День за днем. Эпизод 5.

Сон действительно идет с пятое на десятое, с периодами ворочанья с боку на бок, глядения в темный потолок и перекладывания подушек. К утру, у меня набегает с сотню вопросов к Калугину, и я вскакиваю даже раньше Аньки. Избыточное время, чтобы не травить душу бесполезными фантазиями, использую на идеи по борьбе с «Женским журналом», выбор одежды, бирюлек и тщательный макияж – в кои-то веки этим можно заняться без извечной суеты. Желания выглядеть серой мышью, задвинутой в нору неприятными обстоятельствами, нет никакого. Наоборот, к брюкам выбирается ярко-фиолетовая атласная блузка со спадающим плечиком на бретельке, крупные бусы, из черных и белых кругляков, а боевую раскраску на face дополняет расчесанная грива средней лохматости - не то, что у этой жиденькой крысы, Катерины. В издательстве появляюсь около девяти, как и обещала Наумычу, а уже через две минуты ко мне в кабинет заглядывает Калугин с явным желанием объясниться. Пять минут для Егорова ничего не решают, а мне, все-таки, важнее послушать Андрея. Увы, ничего внятного не звучит. Ясно одно - Катерина буквально не вылезает из дома Калугина, практически там живет, а он потакает этому, тем самым потакая и тому, что меня оттесняют из его жизни. И это очевидно, чтобы он сейчас не говорил и какой бы беззаботный вид не принимал. Стиснув зубы, выжидающе разглядываю Андрея, чуть склонив голову на бок. Хочу сейчас слышать точные ответы, а не словоблудие и даже нетерпеливо притоптываю ногой: - И как долго она будет у вас прозябать? Калугин не торопится с ответом, перелистывая журнал. Весь его вид говорит о спокойном равнодушии ко всем моим ужимкам и прыжкам. Наконец, Андрей поднимает голову и начинает увещевать, разговаривая, словно с капризным надоедливым ребенком, тихо и устало: - Марго, я не знаю. Вот как?! То есть вполне может остаться и на месяц, и на два и ему все равно? Мотнув удивленно головой, приподнимаю демонстративно бровь: - То есть, ты даже не поинтересовался у нее? В голосе Андрея слышится напряжение, если не раздражение: - Да, я даже не поинтересовался. - Нормально. И кто это мне говорил о негативных чувствах? Очередной треп идеального мужчины? Воспитательный тон Калугина, заставляет ерничать: - Смотрите, какой взрослый добрый дяденька! - Марго. Мой голос срывается: - Что, Марго? Андрей молчит, отводя взгляд. Интересно, что он вообще думает делать дальше? Позавчера Катерина точно у них ночевала. Вчера вечером в трубке тоже слышался ее голос, и Андрей не отрицал ее присутствия в спальне. Сделав глубокий вздох, хочу расставить все точки над i: - Скажи, пожалуйста, а ночевать она у вас тоже остается? Уткнувшись в журнал, который якобы читает, Калугин молчит и ни один мускул не дрогнет на его лице. Похоже, она уже хозяйка не только в гостиной. Но я хочу услышать это от него самого и повышаю голос, требуя ответа: - Андрей! Подняв глаза к потолку, он вздыхает, вымучено цедя сквозь зубы и откладывая журнал: - Да, остается. Вот тебе и «сплошной негатив». Продолжаю ковырять, уже не веря прошлым клятвам и обещаниям: - И спите вы в одной постели, да? Откладывая журнал на полку, Калугин хмурит брови и делает оскорбленное лицо: - Маргарит, перестань. А что? Прецеденты были! Егорова вон тоже начинала «с помыться и переночевать». Ну, значит, дело времени, а его у Катерины, похоже, навалом. Не сбавляю тона: - Что, перестань?! Сделав над собой усилие, перехожу на более спокойный тон: - Я выстраиваю логический ряд, укажи мне, где я ошибаюсь! Жду ответа, и Калугин взрывается: - А все очень просто! Просто Катерина является мамой Алисы, вот и все! Точка! Сколько пафоса! Я бы поверила, если бы не было столько вранья вокруг да около «просто мамы». Причем сумасшедшей мамы, пытавшейся убить дочь: - Нет, не точка. Твоя Катерина недавно из психушки! - Слушай, но ведь это же было в прошлом. Какая разница! Она же там не нервы расшалившиеся лечила: - Да-а-а? ...Хэ... Хорошенькое прошлое. Чуть не утопить собственного ребенка. Не могу устоять на месте и, развернувшись, иду вдоль окна. В спину раздается резкий окрик: - Все, хватит! Не нравится? Правда глаза режет? Тут же возвращаюсь: - Что, хватит? Андрей сбавляет тон: - Маргарит, послушай. Я, почему-то должен забыть о твоем прошлом, но о ее прошлом, я все время должен помнить, так? Круто. То есть меня уже ставят на одну линейку с психованной детоубийцей. Выбираем, так сказать, из двух зол меньшее… И это меньшее, судя по всему, вовсе не я! Многозначительно приподняв брови, тяну, проходя мимо Калугина: - О-о-о, ты уже нас сравнивать начал! Тот сразу возмущенно идет на попятный, повышая голос: - Пожалуйста, не передергивай. Развернувшись лицом к лицу, перехожу в атаку, предупреждающе подняв руку: - Это ты передергиваешь! Ты сейчас сравнил вещи, абсолютно несравнимые. Мое прошлое и ее это как небо и земля! Ясно? - Марго. Я, конечно, не знаю перипетий их совместного проживания. Даже о том разведены они или нет, могу только строить предположения. Но то, что шизофрения не вылечивается, как насморк, без последствий, уверена на все сто. И если некий «личный доктор» утверждает, что пить таблетки не нужно, грош цена этому доктору! Раз Андрей этого не видит, значит, не хочет видеть. Отмахнувшись, отворачиваюсь: - Так, все! Чувствую бесполезно с тобой разговаривать. Чувствую, ты начал ее жалеть! Не хочу больше видеть этого слизняка. Меня не останавливает и вопль в спину: - Да никто не начал ее жалеть! Тем хуже. Значит, не было никаких «только отрицательных» чувств. Мотивировка Калугина, что приютить Катерину его попросила Алиса, и он сразу согласился, порождает новые вопросы. Он прекрасно обходился без мнения дочери, когда решил сойтись с Егоровой и пресекал все дочуркины протесты на корню. А тут принял Катерину, поселил, да еще рот мне затыкает. Если учесть, что они, по моим предположениям, развелись еще до рождения Алисы, все это выглядит весьма странным. Или тут какая-то очередная тайна, или он, по-прежнему, к бывшей неравнодушен! *** Пока иду к кабинету шефа, стараюсь отключиться от проблем с сумасшедшей мамашей и настроиться на рабочий лад. Остановившись перед дверью, делаю глубокий вдох, стучу в дверь и захожу внутрь. Егоров, в светлом костюме, хмурится, уткнувшись в окно, а потом, чуть повернувшись, бросает взгляд за спину и отворачивается снова, заложив руки назад. На столе немым укором валяется его тощий портфель, и начальник недовольно ворчит: - Наконец-то! Я тебя уже два часа жду. Как два часа? Остановившись в торце стола, насупив брови на всякий случай смотрю на часы – нет, не стоят. - Борис Наумыч, вообще-то у нас только полчаса назад рабочий день начался. Тот все равно обиженно выговаривает: - А я думал ты пораньше придешь. Хмыкаю - сказал бы, пришла бы пораньше. - Так мы же договорились в девять ноль-ноль. - А сейчас девять-двадцать! Прямо как в песочнице. Примирительно улыбаюсь: - Борис Наумыч, я вас двадцать минут слушаю, стою. Тот, наконец, смягчается, пряча недовольство, отмахивается и, развернувшись, тянет ко мне обе руки, заставляя привалиться пятой точкой к столику в углу: - Ладно, действительно. И сам усаживается рядом, приобнимая за плечи и тараторя: - Марго, ты знаешь, я вот вчера спал…. Если это можно назвать сном – вот я как глаза закрою… Он жмурится: - У меня «ЖW»… Вот как кувалдой по голове. Я…, етит е… Отпустив меня, он всплескивает руками, а потом вновь приобнимает, отворачиваясь. Очень эмоционально, и ведь не поспоришь - креатив Натальи действительно заставит метаться в кошмарах. Вздохнув, грустно усмехаюсь: - Борис Наумыч, ну можете мне не рассказывать, я вашу импульсивность знаю. Успокаивающе добавляю, не глядя на шефа: - Не так все страшно, как есть на самом деле. Егоров тут же соскакивает со стола и в его глазах плещется надежда: - Подожди, может быть, у тебя по этому поводу есть какие-то мысли? А той! Зря, что ли, полночи ворочалась. C легкой улыбкой на губах, чуть качаю головой: - Ну, мысли, это громко сказано, но соображения кое-какие имеются. Егоров решительно встряхивает головой: - Колись! Опустив взгляд в пол, начинаю издалека: - Да, вы понимаете, если бы проблема со вторым журналом была бы только в названии, она решалась бы за пол дня. Наумыч хмурится, засовывая руки в карманы: - Это, каким образом? Неторопливо одергиваю и приглаживаю блузку, мысленно подыскивая слова: - Об этом позже. Сейчас главная загвоздка - это Лазарев. Егоров смотрит с недоумением: - К... Какая загвоздка? - Ну, понимаете, его присутствие очень серьезно затрудняет весь процесс. Одно дело развести неопытную девочку, а другое - прожженного профессионала. Егоров, грозя пальцем, поворачивается ко мне спиной, недовольный такой отметкой сопернику по отцовству: - Ты его переоцениваешь! То есть слова о глупой девочке, которую будут разводить, его не задевают? Только об умном Константине Петровиче? - Так это лучше, чем недооценивать. Кстати…, есть идея. Егоров тут же опять разворачивается с надеждой в глазах: - Поделишься? А еще твердят, что мужики нелюбопытны к бабским делам. Вон, как загорелся. А все потому, что нейтрализовывать Лазарева мы будем женскими методами. - Ну, конечно. Я же в одиночку эту гоп - кампанию не завалю. - Э? Егоров смотрит на дверь, и машет кому-то рукой, не разрешая зайти. Наклонившись к уху шефа, шепчу: - Недавно у Константина Петровича был роман с Пантелеевой, нежданно им прерванный… Обиженная женщина - страшная сила, сами знаете. Думаю, она согласиться нам помочь. - Так в чем план-то? - А вы не понимаете? Если ваша дочь возьмется самостоятельно сляпать бизнес-план своего убогого детища, и он попадет напрямую в руки инвесторов… - Не продолжай, я понял… - Что скажете? - Ступай, мне надо подумать. *** Как я и предполагала Ирина буквально загорается идеей увезти Лазарева подальше от издательства, отключив все его средства связи. Подозреваю, в душе она все еще питает надежды пробудить его внезапно угасшие чувства. Ей виднее. Но для нас с шефом главное, что уже через полчаса Константин Петрович срывается из издательства и не в одиночестве. Как только я эту весть приношу начальнику, он тут же перезванивает дочурке, приглашая ее зайти в кабинет. В ожидании, устраиваюсь на прежнем месте, усаживаясь на угол столика - ноги они не железные, а наша королева спешить не любит. Сцепив руки у колен, молча взираю на дверь. Но уже спустя пару минут Наташа заходит с недовольно-независимым видом, и, закрыв за собой дверь, с поджатыми губами, идет к столу: - По какому поводу вызывали? Мы переглядываемся с шефом, и я слезаю со своего насеста - видимо, вступление за мной: - По поводу нового женского журнала. Сложив руки на груди, с любопытством гляжу на Егорову-младшую: по моим представлениям она должна поплыть уже на третьей минуте нашего с шефом пинг-понга. Наташа ехидничает: - И что, будете отговаривать? Теперь черед Наумыча: - Не угадала, Наташенька. Ее голос резок: - Тогда, я просто теряюсь в догадках. Шарик на моей стороне: - Ну, мы все обсудили с Борисом Наумычем, твои аргументы, и нашли, что… Бросаю взгляд на шефа, но он невозмутим и я заканчиваю: - Проект заслуживает внимания. Девочка от такого поворота в шоке и не верит ушам: - Вы сейчас серьезно? Шеф переходит к основной части охмурения - со смиренным видом он отступает от окна и идет мимо дочери: - Наташенька, вчера это была такая первая реакция. А согласись - первая реакция не всегда бывает адекватной. Дочурка молчит и не смотрит на отца, предпочитая дождаться конкретики. - Но мы, как профессионалы, мы признаем свою ошибку. Егоров бросает взгляд в мою сторону, и я многозначительно киваю. Наташа, видимо ожидавшая нападок, не спешит нам поверить и потому не меняет колючий настрой: - И что? Теперь вступаю я со своей партией в дуэте: - И думаем, что проект можно запускать. Ожидая с самого начала подвоха, Наташа все еще не может поверить в наше благословление: - Это юмор такой, да? Нет, смехопанорама будет позже, но усмешку сдержать не могу: - Наташ, мы сейчас на работе и я сейчас разговариваю с тобой, как главный редактор. Мы все посчитали с Борисом Наумычем и-и-и... На голубом глазу, киваю: - С коммерческой точки зрения проект показался… Ну, интересным. Егоров, почесывая под носом, пытливо вглядывается в лицо дочери - наши актерские способности не беспредельны и, если дочурка не снизит подозрительности, прокол неизбежен. Наташа смотрит то на отца, то на меня, выискивая признаки розыгрыша, но мы держимся и взгляда не отводим. Заметив, что оборона дрогнула, Наумыч продолжает наступление - сцепив пальцы у груди, он уже уговаривает креативщицу, будто это она отказывается, а мы смиренно просим ее одобрения: - Ну, во всяком случае, давай попробуем! А потом осторожно, как бы между прочим, добавляет: - Ну, ты же знаешь процедуру запуска нового проекта? Наташа смотрит на него, как овца на новые ворота: - Какую еще процедуру? Приятно иметь дело с лохушкой, и мы кидаемся рвать ее мозг сразу с двух сторон. Наумыч разводит руками: - Ну, для начала, нужен бизнес-план. - Желательно развернутый. Шеф предупреждающе поднимает руку: - Угу. Может быть, честно говоря, и необязательно. Наташа не успевает переварить, уловить, кто и что ей говорит, беспомощно крутит головой: - А это что, обязательно? Егоров делает круглые глаза: - А как же! Расписать концепцию, целевую группу. Подпеваю: - Предполагаемую смету, базовый тираж. - Конечно! Без этого ты даже не сможешь открыть финансирование, чисто… Чисто юридически. Младшенькая продолжает смотреть то на одного, то на другого и вид у нее становится скорее растерянным, чем начальственным. Подхватываю, не давая задуматься: - И желательно приготовить какую-нибудь видео презентацию. Шеф хмурится, почесывая под носом, и для правдоподобия спорит, теребя подбородок: - Я думаю, что нет. Нет, нет! Я думаю, что достаточно план - проспекта. Ловлю на себе испуганный взгляд Наташи и, выпятив нижнюю губу в скептической гримасе, пожимаю плечами, типа хозяин - барин. План — проспект звучит, конечно, загадочней, чем презентация. Голос Егорова благожелателен: - Ты ж говорила, что вас в Лондоне..., вы составляли. - Да нас учили и.... Шеф перебивает: - Ну, вот и отлично! Как только документы будут у меня на столе, все! Сразу открываем это «Ж»! Поправляю: - Дабл Ю Егоров кивает: - Точно. И смотрит на Наташу: - Ну чего, сделаешь? Оба выжидательно глядим на ошалевшую креативщицу. Она вполне может отложить спешку и сказать, что сначала посоветуется с Лазаревым, и тогда затея затрещит по швам. Вся наша ставка исключительно на гонор новой начальницы, ее неопытность и раздутое самомнение. Ну как же - в Лондоне училась. С напряжением в голосе и растерянной улыбкой, Наташа соглашается: - Хорошо, я сделаю. Это еще не победа, хотя дышать становится легче. Главное не терять темпа и Наумыч торопит: - Когда нам ждать документы? Наташа уже у двери и теперь ей приходится задержаться для дачи новых обязательств. Затаив дыхание и сопереживая, жду дату, даже губы вытягиваю в трубочку – лично я бы меньше, чем на три дня не согласилась. Да и то, только на первую версию. Но наш новый директор о себе более высокого мнения: - Я думаю, что … Сегодня я все сделаю. Ни фига себе. С серьезным видом Егоров одобряет: - Молодец. Угу. Наташа выходит за дверь, словно зомби, и шеф виновато отворачивается, сунув руки в карманы и пожимая плечами: - Кхм. Видимо это означает – грешно обижать убогих… Интересно, в кого уродилась такая «умница»? Ну, не в отца - точно, кто бы он ни был. Но я молчу, сложив руки на груди. *** Дальше уже дело техники и Егоров прекрасно обойдется без меня. Мой же путь на переговоры, причем на чужой территории. В крупные компании, если хочешь сделать их постоянными заказчиками, лучше ездить самой. Повесив сумку на плечо, вся такая деловая и сосредоточенная, покидаю кабинет и иду к лифту. Неожиданно, от Люсиной стойки отделяется Калугин и, расставив руки, преграждает дорогу: - Марго, пожалуйста, я тебя очень прошу! Во-первых, мне некогда, а во-вторых, короткий разговор меня не устроит - я хочу услышать не мантру про Алису и ее обожаемую маму, а всю историю семейства Калугиных от начала и до конца – с датами, явками и паролями. Молча, показываю взмахом руки, что мне некогда. - Ну, удели мне минутку. - Потом, потом… - Маргарит! Пока стоим у лифта, как раз минута и есть. Калугин канючит: - Ну, не обижайся. Это хотел сказать? - Андрей, никто ни на кого не обижается. Двери раскрываются, и я захожу внутрь. Увы, минута истекла. - Мне реально некогда. Нажимаю кнопку вниз. - Но я же вижу, что ты обижаешься. Марго, ну… Двери закрываются, и я пожимаю плечами – к чему пустые извинения? Почему бы не делать так, чтобы мне не обижаться? Например, не оставлять бывшую жену ночевать. Или не пропускать мимо ушей, когда меня называют гостьей, без которой обойдутся и разберутся. А если считаешь, что поступаешь верно, стукни кулаком и скажи, что плевать хотел на мое мнение. Девять секунд без остановок и вот я уже внизу. Притормозить приходится только у вращающихся дверей издательства, приноравливаясь к их темпу. Уже на улице Калугин вновь нагоняет меня – видимо вприпрыжку скакал по лестнице с четвертого этажа: - Марго, Марго, подожди. Широко размахивая руками, прибавляю темп… До тех пор, пока меня не хватают за предплечье, заставляя остановиться: - Пожалуйста! - Что я должна ждать? У Калугина умоляющий взгляд: - Давай, поговорим спокойно. Черт… Ладно, три минуты. Со вздохом, складываю руки на груди: - Хорошо, давай поговорим. Андрей задирает вверх голову, втягивая воздух, потом решительно смотрит мне в лицо: - Послушай меня. Я ничего не испытываю к Катерине. Вообще ничего! Но, если бы ты видела Алису. Не отрываясь, вглядываюсь в лицо Калугина. В прошлый раз он утверждал, что «испытывает сплошной негатив», теперь негатив исчез, сменившись на «ничего». А что будет завтра, после очередной ночевки? Сплошной позитив? - А что Алиса? - Ну, она просто счастлива. Понимаешь? Понимаешь. И что дальше? Какие твои действия дальше, Андрюша? C тяжким вздохом, поджав губу, утвердительно киваю несколько раз, подтверждая свою понятливость. Но если следовать построенной логической цепочке, были ведь причины произошедшего семь-восемь лет назад? Причины для развода, причины не восстанавливать брак после рождения ребенка… И они наверняка усугубились после нервного срыва и за прошедшие годы! Так что шило все это Андрюша, про счастливую девичью слезу, шило. Прикрыв глаза, киваю: - Понимаю. Но Алиса еще маленький ребенок и она многих вещей не знает, и знать не должна! Ни про погромы, ни про сопение в телефон, ни про угрозы. В отличие от нас – меня и тебя: - Но когда эта женщина рядом с ней, я нахожусь постоянно в состоянии тревоги. Нервно вздыхаю, а по лицу Калугина расползается улыбка: - Мне кажется, это немножечко по-другому называется. - Как, по-другому? Тот с хитрой улыбкой качает головой: - Ну-у-у… Сомова права – тупизмом, это называется, причем неизлечимым. Вот и поговорили спокойно. Вырываю руку: - Так, Калугин, ты опять со своей ревностью?! Тот доволен донельзя и, поджав в усмешке нижнюю губу, парирует: - Вообще-то ты со своей. Ничем человека не проймешь – не хочет он мне верить, хоть тресни. - Андрей, я вот, не разделяю твоего веселого настроения. Подцепив рукой упавший на лицо локон, убираю волосы за ухо: - Все, на самом деле, гораздо серьезней, чем ты думаешь. Или не думаешь, а просто придуриваешься. - Ну, чего серьезней-то? Гляжу в лицо, в глаза и понимаю - чтобы я не говорила сейчас, он заранее не поверит ни единому моему слову. И потребует неопровержимых доказательств. И Анька права - у меня их нет. Облизнув губы, отвожу взгляд… А еще говорят, что любимый человек не может не доверять, если и правда любит. Вот противоположный пример, прямо передо мной. Калугин с участием в голосе интересуется: - Послушай, я вижу, что ты хочешь мне что-то сказать, так? Исподлобья Андрей выжидающе глядит на меня, и я вздыхаю: ладно, пусть будет, как будет – расскажу все, и пусть сам решает - верить или нет. Только здесь чужих ушей не меньше, чем внутри здания. - Андрей, давай не на работе. - Хорошо. - Вот, заскочи сегодня за мной часиков в семь - мы с тобой где-нибудь сядем, попьем кофейку, я тебе все обстоятельно изложу. Калугин вдруг меняется в лице, глядя в пространство: - Черт! - А что случилось? Лицо Андрея становится озабоченным: - Да, извини, у меня сегодня друг прилетел с Томска, буквально на два дня. Он здесь проездом. Ну, мы уже договорились вечером тоже в ресторане встретиться. Ну, неудобно отказать человеку. Не будем огорчать друзей: - Хорошо, ужинай с другом. Если не поздно закончите, набери. Ну, а нет, перенесем на завтра. По крайней мере, он готов слушать, а там недалеко и до «услышать». Проскальзываю мимо Андрея, и он окликает вслед: - Хорошо, спасибо за понимание. Оглядываюсь: - Тебе спасибо..., за понимание. Все, я пошла! - Пока. *** Вторая половина дня уходит на общение с будущими партнерами, но итог переговоров ничейный – они будут думать о своих неуемных запросах, а мы о своих ограниченных площадях. На этом и уезжаю домой, уже не заглядывая на работу. Толкучка в метро, автобус…, в который раз убеждаюсь, как все-таки плохо без машины. Когда усталая вваливаюсь в квартиру, Сомова наоборот - стоит в прихожей, переобуваясь - собирается выводить Фиону на улицу. Аппетита после бесконечного кофе с печеньем нет, а неторопливая прогулка с выплескиванием эмоций по поводу Калугина - это как раз то, что мне сейчас больше всего подходит. Быстренько переодевшись в спортивную куртку, джинсы и кроссовки, присоединяюсь к подруге. Обходим не только все ближайшие собачьи площадки, но и весь Проектируемый проезд 3538, так до сих пор и не получившего, за все время моего проживания в новом доме, нормального названия. Погода отличная, ночное небо все в звездах, а я все говорю и говорю, жалуясь подруге на мужское непонимание. Она, молча, слушает, и я рублю рукой воздух, подводя итог: - В общем, ему не угодишь: то он со мной не может встречаться, потому что я мужик в прошлом, то он мне намекает, что я ревнивая истеричка. Сомова лишь поглядывает с улыбкой и качает головой: - Ну, а что, не так что ли? Блин, кому я все рассказываю? Хоть кто-нибудь меня слышит или нет? Смотрю на нее с хмурым удивлением: - Что ты сказала? Мы останавливаемся. Мало ей разукрашенной машины, погрома в квартире и записок с угрозами? Кого-нибудь грохнуть надо? Сомова уходит от ответа: - Слушай, Реброва, да расслабься ты! Ну, что ты заладила… Все одно и тоже. Может, конечно, и зациклилась... Мы трогаемся дальше. Но Анькина беспечность меня удивляет – быстро ж она забыла своего маньяка. А Катерина не лучше, к тому же прямо из психушки… Поплачут потом, Фомы неверующие. Насупившись, накидываюсь на подругу: - Да, одно и то же! Потому что, он что, слепой что ли? Он что, не видит? Это же психическая, она же не просто так сюда приперлась, понимаешь? Не найдя новых аргументов, выпаливаю: - Вот нормально да - выждала, пока закончатся соски, пеленки и нарисовалась - вот она я, мамуля! Мы тормозим, теперь перед подъездом и Сомова ловит меня на слове: - Что значит, выждала? Ты же сама говорила, что она в дурке лежала. Какая разница, что там было, лишь бы от Андрея с Алисой подальше! Возмущенно перебиваю: - Да еще лучше! Да я бы ее к своему ребенку на пушечный выстрел бы не подпустила! Засовываю озябшие руки в карманы, и Сомова хмыкает: - Вот своего и не подпустишь. Блин, юмористка. - Очень смешно, Сомова. Неожиданно мобильник в кармане начинает играть мелодию, и я пытаюсь вытащить его. Анюта, тем временем, склоняется над собакой, теребя ей холку, а потом присаживается на корточки, повторяя: - Очень смешно, Сомова. Наконец труба на воле, вместо номера на экране тире и я, недовольно открыв крышку, прикладываю телефон к уху: - Алло. Мужской голос интересуется: - Маргарита Реброва? - Да, я. - Вы знаете Калугина Андрея Николаевича? С ним несчастье – он попал в аварию. Господи! Сердце наполняется страхом, и я испуганно переспрашиваю: - Что? - Разбился на машине. Андрей?! Я словно глохну и в голове жуткая пустота… Заикаясь, повторяю: - Г-где? Как? - Извините, не могу больше говорить. Страх скручивает внутренности, и я ору, пытаясь удержать голос: - Подождите, подождите! В ухо бьют гудки, и я растерянно даю отбой. Сомова, с тревогой в лице, подступает поближе: - Что, случилось? Меня душат слезы, испуг и желание быть рядом с ним. Беспомощно смотрю на Аньку: - Андрей! - Что, Андрей? Мне нужно его найти, помочь, поддержать. Поднеся ладони к лицу, тру пальцами лоб, пытаясь сосредоточиться: - Андрей разбился на машине. - Подожди как разбился, он же не водит машину. О чем она? Какая разница, водит – не водит… Что я здесь вообще делаю? Мне надо найти Андрюшку во что бы то ни стало. Нервно приглаживаю волосы: - Не знаю… Так! Мне надо бежать. - Куда бежать? К нему! А если я буду стоять и трендеть, я его никогда не найду. - Я не … Всплеснув руками, срываюсь на крик: - Куда? К нему! Куда… - Куда к нему? Подожди, может это вообще шутка была. Блин Сомова! Пока мы тут стоим, ему плохо! Меня уже бьет в истерике: - Ну, какая шутка, ну?! Кто такими вещами шутит? Лицо горит, и я прижимаю прохладную ладонь ко лбу, пытаясь хоть как-то охладить и включить мозги. Где же мне его искать? Сомова продолжает нудеть: - Ну, ведь кто-то пишет тебе эти письма, кто-то мебель переворачивает у тебя в квартире. Это вообще кто звонил? Не Катерина, это точно. Значит, не шутка. Уцепившись за мысль, рублю рукой воздух: - Я не знаю! Голос был мужской. Потом раз и трубку сразу кинули. Анька неожиданно дает дельный совет: - Ну, так позвони Калугину! Точно! Немножко прихожу в себя: - А, да! Сейчас. Судорожно нажимаю кнопки, а потом прижимаю телефон к уху. Сомова выжидающе смотрит, явно уверенная, что Андрей отзовется. Автоматический женский голос что-то вещает в ухо и у меня снова подгибаются коленки и слезы подкатывают к горлу: - Не доступен. - Домой звони. Послушно набираю домашний номер и слушаю гудки: один, второй, третий, четвертый… - Ну? Паника и страх снова наполняют меня, и я трясу трубой, чуть не плача: - Н-н-н..., не берет… Все, больше ждать нельзя. Мне нужно его найти и быть рядом: - Ань, все, мне надо бежать. Извини. - Куда, бежать? - Я не знаю, куда. Куда-нибудь. - Ну, подожди, давай я с тобой Ждать уже невыносимо, и я срываюсь, огибая Фиону, несясь к стоянке такси: - Нет, не надо, я сама. *** Хорошо нет пробок, и все равно всю недолгую дорогу терзаю мозг мучительными картинами и никак не могу успокоиться... Примчавшись на Новослободскую, вприпрыжку скачу вверх по лестнице, а потом, запыхавшаяся и растрепанная, жму и жму на кнопку звонка в дверь… В ответ, ни звука. Нет ни Андрея, ни Алисы, ни Ирины Михайловны. Может быть все в больнице? Смотрю на ручные часы - почти восемь. Может Анька права? Надо было сначала обзвонить клиники и травмпункты? - Капец. У меня нет выхода, и я снова начинаю жать кнопку, раз за разом… Что теперь? Опустошенно привалившись спиной к стене, откидываю голову назад , тяжело дыша и хватая ртом воздух. Накатывает отчаяние – ну, что я за бесполезное создание… Он где-то лежит – беспомощный, поломанный, без сознания и ждет меня… Развернувшись к двери, звоню беспрерывно, долблю и долблю кулаком по кнопке звонка… Мне что-то чудится и я замираю прислушиваясь… Нет, тишина. Последний раз звоню и еду к Аньке за помощью! Жму со всей силы на звонок и неожиданно раздается металлический щелчок в замке, ворочается ключ, и кто-то изнутри толкает дверь. Слава богу! На пороге осунувшаяся, потерянная Ирина Михайловна и я, в тревоге и ужасе, замираю, вглядываясь в ее лицо – неужели самое худшее, и с Андреем действительно беда? - Добрый, вечер. Женщина как-то буднично отступает вглубь прихожей: - Добрый вечер, проходи. Делаю шаг внутрь и судорожно шарю глазами вокруг в поисках тревожных сигналов – брошенных вещей, случайных предметов, в общем - бедлама, беспорядка и судорожных сборов... Но этого ничего нет, и я начинаю чувствовать себя полной дурой. Особенно, когда Ирина Михайловна, сонно передернув плечами, добавляет: - А я прикорнула и не слышала. Прикорнула? Когда такое творится? Или Анька права и звонок чья-то шутка? Жалобно блею: - А, Андрей, дома? - Нет. - А где, он? Женщина удивленно смотрит и пожимает плечами: - А-а-а..., а что случилось? Или ей ничего не сообщили или она знает, где ее сын и это нисколько ее не беспокоит? Иду на попятный: - А, да нет, ничего не случилось. Вытащив руку из кармана, беззаботно поправляю волосы, убирая их за ухо: - Просто мне надо там, кое-что уточнить по работе. Ирина Михайловна ведет головой из стороны в сторону: - Он в ресторане. Это я знаю, с другом из Томска. И наверно отключил телефон. Мне снова становится тревожно - вдруг они не доехали до ресторана и была авария… И этот друг как раз и звонил мне!. А они тут с Алисой ничего не знают и не подозревают. Кстати, где Алиса? Почему она не разбудила бабушку от моего трезвона? Или Калугин прихватил с собой и дочку? Странно для мужской компании… Настороженно смотрю исподлобья на Ирину Михайловну, но тревога меня не отпускает: - В ресторане? Вы уверены? - Ну, он несколько минут назад звонил оттуда. Ошалело гляжу на нее - как это? Не может быть! Мне про аварию позвонили минут двадцать пять назад и телефон Калугина точно был не в сети. Растерянно переспрашиваю: - Как звонил? - А что? На Калугина не похоже, но может это так приятель из Томска развлекается? Мало ли чего по пьяни бывает. Отвожу глаза: - Да нет, ничего... А-а-а... А он там с другом? Ирина Михайловна удивленно смеется и в ее голосе звучит скептическая издевка: - Ну, почему с другом. Он с Алисой и с ее мамой. Точно, поэтому Алисы и нет. До меня вдруг доходит - то есть с самого начала Калугин мне врал? Не было никакого друга, и телефон он отключил специально…. Нарочно, чтобы ревнивая дура Марго не мешала проводить время в семейном кругу. Открыв растерянно рот, никак не могу впитать услышанное: - Как? Э-э-э…, м-м-м Развел лохушку. Может быть даже на пару сработали и теперь веселятся над психичкой. В полной прострации, что-то булькая междометиями и почесывая пальцем лоб, делаю шаг наружу, на лестничную площадку, но меня останавливает голос Ирины Михайловны: - Маргарит. Оглядываюсь: - А? - А у тебя все в порядке? Нет, конечно. Я схожу с ума, опасаясь за жизнь любимого мужчины, у меня сердце то останавливается, то стучит как бешенное, а он, оказывается, с бывшей женой гуляет в ресторане. Сунув руки в карманы, переминаясь с ноги на ногу, стараюсь выглядеть беззаботной: - Да, все в порядке... И тут же неуверенно интересуюсь: - А-а-а..., вы случайно не знаете, в каком ресторане они? Хочу убедиться собственными глазами – если не в здоровье, так в подлости. - Знаю. Через дорогу направо, за пиццерией. Забываю закрыть рот – то есть на машине ехать, да еще с аварией, точно не надо. Виновато благодарю: - Спасибо. Извините. До свидания. *** Чтобы разыскать их жральню за «Додо-пиццей», хватает и пяти минут. Влетев ураганом в зал «Лангрина», застываю в дверях — прямо перед носом, буквально в пяти метрах, за столиком сидят Алиса и Калугин с Катериной, последние радостно чокаются бокалами с вином. Вот так! Живой и здоровый, жизнерадостный и счастливый, с «другом», с которым не виделся семь лет. А что, может действительно, психушка из которой она сбежала в Томске? Андрей кидает взгляд в мою сторону и замирает. Сюрпри-и-и-из! Развернувшись к выходу, собираюсь убраться, не желая мешать уютному времяпровождению – все, что я хотела, я увидела. Но Калугин меня догоняет, хватая за руку: - Марго! Разворачиваюсь: - Что? Потом не выдерживаю и накидываюсь, испепеляя взглядом: - Что? Калугин оглядывается в зал, на жену, потом смотрит на меня: - Ну, может, объяснишь? То есть, это я должна объяснять, какого хрена он тут тусуется со своей бывшей? Да? Это? - Что тебе объяснить? Андрей сглатывает: - Что ты здесь делаешь? Киваю в зал: - А ты что здесь делаешь? Это и есть твой друг из Томска? Калугин на меня не смотрит и пытается увести разговор в сторону: - Маргарита, пожалуйста, я не понимаю - ты следишь за мной что ли? Это вот так мы все поворачиваем?! Пораженная такой наглостью, смеюсь, удивленно приподняв брови. Калугин торопится укрепить позиции обвинителя: - Только не надо говорить, что ты сюда в туалет забежала или что-нибудь другое. Оправдываться мне не в чем, хотя он и толкает разговор к этому. Возмущение рвется наружу: - И не собираюсь. Я врать, как ты, не умею. - Успокойся, пожалуйста, чего происходит? Даже смешно такое слышать. Меня всю трясет от пережитого, а он тут сидит с «другом», да еще и упрекает! - А ничего не происходит. Весь нерастраченный адреналин готов выплеснуться в мордобой, и я вскидываю вверх кулаки, цедя сквозь зубы: - Мне позвонили, что ты попал в аварию! Калугин хватает за руки: - Тихо, тихо, тихо, пожалуйста. И оглядывается в зал: - Кто позвонил, в какую аварию, ты чего? Напряжение отпускает, к глазам подступают слезы, а к носу сопли. Вытираю его рукой: - Дед Пихто! Он не представился. Калугин молчит, потом вдруг выдает: - Марго. - Что, Марго! Он опять отворачивается посмотреть на жену, а когда вновь глядит на меня на его лице уже привычная идиотская улыбка: - Ну, может, ты чего-нибудь по правдоподобней придумаешь? С ужасом смотрю на него. Вот, придурок! Я чуть не сдохла от страха за него, неслась через пол города, а он только рад... Как тогда с козлом Шепелевым и его актерами. Калугин что, действительно считает, что я все выдумала? Вытаращив глаза, переспрашиваю: - Да? Он продолжает радоваться: - Угу. Значит, правдоподобней? - А, ты знаешь, я вспомнила! Это твой друг звонил из Томска. Говорит - я прилетел, а Калугина, как волной смыло. Обсуждать свой обман Андрею не хочется и он, убрав улыбку, канючит: - Маргарита. Вырываю руку: - Пусти! - Марго. И, не оглядываясь, ухожу… Все плохо. Дома мы пьянствуем с Анькой до полуночи, снимая стресс. И еще я жду звонка с извинениями. Напрасно.