***
Поля простирались сразу за кладбищем; они не были похожи на ухоженные фермерские угодья на западе: дикие, шероховатые, это они были здесь хозяевами, а не люди. Так, впрочем, казалось на первый взгляд. Пока Нора вела аптекаршу через поля, она показывала и грядки с картофелем, морковью, свёклой, и колоски овса, проса, и сеновал, и торфяные болота. Люди уважали эти места и научились брать только самое необходимое. – Наш город – Роткетихриум – не зря называют в народе просто «Рот». Наши поля не кажутся такими уж большими, но именно они кормят и Редклэй-Майнс с Шахтами, и даже Новый Седон. – Как-как? – Ребекка даже рассмеялась. – Рот, – Нора показала себе на губы. – Нет, полное название? – Роткетихриум. – Серьёзно? Прости, пожалуйста, кто такое вообще придумал? – Тот, кто построил, ой, создал город: Андерс Роткетихра. Брат Питера. – А-а-а, ну, с такой фамилией… ни себе, ни людям, что называется. – Поэтому мы и зовём его Ртом, – хихикнула себе в руку Нора. Наконец девочка вывела Ребекку на небольшую поляну, сплошь усеянную цветами. Все они были дикими, с мелкими, блёклыми лепесточками, но их обилие и разнообразие поражало взгляд. Нора встала у края поляны, поглаживая высокие колосья позади себя. – Ну, вот… Здесь можешь поискать что-нибудь целебное. Я буду неподалёку – собирать бергамот для масел. Не уходи далеко… пожалуйста, и кричи, если что, – будто испугавшись собственных слов, девочка тут же добавила. – Но ничего страшного не должно произойти, тут неопасно! Бесс с улыбкой кивнула. Оставшись одна, она села прямо на траву посреди поляны и принялась рассматривать цветы вокруг себя. Казалось бы, поля стояли не так далеко от города, а воздух здесь уже был другой; было ощущение простора. Ощущение, которое растекалось по коже, венам, напоминая, что всё в мире подчинено законам природы, за всем кроется некий замысел, а всё людское – лишь мелочи. Доброе, утешающее чувство. Ребекка пять лет провела в бегах, но не так-то часто ей удавалось выбраться на природу, а меж тем подобные просторы действительно благотворно влияли на разум, особенно истощённый тяжёлыми думами. Бесс так погрузилась в изучение местной растительности, что забыла обо всём на свете. Она двигалась по спирали от центра к краям поляны. В какой-то момент пестрота зарябила в глазах, всё-таки напомнив о реальности, и Ребекка разогнулась, потянувшись. Сколько времени прошло? Спина и ноги затекли, и это было не от проклятия. Бесс с трудом поднялась на ноги и ещё раз потянулась. Со стороны высоких колосьев послышался шорох; Ребекка непроизвольно повернулась туда. Нора ушла с другой стороны… наверное, да и колосья были ей где-то по грудь – если только девчушка не решила сыграть в прятки с новой приятельницей. Может, мышь… Ребекка поняла, что ни разу не видела в городе не только животных, но даже мошек или кузнечиков! Возможно, их жители тоже сгоняли в поля, как нечто ценное? Любопытство взяло верх, и Ребекка пошла на звук. Она не заметила, как начался склон, как колосья выросли выше головы… В какой-то момент девушка прямо утонула в золотистых стеблях. Что-то уже вело её дальше, хоть она и не понимала, где находится. Затем колосья разом расступились, открыв перед Ребеккой круглый кратер в земле. Такие появляются в местах с зыбкой почвой – Ребекка знала это лишь потому, что второй муж её матери, судья, однажды взял маленькую Бесс с собой на разбирательство: двое лордов не могли решить, в чьих землях произошёл обвал. Бесс подошла ближе. Срез почвы был почти идеальный, похожий на торт, но Ребекку поразило другое. Стоило ей увидеть это место, её одолело чувство неизгладимой тоски, а приглядевшись получше, она убедилась, что чувство это было не пустое. «А лучше бы было так…». Трава вокруг была примята, на ней виднелись отпечатки ботинок – толпа бежала от обвала. В глубине воронки комья земли припорошили… дома. Вот блестело на солнце окно с кружевной занавеской, торчал уголок крыши, расколотые ступеньки. На этом месте жили люди. Ребекка не могла пошевелиться. Она впустила смерть в свою жизнь и уже привыкла к её холодному дыханию над ухом. Разница состояла в том, что смерть, окружавшая Ребекку Амварт, была от людей; здесь же смерть была от природы. Оказаться во власти стихии – не в том месте, не в то время. У стихии нет мотивов, принципов, нужды; она действует по собственному велению. Это страшило Ребекку. Ещё в институте девушку пугало, как в мгновение ока природа способна расправиться с человеком – похоронив под толщей земли или впустив в тело заведомо неизлечимую болезнь, – и уже ничего нельзя будет сделать. Возможно, поэтому Бесс и выбрала медицину – чтобы тайна случайности смерти стала ей чуточку ближе. Ребекка не знала, сколько простояла так возле тихой – или безмолвной? – воронки, пока ветер развевал полы её платья. Очнулась она уже в лёгких сумерках. Точнее, её разбудили. Рядом стоял человек, которого Бесс меньше всего ожидала увидеть в полях. Питер Роткетихра. Он сцепил руки перед собой, сжав края рукавов в кулаке – получалось, будто накинутый на плечи халат обнимал мужчину. – Я тоже здесь не был. Семь лет. Всё забыл, – он наклонился к аптекарше и доверительно прошептал ей эти слова. – Простите, если я зашла куда-то… куда не надо, я просто заблудилась. – Сюда можно. Александер только мне запрещает, потому что… – Питер опустил голову. – Можете не говорить, если тяжело. – Семь лет назад тут умерла Катрина. А ещё семь лет назад она предсказала, что умрёт. Никто ей не верил. Александер грезил расширением города. Это Симеон подгонял его, я знаю – хотел повторить подвиг моего брата… Может, Александер и верил Катрине. Может, потом захотел отступить, но опоздал. Ребекка смотрела на недрогнувшее лицо Питера. Сальные волосы, бледный лоб – не проступила ли испарина? Потому что речь мужчины была похожа на бред. Питер лишь улыбнулся Бесс. – Опору нашего города часто ломают… Мужчина не успел закончить: стена из колосьев позади них с Ребеккой раздвинулась, и в ней показалось сначала веснушчатое лицо Сестры, затем благородное – Ксавье, и, наконец, бледное – Норы. Сестра высунула крючковатую руку, схватила Бесс за запястье и потянула на себя, увлекая обратно в золотистый лабиринт. Нора семенила рядом, а вот Ксавье отстал. Ребекка чувствовала сквозь жёсткое прикосновение смотрительницы, как та была… если не зла, то крайне раздражена. И всё же девушка была благодарна, что ей не пришлось искать дорогу назад самостоятельно или, ещё хуже, с Питером. – Прости, мне страшно туда ходить. Там шумно, много голосов, – прошептала Нора, вкладывая свою холодную ладошку во вторую руку Ребекки. Аптекарша улыбнулась девочке, а Сестра резко дёрнула её вперёд. – Страшно… – проскрипела старушка. – Предупреждать надо, чтобы не ходила по таким местам. А ещё лучше, – она остановилась и повернулась к Норе, – не водить чужаков в поля! Девочка вся сжалась, и Бесс почти инстинктивно закрыла её маленькую фигурку собой. – Сестра, хочешь кого-то наказать – пусть это буду я. Да, это я попросила Нору отвести меня в поле. Хотела развеяться после… всего. – Что ж, поторопилась, не разобралась, что такое Поля. Поступила глупо. Но Нора – будущая смотрительница. Она будет приглядывать ещё и за полями, так что ей нужно научиться охранять эти места от ненужных глаз, – Сестра повернула голову на шорох, пронёсшийся неподалёку. После этого она понизила голос. – А ты, девчонка, мало того, что пустила чужачку, так ещё побежала за помощью – к кому! К племяннику Питера! – Прости, Сестра, я… – Нора, кажется, готова была заплакать. Смотрительница грубо и в то же время ласково ущипнула девочку за щёку и пошла дальше. – Да знаю я, что «ты». Побоялась признаться, от наказания пряталась. А Питера тебе не жалко? Он и так… – Жалко! – выпалила Нора. – И… И Ксавье тоже разозлился, что я к нему прибежала. Они как раз с Питером гуляли. Он так на меня посмотрел – Ксавье, то есть… Думаю, он больше не будет со мной разговаривать. Ребекка закусила губу. – Мне показалось, Питер не выглядел таким уж несчастным. Может, его просто слишком оберегают? – Помолчи, чужачка. Ничего ты не знаешь, – покачала головой Сестра. – Две неправды, одна правда! – раздалось совсем близко. Нора взвизгнула и подпрыгнула, прильнув к руке Ребекки, а затем резко выдохнула. – Ксавье! – Меня здесь нет. И вновь громко зашуршали колосья. Ребекка лишь возвела глаза к небу – в этой семье все стоили друг друга. Непонятно только, был ли «семьёй» род Роткетихра-Иратилим или весь город.***
Сестра не прогоняла Ребекку – надолго ли? Смотрительница перестала просить девушку даже о мизерной помощи, не разговаривала и не кормила – еду аптекарше тайком носила Нора. Бесс терзали вопросы: что же такое Поля, если одна безобидная вылазка вызвала такой резонанс… Однако девчушка, теперь единственная собеседница Бесс, была слишком напугана – чем бы то ни было – и молчала. Молчала и Сестра, впрочем, её молчание было куда красноречивее. Ребекка едва могла спать по ночам, так сильно она ощущала невидимый пристальный взгляд смотрительницы кладбища. В первый день Лаура Ретлеш сказала, что только Сестра может приютить у себя доктора – возможно, это было и так, но Сестра не терпела присутствия кого-либо, кто влез в её тайны. Зыбкое положение, в котором вновь оказалась Ребекка, заставило её выйти на улицы в поисках ответов, и она уже знала, где будет искать прежде всего. Александер Иратилим как никто мог дать ей и надёжный приют, и протекцию от недовольных, и, уж конечно, ответы на те самые вопросы… если правильно попросить. Иратилим производил впечатление прожжённого опытом человека: непоколебимого в своей власти, со стальным – чужеродным здесь – сердцем, однако стоило понаблюдать за городом, как на поверхность всплывали слабые места этого человека. Питер и Ксавье. Сложно было сказать, испытывал ли Александер к ним тёплые, нежные чувства, но он точно не представлял город без своего зятя и сына – на это и собиралась давить Ребекка. Иратилим испугал девушку угрозами, но она, как говорили медики, «пережила инкубационный период» и влилась в жилки Роткетихриума. К тому же аптекарша рассчитывала на помощь юного Ксавье, который, кажется, спокойно относился к присутствию доктора в городе. Планам Ребекки Амварт не суждено было сбыться. Когда она шла по улице, двери ближайшего дома распахнулись, и на крыльцо буквально вывалился человек. Пожилой мужчина в грязной домашней майке, босой. Он осел на ступени и схватился за живот, корчась от боли. За ним на улицу выбежали, скорее всего, родственники: женщина с тугим пучком и двое мальчиков-подростков. Женщина присела возле мужчины и неуверенно положила руку ему на плечо. – Не могу! Как… больно! – еле выпалил тот. Ребекка сорвалась с места и побежала к дому. «На желтоватом лице проступила испарина, дыхание сбивчивое. Держится за правую часть живота». Бесс встала одной ногой на крыльцо. – Это похоже аппендицит. Как давно начались боли? Сам мужчина не мог даже поднять голову на незнакомку, а вот его спутница посмотрела на Бесс сначала в смятении, а затем со злобой. – А, это ты! Немедленно убирайся, это всё из-за тебя! – Ох, если бы я могла влиять на жидкости внутри человека… Послушайте: жар, острые боли в правой части живота, рвота – это всё признаки аппендицита. – Ещё раз повторишь это слово, я вырву тебе язык. Вы, душегубы в халатах, слова умные говорите, будто всё знаете. Знаете! И как человека сгубить, тоже знаете. Словечками вашими. – И тысячи зарегистрированных случаев тоже мы придумали? – Уйди, ты только мешаешь. – Нет, это Вы мешаете! Если запустить, могут быть серьёзные осложнения… – Мальчики, да прогоните вы её, отец дышать не может рядом с этой заразой. Ребекке хватило одного взгляда, чтобы парни не двинулись с места. – По крайней мере не решайте за Вашего… мужа, любовника – неважно! Сударь, я могу… – Уходи, чего ты… не понимаешь! – взвыл мужчина. – Я могу помочь. Прооперировать Вас не получится, но я знаю несколько способов, как… – Нет, нет, не хочу! Отстань от меня, я не хо… чу даже слушать. – Да поймите, Вы можете умереть. Пустите! Бесс рванулась к двери, но тут уже старший из пацанов толкнул её за плечи, да так сильно, что она чуть не упала. – Хорошо. Хорошо, вы не доверяете мне. Просто послушайте: сделайте горячий компресс, поставьте банки на спину, дайте чай из… – Аурелий, правильно ты!.. – визжала женщина. – Иди в дом, возьми отцову косу и отрежь этой душегубке язык! Старший сын колебался несколько мгновений, а затем и правда скрылся в доме – непонятно, блефуя или действительно решившись на отчаянный поступок. Ребекка прожгла уничижающим взглядом суеверную женщину, думая, стоит ли рисковать, но всё же отступила и сбежала с улицы. Она ещё некоторое время прислушивалась, не бегут ли за ней, а остановилась лишь через несколько кварталов. Отдышалась, опёрлась руками на колени. С болью сглотнула. Ей не стоило бежать… Не стоило видеть этого человека. Зрительный контакт мог усилить проклятие? Впрочем, неважно. «Здесь все мне враги!», – Ребекка сплюнула на землю; слюна была розоватая. Девушка прикоснулась к дёснам – остался кровавый след. «Все враги!». Когда аптекарша притворялась «мистером Шмидтом», её не волновало, что родственники жертв желают ей смерти – в глубине души она знала, что заслуживает этого. Но сейчас её ненавидели за то, кем она была на самом деле; Ребекка Амварт впервые за пять лет показала себя настоящую, а её готовы были за это убить. Как с таким смириться? Если только это не была очередная шутка Диабло… Бесс подошла к дому Иратилима, но уже не была уверена, стоило ли ей просить аудиенции у градоначальника, такого же жестокого, как остальные. «Все мне враги…».***
Ребекка проснулась в подвале дома Сестры. Наверху слышался высокий голосок Норы. На краю кушетки сидел… Мисс Амварт привстала с кровати, и Ксавье Иратилим лениво повернул к ней голову. – Очнулась? – его лицо было по-взрослому серьёзным, будто Ребекка отвлекла его от крайне важного дела, но в голосе слышалось обычное беспокойство. – Как я оказалась здесь, и почему ты тоже… здесь? Ксавье почему-то кивнул и улыбнулся. – Ну, а где мне быть, если ты постучалась к нам в дом и рухнула без сознания? – Я? – … И куда, скажи пожалуйста, я должен был тебя принести, как не сюда? – Ты нёс? Ох… А… – Отец не знает, Питер тоже. Зачем приходила-то? – Да так, неважно, – в столь уязвлённом состоянии Ребекке не нужны были никакие ответы. – Ну, раз неважно, тогда я пойду – по идее у меня сейчас занятия. Если отец поймает, я не стану от него ничего скрывать. Это не в моих правилах. Но попадаться не хочу. Он в один рывок оказался у лестницы, уже положил руку на перила, когда повернулся с хитрой улыбкой. – Вот было бы здорово, если бы ты лечила, забирая наши болезни себе, а? – и убежал. Ребекка откинулась на подушку. Ей действительно нужно было срочно кого-нибудь вылечить, иначе сколько она протянет? Когда к ней спустилась Сестра, Бесс с облегчением заметила, что её загорелый лоб больше не стягивал обруч напряжения. Какое бы зло ни таила смотрительница кладбища на Ребекку, оно ушло, потому что по лицу этой женщины всегда было видно, что она чувствует. Сестра призналась, что поля связаны с очень старыми воспоминаниями, которые она боится потерять в постоянно меняющемся мире, – впрочем, об этом Ребекка и сама догадалась – однако куда важнее, что обморок аптекарши помог Норе наконец «обрести голос». Она заступилась перед наставницей за свою подругу, а это, по словам Сестры, непременно должна была уметь будущая смотрительница. Итак, к радости Норы, Ребекке было позволено остаться в доме на кладбище. А спустя пару дней вслед за Ребеккой вернулись и странные вещи. Ранним утром Сестра вошла к Ребекке и впервые за всё время их знакомства села на кушетку. Лоб женщины вновь был изрезан морщинами задумчивости. – Тут мёртвого принесли. Объясни, почему его семья говорит, что это ты убила его «умными словами»? Ребекка вскочила с кровати. – Это уже слишком! Что дальше – рога мне… Подожди, умными словами? А как выглядит этот мёртвый? Пожилой такой, желтоватая кожа, рыхлый живот? Из косарей? Вместо ответа Сестра подняла одну бровь. «Лучше бы этим слухам оказаться просто слухами», – прочитала в этом жесте Бесс. – Ты каждый день имеешь дело с человеческими телами и прекрасно знаешь, что убить словами невозможно, – девушка стала ковырять у себя под ногтями. – Можно, например, так обидеть человека, что сердце остановится. – Я не могла его обидеть – я его даже не знаю! – Но приметы его назвала. Ребекка вздохнула и пересказала Сестре события дня, когда потеряла сознание. Смотрительница слушала с непоколебимым спокойствием, а в конце положила руку Бесс на плечо. – Правильно сделала, что не стала вмешиваться. – Я пыталась! И почему правильно-то? – Подумай, почему смотрительница кладбища говорит тебе это. Болезни – естественно. Смерть – естественно. А что ты делаешь – нет. «Если тело не справляется»… Мы не соревнуемся, кто сильней. Если человек заболел и умер, значит, так было нужно; это не делает его каким-то неправильным. – Обычно так говорят люди, которые боятся брать ответственность за свою жизнь. – Меня не напугал случай два года назад, когда мясо-то отравили. Это Александер стал так размышлять после трагедии, а я – всю жизнь. – Значит, боишься потерять контроль? Сила привычки? – Что мне близким «убитого»-то говорить? Они вроде как просят тебя выдать. – Скажи им, что… – Бесс хотела предложить какую-нибудь подлянку, чтобы семья неверующих помучилась дня два, но в последний момент осекла себя. Использовать медицину против своих обидчиков, как в прежние времена, было теперь нельзя. – Они же тебя уважают? Вот скажи им, что видишь по лицу, рукам – не знаю, чему – умершего, что он за телом своим не следил. Больше воды пить должен был, крупу для каши лучше промывать. – Не поверят, я такую ерунду отродясь не говорила. Да даже если Нора такое смелет – не поверят. – Значит, скажи, что докторша уже сполна получила – и врать не придётся. – Добро, – чуть помолчав, Сестра добавила. – Я готова тебя каждый раз хоть с ложечки кормить, если будешь грохаться в обмороки от бездействия. Знания твои уважаю, но… не понимаешь ты. – Куда уж, – наигранно пожала плечами Ребекка. Ей стало чуточку легче от осознания, что Сестра, чей облик был окутан завесой тайны, оказалась простой старушкой, не желающей мириться с переменами. Будто почувствовав, что вскрывают её старые раны, Сестра стала чаще уходить в поля. Нора с благоговейным страхом рассказывала, что Сестра заходит куда дальше, чем девочка, и не теряется. Однако смотрительница могла пропасть на несколько дней, так что работа с мёртвыми ложилась на Нору и Ребекку. Последняя уже привыкла к виду трупных пятен и странным звукам, которые иногда издавали тела умерших. Не лучшая врачебная практика и уж точно не самый эффективный способ бороться с проклятием, но по крайней мере это позволяло Бесс отвлечься от боли.