День за днем. Эпизод 5.

Будильник ставлю на шесть утра. Когда заканчиваю с утренними процедурами, в ванной появляется проснувшаяся Сомова. Теперь уже она оккупирует эту территорию, вытесняя меня одеваться. На то чтобы гладко расчесать волосы и заколоть их сзади в пучок, на то чтобы переодеться в темный топ и брюки и перезвонить Сергею с извинениями, уходит минут пятнадцать. У меня к Анюте важный разговор, на предмет посещения Васильевского адреса, так что я проникаю к ней в ванную. Сомова крутится перед зеркалом, и я затягиваю прежнюю мелодию минут на десять: - Анечка, поверь, если бы я могла сама сходить, я бы сходила. Честное слово! Наконец, та бросает красить глаз, недовольно бурча в мою сторону: - Слушай, хватит уже! Я же уже согласилась, хватит меня агитировать! И снова поворачивается к зеркалу делать подводку. Ну и отлично! Можно сваливать! - Спасибо тебе, родная. Ты главное придерживайся одной версии: что познакомились в ресторане, обменялись адресами, телефонами. Анюта опять оглядывается: - Да я помню, помню…Меня другое напрягает. Сейчас последуют контраргументы и я, напрягшись, складываю руки на груди; - Что? - Ну, а вдруг, если там никого не будет, например? - Ну как это? - Как с Кариной. А матери то чего прятаться? Отмахиваюсь: - Да тьфу ты! Типун тебе на язык. У Васильевой, по крайней мере, есть мать, это я точно знаю. Сомова хмуро тянет: - Откуда? Она что вчера все мимо ушей пропустила? Ночью же у подъезда обсуждали! Терпеливо повторяю: - Сергей проболтался. - Пхэ, проболтался… Вот если бы кое-кто не хлестал бы шампанское как не в себя, у нас бы уже была вся картина перед глазами. Или наоборот - если не хлестать шампанское, то и этого бы не знали. К тому же, кто же знал, что Серега пьет как конь, ведрами. - Ань, ну что ты теперь на мозоль давишь! Ну, так получилось, ну что, теперь?! Скривившись, Сомова отмахивается: - Ой… Ну ты хотя бы адрес помнишь? - Да, конечно, помню. Улица Подольская… - И… Закрыв глаза, пытаюсь воссоздать вчерашнюю картину: - Две дюжины, две четверти…Три четверти… - Что? Ты что не записала? На чём и чем? На лбу слюнями? Шикаю на подругу: - Да, подожди ты, не мешай… А! Стоп - машина! Не четверти - дюжины, дюжины. Две дюжины, три дюжины. Вот! - Что две дюжины три дюжины? - Дом и квартира! Дом двадцать четыре, квартира тридцать шесть! Или нет, подожди… А нет все правильно! Улица Подольская, дом двадцать четыре, квартира тридцать шесть. Сомова нервно выкрикивает, разволновавшись от сложных логических поисков: - Ну, смотри, если я еще не в ту квартиру попаду, вообще! - В ту, в ту, в ту…В ту Анечка, в ту. Я вспомнила. И, кстати, я Сергею перезвонила. Сомова недоуменно оглядывается на меня: - Зачем? - Ну, чтобы не мучился. - Нормально… И что ты ему сказала? - Ну, сказала, что бы не обижался на меня. Что мне неудобно стало, что я так напилась и поэтому вот так ушла. - М-м-м… Ну хоть это сообразила и то ладно... Подавшись к зеркалу, разглядываю себя, а потом рука тянется лишний раз пригладить волосы и поправить прическу. *** В начале девятого я в типографии, а без десяти девять уже поднимаюсь в редакцию. Выйдя из лифта, решительным шагом направляюсь к себе в кабинет - вся сосредоточена и целеустремленна. До меня, то тут, то там, доносится: - Добрый день, Но я не останавливаюсь - есть желание срочно перелопатить новый номер, и внести правки не дожидаясь сигнального номера. *** Поработать за компьютером удается минут десять, не больше, потом пыл уходит, и я начинаю раскладывать на мониторе пасьянс. Неожиданно дверь в кабинет распахивается и на пороге кабинета появляется Калугин: - Можно? Он прикрывает за собой дверь и я, со вздохом, дежурно интересуюсь: - Привет…Как дела? Андрей не торопясь идет к столу: - Привет! Вообще-то я у тебя хотел спросить как у тебя дела. С чего бы такое любопытство? Невесело смотрю на него снизу вверх - вчерашний разговор о подарке Катерине, из моей памяти никуда не делся. Поджав губы, насуплено бросаю: - Ты о чем? Калугин усаживается на угол стола: - Ну, я только что из типографии вообще-то. Да, я там была: - И что? - Маргарит, что с тобой происходит? - А что происходит? - У нас номер подвис. Ни обложки, ни макета! Ну да, не спорю, дыры есть. Писарев будет печатать сигнальный экземпляр из того, что нашлось в папке. Равнодушно дергаю плечом – проблема мне понятна: - Нет? Значит, будет. - Подожди. И потом там статьи все тоже сырые! Марго, на тебя это не похоже. Оправдываться бесполезно, потому только вздыхаю: - Андрей, у тебя бывают личные проблемы? - Ну, бывают, конечно. - Вот и у меня сейчас личные проблемы! Вопросы есть еще? - Вопросов нет, но ты же мне сама говорила, что нельзя смешивать личное с производственным! Со вздохом хмыкаю: - А оно вот как-то само смешалось. Ясно? При этом… Придумывать оправдания желания нет, и я обрываю прения: Говоришь, что не успеваем, и сам мешаешь мне работать! - Угу… Ну извини. - Извиняю! Калугин встает и, усмехаясь, уходит, а я снова утыкаюсь в компьютерный пасьянс: - Капец! И зачем мне эта десятка? *** Шефа в издательстве нет и ближе к обеду я, все-таки, раскочегариваюсь. Более-менее, что-то подправив и сляпав воедино, отправляюсь к Людмиле. Та за секретарской стойкой, что-то сосредоточенно ищет в своих бумагах. - Люсь, слушай, позвони срочно в типографию Писареву. Скажи, что я хочу его видеть. Та не прерывая своего занятия, бурчит невнятно: - Хорошо, я сейчас! Мне надо заручиться поддержкой типографии до приезда Егорова, и задержка заставляет нервно рявкнуть: - Не сейчас, а уже! Развернувшись, делаю шаг в сторону своего кабинета, но вдруг со стороны лифта слышится голос вышедшего из кабины шефа: - Марго! Напряженно замираю: - Да, Борис Наумыч! - Слушай, зайди ко мне! - Я не могу. - Что, значит, не могу? - Дел выше крыши! Начальник уже подходит к секретарской стойке: - Срочно, я сказал! - А что случилось? - Я по поводу радио. У меня каждая минута на вес золота! Даже взвизгиваю: - Борис Наумыч, ну какое радио?! У нас с номером завал! Егоров прямо на глазах краснеет, словно готовый взорваться: - Что, значит… Черт, кто меня тянул за язык?! Что-то невнятно лепечу: - Там, так получилось... - Как получилось, как получилось… Он давно уже должен быть в типографии! Суетливо оправдываюсь, уже не задумываясь, чего несу: - Борис Наумыч, там просто ситуация немножко вышла из под контроля. Егоров уже орет: - Ты чего мне здесь лепечешь, а?! Какого контроля? Ты понимаешь, у нас в контракте написано и сроки, и… Он вдруг начинает задыхаться, а потом мешком падает на колени. Господи! Мы с Наташей кидаемся к нему, подхватывая под руки: - Борис Наумыч! - Пап, что с тобой? Папа миленький! Но тот уже закрыл глаза, держась рукой за горло и хрипя. *** Скорая помощь приезжает довольно быстро. В отсутствии грузового лифта, вниз начальника врач с санитаром спускают в сидячем положении в кресле, а там, прямо у лифта, перекладывают на каталку. Они везут его к отдельному выходу из здания возле крутящихся дверей, и Егоров, обессиленный и неадекватный, пытается крутить головой по сторонам: - Где? В ушах звенит… Рядом с каталкой по бокам, спереди, иду я с санитаром, а в ногах с несчастным видом семенят Люся с Наташей. Та вдруг шипит в мою сторону: - Если с ним чего-нибудь случится… Шеф тут же приподнимает голову: - Наташ, ты здесь? Та сразу меняет тональность на жалостливую: - Да, папочка, я здесь! - Скажи Люсе, чтобы… Людмила торопливо склоняется над каталкой: - Борис Наумыч, я здесь! Я вас слышу. Наталья грубо обрывает ее причитания: - Не лезь, тебя не просят! Секретарша огрызается: - Ты слышала? Он меня звал! - Он бредит! Наконец, через обычную дверь, каталку вывозят на пандус перед издательством, где ее перехватывают доктор и водитель скорой, а мы с Наташей остаемся внутри здания. Та тут же опять пытается наехать, пыхтя от гнева: - Я тебе этого никогда не прощу! Еще неизвестно, сколько ты, дрянь, отцу крови попортила! Так что не остаюсь в долгу: - Ты молись, чтобы тебя бог простил! Твоего прощения мне не надо. *** Скорая везет шефа на Яузскую улицу, в знакомую мне ГКБ№23. Надеюсь, лечить его там будет не доктор Самойлов. Мы с Люсей дожидаемся, пока Егорова определяют в отдельную палату, в терапевтическом отделении. После врачебного обхода, лечащий врач разрешает даже посещение болезного, правда по одному и без лишних волнений. Людмила тут же скрывается за дверью палаты, а я остаюсь крутиться снаружи, ожидая своей очереди. Из-за закрытой тонкой двери доносятся голоса под писк приборов и я, сложив руки на груди, прислушиваюсь: - Люсь, это ты? - Да, Борис Наумыч, это я! - Что ты тут делаешь? - Как что? Я же ваша секретарша! Где вы, там и я. - Молодец! Если выйду, то выпишу тебе премию. - А за что? - За чувство юмора! Если выйду, конечно. - Борис Наумыч, вы что, такое говорите! У нас с вами еще ого-го, дел по горло! - Люся, а что это за провода? - А вы главное не трогайте. Это так надо! - Что, значит, так надо?! Что я им, киборг, что ли? Люсь, провода, вообще, нужны телеграфным столбам! Без них они падают. Люся хихикает: - У вас с чувством юмора тоже все в порядке. - Это единственное, что у меня осталось. Тональность Людмилы меняется на просящую: - Борис Наумыч, а можно к вам Марго на минуточку, а? - Какая Марго? - Как какая… Наша! - А чего она здесь делает? - Ну как… Она волнуется, хотела с вами поговорить. Шеф возмущенно взрывается: - Что, значит, поговорить? Там номер висит, а она на переговоры пришла! Пусть мухой летит в «МЖ». Чтобы через десять минут там была! - Борис Наумыч, считайте, что Марго уже нет здесь! - Марго, нет…Я уже номер должен читать! Дверь в палату приоткрывается и оттуда в коридор протискивается Людмила: - Маргарита Александровна, понимаете какое дело… Можешь не продолжать… Отвожу взгляд в сторону: - Да я все слышала! - Слышали? - Ну, не глухая же. Как он в целом? - Бодрится. - Ну, слава богу! Из палаты вдруг слышится громкий окрик: - Люся! - Иду, Борис Наумыч! Она виновато прижимает руку к груди: - Извините, Маргарита Александровна. И протискивается обратно в щель. Потоптавшись еще несколько секунд, иду на выход. Походу без отпечатанного нового номера к Егорову лучше не соваться. *** Тут ехать до издательства всего два километра, так что через пятнадцать минут, в раздрае чувств, я врываюсь в свой кабинет и быстрым шагом спешу к столу, на ходу бросая сумку в боковое кресло: - Капец! Неожиданно сзади слышится голос Зимовского: - Согласен. Но пока еще не полный. Зайдя за стол и заступив на рабочее место, хмуро смотрю на него: - Чего тебе? Антон, не торопясь, направляется ко мне: - Марго, я прекрасно понимаю ситуацию, сложившуюся со сдачей номера. К чему все эти слова? Нервно огрызаюсь: - Серьезно? А раз понимаешь, чего тогда сидел, плевал в потолок? Зимовский только усмехается: - Марго, ты зря срываешь свою злость. Я, между прочим, пришел, чтобы предложить тебе свою помощь. Смешно. Чего-чего, а Антоша просто так ничего не делает. Наверняка задумал какую-то новую каверзу. Скривившись, фыркаю: - Какую еще помощь? - Ну, есть тут одна мыслишка, а и… Гнилая мыслишка! Не слушая, перебиваю: - Ха, спасибо! Не надо, сама разберусь. Раньше надо было суетиться! Судорожно переложив несколько бумажек на столе, усаживаюсь в кресло. Зимовский мягко повторяет: - Марго, ты зря на меня дуешься! Пока молчу, слушаю, отвернувшись от Антона. - Я действительно пришел тебе помочь! И делаю это от чистого сердца. - Серьезно? А с каких это пор твое сердце стало чистым? Зимовский зависает на несколько секунд. Походу, разговор идет не по его плану: - Слушай! Если ты хочешь чтобы я ушел, ты скажи, я уйду! Ага, хочу! Причем, чтобы навсегда, а не до завтра! - Так иди! - Так ушел. И правда идет на выход… Надо же. Хмыкаю язвительно вслед: - Помощник… *** Вызванный из типографии Писарев находится только к часу дня. Приносит жуткий сигнальный экземпляр, но мне ничего не остается, как подписать его в печать. Оба не смотрим друг на друга – типографский стоит у стола, опустив голову и сложив руки на животе, я у окна, отвернувшись на улицу: - Яков Семенович, не надо ничего объяснять! У меня к вам только один вопрос: когда вы сможете напечатать весь тираж? - Я уже сказал - сейчас мы печатаем брошюры для университета. Остановить это я не могу. Вот как только мы заканчиваем и отдаем в переплет, вот тогда мы запускаем «МЖ». - Так, стоп - машина! Я ведь задала конкретный вопрос. Когда? Когда будет весь тираж? Не надо точно время, навскидку? Нам надо планировать поставки. - Ну, хорошо, если первые экземпляры пойдут где-то в шесть, то закончим, думаю, часам к десяти утра... Не раньше. Со вздохом соглашаюсь: - Хорошо, договорились. Неожиданно дверь распахивается и к нам в кабинет врывается Калугин c экземпляром нового номера: - Марго, Марго… Простите, можно? - Что, смотря? - Ну, ты это видела? Он демонстрирует обложку желтых поплывших цветов, и я отвожу взгляд в сторону: - Я не только видела, я подписала это в печать! - Как подписала? - Рукой и ручкой. - Что? С такой обложкой? - Да, вот с такой обложкой! У нас нет времени. Как Калугин умудрился так напортачить непонятно, но ответственность приходится брать на себя. - Маргарита, это надо переделать! Здесь нет резкости. Раздраженно обрывает его словопоток: - Андрей, ты что глухой? У нас нет времени, я тебе говорю! - Елки - палки, но это же брак! - Все! Стоп - машина! Разговор окончен. Оборачиваюсь к стоящему позади Писареву: - Яков Семенович, как договорились. Калугин вмешивается: - Подожди, Семеныч, подожди! Андрей приближает свое лицо к моему: - Что ты делаешь? - Это что ты делаешь! Если тебя так волновала обложка, надо было заниматься ею раньше! - Послушай, мы сигнальные номера печатаем для этого. Чтобы вылезли все ляпы! Ты прекрасно знаешь. Ляпы, а не такое фуфло! - Так, Калугин! Хватит мне тут устраивать ликбез. Я прекрасно знаю, что и для чего мы печатаем. - Ты ошибаешься. Смотрю на него в упор. Эти слова я говорила ему в последний месяц сто раз и без всякого результата - он меня просто не слушал и не слушает! Хмуро уточняю: - Что ты сейчас сказал? - Я говорю, что ты сейчас совершаешь большую ошибку! Злость прет изнутри, и я ехидно улыбаюсь: - Серьезно? - И тебе за нее потом будет стыдно! - Зашибись! Я уже вся покраснела. А ты у нас мистер безошибочность, да? - Марго, сейчас речь не обо мне. Как бы не так… О тебе Андрюша, о тебе! Но только отворачиваюсь: - Вот именно! Освободи кабинет. И кстати за обложку отвечает и художественный редактор тоже. Даже в большей степени! Вот и забегал… Стыдить он меня будет! Со вздохом Калугин шлепает журналом по поверхности стола: - Ну-ну… И с недовольным видом уходит. Снова разворачиваюсь к Писареву: - Яков Семенович, извините. Я тогда жду вашего звонка с утра. Тот берет сигнальный экземпляр со стола в руки: - Я все понял. А я, морщась, отхожу к окну - обложка реально ужасна. *** Теперь остается только ждать… Откинувшись на спинку кресла, сижу закрыв глаза и запрокинув голову назад. На столе начинает трезвонить мобильник, и я устало смотрю на него - брать трубку совершенно неохота. Звонки продолжаются и я, наконец, сдаюсь – тянусь за трубкой. На дисплее написано: «Аня» и я, открыв крышку, прикладываю телефон к уху. В трубке слышится недовольное: - Ну, наконец-то! Где ты ходишь? И трубку не берешь. - Да, проблемы… - Что-нибудь серьезное? Признаваться что у шефа сердечный приступ, а с номером затык, и все из-за меня, не хочется. Пытаюсь отделаться общей информацией: - Да так рутинушка.,, Ты ездила домой к Васильевой? - Ездила. В трубке уличный шум, видимо Анюта за рулем. Все равно тороплю: - Ну-ну! И что там? - Ну, в общем, эта Маша действительно жила с мамой. Хорошая такая женщина. И, кстати, очень обрадовалась моему появлению! Пока одна вода и ноль информации: - Ань, что ты как сочинение пишешь?! Ты можешь суть излагать? - Марго, ну-ка колись, что там, в редакции, а? На тебе же лица нет, ну? Что там Марго? И как она по телефону лицо увидела… Приходится признаваться: - Да с этим радио. - А что с радио? Сообщаю, что слышала краем уха: - Там лицензия вообще истекает! - И что? Это же еще вилами по воде? - Это нам с тобой понятно. А Наумыч завелся. - Что, значит, завелся? Ну, вот и повод отмазаться от чувства вины: - А то и значит! Плюс еще у нас с номером проблемы. Короче он в больнице. - Как в больнице? - Сердце. - Реброва, ну и сволочь же ты! - Да не переживай ты так, он в сознании. - Почему ты сразу не сказала?! В какой больнице? - Двадцать третья. - К нему пускают? - Вроде да. А что там с матерью Васильевой? Но Сомова уже дает отбой… Походу черная полоса продолжается! Поджав губы, раздраженно опускаю руку с трубой вниз: - Капец! У нас что, сегодня, пятница тринадцатое? Бросив телефон на стол, взгромождаю туда же ноги, прямо в туфлях: - Фу-у-ух! *** К разговору о результатах Анькиного похода возвращаемся уже вечером, когда поужинав и переодевшись в спортивные костюмы, идем с подругой выгуливать Фиону. Набегавшись, собаченция укладывается у нас в ногах, положив морду на лапы, а мы с Анютой садимся на лавку у подъезда посплетничать и порассуждать. Подруга разыскала-таки мать Маши Васильевой и даже встретилась. Но были и накладки - во-первых, поездка на Подольскую улицу окончилась фиаско - дом двадцать четыре давно снесли и на этом месте идет обширное строительство чего-то нежилого. Обращение в местную жилищную контору позволило выяснить, что жильцов выселяли в срочном порядке, кого куда, и Васильевы, в частности, выехали во второй Обыденский переулок. Во-вторых, выяснилось, что Маша Васильева исчезла точно так же, как Гоша! Из ее рассказа сразу делаю первый вывод: - Значит, получается, что Маша Васильева исчезла приблизительно в то же время, что и я? - Ну, точную дату она не называла. Но по срокам получается приблизительно тоже самое. - Да и к тому же Маша исчезла тоже ночью? - Ночью, да! Ну, она легла спать, а утром мама ее уже не обнаружила. Хотя все вещи оставались на местах. - Какие вещи? Сомова встает размять ноги и перешагивает через собаку: - Ну, все! Одежда, косметика, бижутерия. Все! Ну да, мужику они ни к чему... Хлопаю себя по коленке: - Значит, я, все-таки, была права. - В чем? - А ты что, не врубаешься? Это же очевидно! Машу Васильеву засунули в мое тело, а меня в тело Маши Васильевой. - Звучит красиво, но не факт! - Почему не факт? Сомова опять присаживается, фантазируя: - Ну, может быть, Машу Васильеву засунули еще в чье-то тело, а еще чье-то тело в Гошу? Непонятно, зачем такое сложно построение. Надуманное какое-то. И зачем столько колдовства впустую тратить, если и от одного бабка-колдунья отбросила коньки? Мотаю отрицательно головой: - Нет Сомова, все как-то сложно слишком. Та опять вскакивает: - Ну а что ты хочешь, чтобы все просто было? - Ань, ну посуди сама. Ну, вот присядь! Посуди сама. Тяну подругу за руку вниз, заставляя сесть рядом: - В одно и тоже время! - Ну, приблизительно. - Хорошо, приблизительно. В одно и тоже время, в одном и том же городе, исчезают два человека. Не три и не четыре. Причем одного человека засунули в тело второго человека, а второго человека непонятно куда? Сомова только чешет нос. Это меня воодушевляет: - Если исчезновения идентичны, предпосылки одинаковые… К тому же жених этой Маши Васильевой практически процитировал Карину: «Пусть она страдает также как страдал и я!». Какой вывод напрашивается? - То есть ты утверждаешь, что истории между собой связаны, да? - Это не я утверждаю, это факты! А я уверена, что это сделала одна и та же ведьма. Сомова ехидно хихикает: - А скажи еще, что там Паша с Кариной рядом сидели! - А что, я и такой факт не исключаю. - Да нет, Марго, ты все как-то упрощаешь. - А ты все усложняешь! Короче Ань, давай, давай дожимай эту маму. Мы найдем Пашу, и считай все! Гоша у нас в кармане. - Просто сказать... Дело в том, что там с мамой проблемы. - А что такое? - Ну дело в том, что она больна там чем-то, очень сильно. Печально… Сочувствую. - Да ты что… Капец и что, серьезно? - Ну, она не говорит, просто она очень опасается, что больше не увидит дочь. Задумчиво тереблю подбородок - получается, что серьезно. - Да-а-а, слушай…Я ее понимаю. Сомова подозрительно на меня косится: - Марго, может быть в этой связи это… - Что? Мы смотрим друг на друга и в Анькином голосе появляются просящие нотки: - Ну что ты, сама не понимаешь? Не хочу я понимать ее намеков: - Что я должна понимать?! Сомова красноречиво молчит. Ни за что! Кажется, пора домой и спать!