День за днем. Эпизод 5.

Ночью мне снится Калугин с неприличными предложениями, но это нисколько не мешает выспаться и порхать с утра по квартире, словно птичка с моторчиком, в полной гармонии с жизнью. И сбить с такого настроя не могут ни ворчащая Сомова, ни ее отказ делать мне прическу, ни пробка на выезде с Ломоносовского проспекта на Ленинский. Как обычно, в зеркало лифта быстренько осматриваю себя – сегодня на мне темно-серое платье, с широким поясом, шелковым воротничком-стоечкой и рукавами до локтя. С макияжем тоже в порядке - пухлые четкие губы, естественные оттенки кожи, ресницы до щек, а распущенные волосы не топорщатся и лежат ровно... Хотя и не мешает заглянуть на днях в парикмахерскую... Но все равно все на пять с плюсом! Когда двери лифта открываются, светясь, словно лампочка и благоухая духами, расслабленно вплываю в холл редакции, небрежно размахивая сумочкой. За секретарской стойкой Люся с Галей с прошлым номером «МЖ» в руках и я их приветствую: - Доброе утро, всем! И не останавливаясь, забыв про почту, шлепаю дальше, прямо в кабинет. Вслед слышится дружное: - Доброе утро. Не хочется терять умиротворенный настрой и я, расположившись за столом в кресле, откидываюсь на спинку, вытянув руки вдоль поручней и прикрыв глаза. Лепота и равновесие… Мир прекрасен… Я самая обаятельная и привлекательная… Через минуту раздается стук и слышится энергичный голос Калугина: - Привет. Вчера было не до разговоров, но он явно приходил к нам не просто так. Не открываю глаз: - Привет. Шаги приближаются: - Заметь, я постучал. В его голосе нет вчерашней мягкости, наоборот вернулась прежняя агрессивность и это мне не нравится: - Я слышала. Чего хотел? - Э-э-э… Пару слов можно? - Валяй. - Угу. Ну, я смотрю, ты преодолела кое-какие свои табу? Приходится открывать глаза и сосредотачиваться, потирая пальцами виски: - Ты о чем? - Да все о том же! Кто ты, на самом деле? И как же тебе быть то с нами, с мужиками, женщина?! Он стоит, сунув руки в карманы, с язвительным лицом и явным желанием наговорить гадостей. Про свои табу ничего не могу сказать, не пробовала, а вот ты дружок явно свои преодолевать не желаешь. Цокнув языком, перевожу взгляд из пространства на Андрея, пожимая плечами: - Так, Калугин, тебя кто звал? Ты не видишь, я сижу, расслабляюсь… Тот довольно хмыкает: оторвал-таки, меня от созерцания и заставил напрячься. - Если у тебя есть какие-то вопросы - пришли мне e-mail. - Н-н-нда… Я смотрю, быстро он тебя нашпиговал всем этим дзен-буддизмом. Вот, козел... Его слова задевают – «нашпиговал» в компании с «табу» звучит грубо и двусмысленно и я, все-таки, срываюсь: - Что значит нашпиговал? Я тебе что, утка что ли? Только потом понимаю, что сама подставляюсь, идеальный мужчина не упускает возможности воспользоваться этим и сказать гадость, ухмыляясь и упираясь двумя руками в стол: - В последнее время становишься все больше и больше на нее похожей! Не выдержав, вскакиваю, и Калугин издевательски разводит руками: - Потому что он делает с тобой все что захочет! Ничего такого, о чем ты думаешь, он не делает! Подступаю ближе: - Он делает со мной то, что я ему позволяю! - А что же ты ему позволяешь? Ревнивый придурок. Замкнуло его, видите ли. Глубоко дышу, пытаясь сохранять невозмутимость и изобразить улыбку: - Так, Калугин, иди Лопе де Вегу почитай. Упрек понятен, но Андрей упрямо поджимает губы: - А я читал! Нервный всплеск все еще держит в напряжении и я, мотнувшись за креслом вдоль окна, туда-сюда, цежу сквозь зубы: - А ты еще раз, почитай! - Угу. - Там есть, знаешь, замечательное произведение, «Собака на сене» называется. Калугину возразить нечего и он лишь глупо выставляет вперед большой палец: - Во! Cтою, прямо перед ним, смотрю в лицо и пытаюсь понять – неужели так трудно сказать, что был неправ и что хочется все исправить? Или ему нужно совсем другое? Обзывать, оскорблять… Вскидываю голову: - Чего ты от меня хочешь, а? Он стоит, сунув руки в карманы, и молчит…. Не знает, что ответить, и правда собака на сене… - Я когда тебе всю правду рассказала ты что сделал? Правильно, струсил! - Ой, не надо. Я не струсил! Слово явно Калугину не по нраву, обидное… Он же всегда все делает так как хочет, потому что правильный, а не потому что трусливый. «Что я скажу Алисе?». Дочка же у нас как знамя.… И с Егоровой в постель лег, и в Испанию с ней намылился… Исключительно для дочкиного счастья! Даже подаюсь вперед, наскакивая: - Ты струсил! Лучшая защита нападение и Андрей вновь пытается ударить меня в самое слабое и незащищенное место – в мое прошлое: - ОК, то есть ты хочешь сказать, что своему дзен-буддисту рассказала всю правду, что ли? Даже не замечает, что сам себе противоречит. Значит, все-таки, «правда» испугала? Ну, не рассказала пока. Кто ж первому встречному такое рассказывает. Тебя вон месяц уговаривали, чтобы поверил и не считал сумасшедшей. И не водил по психиатрам… Да и какая разница Калугину-то? Какая его печаль рассказала – не рассказала? Что ему-то не дает жить спокойно? А если не рассказала? Что, побежишь сам рассказывать? Отворачиваюсь, но Андрей требует ответа: - Ну? Ну? - Знаешь, даже когда он узнает правду, я уверена в том… Калугин злорадно ухмыляется: - А-а-а… - Что он поведет себя, как настоящий мужик! Андрей раздраженно мотает головой: - А я, значит, не настоящий мужик, да? Хочется уколоть, по-женски: - Не знаю, не щупала. - Это легко исправить. Кто ж тебе не дает, попробуй. Поворачиваюсь к нему спиной. Но мои бабские намеки, видимо, подсказывают Калугину совсем другое - ударить побольней, еще раз напомнить, кто я для него и кем он меня считает: - Ну, ладно, посмотрим, какой ты у нас мужик! Нет, ничего у нас не получится. Только хуже с каждым днем. Волна возмущения изнутри заставляет напрячься, и я надвигаюсь на него, сжав зубы: - Чего? Андрей отступает к двери: - Да все тоже! Я говорю, посмотрим, хватит ли у тебя смелости, у мужика, сказать другому мужику всю правду! Торопясь сбежать он презрительно кидает то ли про меня, то ли про Вадима: - Мужик. И выскакивает наружу, хлопая дверью. Вот, ублюдок! Так и стою с открытым ртом, и опустив безвольно руки, провожая Калугина недоуменным взглядом - и этот человек говорит Сомовой о каких-то там чувствах ко мне? Одна ревность, мелкая злоба и желание обгадить. Зачем? Не понимаю… Я рассказала Калугину о себе самое тайное, рассказала, чтобы быть честной перед ним, перед нами, чтобы отсечь прошлое, забыть его… Рассказала, как женщина, и зачем он теперь все выворачивает, отказывая мне быть женщиной, я не понимаю! Но из себя, увы, вывел. Тру костяшкой указательного пальца лоб: - Так, спокойно! Спокойно.... Спокойно. Сажусь обратно в кресло и тру глаза. Потом, закрыв их, откидываюсь на спинку кресла: - Плывем по течению. Сделав несколько глубоких вздохов, заставляю себя успокоиться. Вот гад, такое утро испоганил! *** Пол дня стараюсь держать равновесие и восточное спокойствие, а в обед Вадим заезжает в редакцию, чтобы согласовать окончательный вариант статьи. Возражений у гуру нет, лишь мелкие неточности, которые правятся на лету, не отходя от компьютера. Отправив макет шефу, предлагаю спуститься в «Дедлайн» - перекусить и просто посидеть, поболтать. Зал совершенно пуст и мы, взяв по стакану апельсинового сока, устраиваемся в ближайшем к выходу углу - Вадим, забившись поглубже и положив руку на спинку диванчика у меня за спиной, я же, не смущаясь и не заморачиваясь, располагаюсь рядом, поджав под себя ногу и непринужденно откинувшись. Равновесие, расслабленность и спокойствие: - А знаешь, Вадим, ты был прав. - В чем? - Столько можно всего нового в себе открыть - стоит только прислушаться. Вот я, например… Еще недавно мучилась вопросом - кто я, мужчина или женщина… Из последних сил выпячивала мужское, страдая от женского… А оказывается если следовать природе, если прислушиваться к ней и быть в равновесии, то все выстраивается по своим местам, все устаканивается. Шепелев смеется: - Это не я прав, это восток прав. - Ну, тогда спасибо востоку. Улыбаясь, поднимаю бокал с соком, и мы со звоном чокаемся: - И вообще, ты очень многому меня научил. Отпиваю, поглядывая на Вадима. В его глазах глубина: - Поверь, Марго, я тоже многому у тебя учусь. К человеку, который рядом с тобой находится, нельзя относиться критически. Это он к чему? Неужели узнал про Андрея? Отвожу взгляд в сторону – какое на фиг критически, я и так, на каждом шагу, прощаю Калугину все его укусы, гадости и подставы. Только от этого лучше никому не становится, только хуже. Вадим задумчиво качает головой: - Нужно впитывать его. И тогда ты будешь всю жизнь учиться. Философия… Улыбнувшись, отставляю бокал в сторону: - Красиво сказано. - Понимаешь, люди постоянно ищут какого-то сверхъестественного чуда. Не понимая, что главное чудо на земле - человеческие взаимоотношения. Чуда? Мне вспоминается утренняя настойчивость Андрея по поводу моего «чуда» и возможной реакции Шепелева. Может вся философская красота действительно вмиг слетит? Улыбка сползает, заставляя поджать губы и опустить глаза. Я то, как раз, за взаимоотношения - и упрек не мне, а Андрею! Замявшись, подступаю к непростому вопросу: - Вадим. Он отпивает сок: - Да? Неуютно потираю ладошкой бедро и все же спрашиваю: - Скажи, а ты вообще веришь в чудеса? Чувствую, как дрожит мой голос, заставляя Шепелева внимательно взглянуть на меня: - Смотря что, ты называешь чудом. Мой взгляд уплывает в сторону: - Понимаешь… Э-э-э... Одна моя знакомая, говорит, что раньше она была мужиком. Осторожно кошусь на Вадима, и тот вопросительно приподнимает брови, морща лоб: - Ну, все мы на этом свете, не в первый и не в последний раз. В общем-то, уходит от ответа, недоверие понятно, но я настаиваю: - Да нет, в этой жизни. Шепелев уверенно кивает: - Трансвестит? - Если бы…. - А что, тогда? - Ну, понимаешь, она уверяет, что родилась в этой жизни мужчиной и… Тычу пальцем в стол: - И до тридцати четырех лет им и оставалась. Жду услышать в ответ «бред», но лицо Вадима не дрогнет: - А потом? Главное не останавливаться, и я, волнуясь, с шумом вбираю воздух в легкие: - Ну, ты понимаешь, она была мужиком таким гулящим... Видя усмешку на губах Шепелева, спешу оправдаться: - Это как она говорит! А-а-а… Ну и, в общем, закрутила там …, то есть закрутил… - Угу. Черт, как же сформулировать… Мои руки сами дергаются, пытаясь помочь жестами: - Там, с одной, в общем неважно… Куда-то меня в сторону ведет от конкретики… Надо перестать мямлить и говорить четче… Чешу ноготком щеку возле глаза и снова вздыхаю: - И-и-и он бросил ее через колено, а та побежала к бабке колдунье. - И что? - Ну и… Проснулся он в одно прекрасное утро, а от мужика там ничего не осталось. Пожимаю плечами, настороженно следя за Вадимом, и тот чуть кивает. Тороплюсь объяснить: - Был он, стала она. Заканчиваю, волнуясь и теребя волосы, отгоняя их ото лба: - Вот, как ты думаешь, такое вообще может быть? Вадим скептически поджимает губы: - Раньше бы я посоветовал твоей подруге сходить к врачу. Оно понятно, но прозвучало слово «раньше», так что я напряженно жду продолжения: - А сейчас? - Вещи не таковы, какими кажутся, но они другие. В смысле? - И что это отвечает на мой вопрос? - Мне кажется – абсолютно! То есть Игорь Ребров ни в кого не превратился, и я не женщина? Одна видимость? И прав Калугин, называя меня мужиком? Или тут философское - любой мужик внутри может оказаться бабой, а баба мужиком, были бы обстоятельства? Такой расплывчатый ответ меня не устраивает, но прокомментировать не успеваю – мимо нас, через зал к стойке, проходит знакомая парочка - Сомова с Андреем. Попивая сок, еще что-то говорю, пытаясь уточнить мысль Вадима, но я уже не с ним - опять за моей спиной Анька что-то крутит с Калугиным - уже второй раз ловлю их на свиданках в забегаловках. Шепелев, тем временем, выдает какой-то анекдот по поводу восточной терпимости к кажущимся женскому полу вещам и мы, придвинувшись друг к другу поближе, перекидываемся на ушко парочкой подобных острот. Пару минут сидим, допивая сок, а потом я слезаю с диванчика, заканчивая нашу маленькую трапезу, и тяну за собой сумку. Бросив взгляд вниз, торопливо поправляю слегка задравшееся платье и съехавший пояс. Шепелев тоже начинает выбираться из-за стола, но у меня есть кое-что сказать наглой парочке у бара и я, не дожидаясь своего кавалера, направляюсь к ним. Бросив сумку на пустующую табуретку возле Калугина и навалившись локтем на стойку, прерываю их душевную беседу: - Добрый день, молодые люди. Вадим, подоспевший сзади, тоже здоровается: - Добрый вечер. Сомова, молча, отворачивается, Андрей тоже не отвечает. И что интересно мы тут делаем? Сурово гляжу на Калугина: - А почему не на работе? Тот бросает в мою сторону взгляд: - Да вот забежал перекусить. Что-то я никакой еды перед ними не вижу: - М-м-м, стакан сока - шикарный перекус! - Угу. Переключаюсь на Аньку, выглядывая из-за Андрея – а у нее какая версия? - А ты? Тоже зашла перекусить? Сомова лишь огрызается: - А я, забыла отчитаться! - Ну-ну… Разворачиваюсь, собираясь уйти, но задиристый голос Калугина меня тормозит: - Ну, я так понимаю, Маргарита Александровны, вы ж тоже сюда пришли явно не штангу потягать. Засранец. Никак не успокоится, опять намекает, что я не женщина. Не остаюсь в долгу - я уже однажды высказала сомнение в его мужественности, так что пусть пеняет на себя: - Ну, для кого-то и фотоаппарат поднять – штангу потягать. - А это вы сейчас на что намекаете? Помня его неуемное желание меня унижать, тем более в присутствии соперника, не даю разжечь скандал: - Нет, нет, нет, что вы, что вы, приятного аппетита. Вадим добавляет: - Присоединяюсь. И мы направляемся к выходу. *** Когда вечером возвращаюсь с работы, дома только Вадим, хлопочущий на кухне. Хозяек нет, а кушать, видимо, хочется. У Сомовой вероятно поздний эфир – ее не видно и она не кудахчет поблизости от «бывшего бойфренда». Я тоже голодна, так что инициативу поддерживаю, но сначала отправляюсь переодеться. Сегодня у меня энергичное настроение и, как результат, ограничиваюсь белой майкой к синим шортам. Потом спешу к шеф-повару присоединиться в поваренки. После незамысловатой трапезы, с обсуждением утомительного дня, оставляю Вадима у телевизора в гостиной, а сама уединяюсь в спальне посидеть в тиши и немножко расслабиться, «отпустить мозги», которые в последнее время иногда дымятся от перенапряжения. Минут через пять в дверь заглядывает уже соскучившийся гуру и предлагает помощь в снятии утомления. Положительный опыт есть, так что соглашаюсь без колебаний - ну, когда еще попадешь в руки опытного массажиста, да еще симпатичного, да еще бесплатного. К тому же на постели гораздо удобней лежать на животе и постанывать, наслаждаясь, когда приятно разминаются мышцы спины, шеи и поясницы: - М-м-м… Как хорошо-о-о-о… Хотя доводить удовольствие до «О» с большой буквы, как случилось вчера, вызывая краску смущения, не предполагаю – это уже не массаж, а сплошная эротика…. Вадим усаживается сверху на мои ноги и слегка задирает майку вверх. Пальцы уверенно пробегают по ребрам, вызывая болезненную щекотку и звонкий защитный смех. Вадим продолжает массировать бока и выше, возле груди, и удержать нервное хихиканье просто невозможно. Гуру успокаивает: - Тихо, тихо... - А-а-а... Ха-аха - Все, успокойся, успокойся, так больше не будет. - Угу. Неожиданно под дверями начинается яростное громыхание чем-то железным, видимо пришла Сомова и старается привлечь наше внимание. Вадим жмет на позвоночник: - Здесь не больно? Приятно… Лишь постанываю: - Нет, хорошо. Пальцы упорно исследуют каждую точку вдоль позвоночника и ребер. - Чего, щекотно? Ты расслабься. Он мнет под лопатками, и я согласно киваю. - Щекотно от того, что ты напряжена. - М-м-м. Под дверями грохот кастрюль перерастает в какофонию и это сбивает настрой. Блин, опять Сомова бузит – все никак не угнездится между тремя стульями – и с Егоровым ей надо, и с Шепелевым, а теперь еще и с Калугиным. Пора приструнить эту нимфоманку. Извинившись, слезаю с постели и, сунув ноги в шлепки и оправляя на себе майку, выглядываю за дверь. Сомова стоит возле своей комнаты, отворотя в сторону физиономию, а на полу валяются кастрюли с крышками. Это что-то новенькое в нашем кружке самодеятельности. Выйдя наружу, ногой толкаю дверь, захлопывая ее: - Так! Что здесь происходит? Анька переминается с ноги на ногу, не поворачивая головы, а потом откашливается: - Кхе… Ничего. Нагнувшись, поднимаю крышку и демонстративно пожимаю плечами, изображая удивление: - А что здесь кастрюля делает? Нервно дергаясь, Сомова продолжает мяться, не глядя в мою сторону: - Это я ее уронила. - Зачем? Нагибаюсь, чтобы поднять кастрюлю. Блин, артистка больших и малых театров! Качая головой, несу посуду мимо Сомовой на кухню. Та срывается на крик: - Да потому что по-другому до вас не достучаться! А зачем тебе до нас достукиваться? И вообще, что это за бабские истерики? Со звоном ставлю кастрюлю с крышкой на кухонный стол: - Слушай, Сомова, ты, что себе позволяешь, а? Совершенно невменяемая баба. Ха! Разборки она мне тут устраивает. Тем временем, Анюта проходит к табуретке возле стола, но не садится. Поправляя на плечах накинутую кофту, она не снижает градуса своего визга: - А ты что себе позволяешь?! В смысле? Я то, как раз, могу себе позволить все что угодно: - Я у себя дома. Сомовой сказать нечего, и она лишь язвительно разводит руками: - Шикарный аргумент. Пока не пойму причин ее взбрыка – к кому хоть ревнует-то, к Шепелеву или Калугину? - Что-то не так? Анюта сопит, потом опять кричит: - Да! Ты у себя дома, но ты с моим бывшим парнем! Значит к Шепелеву. Возмущенно парирую, тыча в Сомову пальцем: - Вот именно! Бывшим! За спиной вдруг слышится голос вышедшего на шум Вадима: - Девчонки, какие-то проблемы? У девчонок всегда проблемы. Но эту козу пора поставить на место – во все дырки лезет, перекраивая под свой лад. Причем не себя, а мою жизнь - то уроду Марату угоди, то чаи идиотские пей, то Егорова посели и усынови, то к Калугину в постель прыгай... а теперь еще и с ее бывшими не разговаривай! Но это наши терки и Шепелеву в них не место – оглянувшись, смущенно извиняюсь, поправляя волосы у виска: - А, Вадим, подожди, пожалуйста Показываю на Аньку: - У нас чисто бабский разговор.