«Всё, что я когда-либо делал — я делал для человечества; ради мира, в котором не будет унижения и притеснения бедных со стороны богатых».
Никола Тесла
В этом мире так много невежества, ненависти и насилия... Пугающий облик разрушенных городов, выжженные леса, «подправленные» ядерными взрывами материки, а так же толпы безымянного народа, обречённого на жалкое существование в подворотнях старых домов... — таким я его видел, собирая с помоек объедки, чтобы просто не умереть от голода. Однако я, № V447, никогда не сдавался!.. Тихо играет виниловая пластинка забытого композитора. Звенящая мелодия пустынного одиночества во всей красе подчёркивает вид ночного города через обвалившуюся стену с четвёртого этажа. Следы крови и отверстия от пуль лишь подтверждают тот факт, что сюда никто не вернётся. Помимо горящих топливных бочек, тут есть столик с граммафоном, пять стульев и сидящие на них слушатели, офисное кресло и тумбочка с разбитым телевизором на радиоантенне — последний отлично дополняет бесцветную атмосферу прошлого столетия и наделяет иллюзией неведения о реальном времени. Как бы мне хотелось включить какую-нибудь старую телепередачу и погрузиться в воспоминания о безмятежных вечерах в семейном кругу! Но нет больше ни семьи, ни электричества. И никто не ведёт эфир. Несколько найденных ноутбуков помогли мне скоротать пару дней, спасая от скуки, но заряда всегда не хватало. Я отпиваю из кружки и расслабленно откидываюсь на спинку кресла, поглаживая пальцами винтовку с оптическим прицелом. Отсюда я могу наблюдать за улицей, окружённой небоскрёбами, вернее, тем, что от них осталось. Металлические ограждения, заваленные проходы и один-единственный выход в неприметной улочке. Я не раз наблюдал, как внутрь пробирались члены правительственных организаций, и сам тихо скрывался в лабиринте этажей. Они не искали кого-то конкретного, просто время от времени совершали рейдовые вылазки. Тогда я действовал осторожно и сидел в тени, не высовываясь. Теперь я на видном месте, попиваю кофе и надеюсь на то, что меня заметят: хоть кто-нибудь, хотя бы один человек, сумевший выжить в этом безумном мире, — и мне плевать на его мотивы! Кофейная гуща на дне вырисовывается в фигуру, похожую на паука. Я с любопытством наклоняю кружку, рассматривая её с разных ракурсов, и перевожу взгляд на свои предплечья. За прошедшие годы я сильно похудел, кожа натянулась, как будто под ней нет мышц, лишь один скелет. Наивные верили, что причина всех бед — вмешательство инопланетян в культуру людей. Какая чепуха! Глупое стадо готово поверить в любой бред, лишь бы закрыть глаза на реальность — ради выгоды алчные правители всегда шли к войне, а надменные учёные, жаждущие перемен и экспериментов, не раскрывали своих карт в этой сложной геополитической игре. Когда наступила эпоха технических прорывов и время войн, которые повлекли за собой социальное расслоение и непосильные налоги, почти все люди мира в одночасье стали нищими. Они побирались и жили в тесных коммунальных квартирах, деля одну комнату с другими семьями. Особо ущербных и больных выгоняли в заброшенные районы. По новому указу каждому под кожу вживляли микрочипы, заменяющие привычные документы. Не успели мы привыкнуть к этому, как у нас отняли и право на личность. Только богатые могли позволить себе такую роскошь, как имя, — остальным приходилось откликаться на номера. Затем начались мятежи и восстания, и дабы избежать ещё и гражданских войн, больных и обездоленных начали расстреливать. В конце концов, остался лишь один город с забытым названием, поделённый на сектора, и в самом его центре расположился Мегаполис — цитадель богачей, что дольше всех была защищена от чумы и войны. Вы хотите спросить меня, как так получилось, что выжил только я один? Мне и самому это интересно. Да и выжил ли? Когда-то я занимался организацией грузоперевозок, совсем не бедствовал, но даже тех средств не хватило на место в новом мире. Сейчас прошлое не имеет значения. Думаю, стоит начать с того, что в какой-то период своей жизни я лишился всего, ибо группы правопорядка уже перестали считать нас за людей. Эти «люди» ничем не отличались от разбойников с большой дороги. На улицах творились бесчинства, жители гибли, как мухи. Одному из республиканских предводителей была вверена территория, на которой некогда находился мой дом, и именно по его воле я потерял всё, что имел. Я не рассчитывал на то, что выживу, из последних сил намереваясь вцепиться зубами в его горло, но ради спасения семьи был готов отдать и такую цену, как жизнь. К сожалению, отбиваясь от его солдат, я получил много ран и потерял сознание. А когда очнулся, то обнаружил себя рядом со своей женой — в куче мёртвых тел, выброшенных за городом… Уже тогда я почувствовал нечто странное, новое и необъяснимое, но у меня не было времени на самосознание. Мне пришлось скрываться, а потом бежать в заброшенную часть города, где я питался тем, что удавалось найти среди мусорных куч, что мог украсть или забрать. Под воздействием животного страха многие люди потеряли такие человеческие качества, как сострадание и общность. Они начали убивать друг друга, подались в каннибализм, а некоторые и вовсе уходили под землю — в канализацию, где от голода их настигало безумие. Но то сбой в психике, а ещё есть физические изменения, нарушающие все законы логики и природы. Под влиянием мутаций или каких-то генетических экспериментов, отдельные группы людей начали меняться внешне, став похожими на оживших мертвецов из старых кинофильмов. С потухшим взглядом, они выглядели измождёнными, но проявляли огромную силу и жестокость, несопоставимую с человеческими возможностями. Из-за этого их быстро прозвали упырями. Помню, я как-то встретил упыря на ночной улице, скрываясь от отрядов преследователей, и по-прежнему не могу забыть эти осколки зубов, торчащие из окровавленного рта существа, которое когда-то было человеком. Упыри не восставали из могил, не заражали людей вирусом — они просто менялись, без видимых причин. Всё началось с «фальшивок», — или, как мы их ещё называли, «альтернативно-живых». Первые упыри появились на улицах под видом сознательных граждан, сначала по одиночке, потом группами, занимающихся, с первого взгляда, обычными делами: посещали кафе, выгуливали животных, занимались спортом... Но стоило случайным прохожим подойти ближе, как самые проницательные из них замечали странности в их поведении. Те ели ложками из пустых тарелок, ухаживали за игрушечными или мёртвыми животными, от секунды в секунду повторяли одни и те же движения, словно зацикленные эпизоды видео. От них разило парфюмом, как если бы они заранее проливали на себя содержимое всего флакона, маскируя какой-то чужеродный запах. Но к тому времени, как прохожие успевали заметить это, становилось поздно — «фальшивки» бросались на них и разрывали прямо на месте, словно плюшевую игрушку. Они не могли бежать, а потому не представляли угрозы на расстоянии. Но коварно выжидали, когда ничего не подозревающая добыча сама попадёт к ним в руки. Они звали на помощь, продавали товары, оказывали услуги... Идеальные ловушки для доверчивых людей. О них не писали в газетах и не упоминали по телевидению, как будто СМИ что-то тщательно скрывали. Очень скоро Республика принялась уничтожать их, не вдаваясь в детали. Подозрительная компания? — Уничтожить! Несанкционированный выход в комендантский час? — Расстрелять! Странное поведение? — Сжечь!.. Наверное, отсюда и пошла стрельба без разбору, как и равнодушие к мольбам о помощи. Но нашлись и те, кто не желал мириться с делением на касты. Александр, в прошлом — политический деятель из России, Леонель — медицинский работник из Франции, и Мартин — немец-полиглот, бывший военный и учитель истории. Разумеется, их официальные имена в новом миропорядке были обозначены набором из букв и цифр, но все сошлись на мнении, что впредь мы не станем называть друг друга по номерам как безымянную скотину. Что касалось национальности — это больше не играло роли. Впервые за всю историю человечества мы поделились на две группы — защищённые от болезней и материальных недостатков Неприкосновенные и примитивные Убогие — скитальцы заброшенных городов, пришедшие в последний оплот человечества, прежде чем биологическое и атомное оружие уничтожило их страны и всё вокруг. Александр — харизматичный лидер, он за пару дней подтолкнул нас к созданию организованной группы сопротивления «ЕДИНСТВО». Всё было серьёзно, у нас даже появился свой отличительный знак — лезвие клинка, с острия которого свисает туловище побеждённой змеи. Некоторые сравнивали Александра с героем забытой эпохи, чьё имя — словно маяк, ведущий к победе. Отчаявшемуся народу всегда нужен лидер, и именно Александр стал таким лидером, правда, не по своей воле, а по признанию большинства. Мартин разрабатывал план наших передвижений, отвечал за сохранность провизии и оружия. Его осведомлённость в военном ремесле и олицетворение гения поражали нас, но было несколько черт характера, которые отталкивали от общения с ним. Не знаю, был ли он таким в университете, где преподавал историю, или стал таким потом, но его подозрительность, грубость и цинизм превратили его в настоящего психопата. Я собственными глазами видел, как он в приступе ярости выпустил всю обойму в одного из представителей Республики, а затем набросился на члена нашей группы и избил его до полусмерти прикладом только из-за того, что ружьё горемыки дало осечку. Это поведение человека, которому нельзя доверять, но всё же мы держались друг за друга. Леонель плохо понимал русскую речь и общался с нами посредством жестов и простых высказываний на ломаном английском. Он часто молчал и славился удивительной способностью бесшумно перемещаться — из-за этого он прослыл Призрачным Доктором. Был бы он убийцей, его враги бы даже не успевали понять, что произошло. Но тогда бы он не был Доктором. Его медицинские способности настолько пришлись к месту, что вылеченные им люди не желали покидать группу сопротивления, так как подхватить различные болезни можно было буквально из воздуха. Из сотни практикующих медиков, на моей памяти, только один способен отличить мутаген от поливитаминов, а Леонель оказался одним из тысячи: он проводил сложные операции и ампутации, которые нередко оказывались единственным путём к спасению. Языки у всех различны, но анатомия и физиология всегда одинакова, и он в ней отлично разбирался, благодаря чему поставил на ноги немало отчаявшихся людей. Мы начали поиск убежища и собирали всё, что могли найти: фонари, лекарства, технику, консервы, одежду... Если мы встречали «Чистых» — охотников на заражённых беженцев в зонах отчуждения, то при положительном раскладе приобретали ещё амуницию и горючее для огнемётов. Группа «ЕДИНСТВО» становилась известной, к нам примыкали новые люди, убеждённые в искренности наших намерений. Они верили, что у нас получится вернуть народу независимость, и особенно сильно их вдохновляло имя Победителя... Мартин говорил, что история не забудется, если её пересказывать новым поколениям снова и снова. Но посмотрим фактам в лицо: я не учитель — да и нет никаких поколений; я просто ищу собеседника в наскучившей тишине под гнётом собственного одиночества. Вы сидите на своих стульях и молча смотрите на меня. Я не люблю монологи, но спасибо, что не перебиваете. Ведь вам интересно, что случилось дальше?.. Кто-то из вас уже знает, а остальным это наверняка будет интересно... Опущу детали наших перемещений и дальнейшее развитие. Прошло немало времени. На фоне многих потрясений мы забыли, что у каждого из нас под кожу встроен микрочип, который снабжён не только данными о самом человеке, но и схемой передвижений по зарегистрированной территории. Долгое время они считались сломанными, однако вскоре выяснилось, что центр передачи данных починили. Согласитесь: более сотни электронных значков, собравшихся на одном месте в заброшенном районе — это повод задуматься. В одно мгновение Республика нанесла сокрушительный удар по нашей базе. Александр был убит, группа распалась, а те, кто выжил, бежали в канализацию и трущобы, зная, что за ними не последуют. Упыри были повсюду. Эти существа, некогда существовавшие в облике людей, наводили страх даже на вооружённых до зубов «Чистых». Я, Мартин, Лео и другие оставшиеся в живых члены группы убедились в этом, когда спустились в их мир. Обитание упырей отобразилось и на их «доме»: чудовищное амбре гнили и канализационных зловоний, отвратительный коллаж из застрявших в проходах мёртвых тел и длинные кровавые дорожки вдоль кирпичной кладки, от вида которых вырвало даже сдержанного Леонеля. Эти существа не были просто дикими животными, жадущими набить чрево плотью. У них был разум, и в этом разуме присутствовало нечто демоническое, коварное, что-то чуждое человеческому сознанию. Словно развлекаясь, они сшивали мертвецов вместе, создавали из них немыслимые фигуры и декорации. Помню, рассматривая подобие алтаря из трупов, я сжал пистолет в руке настолько крепко, что от хруста костяшек пальцев всех передёрнуло. Освещая путь фонарём, я начал клясть себя за то, что не взял запасные аккумуляторные батареи — уже через пять минут фонарь стал предательски гаснуть. Где-то рядом раздавался звук капающей воды, отражаясь эхом от холодных склизких стен; зловонные массы чавкали, иногда ноги наступали на что-то твёрдое, ломая и разнося хруст по тоннелям. Мы находили лестницы, но тяжёлые люки не поддавались нашим усилиям. Очень странно выглядел Мартин, когда всматривался в один из тоннелей, не замечая нашего отдаления до тех пор, пока кто-то из группы не окликнул его. В этом месте ощущалось непрерывное наблюдение из темноты, и всеми нами быстро овладело ожидание чего-то скверного. Фонарь на несколько секунд погас, но я привёл его в рабочее состояние, расшевелив контакты ударами по корпусу. Все эти бесконечные повороты наводнили на меня ужас, но я не хотел делить с остальными это чувство и изо всех сил поддерживал вид храбреца. Странные тени, резкие и громкие звуки, скрежет по стенам... Во тьме напуганным людям часто что-то мерещится, но у меня до сих пор возникает ощущение, словно временами я замечаю что-то действительно немыслимое, неподдающееся описанию и ускользающее из внимания. Мои компаньоны точно что-то видели, но каждый раз, растерянно оглядываясь, осознавали, что выпали из реальности на минуту или две. Восприятие меня раньше не подводило, и поэтому я часто спрашиваю себя: в порядке ли моя психика сейчас? А ещё ношу с собой часы и делаю пометки на руке — на случай, если увижу что-то странное и забуду об этом. Интересно, сколько бы ещё я мог узнать, если бы додумался до этого раньше?.. Но настоящий ужас нахлынул тогда, когда француз схватил меня за одежду и указал на верхнее сооружение, поддерживающее свод канализации стропилами и каменной аркой. Это была последняя капля моего сосредоточения. Спустя годы, моя память так и не смогла выбросить подробности этого чудовищного убийства, оставившего надувающуюся пузырями кашу на стенах, потолке, полу. Под ногами лежали лоскуты одежды, и перед тем, как дрожащий свет фонаря окончательно погас, мы увидели освежёванные до костей останки; от них шёл густой пар, словно их обварило кипятком, а вязкая плоть всё ещё продолжала растворяться в непонятной грязно-зелёной массе. Был ли это кто-то из дикарей или неудачно подвернувшийся на пути упырь — этого мы так и не узнали... Когда Леонель перевязывал раны и щипцами вытаскивал из-под моей кожи чип, перед глазами всё ещё кружились эти свежие воспоминания. Я не был до конца уверен в том, что увиденное мной — реально, а не результат умопомрачения из-за проведённого в темноте времени. Под городом находится что-то кошмарное, с кем — или чем? — мы разминулись на несколько секунд. Я слышал версии о существовании так называемых «дьяволов», о которых под морфием упоминают Убогие. В очередной раз выслушал истории о генетических экспериментах, о мутациях, об инопланетных тварях. Фанатики упоминают магию и высшие силы за пределами нашего понимания; они утверждают, что всё случившееся — это смешение науки и древних заклятий, явившихся к нам из другой реальности. Якобы в попытке испытать искусственный интеллект, какой-то чудак внёс в алгоритм нейросети запрос на создание формулы призыва чего-то из иного мира, — и нейросеть нашла ответ, в результате чего наша реальность сломалась и поплыла, словно восковая фигура в печи. Во что верить, когда всё это имеет место быть?.. Одно я знаю точно: в развитии человечества произошёл сбой. Это была даже не война, а выживание, в которое мы погрузились подобно дикарям с факелами и автоматами. Пафосная буржуазия намеревалась стереть нас в пыль, но что она собиралась сделать после?.. Да-да, однорукий мой слушатель — ты и только ТЫ! — знаешь, что они начнут истреблять друг друга, когда разберутся с нами! Так и было, верно? Хм. Я припоминаю, как тащил твоё тело через город... Но ты брыкался — или нет?.. Эй, ты что — спишь?! А ну — подними голову!.. ... закончив работу, Леонель протянул руку к костру, но Мартин перехватил чипы и в гневе замахнулся на него кулаком. Это был самый неожиданный удар, который бедолага принял на себя без шанса на уклонение. "Идиот! — закричал он. — Их нельзя здесь уничтожать!". И покинул здание, оставив нас на несколько часов. Я так думаю, он выбросил их в реку или куда-нибудь подальше от лагеря, лишь бы члены Республики не пришли на место пропавшего сигнала. Вернулся он весь помятый, в грязи и чужой крови, о чём, как и ожидалось, никому не стал объясняться. Немец выпутывался даже из самых сложных ситуаций, проявляя почти медвежью хватку. Никто не винил его из-за скверного характера; вряд ли у кого-то после пережитого вообще сохранилась уравновешенная психика. Однако после его «прогулки» я посоветовал всем проверить обоймы — Мартин был на грани срыва и поэтому опасен ничуть не меньше, чем кто-либо из наших врагов. Тогда, в тихом обсуждении, появилась ещё одна теория — о том, что учёными Республики было создано электромагнитное оружие, способное влиять на рассудок. У нас без причины болела голова, а ещё мы часто видели один и тот же сон: беловолосая девушка с длинными паучьими пальцами безумно смеётся, глядя на угасающее звёздное небо своими холодными, как арктический лёд глазами. Как я уснул с этой мыслью, так и проснулся. Обнаружив, что Мартин стоит рядом и всматривается в окно, придерживая шторы, я быстро осмотрелся. Все остальные спали. Костёр давно потух, угли остыли, как и ночной воздух в здании заброшенного клуба, где мы разбили лагерь. От холода у меня окоченели пальцы. Было тихо, но я был уверен, что проснулся от постороннего звука, который услышал сквозь металлический смех во сне. Заметив моё пробуждение, немец поднёс к губам палец и жестом приказал подойти, раздвинув шторы чуть шире. Что-то странное происходило с упырями. Я никогда не видел, чтобы эти твари выходили стаями — редко по два или три существа; фальшивки могли собираться в группы из пяти, но тут я насчитал их почти тридцать. Они организованно передвигались по разрушенной дороге, освещённой ущербной луной, по направлению к Мегаполису, где горели тысячи огней, ламп и магазинных вывесок. Но самое поразительное было не это, а то, что они оглядывались, будто убегали от кого-то. Такого проявления эмоций я от них не ожидал. Наблюдая за ними, я вдруг вспомнил то странное чувство, которое испытал в канализации, и моё сердце заколотилось в бешеном ритме, не давая вдохнуть полной грудью. Мне в голову полезли образы… разные пугающие образы… холод стал невыносим. Мартин тоже это почувствовал. Его лоб покрылся испариной, зрачки глаз расширились, а взгляд был направлен именно туда, куда не так давно смотрел я сам, но... там ничего не было. А должно быть?.. Он вздрогнул от моего прикосновения и резко задвинул штору. "Мне нужно выпить...", — сказал немец и направился к барной стойке, намереваясь найти хотя бы одну уцелевшую бутылку. В поиске ему повезло: кажется, там был нетронутый вермут. От предложения составить ему компанию я отказался, хотя мне тоже не помешало бы чуточку расслабиться. Той ночью я так и не смог уснуть, пытаясь поймать ускользающий образ из сна и понять, что именно я увидел на улице. Я не сошёл с ума, ведь Мартин тоже ЭТО видел! Конечно, это не самый удачный пример, ведь о его рассудительности можно поспорить... Но чтобы два человека, глядя в одно и то же место, одновременно почувствовали присутствие чего-то невозможного? Можно ли это назвать совпадением?.. Проходили дни, недели, месяцы... В процессе скитаний по городу, разрушенному взрывами и артиллерией, мы начали собирать вместе осколки «ЕДИНСТВа», разбросанные по окрестностям после гибели Александра. Маленькие группы с радостью присоединялись к нам, узнавая наши лица, а последняя — самая большая и успешная — без колебаний приняла нас к себе. В их арсенале уже была бронетехника, а оружейный склад ломился от запасов амуниции. Кроме того, они собрали много информации о нашем враге. Самые влиятельные из Неприкосновенных носили имена: Сири, Феодосий и Эскобар. Они стали нашей основной целью, а последний — моей первоочередной. Но как звучит старая поговорка, «в чужой монастырь со своими правилами не ходят». Скоро между новым руководителем «ЕДИНСТВа» и Мартином возникли разногласия на фоне проваленных миссий. Я даже не помню как его звали — настолько коротка была его жизнь. Немца возмутило отсутствие тактического опыта «самопровозглашённого» лидера и то, как настойчиво тот требовал следовать его указаниям. Тогда Мартина грубо выпроводили из кабинета, а спустя некоторое время, за буйный нрав — изгнали из убежища. Однако вскоре выяснилось, что новый лидер «ЕДИНСТВа» — мясник, ведущий покорное стадо на убой — в ловушку, устроенную Неприкосновенными. Письмо от лорда-президента Феодосия, найденное в его столе, обещало предателю место в Мегаполисе и имя. Ничего из этого он не получил. Мартин выбил из него дурь вместе с жизнью. Вскоре после этого отряды «ЕДИНСТВа» начали редеть в попытках найти шпионов, внутри нашей группы образовывались конфликты и раздоры, но в итоге победу одержали самые преданные. Мы обустроили убежище в новой локации. У нас было достаточно оружия и припасов, а потому Мартин решил, что с нас хватит мелких грабежей, и настало время ударить по стратегическим точкам противника. Через две недели силы Неприкосновенных потеряют биологическое оружие и возможность удерживать Убогих под угрозой болезней и вирусов. «Чистые» перестанут существовать, военный микробиолог Сири будет повержен, а созданное им оружие обратится против армии Республики. Ещё через два месяца мы найдём способ контролировать перемещение упырей и огнём отгоним их прямо в центр Мегаполиса, где они уничтожат чванливых гражданских в их «безопасных» жилых кварталах. Никакой жалости мы не испытывали — осталась только ненависть. При изучении нервной системы упырей Леонель подхватил неизлечимую инфекцию, которая высасывала из него жизненные силы на протяжении нескольких дней. Он скончался в собственной лаборатории со словами: "Нет, я был рад...". За то время, что Призрачный Доктор провёл с нами, он научился тонкостям нашего языка и культуры, но что именно хотел сказать — до сих пор остаётся для меня загадкой. Что ты имел ввиду, Лео? Ты был рад — чему? Работать с нами? Исследовать эти немыслимые объекты? Или... ты был прав? Ты часто ошибался в разговоре, путал слова. Но прав в чём? Что мы не бессмертны? Я вот не уверен... Молчишь. Как и всегда. Погрузившись в молчание, я ощущаю брошенный в затылок взгляд. Холод — нет, вовсе не физический, а иррациональный — проникает в моё сознание. Я не хочу оборачиваться, но мне приходится это сделать, так как страх неизвестности сильнее страха правды. Развернувшись в кресле, я растерянно гляжу на пепельный город с высокими строениями, которые в свете вечного звёздного неба выглядят как скелет истлевшего животного. Кольца Сатурна сегодня особенно яркие. Кажется, ещё вчера они были гораздо меньше... Наблюдая через оптический прицел, я несколько минут осматриваю окрестности, но ничего подозрительного не обнаруживаю. Вздохнув, снова падаю в кресло и трясущейся рукой достаю из кармана женскую косметичку. Я смотрю на лицо бледного существа в отражении маленького зеркальца. Тусклые серые глаза ещё наполнены жизненным блеском, но всё остальное… не знаю. В какой-то период жизни я вообще перестал считать себя человеком. Уверен, столкнувшись с самим собой даже при ярком свете, я бы не задумываясь размозжил своей копии череп. В какой момент люди становятся упырями и замечают ли они это перевоплощение? Человек ли я теперь или живу иллюзиями?.. На окраине Мегаполиса зияет гигантская дыра. Когда-то на её месте был проложен забытый железнодорожный тоннель. Так как он проходил точно под городом, Мартин снабдил поезд ядерным оружием, превратив машину для перевозки пассажиров в орудие уничтожения. Он наплевал на все моральные принципы, желая только одного: стереть это место до основания. Но его план не удался — республиканцы перехватили транспорт и не дали взрыву прогреметь в запланированной точке. Тем не менее, взрыв был. Часть города исчезла в огне, а пласт почвы обрушился вниз — в пустоту земных недр. Когда я пытаюсь представить, каково видеть подобное с высоты птичьего полёта, то мне хочется спрятаться в подвал и больше никогда не выходить наружу. Очень часто я подхожу к краю этой бездны и часами смотрю вниз, бросая факела и подвозя тяжёлую технику, но так ни разу и не услышал звука падения. Глядя во тьму, которая, как кажется, уходит в эпицентр планеты, мне порой чудилось, что в ней ничего нет, даже ядра. Абсолютно ничего. Мартин был в ярости от того, что его план по уничтожению Мегаполиса сорван. Вопрос с влиянием Неприкосновенных был бы окончательно решён, если бы республиканцы не узнали о предстоящем теракте. И тот факт, что они в нужный час обратили внимание на заброшенные тоннели, означал лишь одно — в нашем стане всё ещё находились шпионы. На этом месте наша история приблизилась к завершению. В то время как упыри выедали остатки Мегаполиса, а обеспокоенные олигархи делились на враждующие кланы, в «ЕДИНСТВе» прошла своя революция. Или гражданская война. Трудно подобрать слова, чтобы описать этот воцарившийся кошмар. Мартин окончательно обезумел и в слепой ярости стрелял в каждого, когда замечал что-то подозрительное. Те бедолаги, что не могли отстоять правду словом, но очень хотели жить, поспешно брали в руки оружие. Мы убивали друг друга — братьев и сестёр, с кем ставили общую цель, делили еду и сражались плечом к плечу. Проклятие неравенства настигло каждого, кто боролся за единство. Кто-то был сильнее, кто-то умнее, кто-то талантливее... В тот момент я вдруг понял, что розовые очки слетели. Человечество никогда не сможет жить в мире и согласии. Мартин повержен, а группа окончательно распалась. Так как он погиб от моих рук, несколько выживших попытались наречь меня своим новым вождём. Но кому нужен лидер, который перестал видеть смысл в единении? Ради чего нам сражаться? Наш город, название которого забыто в войнах, разрушен, а единственная его безопасная — до этого момента — часть, на которой ещё сохранились деревья, с недавних пор стала эпицентром новой чумы и болезней. Но, может, я ошибался?.. Сначала нас унизили. Перестали считать за людей. Объявили охоту. Истребляли, как волки-санитары. А теперь группа сопротивления, целью которой было восстановление единства, провернула события таким образом, что Убогие начали убивать друг друга, а Неприкосновенные уподобились дикарям, готовым разорвать горло своим детям ради куска хлеба, потому что их деньги перестали нести ценность. С этой стороны: мы равны, а значит… едины? Обугленный скелет лорда-президента Феодосия был обнаружен в углу своего кабинета. Когда его влияние перестало иметь силу, он был предан собственными советниками и прикован к батарее. Не знаю, сколько дней он так просидел в надежде, что кто-нибудь вызволит его из заточения. Изучив останки, я понял, что его истерзанная рука в наручниках опухла после отчаянных попыток выбраться, и даже сломанный палец не решил проблему. Он перегрыз себе сухожилия, а после с помощью ботинка отделил кисть от руки, когда услышал за дверью рык приближающихся упырей. Лорд-президент сделал несколько зажигательных смесей и устроил пожар в своём кабинете. Но оборонялся ли он или сознательно распрощался с жизнью? — Не знаю. Ирония судьбы: тиран повержен любимым оружием, которым он распространял невежество по миру, сжигая библиотеки и другие источники информации. «Люди без знаний — просто скот, которым легко управлять». Его успех в этом деле колоссален: за годы странствий я так и не нашёл ни одной книги. А у меня было много времени на поиск... Упыри гибли, поскольку людей становилось всё меньше, а чувство голода не утолялось. Меня они перестали замечать, — по крайней мере, как потенциальную добычу. Что все эти годы придавало мне сил и стремление к выживанию — спросите вы? Я думал только об одном: о мести за смерть жены и детей. Я знал, что их убийца был жив, и потому терпеливо выжидал момент. Холодное, расчётливое нападение. Он не узнал меня, когда увидел — и это заставило меня ненавидеть его ещё больше. Эскобар. Сколько же убийств было совершено под этим именем?.. Когда-то полицейский, а после переосмысления жизненных ценностей — беспощадный наркобарон и глава мафии, он был первый в моём списке, хоть и последний среди Людей. Поддержка свыше давала ему право творить с Убогими всё, что он только пожелает: убийства, казни, извращения, пытки, торговля органами... — это лишь малая часть, которой можно описать портрет человека, что в конце прошёл через все круги ада, которые я ему устроил. Ущербный череп — вот, что от него осталось. Планета уже давно сорвалась с орбиты, не давая возможности следить за календарём, но благодаря механическим часам я отсчитываю день за днём до следующей годовщины его смерти. В этот день я крошу череп Эскобара на мелкие части, а затем склеиваю и ожидаю следующего года. Мне хочется вновь увидеть его живым, чтобы ещё раз оборвать это никчёмное существование! Снова и снова. Но ещё больше я хочу увидеть свою семью… друзей… того дружелюбного уличного пса — хоть кого-нибудь! Вот уже сто лет я никого не вижу в этом городе — на руинах его былого величия. Если точнее: прошло тридцать четыре года с тех пор, как я убил последнего бродягу, попытавшегося на меня напасть. Он принял меня за упыря, но это уже его проблемы. Он бы всё равно не выжил. По мере приближения к Сатурну, холод на планете становится смертельным. Нет, я не упырь. Но стал чем-то другим, утратив способность умирать. Мне не нужно утолять голод, — я и кофе-то пью лишь потому, что когда-то сильно его любил, этот ритуал соблюдаю до сих пор. Благо, запас не иссякает, ведь Эскобар в своё время собрал огромную коллекцию, и по праву победителя она теперь моя. Правда, с водой становится сложнее. Впрочем, мне уже не важно, какого она качества — всё равно вкуса не чувствую и отравиться не могу. Сняв с огня турку, я наполняю кружку горячим напитком и наблюдаю за инеем, покрывавшим окровавленные стены. Думаю, ещё год-два, и я больше не смогу заваривать кофе. Как и всё вокруг, он будет мгновенно превращаться в лёд. Вздохнув, я поворачиваюсь к пяти стульям. Мои слушатели ни разу не оборвали рассказ, проявляя сдержанность и молчаливое уважение. Череп Эскобара лежит внутри разбитого телевизора с радиоантенной и светит улыбкой из последних оставшихся семнадцати зубов — остальные, к сожалению, мне так и не удалось найти. Скелет Феодосия свесил голову, уставившись на обрубок руки. Мартин печально смотрит из-под клочьев волос; его глазницы треснули ещё при жизни, когда я выдавил ему глаза в рукопашной схватке. Леонель молчит, как и всегда. В таком же белом медицинском халате рядом сидит Сири — его отличает множество имплантов и механических конечностей. И на последнем стуле — какой-то упырь, который явно не понимает, что он здесь делает и почему я поднял его тело на четвёртый этаж. Прекрасные слушатели! Несмотря на то, что эту историю я рассказываю уже более тридцати лет, они так и не перебили меня, терпеливо ожидая её завершения. Отпивая из кружки, я невольно бросаю взгляд на своё предплечье. Аккуратным почерком на нём выведено: "А ты стал моим любимчиком. По-прежнему не сдаёшься?". Я оборачиваюсь. Сломанная пополам винтовка лежит на полу, а рядом с ней — оброненный маркер с открытым колпачком. Возможно, я ошибаюсь. Не только одни люди начали эту войну. Есть что-то иное... Пожалуй, взгляну ещё раз на эту пропасть. У неё должно быть дно.13.06.2016 г.