«Мы бы не считали их такими красивыми, если бы они не летали. Или если бы они летали прямо и быстро, как пчёлы. Или если бы они кусались»
Примо Леви
Я не могу забыть это прикосновение, которым ты одарила меня при первой встрече. Прекрасное создание с синими крыльями — ты порхало перед моим лицом и щекотало кожу, будто нарочно раздразнивало любопытного мальчишку. Помнишь, раз или два я пытался поймать тебя, но мама останавливала меня и приговаривала, сердито указывая пальцем: "Ни одно живое существо на свете не заслужило такого восхищения, как бабочка, и трогать её руками — это проявление неуважения не только к насекомым, но и ко всему человеческому роду". Будучи ребёнком, я не понимал, о чём она говорит, и лишь через десяток лет, взяв в руки книгу Рэя Брэдбери, понял, какую роль ты способна сыграть в нашей жизни. За свою жизнь я встретился со многими из вас: Репейница, Монарх, Виктория, Омерус, Огневка, Махаон и даже обычная Капустница — у вас много имён. Я был ошеломлён, когда узнал, что существует столь огромное количество насекомых, объединённых простым словом «бабочка». О, это слово есть в языке каждого народа мира. У него так много понятий: галстук, стиль плавания, звёздная туманность, знак психиатрических учреждений как символ души и возрождений, поцелуй — когда влюблённые касаются друг друга ресницами, словно бабочки усиками... Разве это не прекрасно?.. Не так давно весь мир считал, что бабочка должна быть не только национальным символом Филиппин, но и всей планеты! И мы настолько восхищались вами, что не заметили, как не мы, а Вы стали хозяевами этого мира. Не знаю точно, в какой момент шёлковая нить стала так востребована в современном мире, но на пике своей популярности компания «Шелкопряд» начала поставлять её во все страны ещё до моего рождения. Из неё делали удивительные вещи, которые украшали людей, их дома, улицы... Города стали яркими, на торговых точках велись оживлённые беседы о нововведениях в моде, а в парках можно было встретить колоритных прохожих, образы которых напоминали о сказочных рыцарях, чародеях и звёздных путешественниках. Каждый новый вид ткани, изящные узоры, тончайшие мягкие нити, складывающиеся в потрясающие орнаменты — художники и портные всего мира объединились, чтобы убрать серость из жизни человечества. Но в погоне за модой мы потребляли всё больше и больше этого ресурса. Проблема усугублялась ещё тем, что на разведение гусениц-шелкопрядов требовалось много времени, а их популяцию невозможно увеличить в естественных условиях. Сама природа намекала, что не стоит этого делать, что во всём должен быть балланс. Но мы настолько далеко продвинулись в науке и своей безмерной жадности, что просто это проигнорировали. Я рос в семье генных инженеров. Эта такая профессия, про которую обычно шутят: «Они создают то, что никогда не должно появиться на свет». Мои родители часто брали меня с собой в лабораторию, где я наблюдал за их работой. Мне не были понятны действия учёных с пробирками и компьютерами, но я как заворожённый смотрел на вылупляющихся из коконов бабочек и поражался их разнообразию. Учёные собирались увеличить возможности шелкопрядов в производстве материала путём исключения состояния перехода из гусеницы в форму бабочки. Этот новый вид должен был стать постоянным производителем, с увеличенной рождаемостью и продолжительным сроком жизни. Смогли ли они это сделать? О, да. Изучив генетический код тысяч насекомых, инженеры, наконец, нашли то, что давно искали. Новые гусеницы, как и их предшественницы, когда приходило время, заворачивались в кокон и впадали в спячку. Процесс добычи шёлка предполагает обработку кокона паром и горячей водой, чтобы умертвить гусеницу внутри, до того, как она нарушит целостность нити, а затем разматывание самого кокона. У нового вида шелкопрядов был удалён ген, отвечающий за превращение в бабочку, но добавлена способность откладывать яйца в нынешней форме и внесена устойчивость к повышенным температурам. Таким образом, людям удавалось распутать кокон, не убивая гусеницу. Выйдя из спячки, та начинала усиленно питаться, чтобы создать новый кокон, и попутно производила новое потомство. И так по кругу десятки раз, пока взрослели молодые личинки. Результат был достигнут. Я помню бурные овации, хлопок выдернутой из бутылки пробки и звон фужеров под радостные речи. Ко мне подошла какая-то чиновница, от которой пахло сладким шампанским и дорогими духами. Она потрепала меня по волосам со словами: "Твои родители сделали это, гордись ими!". Тогда они получили премию, после которой мы зажили так, что многое могли себе позволить. Как я уже сказал, я рос в семье генных инженеров, и именно на моих глазах был рождён новый вид, который уничтожил этот мир. Поначалу никто не придал значения гусеницам, которые мирно поедали листья на деревьях. Взрослые и дети останавливались, делали фотоснимки, а после продолжали свою прогулку. Садовники озадаченно крутили ножницы в руках, не зная, как подобраться к кустам. А голодные птицы с любопытством садились на ветки, изучая новых насекомых и их причудливую расцветку. Несколько дней спустя уже не случайные прохожие, а группы сознательных граждан собирались в парке, с волнением обсуждая нашествие прожорливых гусениц. Затем к ним присоединились журналисты и теле-корреспонденты. Погрызенные и обтянутые паутиной деревья с каждым днём принимали всё более пугающий вид, а прилипшие к паутине птицы дополняли его зловещим предупреждением. Вскоре выяснилось, что с одной из фабрик «Шелкопряда» кто-то похитил несколько экспериментальных гусениц и растерял их в парке, когда скрывался от охраны. "Ничего удивительного", — разводили руками директора. — "Это бизнес, а в нём всегда будут шпионы и конкуренты". Отлавливать гусениц было уже бесполезно, а потому компания приняла на себя обязательства по их уничтожению. Но внезапно произошло то, чего не ожидал никто — из коконов начали вылупляться бабочки. Одна из десяти или даже одна из сотни мерзких гусениц становилась чем-то поистине необыкновенным, возможно, даже более прекрасным, чем что-либо и когда-либо созданное природой. Весь город очарованно наблюдал за рождением Ангелов, забыв прежнюю неприязнь. Когда «Шелкопряд» принялся травить гусениц, сердца его жителей сжались от боли. Люди больше не замечали оголённых деревьев, ползающих гусениц и мёртвых птиц в паутине. Они хотели видеть только этих удивительных бабочек. Неутихающие споры о праве «Шелкопряда» на их уничтожение набирали обороты. Скандальные новости и недовольство граждан быстро разлетелись по свету. И когда за дело взялся международный суд, государство запретило истребление гусениц на время разбора ситуации. А между тем, браконьеры находили для них новые области применения: кулинарию и медицину. Их нелегально распространили по планете, не задумываясь о последствиях. А они быстро дали о себе знать. Когда человечество опомнилось, контролировать популяцию гусениц стало уже невозможным. Их влияние распространилось даже в северных регионах с непригодными для жизни условиями, а к обычным ядам у них быстро вырабатывалась устойчивость. Даже в виде бабочки шелкопряды стали опасны для человека, потому что на их пыльцу возникли новые, практически смертельные формы аллергии. От некогда густых лесов оставались лишь плешивые участки. И когда начали массово гибнуть животные, а уровень кислорода понижаться, Это случилось. Мне было восемь лет. Я стоял в парке и держал рожок с мороженым, когда по всему миру объявили чрезвычайное положение. Дальнейшее произошло слишком быстро, чтобы я мог всё запомнить. Нас увели в убежище, где продержали больше года в ожидании того дня, когда можно будет выйти под чистое небо. В атмосферу планеты выбросили токсичные вещества, а гусениц, которые умудрились после этого выжить, военные долго уничтожали огнём. Учёные хотели создать вирус, запрограмированный на уничтожение только этих гусениц, но времени было мало, а приказ свыше отдан. Возможно, там наверху не задумывались о последствиях, а, может, так всё и планировали. Помнишь, я рассказывал тебе про Ноев Ковчег? "Каждой твари — по паре". Животных спасали по этому принципу. К сожалению, миллиарды ни в чём неповинных живых существ погибли под осадками. Естественно, и не на всех людей хватило мест в убежищах. Многие из них скрывались: кто в подвалах, кто в горах, кто в собственных домах, затыкали все щели, чтобы внутрь не проникли токсины. Кому-то это помогло, но большинство наружу так и не вышло. А те, кто выжил, не узнали преобразившийся мир. Да и кто бы его сейчас узнал? Когда-то — живописные леса и поляны, полные цветов, а теперь — выженные пустоши. Прошли десятки лет, но слова «гусеница» и «бабочка» до сих пор вызывают ужас у людей, как упоминание Дьявола в средневековой Европе. Своих родителей я больше не видел. Их линчевали из-за созданного ими чудовища. Во всеобщей неразберихе мне удалось сбежать, но ради безопасности в будущем пришлось оборвать с ними все родственные связи. Я стал сиротой с погибшими вымышленными родителями. На фоне начавшихся агроклиматических и социальных войн многие люди пропадали без вести. Выжившие делились на группы, которые нападали и оборонялись. Поджигали дома, взрывали машины, грабили, убивали людей, ели их... Пустошь и варвары — вот во что превратился мир! Мы пошли против природы, и нам это понравилось. И природа отомстила — нашими же руками. Понравилось ли ей? Думаю, она до сих пор жалеет, что у неё не получилось стряхнуть нас всех с земного шара. Всех — до последнего человека. Со временем нам удалось возродить флору, но из-за отравленной почвы она своим видом лишь дублировала оригинал. Бледные деревья росли медленно и часто увядали, а их плоды стали совершенно безвкусными. Мы живём на руинах старого времени, зная, что вид полуразрушенных зданий и выжженной земли ещё долго будет преследовать нас в кошмарных снах, продолжающих эту серую явь. Тогда я понял. Дети будущего никогда не увидят бабочек — тех изумительных ярких и цветастых созданий, которыми не так давно восхищался весь мир, а теперь боится даже вспомнить. Они не увидят их полёт и не смогут бежать следом, подражая и копируя их движения. Всегда будут оставаться в неведении, насколько хрупка истинная красота, которую так легко уничтожить, лишь сомкнув пальцы в кулак. Они никогда не увидят цвета природы. Впервые я задумался над этим вопросом, когда пошёл на работу длинным путём, желая скрасить день чем-то новым. Механический труд, которым я занимался уже много лет, изготавливая детали для кондиционеров и воздухоочистных сооружений, не обещал мне ни перспективы, ни карьеры, ни личностного роста — мой вклад в будущее был ничтожен. От меня не ожидали великих свершений, как десять лет назад. Я не пошёл по стопам родителей, — да и кто бы позволил мне заниматься генной инженерией после всего случившегося? Но я с детства любил возиться с мелкими деталями и уже тогда мне нравилась механика. Эта прогулка напомнила мне об этом. Я услышал крик из невысокого здания с облупившимися от выстрелов стенами, когда уже был готов повернуть и исчезнуть в тёмных лабиринтах старого города. С таким криком даже самые сдержанные люди находили мертвецов в своих домах и глохли от собственных голосов. Какое-то время я был в смятении, но, опомнившись, бросился на помощь, уже заранее приготовившись к жуткому зрелищу, ибо убийства не были редкостью в городе. Я не был героем и не носил с собой оружие. Я так и не понял, что руководило мной в ту минуту. Почему-то я решил, что обязательно должен был войти в этот дом. В подобии детской комнаты с обгоревшими стенами, пыльными коврами и обрушившимися стропилами, в окружении побитой мебели и сломанных игрушек, я увидел молодую девушку, чьё белое лицо отражало нечеловеческий ужас. Она отползла в дальний угол и закрыла рот руками, с трудом сдерживая крик. Ещё до того, как я её рассмотрел, я понял, что она из тех людей, которых сейчас принято называть собирателями. На полу лежала сумка с предметами разного назначения, будь то консервы, лекарства, бумага, семена... — всё полезное, что удавалось найти в заброшенных домах или украсть из жилых. Она заметила меня не сразу. Проследив за её взглядом до стены, я подошёл к прикроватной тумбочке. То, что я на ней обнаружил, прояснило ситуацию. Сдунув пыль с заколки для волос в виде металлической бабочки, я невольно улыбнулся. Синяя Морфа. Первая бабочка в моей жизни. И спустя столько лет — её первое изображение, не искажённое ужасающими каррикатурами под лозунгом «Насекомые опасны!». Я весело посмотрел на девушку, но уже через секунду убрал с лица улыбку. Моя реакция на бабочку, как и то, что я взял её в свои руки — всё это вызвало у неё панику. Задыхаясь от страха, она сначала ползком, а потом бегом метнулась прочь из дома. Сопроводив её взглядом, я растерянно посмотрел на заколку и книгу, на которой та лежала. На выцветшей обложке я прочёл название: «И грянул гром». Этой девушке было лет двенадцать, немногим больше, чем мне, когда всё это только началось, но она уже вошла в то поколение людей, которые не видели настоящих бабочек. Рыжая, смешная, с веснушками... и с гримасой застывшего ужаса на лице. Она смело ходила по заброшенным домам, во многих из которых до сих пор лежат останки их жителей, задохнувшихся от токсичных испарений, но ужаснулась при виде обычной заколки в форме бабочки. Моё детство закончилось быстро. Но у неё его вообще не было. И у её детей не будет. Навязанный образ Люцифера в теле всепоглощающей гусеницы вбил в её голову первобытный страх насекомых как темноты. Какими станут люди через десять лет? А через пятьдесят? Они продолжат жить искажёнными понятиями, боясь прекрасного и восхищаясь грубым. Их заставили поверить в то, что это гусеницы уничтожили мир, а не алчные люди у власти. Но правда в том, что они просто хотели стать бабочками! Они ели, ели и ели... и никак не могли понять, что с ними не так. Мои родители не создавали чудовищ. Кому-то просто было выгодно истребление человечества, а несчастных шелкопрядов сделали козлом отпущения. Я знал, что нужно делать. Мысли об этом были и раньше, но я никак не мог решиться на действия. И вот теперь я готов. Раз они так любят силу — тогда я научу их с её помощью ценить и то, что легко сломать. Найти все необходимые материалы, как и оборудовать рабочее место, не составило труда. Гораздо сложнее было скрыть восторг от результатов работы. Никто не должен был узнать о моих планах, прежде чем я воплощу в жизнь задуманное, иначе бы всё стало бессмысленным... Сорок лет я мастерил механические тельца и расписывал краской сложные узоры. Тонкие лапки с шарнирными изгибами постоянно терялись на моём столе; без увеличительного стекла я не мог их найти, ведь зрение с возрастом убывало. Утомлённый голодом и бессонницей, но движимый мечтой, я порой ощущал себя той самой гусеницей в коконе, что хотела взлететь в небеса. Но для моего полёта требовалось гораздо больше крыльев. Ни один из моих визитов в лабораторию родителей не был напрасным. Наблюдая за рождением бабочек, я увлечённо запоминал их формы и расцветки. А потому в этих металлических фигурках родилось воплощение каждого вида. Они не смогут откладывать яйца, продолжать род. Но им это и не нужно. Пока светит солнце и работают солнечные батареи — они бессмертны. Кто-то догадался о том, что я задумал, но слишком поздно. Когда меня, смеющегося от восторга старика, схватили органы правопорядка, чтобы предать суду, часовой механизм сработал точно по расписанию. Тысяча стальных бабочек взмахнула в небо, отражая своими крыльями лучи палящего солнца. Многие люди, закрыв головы руками, слепо и беспомощно метались, ища спасения, натыкаясь на стены и сбивая друг друга, пока не исчезли с улиц. Они не поймут, зачем я это сделал. Но я уверен — они не убьют ни одной бабочки или, по крайней мере, не смогут убить их всех. Прости меня, Синяя Морфа — моя первая бабочка, которую я ещё ребёнком раздавил своими неосторожными руками. Ты переродилась в этих же руках, став прекрасным ангелом из стали, — но лишь для того, чтобы снова умереть. Через час меня попытаются публично казнить, но они этого не успеют сделать. Ты будешь сидеть на моей ладони, как и тогда, однако на этот раз я сожму пальцы крепче, чем когда-либо. Они должны это увидеть. Им придётся запомнить и понять, насколько хрупка и в то же время сильна истинная красота. Ещё не один век мамы будущего будут говорить своим детям: — Ни одно живое существо на свете не заслужило такого восхищения, как бабочка, и трогать её руками — проявление неуважения не только к насекомым, но и ко всему человеческому роду. И эти слова запомнит любой ребёнок. Потому как в каждую бабочку я встроил миниатюрное взрывное устройство. Так, на всякий случай.17.05.2013 г.