности чувствовать себя в безопасности даже при свете дня…* * *
… Очень долго мы продвигались по развалинам в окружении стен из красного камня, и я почти не обращал внимания на то, что в обычной жизни мне казалось повседневным и малоинтересным, тогда как Кар’Анту и его спутники останавливались возле каждого обломка, каждого осколка и каждого кусочка неизвестной им культуры. Всё было очевидно, но мой разум отказывался воспринимать увиденное. Они находили предметы из стекла и рваные полусгнившие одежды, обрывки книг и предметы мебели, которые странным образом сохранились в этих условиях даже спустя тысячи лет. Мало что оставило свой первоначальный облик, ибо время всё изуродовало. Записи в журнале делал только молодой учёный. Остальные о чём-то спорили и направляли друг другу в лицо найденные предметы, словно искали что-то из древних легенд, что-то неопределённое и бесценное. Один из таких споров всё и решил. Кто-то разозлился и выкинул металлическую рамку от настольной фотографии, посчитав её бесполезной. Я успел взглянуть на сохранившееся за стеклом изображение, и если бы я действительно мог, мне хватило бы секунды, чтобы вырвать крик из горла Кар’Анту. Я получил ответ, который искал на протяжении всего этого пути, но последующие события помешали мне погрузиться в размышления. Я не знал, никто не знал, что за темнотой скрывалась пропасть и шаткие булыжники, которым для падения достаточно было одного лишь прикосновения… Когда грохот утих, а мурашки стали совсем невыносимы, мы обменялись друг с другом взглядами, переполненными непритворными эмоциями. Уста не издали ни звука, но глаза единогласно сказали: «уходим». Бормоча что-то невнятное, словно извиняясь за шум, метнувший свою находку человек повёл отряд к выходу, но спустя две минуты остановился. Он долго вслушивался и не произносил ни слова, пока остальные переговаривались и с тревогой поглядывали на спутника, а затем развернулся, как если бы ожидал увидеть за спиной кошмар всей своей жизни, и мы обнаружили, что его лицо отразило мёртвый ужас. Оглушённый гулом, я лишь через мгновение сообразил, что мы услышали звук, к которому уже никто из нас не был причастен. Сначала был глухой стук. Потом мы услышали, как во тьме с громким звоном на камень упал кусок железа. И не успел Кар’Анту сглотнуть ком во рту и неохотно обернуться, как под ногами прозвучал ещё один звук, который, вне всякого сомнения, уже не имел ничего общего с обвалом. Это было то, что можно описать только как звук множественных и быстро приближающихся шагов. В следующее мгновение мы зажмурились, поскольку в лицо ударил порыв ветра и послышался голос, похожий на сдавленный хрип и ледяное дыхание ветра, пронзающего вершины скал. Кар’Анту упал на колени, прикрывая глаза и сдерживая дыхание. Он был на грани нервного срыва. Звуки раздавались отовсюду… Здесь всё и завершилось. Я не помню подробностей, будучи потрясённым до умопомрачения, но есть среди этого сумбура и то, что пожелал бы позабыть. В панике мы перепутали двери и вошли не в тот коридор, где тьма и поглотила первого спутника нашей группы. Где-то в глубине души Кар’Анту знал, что не стоило открывать ту железную дверь, но вслушиваясь в отдалённые звуки, он слишком поздно догадался, что собирался сделать их проводник. С ржавым скрипом дверь открылась и наступила тишина. Открывший её человек долго вглядывался в темноту за дверью. А когда мрак пронзил янтарный свет и он без чувств повалился на пол, Кар’Анту закричал. На секунду мне даже показалось, что я смог повернуть его в противоположном направлении, словно взял тело под контроль. Но, может быть, мы просто подумали об этом в одно время?.. Полы скрипели и ломались, будь то окаменелое дерево или шаткие кирпичи. Второй компаньон провалился под землю. Или что-то утащило его туда?..* * *
Ориентируясь по колоннам и прорываясь через терновые кусты, разрывая руки в кровь и оставляя на шипах лоскуты одежды, Кар’Анту задержался на пороге между внешним миром и обителью подземного кошмара. Лишь потому, что он понял, что не так в этой траве. Молодой учёный не чувствовал ветра. Но её стебли извивались, словно змеи или тысячи длинных тонких пальцев, пытающихся за что-то ухватиться в беспорядочном шевелении. Нас осталось двое. Кар’Анту посмотрел на своего спутника. Тот имел вид дикого, практически безумного человека, готового выпрыгнуть из окна на базальтовую лестницу, что во всех случаях привело бы к ужасной смерти. Он схватил его за грудки и потащил к спуску, но вдруг отвлёкся. Раздался гром — в спину ударил ветер, задрожала земля. Все растения заколыхались с утроенной силой, испуская холодное серебристое свечение. И мы заметили существ, которые не относились к миру живых. Они приближались. Их невозможно сосчитать. О, Боги! Они ужасны!!! Мы взобрались на плот, и Кар’Анту схватил длинный прут, рассчитывая увести нас к другому берегу. Его спутник беспомощно стоял на коленях и смеялся с нелепым причитанием, не пытаясь обернуться. Он отреагировал лишь на воду в реке, когда с её дна начали всплывать обугленные кости, огромное множество древних костей, складывающихся в человеческие скелеты. Но эта реакция дала понять, что его рассудок потерян окончательно. Худые пальцы пытались рассоединить брёвна. И этот человек начал им помогать, лихорадочно разрывая связывающие верёвки. Когда Кар’Анту опомнился, твари уже подплывали к плоту, намереваясь его опрокинуть и разбить. Из-за несбалансированности тот перевернулся, и нас затащило под воду, на мгновение оглушив и притупив органы чувств. Но Кар’Анту не сдавался. Ему удалось выбраться на сушу. Перекатываясь по илистому берегу и пытаясь встать на ноги, он в последний раз взглянул на руины. Здесь он мог протянуть руку помощи, если бы не знал, что спустник сошёл с ума, или что твари подземного мира начали выползать за ним следом. Размахнувшись и кинув булыжник в воду, он со всех ног побежал в самые что ни на есть глубины леса, прочь от этого места, желая забыть обо всем, что здесь произошло…* * *
Он остановился в постоялом дворе. Своим видом молодой учёный отталкивал от себя посетителей, которые взволнованно перешёптывались и старались покинуть его компанию под одной крышей. Дважды мне удалось бросить взгляд в зеркало, когда он омывал лицо от грязи и пота; его глаза были чернее ночи, без блеска и радости от спасения. Наверное, Кар’Анту тоже сошёл с ума, как и его товарищ, которого нельзя было спасти. Единственное, что он смог для него сделать — это подарить быструю смерть. Метко брошенный камень сделал своё дело. Запершись в комнате, он сполз по стене и закрыл лицо дрожащими руками. Пока Кар’Анту пытался осознать свой поступок и найти оправдание, я размышлял о том загадочном времени, когда подобные строения были переполнены светом и почти достигали небесных вершин до их погружения под землю. Я предавался этим мыслям в совершенном одиночестве, поскольку из нас двоих в этой комнате только я один мог устанавливать параллели между тем, что видел и что помнил. Причины моего страха содержались в той металлической рамке, которую так небрежно выкинули в глубины забытого мира, а именно — в фотографии за стеклом, на которой я отчётливо разглядел архитектурный памятник своего города…2014-2015 г.