Хаос и контроль

Кориолан отсчитывал обязательные пятьдесят отжиманий, которыми всегда начинал свой день. Радовало одно – сейчас ему не нужно было слышать «Ноль, ноль, ноль!» от сержанта Мердока каждый раз, когда он отжимался недостаточно низко. В таких случаях он говорил «ноль» самому себе и начинал сначала. Некоторые ребята из Схолы обычно пытались жульничать, но Кориолан не мог себе это позволить. – Ваше тело – это ваше главное оружие, – учил сержант. – И как вы держите в порядке ваше оружие, так же вы обязаны поддерживать в порядке ваше тело. Пули закончатся. Нож затупится. В конце концов, у вас останется только ваши руки, ноги и голова. Руки, ноги и голова, вот все, что оставалось у Люси Грей, которая сегодня должна была в одиночку зайти на Арену. Он сделал все, что мог. Теперь дело было за Люси Грей и Клеменсией. Они с Клеменсией пытались найти способ протащить его в зал к менторам, просили, умоляли, пытались через ее родителей, но ничего не вышло. В конце концов, они с Клемми были все еще детьми, у которых не было ни власти, ни влияния. Бессильные против Хайботтома и Галл и их безумия. Мысль об этом заставляла сжимать кулаки. Он упал на пол, закончив отжимания, и принялся за следующее упражнение. Тренировка, выученная наизусть с детства, не помогала ему отвлечься от мыслей, которыми роилась его голова. Тяжелых, опасных мыслей. Он анализировал все возможные варианты, и каждый был один страшнее другого. Она не успеет убежать, она не успеет спрятаться, она попадется им в руки, когда выйдет за едой, змеи не узнают ее запах, она выиграет, но попадется с ядом, и ее убьют. Он мог вообразить себе это настолько живо, что уже почти чувствовал скорбь по ее смерти. Кориолан Сноу больше не мог сделать ничего. Совершенно ничего. Теперь он мог только беспомощно смотреть со стороны. В эти минуты он жалел, что его когда-то отправили в Схолу. Лучше бы он остался в Капитолии и стал учеником Академии, тогда сейчас он был бы среди менторов, и у него были бы хоть какие-то возможности… Кориолан оборвал себя, качая головой. Глупости. Если бы он не был кадетом, он никогда не попал бы в Двенадцатый, никогда не узнал бы Люси Грей, и ему не было бы дела до трибута Клеменсии из Двенадцатого, он бы сейчас думал о своем трибуте. Кто бы это был? Один из беглецов, пристреленных на Арене? Или он бы сейчас уже был мертв, вместе с близнецами Рингами. Или его трибутом оказалась бы та крошка Воуви, которая еле держится на ногах? Или бы это оказалась Люси Грей, и тогда бы он смог сам вытащить ее оттуда. Но какой смысл думать о том, что могло бы быть? Оставалось только смотреть со стороны и надеяться на Клеменсию. И на руки, ноги и голову Люси Грей. У нее была отличная голова на плечах. Она была умной и сообразительной. И талантливой. Сочиняла чертовски красивые песни, чтоб их. Кориолан не мог не признаться, что был немного зол на нее за вчерашнюю песню. Когда он говорил ей, что она может выбрать любую песню, какую захочет, он точно должен был добавить «только не про твоего идиота бывшего», ведь черт побери, именно про него она и спела. Пока все вокруг охали и ахали, наслаждаясь песней, Кориолан сжимал зубы и представлял себе, как накидывает петлю на шею Билли Бурого. Он еще не знал, за что повесит Билли Бурого и Мейфер Липп, но повесит, обязательно. Как говорил майор Пирсон, преподаватель закона в Схоле, «путь человеческий от пеленки зловонной до смердящего савана, у каждого есть грехи, за которые можно повесить» - и многозначительно смотрел на своих учеников, явно считая, что их-то повесить следует первыми. Не то что он оказался неправ, конечно. Кориолан точно уже заработал себе виселицу тем, что помогал Люси Грей и Клеменсии сжульничать… И не только это. Одна только мысль, что Игры следовало отменить, могла считаться предательской. Пусть он знал, что был прав, пусть он знал, что нынешнее правительство готово спустить Панем в отхожее место – плести козни против правительства, вернее, против правительственных чиновников, было государственной изменой, и виселица будет еще счастливым концом, но все же… Галл и Хайботтом должны были быть низвергнуты. У Кориолана никогда не было врагов. У него были соперники, но он никогда не знал, что такое враги. Но теперь они у него были, и он знал их в лицо, знал их имена. Те, кто были ответственны за все. Те, кто придумал Голодные Игры и вел их. Те, кто не только убивал детей дистриктов в гротескной манере – они хладнокровно убили детей Капитолия, и за это они должны были отправиться прямиком в ад. Если кто и поставил Кориолана на путь государственной измены, то это именно они. И они должны были за это ответить. Да, у него не было денег, не было связей, не было ничего, кроме имени. Но у него было одно преимущество. Его враги не знали, что он нарисовал мишени на их лбах. В пентхаусе не было телевизора, и потому они с Тигрис отправились в Академию, смотреть Игры там, вместе с родителями и членами семьи менторов, а также другими учениками. Зал был набит битком, яблоку негде было упасть, и он видел по дороге, что у расставленных по улицам экранов тоже собираются толпы. – В прошлые годы так не было, – горько сказала Тигрис. – Я не думала… Не думала, что все будут так хотеть посмотреть на… На это. Люди делали ставки. Ставки на жизни трибутов. Мысль об этом крутила желудок – что на Люси Грей ставят, как на лошадь в скачках. Одна мысль об этом вызывала желание выйти из машины и начать стрелять во все стороны. Пистолет в кобуре жег его бедро. С другой стороны, Люси Грей получила подарков в три раза больше, чем другие. Песенка про этого болвана Билли Бурого понравилась Капитолию. Еще один минус в счет народа Капитолия. Эти люди слишком уж много себе позволяли. Тигрис внимательно посмотрела на него. – Что ты думаешь, Корио? Об Играх? – Она ни разу до этого не спрашивала его об Играх, подумал Кориолан. Почему? – Люси Грей победит, – твердо ответил Кориолан, но Тигрис не приняла этот ответ. – О самих Играх? Что ты думаешь о них? Он не мог сказать ей правду. Тигрис была… Слишком наивна. – Чем скорее все закончится, тем будет лучше, – уклончиво ответил он, и Тигрис, внимательно смотревшая на него с пассажирского места, склонила голову набок. – Тебе они не нравятся, – сказала она почти с облегчением. – Тигрис, – ответил он сквозь зубы. – Я миротворец, принесший присягу. Не обсуждай со мной такие темы, хорошо? И она замолчала. В Академии им сообщили, что ночью умер трибут из Пятого дистрикта, и Кориолан отметил, что теперь список соперников Люси Грей уменьшился до тринадцати человек. Все еще на тринадцать больше, чем нужно. На экране появился герб Панема и раздался гимн, Кориолан в привычном жесте прижал руку к груди, вспоминая их последний разговор с Клемми. Иди, сказал он, целуя ее на прощание в щеку, к умилению (или отвращению) ее одноклассников, стоявших рядом. Иди, победи в этих Играх. Она должна была победить. Они должны были победить, говорил он, слушая гимн. Счастливчик Фликерман объявил Голодные Игры открытыми, и тут на экране появилась арена. Кориолан рассмотрел Люси Грей среди выстроенных на большом круге трибутов. Но тут камера перевела внимание на новое украшение Арены. Марк, трибут из Второго, избитый и окровавленный, висел в кандалах высоко над трибуной. – Твою мать, – громко сказал Кориолан, перекрывая изумленные выдохи собравшихся, и Тигрис дернула его за руку, а люди вокруг развернулись и возмущенно уставились на него. – Молодой человек, – сказала старушка через ряд от него. – Вас что, волки в лесу растили? На языке Кориолана крутилась сотня грубых и едких ответов, но он взял себя в руки. – Простите, мэм, – чуть склонил он голову. – Был слегка взволнован. Кто-то рядом с ним хихикнул, Кориолан не понял кто, и люди снова развернулись к экрану, хотя он слышал шепотки о невоспитанной молодежи, и какие настали времена, не то, что раньше. – Это ужасно, – сказала какая-то женщина впереди. – Да, мальчик поступил неправильно, сбежав, но это… – Так ему и надо, дистриктской сволочи, – сказала та старушка, которой не понравилось его воспитание. – Я считаю, что он еще легко отделался! Какая кровожадная бабуля, удивился Кориолан. Ему все больше начинало казаться, что женщины вовсе не были милосердным полом, склонным к жалости и нежности, как было принято считать. Вот эта старушенция, Галл, Ливия Кардью, покойная Арахна Крейн – жестокостью и злобой они превосходили Пруста, штатного мастера по пыткам Двенадцатого – в отличие от них он просто делал свою работу, и не из любви к искусству. По коридору пробежал Сеян Плинт, но Кориолан отметил это только походя. Все его внимание было сосредоточено на экране. Он видел, как Люси Грей, в ее ярком платье, со всех ног помчалась именно к тому проходу, который он ей указал во время подготовки. Умница, беги! Беги скорее, и запрись внутри. И остальные трибуты рассыпались во все стороны, только трое, в том числе Джессуп из Двенадцатого, успели что-то схватить из кучи оружия и убежать, и вскоре на арене остался только Рипер, озадаченный тем, что не с кем оказалось схватиться в драке. Вскоре и он убрался с экранов телевизоров, и добрых полчаса зрители пялились в пустоту. Полчаса, которые можно было занять каким-нибудь полезным делом, люди просто смотрели, как ветер развевает пыль над трибуной. У Кориолана подрагивали пальцы рук, настолько ему было тяжело это ничегонеделание. Он мог спокойно простоять двенадцать часов на одном месте, не шевелясь, на посту или в засаде, но вот это бесцельное сидение на одном месте буквально разрывало его на части, и поэтому он облегченно вздохнул, когда начало происходить хоть что-то. Девочка, как оказалось, из Седьмого дистрикта, подобрала топор и нож из груды оружия и полезла на балку. Она оказалась сильнее, чем выглядела – и храбрее, чем выглядела, потому что именно она совершила первое убийство Десятых Голодных Игр. Ну, не считая убийств, совершенных Хайботтомом и Галл. На экране ликовал Щенок Харрингтон, и Кориолан заметил на заднем плане Клеменсию, на лице которой мелькнуло отвращение. Следовало напомнить ей, чтобы держала себя в руках, отметил он про себя. День тянулся медленно. На арене ничего не происходило, и Кориолан то перебирал в голове химическую таблицу элементов слева направо сверху вниз, а потом наоборот, потом читал в голове Военный Устав, потом цитировал высказывания из книжки Логана, и в момент, когда на экране показали собак, одетых в костюмы Люси Грей и Джессупа, с центральной площади города, где веселилась публика, он был уже в таком бешенстве, что только огромное усилие воли удержало его от желания встать и перестрелять всех, находящихся в этом чертовом зале. «Их поражение не вопрос времени, а вопрос его глубины» – подумал он, и решил, что черт побери, у Логана на все находились ответы! За день не произошло буквально ничего, и объяснения Галл, почему ее Игры были пустой тратой времени, были просто жалкими, как и ее попытки угрожать Фликерману, хотя Счастливчик повелся. Кориолан вспомнил свою угрозу журналисту и реакцию Лепида на нее, и фыркнул – эта так называемая «четвертая власть» была отвратительно труслива. Когда вечером всех распустили, оставив у экранов только менторов, Кориолан поехал с Тигрис к Даувкотам, смотреть Игры там и дожидаться Клеменсию. Пока они ждали ее, на экранах мелькнули трибуты из Третьего, прихватившие дроны, а потом они пронаблюдали смерть Дилл из Одиннадцатого. Минус еще один соперник Люси Грей, хотя, она не была опасной. Люси Грей так и не появилась на экране, и Кориолан облегченно вздохнул. Ему оставалось только надеяться, что она останется цела там, в комнате, которую он для нее нашел. Конечно, она не ела и не пила с самого утра, но все же, по крайней мере, там она была жива. Наконец вернулась Клеменсия, но она была не одна. Вместе с ней была какая-то странная женщина, при виде которой Даувкоты напряглись. Клемми была обеспокоена. – Мама, папа, Корио. Тигрис. – Клеменсия нервно по сторонам. – Нет, его нет здесь, миссис Плинт. – Миссис Плинт, – Клод Даувкот озадаченно посмотрел на дочь. – Добрый вечер. – Здравствуйте! Здравствуйте, мистер Даувкот, миссис Даувкот. – Мать Сеяна Плинта была на грани истерики, но старалась держаться. – Я… Простите за позднее вторжение… Я искала своего сына… Сеяна. Он так и не пришел с утра. Я думала… Думала, может быть он у вас, у Клеменсии, я имею в виду. Я… У Сеяна не так много друзей, и я подумала, что ну конечно дорогая Клеменсия знает… Дорогая Клеменсия сделала страшные глаза, заставляя замолчать родителей, для которых новость о ее дружбе с Сеяном Плинтом оказалась сенсацией. Как, впрочем, и для самого Кориолана. Клемми и миссис Плинт принялись гадать, где мог находиться Сеян, но тут Кориолан, покосившийся на экран, нашел на это ответ. Фигура в белой рубашке двигала тело Марка на арене. Видимо, что-то в его лице выдало его, и все проследили за его взглядом, и миссис Плинт едва тяжело не осела на пол. – Мой мальчик… Мой мальчик… Он на арене! – Ваш сын там? – Ужаснулась Летиция Даувкот. – Что он там делает? Сыпет хлебные крошки, подумал Кориолан. Черт, не стоило подавать ему эту идею тогда в больнице. – Сыпет хлебные крошки, – сказала миссис Плинт, едва держась на ногах. – Чтобы у него была еда в дороге. – Похоронный обычай Второго дистрикта, – быстро объяснил Кориолан, прерывая общие вопросы, и повисла общая тишина, и когда раздался звон телефона, все вздрогнули. Мистер Даувкот взял трубку и передал ее Клеменсии, когда оказалось, что ей звонит Галл. У Кориолана нервно зачесались ладони, когда он увидел встревоженное и напуганное лицо Клемми. – Доктор Галл просит меня срочно привезти к Арене миссис Плинт… – Что? Дорогая, но при чем тут ты! Миссис Плинт… – Да, конечно, мистер Даувкот. Я поеду. Простите. Машина ждет меня… – Мама, папа, – Клеменсия была явно напугана. – Доктор Галл твердо сказала, что ждет меня тоже. – Тогда и мы поедем с тобой, – возмущенно ответил отец Клеменсии, но та замотала головой. – Нет, она сказала, чтобы вы не приходили. – Я отвезу вас, – твердо сказал Кориолан. – Вы с миссис Плинт не умеете водить, и к тому же, я миротворец. Мой долг изучить, что там происходит. Что задумала Галл? Пока он вел машину, он оставил Клеменсию занимать миссис Плинт встревоженным разговором, но в его голове крутились вопросы – зачем Галл понадобилась Клеменсия? Ответ, когда пришло его время, ему не понравился. Доктор Галл была явно недовольна увидеть его, но не стала его прогонять, а лишь начала плести какую-то чушь про то, что нельзя посылать за ним миротворцев, дескать, убежит и спрячется, и прочая чушь. Кориолан видел ее насквозь, видел, как она разглядывала Клемми, видел, к чему она и этот ублюдок Хайботтом ведут, но услышав это от Галл, поразился ее наглости. Клеменсия, дескать, должна была незаметно войти внутрь и уговорить Плинта выйти. Кориолан едва не пылал от ненависти. Пистолет снова жег ему бок. Всего два выстрела. Всего два выстрела здесь и сейчас, и все могло закончиться. Почему он не был таким храбрым, как его отец? – Я пойду, – твердо сказал он, и Галл раздраженно уставилась на него. – Не волнуйтесь, доктор Галл. Я знаю мистера Плинта почти так же хорошо, как Клеменсия. Я тоже пару раз перекидывался с ним словом. – Хайботтом издал звук, похожий на хрюканье, и Галл с ненавистью уставилась на него. Клемми сказала, что именно Хайботтом назвал Клеменсию другом Сеяна Плинта. Этот ублюдок явно что-то имел против Клемми. – Я быстро зайду и выйду с ним. – О нет! – Вскрикнула миссис Плинт. – Мы не можем подвергать опасности еще одного ребенка! Пойду я. – Мэм, – теперь Кориолан был не только взбешен, он был еще и оскорблен. – Я не ребенок, мэм, я офицер миротворческих сил. Хайботтом снова хрюкнул. – Верно, миссис Плинт. Пусть пойдет офицер миротворческих сил. Он ведь тоже мечтает стать героем, как его героический отец. – Корио, не надо, – Клеменсия схватила его за руку ужасно вовремя, потому что терпение Кориолана уже почти лопнуло, и он был готов плюнуть на все и начать стрелять. – Может быть и правда пойти мне? – Клемми, не неси чушь, ради всего святого. Третьи похороны ментора Игр бюджет Капитолия уже просто не переживет. Хайботтом снова хрюкнул, подтверждая свое свинство. – Дайте мне бронежилет, – скомандовал Кориолан, только тут разглядев, что одним из миротворцев, что бесцельно крутили тут пальцами, оказался Конрой, который тут же помчался исполнять приказ. – Но оставьте свой пистолет, лейтенант, – почти весело сказала Галл, оправившаяся от своей неудачи в попытке убить Клеменсию. – Мы не можем привлекать внимания выстрелами на Арене, да и смерть трибутов от пули будет трудно объяснить. К тому же, мы должны по минимуму вмешиваться в ход Игр. Будет очень неприятно, если вы перестреляете половину трибутов в попытке обеспечить победу вашей возлюбленной, – едко сказала она. Кориолан не стал говорить ей, что он мог бы войти на арену и перебить там всех трибутов, вооруженный одной зубной щеткой – не стал говорить хотя бы потому, что она наверняка решила бы, что это отличная идея. – Хорошо, мэм, – ответил он, отстегивая кобуру пистолета и передавая ее Клемми. – Миссис Плинт, – раздражение все-таки перелилось через край, и он не сдержался. – Если я не вернусь, хотел бы сказать вам на прощание. Ваш сын – чертов идиот. В ответ раздалось аханье Клемми, рыдание миссис Плинт и очередное хрюканье Хайботтома. Когда Кориолан подошел к входу на трибуны, он уже успел подавить свой гнев, сменив его холодным расчетом и планированием действий. Попытку Конроя воткнуть монетку в воротца входа он быстро пресек, просто перескочив через ворота. – Сраные штатские, – выругался он на прощание. – Долбаные идиоты, все они до единого. – Вы чертовски правы, сэр, – ответил Конрой. – Постойте, – позвал он его, протягивая свою дубинку. – Я не могу позволить вам идти туда совсем без оружия. Кориолан бросил взгляд на дубинку – сержантская, как и стоило ожидать. Да, она могла быть полезна. Он благодарно принял ее, и тут Конрой склонился к нему поближе. – Нам отдали приказ не стрелять ни в коем случае. Доктор Галл отдала этот приказ. Не стрелять ни в коем случае, что бы не произошло. Не спасать Кориолана и Плинта, если на них нападут трибуты, вот что он имел в виду. – Приказ в письменной форме? – Спросил он, и Конрой отрицательно покачал головой. – Но в присутствии как минимум трех свидетелей из числа миротворцев, – ответил Конрой, и они понимающе посмотрели друг другу в глаза. Три свидетеля устного приказа, стандарт доказательство для внутреннего расследования. – Благодарю, сержант. Уверен, ваша помощь не понадобится. Они коротко обсудили, как он вернется наружу, и Кориолан пошел внутрь, изобретая про себя новые методы пыток и казней для Галл и Хайботтома. Да, отец просто перестрелял бы их на месте, но это было бы слишком быстро и безболезненно. Впрочем, его отец никогда не отличался воображением, это было ясно, он всегда действовал быстро и шел самым коротким путем, никогда не придумывая сложные и каверзные планы, а тут были нужны именно сложные и каверзные планы. Ну и чтобы Галл и Хайботтом подольше мучились. – Мистер Плинт, – сказал он, подойдя к идиоту, так и сидевшему у тела своего трибута. – Лейтенант Сноу? – Придурок удивленно уставился на него. – Что вы здесь делаете? – Дышу свежим воздухом, – разъяренно ответил Кориолан. – Прогуливаюсь вечерком. Проходил мимо и думаю, дай загляну к трибутам, перекинусь парой слов! Вставайте и выходите отсюда, черт вас побери! – Нет, – твердо ответил Плинт. – Я останусь здесь. – Идиот, – прошипел Кориолан. – Твоя мать и Клемми стоят прямо за воротами и видят все это. – Ма здесь? – Плинт вскинулся, но снова опустил голову. – Бедная, бедная ма… Ей ведь ничего этого было не нужно. Ни денег, не переезда, она хотела спокойно жить во Втором. А отец… Его там нет, правда? Пытается держаться на расстоянии, пока все не утихнет. А потом начнется торг! – Какой, мать твою нахер, торг? – Процедил сквозь зубы Кориолан. – Вечный торг. Он ведь купил все это. Купил переезд в Капитолий, купил мое обучение в Академии, купил трибута. Вас он тоже купил, лейтенант Сноу? Кориолан безумно пожалел об оставленном у Клемми пистолете. Сейчас ему как никогда хотелось кого-нибудь пристрелить. Кого-нибудь с именем с инициалами С и П. – Меня купили, придурок, – медленно сказал он, – опасностью для Клемми. Эта сумасшедшая доктор Галл хотела заставить ее зайти сюда и вытащить тебя. Или вошла бы твоя мать. Мне плевать, что ты ставишь себя под опасность. Ты мог стать причиной смерти твоей матери или Клеменсии! Сеян Плинт вскинул голову, и тут же опустил ее. – Но они не здесь. Уходите, лейтенант. Пусть они не ставят себя в опасность, и вы тоже не рискуйте. Идите. Я останусь здесь. – Идиот, ты умрешь! – В этом и есть вся идея, лейтенант. Я останусь здесь и умру. В знак протеста. Пусть весь Капитолий видит! Может тогда Игры наконец остановят! – Хрена с два Капитолий что-то увидит, – выругался Кориолан, раздумывая, не стоит ли врезать ему по голове дубинкой и оттащить его самому в бессознательном состоянии. Ему чертовски не хотелось это делать, в Схоле Кориолан больше всего ненавидел тренировки по выносу раненых товарищей с поля боя. Ему почему-то всегда доставались самые толстозадые «раненые». – Распорядители Игр затемнили картинку. Если ты здесь и сдохнешь, твое тело быстро вынесут и заявят, что ты сдох от несчастного случая. – Правда? – Нет, твою мать! Конечно же Галл всему Панему показывает, как опростоволосилась в очередной раз! Будто ей мало позора этих блядских Игр! – Кориолану хватило ума сдержаться и сказать это как можно тише, несмотря на весь свой гнев. Не хватало еще, чтобы микрофон поймал эти слова. Плинт поднял голову и уставился на него. В свете луны было заметно удивление на его лице. – Ты тоже против Игр, – прошептал он почти с восторгом. Кориолан молча уставился на него, и наконец решился. – Да. Мы с Клемми. Если ты против Игр, если ты хочешь их остановить, присоединяйся к нам. Мы будем работать вместе. Я обеспечу военную поддержку. Клемми заручится поддержкой в Цитадели. Ты… У тебя есть деньги. Всем планам всегда нужны деньги. Ты ничего не сможешь добиться, сдохнув здесь. Действую по-настоящему. Действуй, используя свои возможности. Раз тебя так бесят деньги твоего отца, потрать их на что-то стоящее. Плинт долго молчал, и это бесило Кориолана. Он слышал, что люди приближаются. Как минимум трое. Он быстро огляделся по сторонам. – Скорее! – Сказал он, хватая Плинта за плечо и подымая его на ноги. – нам пора уходить. Если ты с нами, то иди со мной сейчас. – Марка я здесь не оставлю… – Тогда ты останешься с ним здесь, – рявкнул Кориолан. – Клянусь, я тебя сейчас просто вырублю и унесу просто так, но если так будет, то черта с два мы с Клемми с тобой хоть словом когда-нибудь обменяемся, понял? Это придурка пробрало, и наконец они с Плинтом рванули к баррикаде. Они едва успели вбежать в обломки, когда услышали позади крики, и Кориолан повернулся, поднимая дубинку и оценивая ситуацию. Два трибута из Четвертого, Таннер из Десятого, плюс мальчишка Боббин, этот был ближе всех. – Беги, – сквозь зубы процедил Кориолан. – Беги, я догоню. – Но… – Беги, мать твою! Он резко рванул сержантскую дубинку вниз, и длинное острое лезвие, спрятанное в ней, со свистом выскочило наружу, останавливая приближающихся трибутов. – Смотрите, кого сюда занесло, – пропела Корал, единственная девчонка здесь. – Любовничек Люси Грей из Двенадцатого. Пришел перепихнуться напоследок с этой шлюхой? В голове Кориолана было чисто и ясно, как обычно бывало перед тренировочным боем. Он оценивал ситуацию, оценивал, как они держат каждый свое оружие. Более-менее уверенно выглядела только Корал, он еще на интервью видел, что с трезубцем она обращается довольно прилично. Мальчишка Миззен тоже держал свое оружие довольно уверенно, но Таннер держал меч, словно лопату, а у Боббина был только короткий нож. Он не стал дожидаться их нападения и рванул первым. С размаху нанес удар ногой в живот Таннера, щелкнул запором дубинки, втягивая лезвие внутрь, и, уклонившись от замаха трезубца Миззена, ударил его по спине, выбивая из него воздух, жалкую попытку Боббина ударить его ножом он отбил ударом руки, второй рукой нанеся удар дубинкой и по ней, и еле успел уклониться от трезубца Корал, хватая его левой рукой и подтягивая ее к себе, чтобы нанести удар в солнечное сплетение. Прошло не больше нескольких секунд, и трибуты уже лежали на земле. Ошеломленные, но все еще живые и готовые сражаться, он это видел. Он снова выпустил лезвие дубинки, остро жалея, что не может убить Корал прямо сейчас за ее слова про Люси Грей, но он знал, что камера снимает их, и не мог позволить себе попасть в неприятности «вмешиваясь в Игры». Он побежал к выходу, с раздражением видя, что Сеян Плинт не успел далеко убежать, но здесь, среди обломков, и правда трудно было бежать. Он услышал крики и улюлюкание пришедших в себя трибутов, и скоро услышал за своей спиной быстрые и легкие шаги, и почувствовал, что в его бронежилет на спине что-то вонзилось. Нож? Он резко развернулся, взмахнув дубинкой с обнаженным лезвием, и только теперь понял, как близко был Боббин, мальчишка из Восьмого дистрикта. Он был слишком близко, настолько близко, что взмах лезвия на дубинке Кориолана, перерезал ему живот. Не так Кориолан представлял себе свое первое убийство. Годами, готовясь к будущим боям, он представлял, что его первым поверженным врагом будет сильный и яростный повстанец, не нелепый мальчишка, у которого еще даже не пробилась на подбородке щетина. Но сейчас не время было об этом думать. Кориолан подбежал к решетке, громко поливая ругательствами Сеяна Плинта, Конроя, Игры, трибутов, миротворцев и всех, мать его, на свете.