День 136 (238). Среда. Утро и день
15 мая 2024 г. в 09:13
Утром настроение не лучше. Бездумно одеваю первое попавшееся в шкафу - к юбке синюю блузку с длинными рукавами, наскоро крашусь и, стянув волосы резинкой в хвост, отправляюсь завтракать. Благо Сомова, прежде чем уйти гулять с Фионой, накромсала и на мою долю бутербродов.
С Калугиным сталкиваемся еще внизу издательства, возле охранника, когда я расписываюсь за ключи от кабинета. Привалившись к стойке, ставлю размашистую подпись против своей фамилии и вдруг сбоку сзади слышу его голос:
- Привет.
Молча сцепив зубы, вписываю время, потом чуть оглядываюсь, не разделяя его добродушия:
- Привет.
- Как дела?
То, что ему плевать на мои переживания я поняла еще вчера. На дежурный вопрос, дежурный ответ. Отложив авторучку, разворачиваюсь к собеседнику лицом, прижав к себе локтем сумку:
- Знаешь, как у нас в детстве говорили? Пока не родила, рожу дам покататься.
Выплеснувшись, отворачиваюсь. Голос Андрея меняет тональность:
- М-м-м... Я смотрю, ты не в духе.
А есть повод быть в духе? Только не у меня. Не могу удержаться:
- Зато ты, я смотрю, в прекрасном настроении.
Еще бы, отличный вечер в кругу любящей семьи.
- Н-н-н... Маргарит, ты что, из-за вчерашнего?
Он что, меня специально злит?
- Нет, из-за завтрашнего!
- Слушай, пожалуйста, давай проедем уже эту тему.
Отличный подход! Пять баллов! То есть, он мне врет на голубом глазу, ему наплевать, как надо мной измываются, и мы должны тему закрыть и проехать? И никаких пояснений ни про ресторан в обнимку с бывшей, ни про друга из Томска? Кстати, вчера мы с Анькой решили - звонок неизвестного отлично вписывается в серию погромов и угрожающих записок.
- Слушай, ты хочешь, проезжай. А я дурой выставляться не собираюсь. Еще раз тебе повторяю: мне позвонили и сказали, что ты разбился к чертовой матери.
Не хочу, но чувствую, что голос срывается на истеричные нотки. Андрей хватает меня за плечи:
- Все, все, все... Успокойся, пожалуйста! Ну, кто тебе мог звонить?
Дед Пихто! Блин, мне что, должны были фамилию и адрес назвать? Буквально взрываюсь:
- Откуда я знаю!
- Хорошо. Марго, ну не надо сопротивляться только, ладно?
Сопротивляться чему? Стараюсь успокоиться, не дергаться и не метаться взглядом по сторонам. Я уже и не знаю, какие еще аргументы привести, чтобы меня услышали. Калугин кивает и на его лице проступает прежняя усмешка упертого олигофрена:
- ОКей, ты вчера пришла в ресторан, все проконтролировала. Ну, что еще?
То есть, вот так вот? Марго с прибабахом и вся вчерашняя история - пустая выдумка вздорной бабы? И никакого желания поверить, проверить и помочь? Смотрю на него широко открытыми глазами и в них наверно вселенская безнадежность. Даже голос дрожит:
- Так, Калугин.
- Что?
Хочется матюгнуться и я, прикрыв глаза, мотаю головой, отгоняя желание:
- Знаешь еще, как у нас говорили?
Он смотрит на меня, словно разговаривает с маленьким ребенком и рот до ушей:
- Как?
- Если мозгов нет, лопатой не накидаешь!
Секунду мы смотрим друг на друга. Мои слова явно задевают Андрея, и он обиженно идет к лифту:
- М-м-м... Ну, ладно, будем считать, что поговорили. Спасибо.
Блин. Когда разговаривают, по крайней мере, слышат собеседника. Но я не хочу отпускать его, пока не услышу правду. Почему он все сильнее отдаляется от меня? Что с ним происходит? Окликаю, заставляя остановиться:
- Подожди.
Андрей со вздохом возвращается:
- Что?
- Скажи, пожалуйста. Ты доволен, что твоя жена вернулась?
Подозреваю, что да и потому требовательно ловлю ускользающий взгляд. Калугин негодует, глядя в сторону:
- Маргарит, я повторяю тебе в сорок девятый раз, она мне не жена, она мать моего ребенка. Ну, так получилось, понимаешь?
Хоть в сто сорок девятый, это не ответ на мой вопрос. Не дрогнув, и не отвлекаясь на его обходные маневры, настаиваю:
- Ты доволен или нет?
Глаза Калугина упираются в стену:
- Алиса просто счастлива. А когда счастлива моя дочь, я счастлив тоже.
Угу. Значит, рад. Все остальное - обычное калугинское словоблудие.
- Ну, понятно.
Поправляю ремешок сумки на плече:
- Тогда, будь счастлив
И с каменным лицом иду мимо Андрея к лифту.
***
На этаже Людмила меня сразу перенаправляет в зал заседаний - там Егоров собирает все руководство «МЖ» по поводу Наташиного журнала. Бросив у себя в кабинете сумку, отправляюсь поприсутствовать в финале драмы – судя по срочности, Наумыч уже провел предварительную работу, отправив в Испанию дочкино творчество, и ждет ответную реакцию уже в ближайшие минуты.
На месте будущей экзекуции, пристроившись у окна, возле стоящего тут шефа, не успеваю и рта раскрыть со своими вопросами, как в дверях появляется Наталья и вслед за ней Лазарев. Егорова-младшая проплывает к председательскому креслу, а Константин Петрович, повесив пиджак на спинку кресла рядом, усаживается по левую от нее руку. Наумыч, с папкой в руках, сразу перемещается за спину виновницы собрания, оставляя меня стоять в одиночестве, скромно опустив глаза и сцепив руки внизу живота. Потоптавшись, шеф начинает:
- Ну, а теперь давайте обсуждать проект нового журнала.
Скосив на начальника глаза, киваю, подбадривая, и он наносит первый удар:
- Кстати, с минуту на минуту по этому поводу должен позвонить наш главный инвестор.
Новость вызывает возбуждение в рядах противника - Лазарев даже хватается за галстук, ослабить узел:
- Гальяно?
Егоров проходит за спину Константину Петровичу, и оттуда выносит приговор:
- Да!
Лазарев испуганно поднимает на него глаза:
- А что, он в курсе?
Сияя, шеф разводит руками:
- А как может быть иначе?! Хэ-хэ-хэ... Я ему лично отправил бизнес-план нового проекта!
Мы переглядываемся, и я не могу сдержать смешинки, которые тут же запрыгивают ко мне в глаза и в уголки губ. Но нужно сдерживаться… Константин Петрович напряженно интересуется:
- Какого?
Похоже, вчера Пантелеева с ним перестаралась. Вступаю с другого фланга и, чуть наклонившись к Лазареву, подпеваю вторую партию дуэта, косясь на Егорова:
- Константин Петрович, ну вам же объяснили: бизнес- план журнала «Ж дабл ю».
Лазарев крутит головой, не зная на кого реагировать:
- Скажите, а откуда он нарисовался?
Не отвечая, с удовольствием наблюдаю реакцию исполнительного директора. Зависнувшее молчание прерывает неуверенным голосом Наташа:
- Ну, я составила... А что?
И смотрит растерянно на своего второго папашу. Лазарев глядит на нее удавом и молчит. Наверно, перебирает в уме все нецензурные выражения.
- Зачем?
Тут уж опять необходимо соло Наумыча и он вмешивается:
- Константин Петрович, а как вы хотели? Я, по-другому, новые проекты запускать не умею.
Он держит двумя руками папку, видимо взятую подчеркнуть серьезность проведенной работы:
- Так вот, господин Гальяно обещал лично ознакомиться с документами и перезвонить.
Хватаясь за соломинку, Лазарев переспрашивает, надеясь оттянуть время апокалипсиса и что-то предпринять:
- А, когда?
- Сегодня утром. Сейчас, минуточку.
Склонившись над столом, начальник тянется за трубкой стоящего на базе стационарного телефона. Нажав пару кнопок, он интересуется по громкой связи:
- Люсенька, Мадрид не отзвонился?
- Вот, как раз разговариваю.
- Отлично, соединяй
Раздается усталый голос Серхио:
- Buenas Dias, господа.
Егоров приближает микрофон к лицу:
- Доброе утро.
И тут же, подавшись вперед с вытянутой рукой и услужливой улыбкой, разворачивает телефон присутствующим. Наташа первой подает голос:
- Здравствуйте.
С улыбкой на губах, тоже чуть подаюсь к микрофону:
- Здравствуйте, синьор Гальяно.
- Что-то, я Костю не слышу.
Лазарев недовольно смотрит на подставленный телефон. Потом поднимает глаза на Егорова:
- Buenas Dias, Серхио.
На том конце провода голос приобретает металлические нотки:
- Esteban ne hore.
Пригнув голову, Лазарев слушает с угрюмым лицом, а Егоров склоняется к его уху:
- Чего, он сказал?
Константин Петрович объясняет, чуть оглянувшись:
- Бывало и лучше.
Следует команда:
- Так, Кость, возьми-ка трубу. Боря, отключи-ка громкую.
Шеф сосредоточенно нажимает кнопки и протягивает телефон Лазареву. Тот, вздохнув, встает, прижимая трубку к уху. Нам теперь не слышно, что вещает Гальяно и я в ожидании результата отворачиваюсь к окну, слушая торопливые оправдания:
- Серхио, послушай...., э-э-э... Я все объясню... Дело в том, что..., э-э-э... То есть, как? Ну, да, я рассматривал эту идею... Конечно же, но...
Егоров, усмехаясь, переходит ко мне и встает рядом, позади, словно мы оба успешные заговорщики. Блеяние продолжается:
- Нет, нет, я понимаю..., просто, что … Фэх...
Лазарев замирает у окна, впитывая все наименования в свой адрес и поддерживаемых им идей. А растерянная Наташа испуганно крутит головой, от одного папаши к другому. Константин Петрович пытается прервать бурный поток нелицеприятных слов:
- Нет, я-то думаю, что финансирование как раз... Что? Сеньор Гальяно, давайте мы не будем делать такие скоропостижные выводы...
Лазарев смотрит на наши с Наумычем довольные физиономии и понимает, что проиграл. Голос его теряет остатки уверенности:
- Да... Ну, честно говоря, я еще сам не видел.
Похоже, Лазарев уже не думает о Наташе с ее закидонами, а спасает собственное реноме. Егоров усмехается, а у меня вдруг начинает щекотать в носу, и я тянусь почесать под ним, чтобы не чихнуть.
- Хорошо, буду... Понял, когда? Все, до встречи.
Он идет вокруг стола, но не садится, а тянется поставить телефон на базу. Егорову любопытен результат разговора, и он торопится к Лазареву с просьбой озвучить:
- Э-э-э... Константин Петрович.
Тот выпрямляется:
- Что?
- Что сказал господин Гальяно?
Все заинтересованно ждут ответа и Лазарев, переступив с ноги на ногу, нехотя бросает:
- Он ждет меня в Мадриде.
- Серьезно? А с чего это, вдруг?
Константин Петрович стаскивает пиджак, висящий на спинке кресла, и пожимает плечами:
- Так надо.
В голосе Наумыча елей:
- А что случилось?
Во всей его позе столько заботы, что в пору расхохотаться. В интонациях поверженного соперника обида:
- Слушай, Борь.
Егоров охотно кивает:
- Слушаю.
Лазарев, укоризненно глядя на шефа, натягивает пиджак:
- Хватит валять Ваньку! Поговорим, потом.
Наконец, Константин Петрович исчезает за дверью и Егоров, с довольной улыбкой, возвращается ко мне. Наташа с вытянутой физиономией, подает растерянный голос со своего места:
- Слушайте... А... А я ничего не поняла.
Сочувственно гляжу сверху вниз - вот, бедняжка… И не могу удержаться от многозначительного намека:
- Ну, для этого должно пройти время.
Наталья откидывается на спинку кресла, видно пытаясь сообразить, о чем я, и смотрит вопросительно на Егорова, и тот, утвердительно поиграв бровями, чуть кивает.
***
Разрулив главное, расходимся по кабинетам доруливать текучкой - впереди новый творческий год, а что у нас творится с типографскими договорами на первый квартал - непонятно. По крайней мере, цены на печать и переплет, думаю, не должны превышать нынешних условий. Смотрю оригинал последнего подписанного договора, листаю ксерокопии счетов на тиражи. Пожалуй, надо напомнить Насте подготовить новую смету… Мобильник, лежащий рядом с бумагами, начинает подавать сигналы, и я беру его в руки. Мой призыв в трубку звучит устало:
- Алло.
Но голос Алисы, конечно, сразу возвращает бодрость:
- Марго, привет. Это я.
Улыбка сама просится на лицо, и я обрадовано поднимаюсь:
- Ой, привет принцесса. Как твои дела?
Выбираюсь из-за стола размять ноги. Нежный голосок делится:
- Отлично, в школу собираюсь.
- Правильно, молодец вот… Школа это святое.
На языке зудит вопрос, свалила или нет из квартиры их новая приживалка и я, зайдя за кресло, останавливаюсь там, положив руку на его спинку:
- А-а... А ты с мамой?
- Нет, я с бабушкой, но мама скоро придет. Мы поедем в школу, и я ее познакомлю с ребятами.
Значит, не свалила. И даже упрочила свои позиции… Горько это слышать, но приходится держаться:
- У-Умница, правильное решение... А ты, вообще, довольна, что мама приехала?
- Очень довольна.
Конечно, она же ребенок – ей главное мама. Утвердительно киваю, хотя слова одобрения даются с трудом и не сразу:
- Н-н-н... Ну и прекрасно.
Губы растягиваются в резиновой улыбке:
- Я безумно рада за тебя.
- Марго, знаешь что?
Ожидая новых восхвалений Катерины, дежурно изгибаю брови, чувствуя, как влага подступает к глазам:
- Что?
- Если бы мама не нашлась, я бы очень хотела, чтобы ты была моей мамой.
Если бы, да кабы… Детская непосредственность. «Если бы ты любила моего папу, он бы никогда не уехал». Но в этот раз плакать не хочется – теперь знаю, уехал бы… Как неотвратимо «уезжает» все дальше и дальше сейчас… Но девочка в этом не виновата и я лишь горько уcмехаюсь:
- Поверь, я тебя тоже очень люблю.
- Марго, извини, мне надо умываться. Давай я тебе, потом еще перезвоню. Хорошо?
Прикрыв глаза, почти шепчу:
- Хорошо.
- Ну, пока.
Киваю:
- Пока.
Отняв телефон от уха, захлопываю крышку – вот и Алису от меня отрывают. Пройдет немного времени, и я стану ей не нужна даже для коротких звонков. Девочка счастлива, даже не подозревая, с какой бомбой замедленного действия она играет. И что мне остается? Сдаться?
Но это Калугин околдован и не соображает... Или хитрит, что ничуть не лучше... Но почему должна страдать Алиса? Эта сумасшедшая еще проявит себя – я уже на сто процентов убеждена, что звонок об аварии с Андреем - ее рук дело. И кто знает, не перейдет ли она от слов к реализации фантазий: это же придумать надо - Калугин разбился! Ее затеи набирают скорость по нарастающей, и что в ее башке родится в следующий раз, неизвестно. Волна протеста поднимается изнутри и я, поведя головой из стороны в сторону, ставлю точку своим сомнениям:
- Нет, с этим надо что-то делать!
Надо встретиться и остановить эту дуру, раз и навсегда. Подхватив сумку из кресла, покидаю кабинет и решительным шагом устремляюсь к лифту.
***
Через сорок минут я на Новослободской и уверенно нажимаю кнопку квартирного звонка: один раз, второй. Яркое пятно дверного глазка темнеет и оттуда издается нечто подобное на «Гы!». Значит, придурошая дома. Дверь открывается, но проход Катерина преграждает. Уперев руку в притолоку и сурово сжав зубы, взираю на нее. Обе молчим, и на физиономии бывшей калугинской жены не дрогнет ни один мускул. Ее лицо вообще, как неприятная маска, и что в ней симпатичного нашел Андрей, я не понимаю. Начинаю первой:
- Ну что, может, поздороваемся?
- Здравствуйте, а разве Андрей не на работе?
Отодвинув плечом преграду, протискиваюсь внутрь прихожей, оставляя дверь раскрытой нараспашку:
- А я не к Андрею.
В спину слышится торопливое:
- А Алиса сейчас уходит в школу и...
Разворачиваюсь лицом к лицу, четко артикулируя:
- А я и не к Алисе.
Катерина упирает руки в бока и нервно переминается с ноги на ногу:
- М-м-м..., значит, ты со мной пришла поговорить?
Это «тыканье» сразу обозначает границы вежливости и переход в боевые позиции:
- Умница. Догадалась.
Буквально буравлю ее глазами, но Катерина внешне спокойна:
- Хорошо, говори. У тебя есть две минуты.
Она поднимает вверх два пальца:
- Потому, что я сейчас должна отвести свою дочь в школу.
Если она думает, что я буду вежливо мямлить, поджав хвост, то глубоко ошибается. Глядя в сторону, на старые обои и мебель, собираюсь с мыслями:
-Ну, мне хватит и тридцати секунд.
На лице Катерины бродит самоуверенная улыбка, и она усмехается, опуская глаза.
- Значит так, заруби себе на носу...
Перво-наперво, мне наплевать на все ее выверты и угрозы - пусть хоть вся иссопится в телефон. А не успокоится – накатаю заяву в милицию, и пусть разбираются: откуда она сбежала, нравится это Калуге или нет. Глядя исподлобья, продолжаю, подчеркивая каждое произнесенное слово:
- Я тебя не боюсь!
Катерина игриво опускает глаза:
- Серьезно? А надо бы, надо бы бояться.
Она упивается своей самоуверенностью, не подозревая, что мне все известно про ее прошлые выкрутасы. Блин, да я в психушку позвоню - даже если у нее ничего не найдут, то жизнь попортят, точно!
- Слушай, ты… Ты даже не представляешь, с кем ты связалась. Это тебе надо меня бояться!
Отпор не нравится Катерине, и она пытается наехать в ответ:
- Девушка, вы вообще в адеквате, а?
Вот, гадина. Тут уж я не выдерживаю и откровенно смеюсь:
- Кто это мне сейчас про адекват вещает?
Улыбка на губах калугинской бывшей становится напряженной, и я наношу новый удар, закрепляя успех:
- Запомни, еще одно письмо или телефонный звонок и я тебя под обои закатаю, ясно?
Высказавшись, протискиваюсь мимо Катерины, плечом вперед, прямо к входной двери, а та частит следом, якобы непонимающе прикрывая рот ладошкой:
- Какое письмо, какой звонок, что ты несешь-то, а?
Похоже, проняло, хотя и старается не показать виду. В дверях останавливаюсь, снова разворачиваясь к Катерине лицом - последнее слово, причем самое весомое, должно остаться за мной. Привалившись рукой к дверной притолоке, подбоченясь, усмехаюсь:
- Не прикидывайся дурочкой. Хотя тебе и прикидываться не надо.
Слова производят заметный эффект - Катерина стискивает зубы и прикрывает глаза. А потом тоже упирает руку в притолоку, рядом с моей рукой, пытаясь грозно нависнуть:
- Так! Я, по-моему, один раз уже тебе говорила, чтобы ты не трогала мою семью, а?! Я тебе это повторяю.
Она надвигается всем телом, но я не собираюсь отступать за пределы квартиры:
- Серьезно, а у тебя что, есть семья?
Полагаю, брак все-таки расторгнут, и никаких юридических оснований у нее нет. А блефовать я и сама умею. Бывшая Калугина, пожав зло губы, ведет головой:
- Представь себе, есть. И если ты не уберешься отсюда и не перестанешь орать, я вызову милицию!
Ее лицо становится жестким и неприятным - похоже, дамочка пошла ва-банк. Но у меня есть свои козыри в рукаве. Спокойно парирую:
- Да? А я санитаров. И они отвезут тебя в такой домик, где ори не ори, все равно не услышат.
Вздернув вверх подбородком, свысока ясно вижу по лицу Катерины, что мой посыл достиг цели: она щурит глаза и в них действительно проскакивает что-то безумное:
- Имей в виду, ты ведь тоже не знаешь, с кем связалась, а?
Приблизительно представляю. Хотя, возможно, она намекает на большее, чем на свою смирительную рубашку. После взломанной двери не удивлюсь. Но выяснять на пороге, кто круче смысла нет - ближайшее время покажет, услышала ли она меня. Оттолкнувшись плечом от притолоки, делаю шаг на лестничную площадку:
-Я тебя предупредила.
В спину раздается смешок, и хлопает дверь.
***
Подъехав к издательству, вдруг приходит мысль позвонить Калугину, побыстрей рассказать о нашем с Катериной столкновении - а то ведь эта хитрая бестия все перевернет, и я опять буду выглядеть ревнивой идиоткой. Простить я его, конечно, не простила, но и усугублять не хочу, а тем более укреплять дурацкие подозрения. Тот откликается быстро:
-Алло.
- Андрей, привет. Слушай, нам с тобой очень срочно нужно поговорить. Потому что, дальше так продолжаться не может.
- Алло, Марго, это ты? Слушай, тут так плохо слышно.
Похоже он на выезде и до офиса доберется нескоро. Пытаюсь говорить громче:
-Я, я…. Сейчас, слышно?
- Ну, да, сейчас получше.
Болтаюсь перед входом, не решаясь зайти внутрь и потерять связь.
- Я говорю, нам срочно надо поговорить!
- Что-то случилось?
Прекращаю метания и останавливаюсь - капец, у нас каждый день что-то случается и по нарастающей:
- Да, случилось. Только ты один умудряешься делать вид, что ничего не происходит.
Калугин перебивает:
-А? Алле, Маргарит, пожалуйста, не клади трубку, у меня тут параллельный звонок. Повиси чуть-чуть, ага, сейчас...
Ладно, повишу…. Терпеливо жду, подбирая убедительные слова для разговора. Наконец, голос Андрея снова звучит в трубке:
- Алле, Марго.
- Да.
- Ты что, приходила ко мне домой?
Блин, поэтому и звоню. Мне скрывать нечего:
- Да, приходила.
- А зачем?
Опять куча ненужных вопросов.
- Я тебе уже пять минут пытаюсь объяснить, зачем!
- Стоп - машина, ты, что устроила разборки в присутствии Алисы?
- Алиса ничего не слышала.
- Ну, ты откуда знаешь?!
Опять он уводит куда-то в сторону, да еще и обвиняет:
- Так стоп - машина, Андрей, по-моему, мы сейчас не о том говорим.
Но взять инициативу в свои руки мне не удается – Калугин ускользает, словно уж:
- Марго, извини, побудь на линии… Сейчас.
Что за человек… Вместо того чтобы выслушать, все время заставляет оправдываться. Спустя пару минут, он опять подает голос:
- Алло Марго, ну и что ты там ей наговорила?
То есть, априори, она несчастная жертва, а я злобная сволочь. По-моему, так наоборот:.
- Что, значит, наговорила? Сказала все, что думаю.
- Ну, то есть, меня предупредить об этом никак нельзя было?
А как? У тебя же, что ни вечер, то друг из Томска. Снова начинаю метаться, наматывая километраж:
- Андрей, что значит предупредить? Я тебе об этом уже три дня говорю!
- Ладно, ладно, ты права. Давай сядем, спокойно все обсудим.
- Наконец-то, дошло!
- Марго. Пожалуйста, не ерничай. Ты вот, скажи мне лучше — где и во сколько.
- Когда ты появишься в редакции?
- Не, нет…, ты знаешь, я в офисе сегодня, наверно не объявлюсь, давай завтра. В три агентства нужно успеть заскочить, потом еще в типографию.
Можно подумать, что типография за сто верст.
- Опять завтра?
- Ну, хорошо, давай в «Дедлайне», во сколько?
То есть до «Дедлайна» ему ехать сподручно, а подняться на четвертый этаж на лифте и заглянуть ко мне на полчаса - катастрофа и временная дыра? Но не спорю:
- По мне, так чем раньше, тем лучше. Через полчаса?
- ОК, не вопрос, давай. Я буду.
Не могу удержаться от шпильки:
- Только давай сразу договоримся, чтобы без всяких друзей из Томска, ладно?
- М-м-м... Ладно, пока.
Захлопывают крышку мобильника, и теперь стою в раздрае – подниматься наверх или подождать Андрея здесь? В редакции наверняка куча неотложных дел, а еще хуже, если Наумыч или Наташа устроят какое-нибудь совещание часа на два.