Один час - и я рядом

В ту ночь я спала, как убитая, и в конце концов никакая бессонница не помешала моему сну. Мое сознание вернулось ко мне только под утро, единственный раз, когда я ощутила какое-то движение рядом с собой, что-то теплое прикасалось к моим плечам и рукам. Мне показалось, будто кто-то аккуратно приподнял меня с кресла и уложил на кровать. Но голова упала на мягкую поверхность, и я продолжила крепко спать, даже не открыв своих глаз. Или, может быть, мне не показалось?                               *** Громкий и низкий мужской голос заставил меня наконец раскрыть глаза. Дверь комнаты, в которой я находилась, была прикрыта, иначе я бы с легкостью смогла понять, о чем шел разговор. Зарывшись лицом в подушку, я почувствовала запах шампуня, от которого в моих глазах стало сверкать. И этот шампунь был явно не моим. Несмотря на подобную реакцию, я продолжила вдыхать этот сладостный запах, приятно прожигавший мои легкие. Ручка на двери резко дрогнула, и я опомнилась, приподняв голову с подушки. Я находилась не в своей комнате. Узнав мягкое одеяло, под которым я лежала, я быстро стянула его с верхней части своего тела. Перед сном моё положение было совсем другим. Почему я нахожусь в его кровати? — Вы Сашу разбудите, — эти слова, произнесенные практически шепотом за дверью, заставили меня отвлечься от мыслей. Я узнала голос Лёвы, но через несколько секунд дверь распахнулась прямо передо мной. Поднявшись на локтях, я готова была вскочить с кровати. — Её не нужно будить, она и так уже проснулась, — Валентин Сергеевич оказался перед кроватью, на нем была уличная одежда. Хлопов шагнул в комнату, появившись за спиной мужчины. В темных глазах выражалось волнение и тревога, он явно не хотел впускать Валентина Сергеевича ко мне. — Довольно спать, час дня, — Валентин Сергеевич взглянул на меня, интонация его голоса была грубой, как обычно. Спросонья я не могла понять, чем именно он раздражен. Я никогда не могла понять, почему он временами бывает так груб со мной. Капли дождя стали быстро бить по крыше дома, именно это меня и отвлекло. Я взглянула на приоткрытое окно, но нужные слова никак не приходили мне в голову. — Что случилось? — тихие слова со слабой интонацией послышались: на большее меня тогда не хватило. Валентин Сергеевич повернулся боком и кинул в сторону Лёвы какой-то презренный взгляд. Затем он явно заметил дождь на улице, который с каждой секундой становился все сильнее. Но никаких препятствий для того, чтобы пулей вылететь из дома, для мужчины это не создало. — Твой друг всё объяснит, а с меня хватит историй на сегодня, — Валентин Сергеевич резко отрезал мои слова и мигом прошмыгнул в дверь, открыв её полностью с такой силой, что, не будь она хорошо приделана, тут же слетела бы с петель. Лёва виновато шагнул в сторону, и потом мы вдвоем услышали грохот, с которым захлопнулась входная дверь. Я даже вздрогнула от такого громкого шума, в ушах неприятно зазвенело. Неоправданное чувство вины Хлопова передалось и мне, я медленно опустила взгляд и уселась на кровати. Я ощутила вину, как маленький ребёнок, чем-то провинившийся перед родителем. Ребёнок, который сам не знал, что сделал не так, но внутри само собой появлялось ощущение ничтожности, сделанной ошибки. Как будто Валентин Сергеевич был мне отцом. Лёва подхватил мою молчаливость, он тихонько подошел к кровати и опустился чуть ли не на самый край. Неловко подобрав под себя ноги, я освободила для него место. — Извини, что я на твоей кровати, я сейчас же встану.. — поспешно свесив ноги с кровати, я хотела подняться. — Запомни одну вещь, Саш, — Лёва остановил меня, он не двинулся с места, продолжил сидеть на краю, хотя я освободила ему часть кровати. На секунду он запнулся, я посмотрела в его глаза, наполненные разными смешанными между собой эмоциями, и моя ладонь соскользнула с колена, о которое я хотела опереться. — С тобой для меня нет разделения на «моё» и «твоё», — Хлопов метался между тем, чтобы отвернуть от меня голову, и тем, чтобы продолжить смотреть в глаза. Кажется, второе желание выигрывало. — Если эта вещь изначально моя, то она автоматически становится твоей, — после этих слов я была единственным человеком, кто опустил взгляд в пол. Мне было очень сложно понять значение его фразы, для меня это было практически незнакомым. Лёва не просто так сказал эти слова: он не в первый раз отдает мне свои вещи, а я не в первый раз извиняюсь перед ним за то, что по самой воле парня ею пользуюсь. Я не задалась лишь одним вопросом тогда. Почему он так говорит? — Ты прости Валентина Сергеевича. Он сейчас очень переживает, — слова Лёвы вновь отрезвили меня. В моих голубых глазах появилась такая же тревога, я ближе придвинулась к нему и постаралась заглянуть в его глаза, на которые опять упали каштановые пряди. — Так что случилось? — повторив свой вопрос более уверенным голосом, я заметила, что Лёва мялся на месте. Он покачал головой и взглянул на окно, на капли, быстрым темпом скользящие по стеклу. — Да это всё из-за Алёшина. Он как-то дико отреагировал на моё присутствие однажды, помнишь? — на последних словах он снова переглянулся со мной. «Забудешь такое» - мимолетно пролетело в моей голове. Но так отвечать я не решилась. — Да. Помню, — тихо пробормотав, я проследила за действиями Лёвы. Он задумчиво вглядывался в окно, а потом и вовсе поднялся с кровати. Хлопов направился к пыльному подоконнику и облокотился о него ладонями. Я же при всем желании последовать за ним осталась на кровати. Через несколько секунд молчания, Лёва тяжело выдохнул и наклонил голову к подоконнику. — Ты знаешь, что раньше я был пиявцем? — парень неожиданно спросил меня, но его голос стал тише, менее уверенным. Он не был уверен в том, можно ли мне говорить о подобных вещах. Я думала, что ответить, когда он перебил меня снова. — Я имею в виду, знаешь ли ты вообще, кто такой пиявец? И.. всякую подобную чушь, — Лёва посмотрел в окно, и я услышала некую брезгливость в его голосе. Для него такая тема была самой неприятной, в последние дни я это поняла. Я сплела холодные пальцы друг с другом и продолжила наблюдать за его состоянием. — Баба Нюра рассказывала мне, кто это. Да и всё остальное про смену. И я.. — странные мысли не позволили мне договорить. Я вспомнила кошмары, которые видела, будучи в Буревестнике. И мне самой стало не по себе. Опустив голову к своей груди, я вздохнула с огромным сожалением. — Я знаю, что ты им был, — от этого признания плечи Хлопова вздрогнули. Он сильнее расправил их, когда по телу пробежала полоска напряжения. Я смотрела на это с эмоциями, прожигающими меня изнутри. Неужели ему настолько тяжело вспоминать свое прошлое? Лёва глухо откашлялся, и его пальцы сильнее сжали подоконник. — Мы тогда в лагере убили Стратилата. А пиявцы, которых было 12, включая меня, никогда больше не могли избавиться от паршивого чувства, — Хлопов явно не хотел характеризовать это «паршивое чувство». Я молча слушала его и не задавала лишних вопросов, потому что знала, что он не был готов для них. Парень встряхнул головой, как будто он пытался прогнать назойливые мысли в голове. — Но суть заключается в том, что если кто-то из отряда Стратилата приблизится ко мне, то он не сможет спокойно находиться рядом, — Лёва отчаянно добавил, его интонация становилась все грустнее. — У меня дурная кровь. После этой фразы я взглянула на Лёву, на его напряженную спину и плечи, на его осанку, которую он изо всех сил пытался ровно держать. Мне показалось, что я даже смогла увидеть отчаянное выражение его лица в стекле, окрашенном множеством дождевых капель. Но это было лишь моё воображение. — Поэтому Валентин Сергеевич и волнуется за тебя. Мы волнуемся за тебя, ведь не знаем, почему Алешин стал так вести себя, — Хлопов наклонил голову набок, как бы смотря в мою сторону. Он постучал кончиками пальцев по подоконнику, в такт дождю, и тяжело вздохнул вновь. — Он просто привязался к тебе за эти месяцы. Он тоже любит тебя, поэтому и ведет себя так. Он не умеет по-другому, — среди этих слов мой разум зацепился только за слово «тоже». Я не могла поверить в то, что Валентин Сергеевич мог в буквальном смысле любить меня. Мне казалось, что Лёва тогда преувеличивал или только хотел меня успокоить. Но что, чёрт возьми, означало слово «тоже»? Я молчала и глупо пялилась на Лёву. Мне было нечего сказать, нечего ответить. Но он спас и вытащил меня из подобной ситуации. Как всегда. — Меня кошмары в последнее время замучили. Вижу себя во время смены, понимаю, что тогда было жутко приятно кровь пить, но до сих пор не хочу это осознавать, — в тот момент ко мне пришло понимание его состояния в последние дни. Поняла, почему он вечно ходил с таким не выспавшимся видом, с темными кругами под такими необычными, глубокими глазами. — Я устал их видеть, хотя такое происходит лишь вторую неделю, — Лёва добавил это практически шепотом. В его ситуации слово «лишь» было неуместно. Я сама никогда не могла терпеть кошмары, а если они мучают человека вторую неделю подряд, то это уже была для меня катастрофа. Он поднял голову к окну, когда на улице сверкнула молния. И, кажется, эта вспышка подарила ему новые мысли. — Когда ты меня разбудила, я ощутил такое облегчение.. мне стало так легко и так спокойно, что я тут же провалился в новый сон, который уже не был кошмаром, — эти слова застряли в моем сознании, и я замерла на месте. Я думала, что он был не в состоянии помнить происходящее этой ночью. Я думала, что он неосознанно взял меня за руку тогда, что он просто искал поддержки, успокоения.. Приподнявшись с кровати, я мягкими шагами направилась к нему, с целью встать рядом, показать, что я даже в тот момент была с ним. Что я была в любой момент с ним. — Спасибо, что вытащила меня из такого кошмара, — Лёва снова склонил голову над подоконником, тем самым не имея никакой возможности увидеть меня в стекле. Медленно приблизившись сзади, я ощутила, как руки стали подниматься. Тем самым я легонько обхватила его спину ладонями, прижавшись к ней телом. Холодные ладони обвили его грудь, я опустилась щекой на его плечо. С самого начала Лёва выпрямился всем телом и даже легонько оттолкнулся от подоконника руками. Тело вздрогнули под моими ладонями, поэтому я обняла его крепче, показывая, что я ещё раньше хотела это сделать. Хлопов несколько секунд простоял, как вкопанный, но потом я почувствовала, что он медленно и осторожно, будто пугливо, прижался щекой к моей макушке. Тишина была разбавлена глубоким вдохом, Лёва зарылся лицом в мои темные волосы и плавно провел кончиком носа по ним, предварительно вызывая легкие мурашки на коже. Я тогда не смела и с места двинуться, я стояла с прикрытыми глазами за его спиной и понимала, что несколько месяцев ни с кем так не обнималась. Я ни с кем так не обнималась. Яркая молния снова сверкнула в окне, и затем прогремел очень сильный гром, из-за которого я также сильно вздрогнула. Мое слабое дыхание было прервано легким испугом, а тело без моего ведома стало напрягаться. Тогда Лёва немедленно прикоснулся ладонями к моим рукам, он уже самостоятельно укрепил мою хватку, мои объятья, и нежно пробежал пальцами по оголенной коже, с которой соскользнули рукава. Его действия успокаивали меня, они расслабляли меня. Раскрыв глаза, я уткнулась подбородком в его плечо и сама взглянула на окно. — Как там Валентин Сергеевич? Я сама уже волнуюсь за него, — к концу своей фразы я мягко и несерьезно усмехнулась, когда темные кудри упали на мои глаза. Я спрятала лицо, потерлась носом о ткань его черной футболки. Я спрятала свою слабую улыбку. Лёва также улыбнулся на мои слова. Я не видела его лица, но могла чувствовать эти эмоции, перебегающие по коже в самую душу. — Он и не через такое проходил. С ним все будет нормально, — парень постарался вновь унять мою тревогу, он легонько погладил мои руки. — Он всегда переносил дожди, не волнуйся, — Лёва прошептал и медленно обвил свои руки вокруг моих, и я поняла, что он пока не хочет выпускать меня из объятий. Он не хочет отпускать меня.