***
Ребекка решила уйти дальше на юг, где её лицо не могли знать, а о мистере Шмидте и подавно не слышали. Головная боль, тяжесть в груди и покалывание в пальцах были спутниками девушки на протяжении всей дороги. Привыкшая со времён института искать рациональное зерно в любой болезни, Ребекка сравнила своё состояние с заполненным сосудом: недуги других вычерпывали из него воду, необходимую для жизни, а лечение людей пополняло запасы столь драгоценной – какая ирония – жидкости. Последняя часть оскверняла мысли девушки сомнением. Мистер Шмидт по легенде обладал медицинским образованием; самой же Ребекке пришлось бросить занятия… чтобы отсидеть срок в тюрьме. Она до сих пор презирала тех, кто тыкал в неё пальцем и повторял про клятву Гиппократа – в отличие от них, Амварт хотя бы следовала собственным моральным убеждениям, а не держалась толпы, – но мнение этой самой толпы о том, что нельзя доверять доктору-недоучке, всё-таки пошатнуло уверенность молодой женщины. Возвращаться в институт Ребекка не хотела и не представляла возможным – даже если не брать в расчёт преступления мистера Шмидта, девушку уже однажды обвинили в убийстве, а таким людям дорога в медицинское ремесло была закрыта. Впрочем, за пять лет практики Ребекка сделала достаточно собственных открытий и получила опыт, разительно отличавшийся от всего, что преподавали в институте. Эти знания не давали девушке пасть духом – она найдёт способ применить их не во вред, а на пользу. Себе, конечно же. Ребекка решила не быть привередливой и остановиться в первом поселении, встретившемся на пути. Сейчас ей было важнее разобраться со своим неожиданным проклятием. Ступив на земли так называемых «южных графств» – это девушка поняла по пасмурности и резко пожелтевшей траве под ногами, – Ребекка растерялась: по её смутным воспоминаниям со времён школьной географии, на месте, где она находилась, не должна была течь река. Туман, вечный спутник южных графств, не упрощал дела. Ребекка застыла, боясь сделать даже шаг, будто сам воздух вокруг был ядовитым. Вскоре, однако, она различила приближающуюся к ней фигуру: мужчина, худощавый до невозможности, в куртке не по размеру. Он подошёл к Ребекке вплотную – она уже могла разглядеть его густые чёрные усы, совершенно не шедшие его худощавой наружности, но которые будто и отвлекали от этой самой худобы. Мужчина приставил два пальца к виску. – Ясного Вам дня, сударыня. Вы на переправу? – Эта река всегда была здесь? Мне кажется, я заблудилась. – Это не река, сударыня. Паводок. Господин Иратилим уже распорядился насчёт каналов, чтобы увести воду, а пока организовал станцию для переправы. Пройдёмте? Мужчина на мгновение сбросил строгость, присущую часовым – о его принадлежности к этой профессии говорила форма, – и дружелюбно махнул в сторону мутной воды. Ребекка кивнула, стараясь держаться непринуждённо, и пошла за своим проводником. Никто не говорил «западные», «восточные» или «северные» графства, устойчивое выражение касалось только южных. Границы этих земель были относительно скромными, однако о местных нравах ходили мрачные легенды. Южане держались сплочённо и обособленно и не признавали чужаков. Совсем. Даже якобы могли распознать приезжего по запаху. В последнее Ребекка, конечно же, не верила, но мнительное начало, прячущееся во всех нас, заставило её напрячься в присутствии южанина. Похоже, что местные всё-таки не отличались особым обонянием, потому что худощавый часовой не проронил ни слова, пока переправлял мисс Амварт. Ребекку поразило, что деревянная платформа, служившая своего рода паромом, была никак не огорожена, будто жители не боялись потерять равновесие и упасть. Впрочем, если приглядеться, можно было заметить, что вода едва доходила до колен. – Я не помню Вашего лица, – сказал проводник, закрепляя платформу на другом берегу, – Вы недавно в городе? – он тут же поспешил добавить, заметив беспокойство Ребекки. – Мой Вам совет: отправляйтесь в дом господина Иратилима. Он помогает устроиться приезжим, работу даёт, ограждает от местных. Что про нас говорят – это правда, мы чужаков не любим и чувствуем их присутствие. Все разом, будто услышали набат. Но обмануть нас тоже можно, если соединиться со здешней землёй. Вот я говорю «нас», а ведь я сам приезжий. Господин Иратилим всем помогает. – Где мне найти дом этого Иратилима? – Господина Иратилима, чужачка. Даже местные не называют его вот так, по фамилии. Спросите любого, Вам покажут, – часовой махнул рукой на небольшой пригорок за спиной Ребекки. – Ну вот я Вас и спрашиваю. – Хитрая. Не приживётесь тут. Вверх по пригорку, потом через ворота – если упрётесь в забор, просто идите налево, – и по самой широкой улице, не сворачивая. – Спасибо… Насчёт «не приживётесь» Ребекка уже верила. Как и некоторые чудаковатые люди, она испытывала к другим «чудакам» возмущённое презрение: как, мол, вы можете быть такими неординарными, когда главная неординарность тут – я? Однако девушке оставалось лишь последовать указаниям худощавого проводника, пусть и донельзя размытым. Она хмурилась, когда шла по правую руку от каменного забора, и сдержанно вскинула брови, когда перед ней и впрямь выросли арочные ворота.***
Ребекка ожидала увидеть скромную деревню, но её взору предстал почти город. Дома пусть и были всего два этажа высотой, зато тянулись по всей улице и даже заворачивали за угол, словно каменный лабиринт. Они были округлыми, с плавными углами и однотонного серого цвета, и вообще создавалось впечатление, что каждый дом был сделан из единого продолговатого валуна. Иногда встречались торчащие из земли каменные пластины, на которых стояли отдельные здания – чаще всего с вывесками, не жилые. Под ногами была брусчатка, поросшая той же сухой травой – она будто вырастала уже пожелтевшей и жёсткой. Брусчатая дорога вывела Ребекку… к двум домам. Они стояли совсем рядом и ничем не отличались друг от друга. Мисс Амварт тихо выругалась и стукнула себя по бедру. Она не хотела заходить не в тот дом и лишний раз беседовать с местными; одной прогулки по хмурому городу хватило, чтобы девушка убедилась, что ей здесь не нравится. «Может, оба дома его, этого Иратилима? Богатая, должно быть, шишка, если местные так его уважают». – Вы, никак, ищете дом Александера Иратилима? – раздалось неподалёку, стоило этой обнадёживающей мысли проскочить у Ребекки в голове. Амварт вздрогнула и повернулась на голос. Из-за неровного заборчика, ограждающего небольшую клумбу, поднялась девушка с пышными чёрными волосами, убранными в косу, длинным носом и пронзительными голубыми глазами. Девушка улыбнулась и вышла через калитку. Свободной рукой она размахивала пустой лейкой. – Всех приезжих отправляют сначала к Иратилиму, – вздохнула незнакомка, прислоняясь плечом к забору, – потому что его патрульные повсюду, а самому ему выгодно, чтобы новые люди стекались к нему. Ребекка сделала шаг к черноволосой девушке, но с недоверием наклонила голову. – Могу я узнать, с кем говорю? – Лаура Ретлеш. Что Вас смутило? А, должно быть, что я не прибавила «господин». Это тоже байка, которую его люди рассказывают приезжим. Александер держит наш непростой город в узде, но никто не почитает его, как святого. Он такой же человек. Но хватка у него железная, он всех равняет по своему стандарту. Вам этого не нужно – я вижу, что не нужно. Так что, если не хотите стать одним из его сторожей, загляните сначала к Питеру. Лаура кивнула на левый из домов. Теперь, когда Ребекка пригляделась, она заметила, что этот дом был пониже, с засохшими ветками меж кирпичей и грязными окнами. – Александер настаивает, чтобы Питер больше не ходил туда после смерти Катрины, но я-то вижу, что Питер не слушает. – Кто такой Питер? Нет, не так… Простите, я действительно здесь недавно и ещё не всё знаю о местных порядках. К тому же я устала с дороги. Мы могли бы обсудить это… у Вас дома, мисс Ретлеш? Лицо Лауры резко посерело и загрубело, как камни вокруг. Она окинула взглядом свою собеседницу, будто оценивая или, скорее, сравнивая. – Говорите «сударь» и «сударыня», так принято в наших городах. Простите, я не могу пустить Вас. Мой дом – это школа, туда могут входить только дети и я. Ступайте к Питеру. Или Александеру. Один всё равно узнает всё от другого. Но Питер мягче, он Вас скорее поймёт, – с этими словами местная скрылась за калиткой, взмахнув косой. «Неудивительно, что к южанам никто не суётся, если они разговаривают такими шарадами! Сами себя оградили от мира. Впрочем… Что было раньше: затворничество или этот странный говор? Филолог задал бы именно такой вопрос. Хорошо, что я не филолог». Так думала Ребекка Амварт, стоя перед двумя богатыми домами. Она задержала взгляд сначала на правом, затем на левом. Два дома. Два хозяина. Два мнения жителей. Ребекка соотносила Александера с разумом – властью, порядком, – а Питера – с душой. И душой же сама девушка тянулась именно к Питеру. Возможно, потому что к нему советовала обратиться такая же женщина – пусть слегка чудачка, но всё же способная на сострадание. Ребекка несколько раз постучала в дверь левого дома и, не дождавшись ответа, толкнула её рукой; дверь без труда поддалась. С пола тут же поднялись клубы пыли и песка. Скромная наружность дома сполна компенсировалась его внутренним убранством: узорчатый деревянный пол, резные перила на круговой лестнице, люстра с витражными клапанами, ковры на стенах. Каждый предмет источал какую-то невысказанную печаль. Ребекка нерешительно прошла в следующую комнату. Она была полностью круглой; здесь стоял камин, накрытый белым полотном рояль и, судя по следам на стенах, когда-то стояли и стеллажи с книгами. Амварт обошла комнату и прокрутилась вокруг себя. – Питер, Вы дома? – решилась крикнуть она. Сесть в комнате было негде, поэтому девушка прошла в противоположную дверь, однако та вела на кухню. Ребекка вернулась в круглую комнату, и взгляд её зацепился за большой портрет над камином: кудрявая светловолосая девушка в струящемся античном платье стояла в гроте, элегантно поставив ножку на камень. Ребекка всматривалась в её светлейшие, почти бесцветные глаза, когда задняя стенка камина со скрипом поднялась, и в открывшемся проёме показался мужчина. Он быстро встал на ноги, схватил с камина подсвечник и направил его на Ребекку; та до такой степени перепугалась, что застыла на месте. – Вы… Питер? – Кто велел тебе искать его здесь? – голос был резкий, чеканящий, словно гравий. Ребекка стала рассматривать появившегося столь внезапно гостя. Среднего роста поджарый мужчина в выглаженном тёмно-красном мундире, но при этом домашних тапочках; коротко остриженные русые волосы топорщились, что, впрочем, не выглядело чужеродным на столь опрятном человеке. Тусклый свет с улицы обрамлял широкое лицо с выраженными скулами и подбородком, а под глазами копились тени. – Так Питера здесь нет? – заметив у своего собеседника признаки усталости, Ребекка ненадолго осмелела. – Я тебя впервые вижу, и ты вошла в этот дом – ты точно чужачка. Зачем тебе Питер? – Если встретиться с ним невозможно, могу я увидеть Алек… господина Иратилима? – Он перед тобой, – мужчина вздёрнул подбородок. – Вот как! Вы верно заметили, господин Иратилим, я не из этих краёв. Мне сказали, Вы поможете. Я ищу жильё. – Тот, кто сказал тебе это, затем отправил тебя к Питеру? Ты вообще знаешь, что в этот дом нельзя входить? – Да, после смерти… – на мгновение сердце перестало биться – если назвать не то имя, всё будет кончено. – Катрины. Мои соболезнования. Александер наклонил голову набок, изогнулся и отшагнул в сторону, как хищная птица, подбирающаяся к добыче. Его глаза сверкнули, а уголки губ дрогнули. – Кажется, я понимаю. Чувствительная особа побоялась идти к Александеру Иратилиму, сторожевому псу и начальнику города, – он развёл руками, стукнулся одной о камин и тут же поставил туда подсвечник. – Уверяю, я самый обыкновенный человек. Ты ищешь жилище? Это будет удобнее сделать из моего дома, тут даже карты нет. Александер указал было на дверь, но осёкся и полез обратно в каминный проход, поманив за собой Ребекку. Они оказались в некоем подобии металлического тоннеля, в котором гулким эхом раздавались звуки шагов, и по нему попали в соседний дом. Здесь всё, напротив, дышало жизнью: было светло, много цвета. Хотя сама комната выглядела более аскетично. Ребекка поправляла юбку, когда её внимание привлёк юноша, сидевший на полу в углу комнаты, скрестив ноги. Длинные спутавшиеся волосы грязно-каштанового цвета спадали на лицо, поверх простой рубашки и приталенных штанов на плечи был накинут махровый халат. Юноша сосредоточенно собирал объёмную деревянную фигуру какого-то механизма и даже не заметил вошедших. Иратилим едва слышно вздохнул. – Питер! – он крикнул так, будто звал из другой комнаты, но юноша всё равно даже не повернулся. – Вот, кто искал тебя в заброшенном доме. Можешь познакомиться. Александер быстро кивнул Ребекке, как бы требуя назвать своё имя. Девушка растерялась и выпалила первое, что пришло в голову: – Леди Бесс. Питер неторопливо поднял совершенно незаинтересованный взгляд и задержал его на Ребекке неприлично долго. Теперь, когда он смотрел прямо на девушку, стало ясно, что это был вовсе не юноша, а мужчина лет сорока – об этом говорили морщинки вокруг глаз. Впрочем, в остальном мужчина действительно выглядел гораздо моложе своих лет. – Он не заброшен, – буркнул наконец Питер. – Эта сударыня будет жить в нашем городе, так что запомни её лицо, – непринуждённо продолжил Александер, после чего мягко коснулся локтя девушки. – Пойдём. Они поднялись на второй этаж. Иратилим раздвинул плотную зелёную портьеру и провёл гостью в кабинет. В центре комнаты стоял… очевидно, когда-то это был игральный стол, однако вместо фишек и карт на нём аккуратными стопками покоились многочисленные бумаги. Две стены занимали ящики, полки, стеллажи с самым разным содержимым: от папок до макетов скульптур. Для начальника города кабинет был более чем прибран. Александер потёр глаза и плюхнулся в кресло на колёсиках, вытянув ноги. – М-м-м… Да, начнём с пресечения всяких недопониманий. Питер – мой зять и шурин. Бывший. Он женился на моей сестре, я… был женат на Катрине. Агнет – моей сестры – почти не бывает дома, поэтому я забрал Питера к себе, – мужчина прикрыл глаза и долго выдыхал. – Теперь о тебе. Как, всё-таки, тебя зовут? – Леди Бесс, – Ребекка помнила, что не должна была скрывать свою личность, но боялась разозлить начальника города ненужными объяснениями. В конце концов, вот она: стоит перед ним такая, как есть, а имя… имя – лишь условность. – Фамилия у леди Бесс есть? – Я отказалась от своей фамилии. Александер взглянул на девушку исподлобья и облизнул губы. – Ушла из семьи, так, получается? – Ну, да. Да. Иратилим понимающе кивнул. Когда он снова поднял взгляд на Ребекку, в его глазах искрились огоньки искреннего любопытства. – А пришла к нам откуда? С севера? – последнее он произнёс даже с надеждой. – Да, – это, в общем-то, не было ложью: родом Ребекка действительно была из большого города в северном графстве. – Сколько думаешь у нас остаться? Бесс втянула воздух сквозь зубы. – Сколько позволите, господин Иратилим. Начальник снова кивнул. – Если надолго, тебе нужно будет на что-то жить. Ты прежде работала? Что умеешь делать? – Я лекарь. Александер молча смотрел на девушку, не выражая лицом никаких эмоций. Затем сдержанно мотнул головой, закрыл глаза и даже слегка улыбнулся. – Нет. – Простите? – Нет. Уходи. Вон. Сейчас же. Иратилим медленно поднялся с кресла и стал приближаться к Ребекке. – Я не понимаю, – девушке пришлось отступить. – Лекашек я бо… кормить не собираюсь. Придётся тебе вернуться, откуда пришла. – Если в городе уже есть доктор, позвольте мне работать при нём, я ведь не… – Ты сейчас доказываешь, что вы все тупые, как шматок грязи. Я же сказал: лекари нам не нуж-ны. – У вас что, никто никогда не болеет? – Мы сами можем о себе позаботиться! А теперь повторяю в последний раз: уходи. С этими словами Александер, всё это время довольно деликатно оттеснявший Ребекку к лестнице, толкнул её в спину, и девушка лишь чудом устояла на ногах. Оказавшись у подножья лестницы, она подняла рассерженный взгляд, но Иратилим уже скрылся за перилами. – И к сведению: у меня есть ружьё! – крикнул он вслед, и это прозвучало больше обиженно, чем угрожающе. Или Бесс так показалось. Ребекка покинула негостеприимный дом, хлопнув дверью. На выступе у входного крыльца сидел, покачивая ногой, Питер, а рядом с ним – собранная фигурка паровоза. Мужчина внимательно проследил за пронёсшейся мимо аптекаршей. – Ты доктор? Это нехорошо. Амварт развернулась на каблуках и с укоризной посмотрела на зятя Александера. Она была в испачканном дорожной грязью платье и тащила в руках два чемодана – «нехорошо», это всё, что он собирался сказать? – Ты всё слышал? Потрудишься объяснить? – Не могу. Городом управляет Александер, не я, – Питер нахмурился. – Лаура может помочь, если ты доктор. – Ретлеш? Мужчина кивнул. – Она сказала, в её дом могут входить только дети, – дёрнула плечами Бесс. – Она не знала… кто ты. Когда узнает – поможет. – То же говорили и про Александера… – Когда думали, что ты не доктор. Он всем помогает, но не докторам. – Почему? – Не могу объяснить. Не хочу, – Питер печально опустил голову. – Это из-за Катрины? Мужчина застыл и сидел так с минуту. Ребекка красноречиво перехватила в руке чемодан. – Где дом сударыни Ретлеш? Питер указал пальцем на узкий, почти незаметный проход между длинным серым домом и домом Александера. – По тропке – на пригорок. – Спасибо, – Бесс театрально поклонилась и направилась в указанную сторону. Выслушав Ребекку, Лаура с холодом в голосе отправила девушку «к Сестре». Амварт чуть не зарычала: «Вы так и будете гонять меня друг к другу? Или это местная фигура речи, чтобы послать человека подальше?». Лаура вздрогнула, с сочувствием посмотрела на девушку и после недолгой паузы поведала, что в городе свежа память о несчастье, с которым доктора – а тогда из большого города Нового Седона приехало аж два врачевателя, – не стали бороться. С тех пор жители полагаются только на себя. Рассказывая это, Ретлеш почти предалась каким-то своим уютным воспоминаниям, но в последний момент осекла себя и ещё раз послала Ребекку к Сестре. «Она смотрительница нашего кладбища, и её зовут Сестрой, потому что она со всеми близка. Если кто и приютит у себя врачевателя – так это она. К тому же с ней живёт девочка, Нора. У неё доброе сердце: она попросит тебя оставить, и Сестра не откажет. Мёртвых резать – это ведь тоже работа?». Слова местной учительницы не внушали доверия, впрочем, ничего в этом городе его не внушало.