***
Одним, как всегда, пасмурным днём спокойствие было нарушено. В приёмную лечебницы ворвался Айзек, а следом вошёл Младший Вальдемар. Лицо последнего было мрачным, и в то же время он стыдливо прятал взгляд. Войдя в комнату, мужчина сразу стал рассматривать многочисленные пузырьки лекаря. Тот мельком взглянул на правителя, вздохнул и потёр переносицу. – Бесс, дело важное. Ты заполняла карту Роджера Грея? – Да… Ребекку смутил сам факт вопроса: разве вся её работа не заключалась в том, чтобы заполнять карты больных? – Угу… У него есть аллергии на какие-либо препараты? – Это надо смотреть, так трудно сказать. – Смотри. Айзек говорил медленно, но руки за спиной сцепил с молниеносной скоростью, что выдавало сильное нетерпение. Ребекка втянула воздух сквозь зубы, достала из выдвижного ящичка кипу карт и стала перебирать их, пока не нашла нужную. – Нет, он не аллергик. – А Ричард Грей? Бесс отложила в сторону ещё несколько карт, всё больше ощущая в груди неприятную тяжесть. – Да. На аспирин. – Вот-вот. Два коротких кивка не оставили сомнений: что-то не так. Ребекка перевела взгляд на Деми, но тот лишь почесал нос и отвернулся к развешенным на стене плакатам. – А если вспомнить как следует… – всё с большим раздражением скрежетал Кипс. – Ты уверена, что записала всё правильно? – Ну, теперь уже нет… – Давай подумаем вместе. Первой лежала карта?.. – Грея… Роджера. – Значит, он был на приёме последним, потому что в таком порядке я учил тебя складывать карты. А пациент с аллергией на аспирин был в тот день… – очевидно, не найдя во взгляде Ребекки должной сообразительности, лекарь закончил сам. – Вечером. Одним из последних, Бесс. – Леди Бесс, Вы по ошибке не указали у Роджера Грея аллергию на аспирин, – как бы сам извиняясь, наконец пояснил Вальдемар. Он закусил палец, а во взгляде читалось искреннее сочувствие. – Конечно, – холодно заметил Кипс. – Потому что Бесси заполняет карты после приёма, по памяти, чтобы записывать всё неспеша. А потом происходит это! – Сударь Кипс назначил Роджеру лекарство, содержащее аспирин, – продолжил Деми. – Еле успели спасти… Айзек, всё это время пронзавший аптекаршу гневным взглядом, в один рывок оказался возле неё и постучал собранными пальцами по темечку девушки. – Потому что нельзя относиться к нашей работе хладнокровно, когда вы наконец поймёте! Вот вам весело, а пациенты страдают, и потом начинается: «трагедия», «роковая случайность», а роковой была лишь ваша безалаберность! Голос Айзека утих, как если бы ему резко перестало хватать воздуха. Ребекка вся сжалась и тёрла запястья. Между ней и наставником встал Вальдемар Чиприк. – Сударь, не стоит нарушать эту вашу клятву из-за такого пустяка. Всё ведь обошлось? Роджа мы откачали? – В этот раз! И какой позор моему имени – ведь спросят с меня! Судя по надрыву, с которым доктор произнёс это, испорченная репутация волновала его куда больше благополучия пациента. Несколько раз обрывисто вздохнув, Айзек махнул рукой и ушёл в свой кабинет, хлопнув дверью. Деми ободряюще улыбнулся аптекарше. – Не переживайте, Бесс. Повезло, что из двух однофамильцев аллергиком оказался мой человек, в противном случае отец посчитал бы это разжиганием вражды. – Однофамильцы с похожими, чёрт возьми, именами, которые работают на разных начальников в городе, где это почему-то имеет астрономически важное значение! Вы издеваетесь? – Мы находим это забавной иронией… – смущённо пожал плечами Младший. – Ну, с нашей стороны. Отец наверняка сейчас злорадствует… Нет, он не настолько жесток. Его заботит весь город целиком. Кажется, в этом молодой правитель пытался убедить прежде всего самого себя. Он вообще часто говорил так, будто не замечал собеседника. Хотелось крикнуть: «Мне нет дела до твоего отца!», – но Бесс лишь процедила сквозь зубы: – Замечательно. А затем чеканно откланялась и чуть ли не выбежала на улицу, всколыхнув плакаты, изображавшие разные слои человеческого тела. Каблуки увязали в рыхлой земле, но всё же отстукивали быстрый ритм. Багряные краски грели, перебрасывались с земли на небо, будто сам туман впитывал их в себя. Застывшие в увядании деревья успокаивающе шелестели листьями. Ребекка села под ивой у небольшого пруда, поджала под себя ноги и обняла колени. Слова Айзека не задели её, не должны были задеть. Тогда почему от одного осознания, что девушка совершила ошибку, внутри всё скручивалось? «Это не вина, не вина, не вина! – стискивала зубы Бесс. – Это проклятие. Я не могу позволить себе ошибиться из-за него». В этом Ребекка пыталась убедить разве что саму себя. Переждав, пока приступ закончится, аптекарша думала навестить Роджера Грея и попросить прощения за огрех, однако стыд, самолюбие или и то, и другое не позволили ей этого сделать. Тогда аптекарша решила повиниться хотя бы перед наставником. А когда вошла в кабинет, обнаружила единственного доктора Редклэй-Майнс распростёртым на кушетке.***
– Он был стар… вот сердце и не выдержало. Голос Деми дрожал, а в глазах застыли крупные слёзы. Медленно, словно в каком-то ритуале, он прошёлся из одного угла комнаты в другой, когда в приёмную вошёл высокий тощий человек с взъерошенными чёрными волосами и небрежной щетиной. Он не обратил внимания на начальника города, даже наоборот, казалось, специально отвернул голову и обратился прямиком к Ребекке, отделяя каждое слово. – Лекарша Бесс. Мой начальник, Вальдемар Чиприк, он же Старший, ждёт тебя в своём доме. Поскольку до сих пор ты не была там, я провожу тебя. Прямо сейчас – такие приглашения не терпят отлагательств. Лицо Младшего, пронзённое самой искренней болью, лишь на мгновение загрубело презрением. Сначала Бесс приняла дом Вальдемара за театр, таким нарочито вычурным он выглядел: фрески, арочные своды, лепнина на крыше, витражные окна, позолоченные двери. В то же время чёрные, будто покрытые копотью стены навевали тревогу. И всё же настойчивый тон – не просьбы, приказа – слышался даже в простом послании слуги Старшего, так что Ребекка не могла пренебречь приглашением. Сам Вальдемар оказался невысокого роста упитанным – как бывают упитаны от хорошей жизни – лысым мужчиной с белыми, почти бесцветными бровями. На плечах красовалась длинная рыжая шуба. Ребекка до сих пор не видела в южных графствах ни одного животного, и потому этот элемент одежды не только показывал статус своего хозяина, но и внушал некий первобытный страх – откуда… Впрочем, лучше не задавать таких вопросов. Отец с сыном были поразительно похожи, однако те черты, что на приветливом лице Деми выглядели привлекательно, делали Вальдемара грубым и неприятным на вид. Начальник Шахт стоял на небольшой платформе – не хватало разве что трона – и надувал губы. Перед таким человеком Ребекка поклонилась почти в пол. – Ты пришла. Хорошо. Хотя только что Вальдемар стоял в ожидании посреди пустого зала, он стал расхаживать по платформе с таким скучающим видом, будто Ребекка сама напросилась к нему в дом. – Рада знакомству, сударь Чиприк. Едва заметная самодовольная ухмылка царапнула толстое лицо мужчины. – Меня можешь называть «господин». У меня к тебе дело, – он прочистил горло. – Как ты знаешь, из жизни ушёл наш доктор. Единственный в городе. Так уж сложилось: местные дети растут в мечтах о Шахте, а интеллектуалы из Нового Седона, напротив, воротят от неё, нашей кормилицы, нос. В своё время нам очень повезло привлечь Айзека на свою сторону. Однако теперь его нет, и быстро развивающийся город остался без лекаря. И тут появляешься ты… Уверен, твой талант уступает мастерству Айзека, но это лучше, чем ничего. Я прошу тебя занять кабинет старика и вести приём, будто ничего не изменилось. Спокойствие в городе – превыше всего. Его даже не интересовало, готова ли Бесс к такой ответственности – этот человек привык, что одного его слова было достаточно, чтобы запустить огромный механизм. И, если бы только их мотивы не совпадали, Ребекка, разумеется, дала бы отпор или хотя бы набила себе цену, воспользовавшись положением Вальдемара.