День за днем. Эпизод 5.

Утром пытаюсь максимально настроиться на деловой лад и отогнать прочь мысли о вчерашнем визите - кровь из носу нужно сконцентрироваться на центральной статье и решить вопрос с обложкой. Угрюмая Сомова оптимизма за завтраком не добавляет – немым укором бродит по квартире, и ее трагизм сказывается на моих сборах – отправляюсь на работу в черно-красной гамме: черный пиджак, темная юбка ниже колен, красная обтягивающая блузка, на голове прилизанная гладь без изысков и вавилонов. Единственное украшение, от которого трудно было удержаться – новые бусы в три тонкие нитки с нанизанными на них разнокалиберными шариками темного стекла. Хотя, в общем-то, тоже в мрачную тему. Появившись в редакции, забираю у Людмилы почту и, не теряя времени на болтовню, сразу иду к себе. Еще не успеваю дойти до кресла, как за спиной слышится громкий голос Калугина, врывающегося вслед за мной в кабинет, без всякого приглашения: - Пардон, доброе утро! В его голосе слышится напряжение и явное желание язвить. Такой тон, даже с французскими изысками, не располагает к дружелюбию - остановившись возле кресла и сняв сумку с плеча, угрюмо разворачиваюсь лицом к месье: - Скажите, пожалуйста, вас стучаться не учили? Калугин шумен и развязен: - Учили. Он издевательски стучит костяшками пальцев по столу: - Что, дальше? Видимо, вчерашний концерт продолжается. Фыркнув, ставлю сумку в кресло, и усаживаюсь рядом с ней: - Это я тебя хочу спросить – дальше, что? - Ага…, ладно. Андрей, уперев руки в бедра и опустив голову, делает шаг к окну, что-то там разглядывая: - Ты мне ничего не хочешь объяснить, нет? С какой стати? Я тебе что, невеста или жена? Я же не Сомова, чтобы по бывшим с ума сходить. Умерла, так умерла. Окинув взглядом бумаги на столе, тянусь рукой вниз включить компьютер, а потом бросаю недоуменный взгляд на ревнивца: - Тебе? Нет, ничего. Отвернувшись к монитору, жду, пока загрузится система и когда на экране выскакивают окошки по логину и паролю, нажимаю «Escape». Процесс идет дальше, и я усаживаюсь поудобней. Калугин уперевшись одной рукой в спинку кресла за моей головой, а другой в стол, нависает: - Хорошо. Как все это называется тогда? Наверно, ревнивым дебилизмом. Пока я не понимаю, чего он добивается. Что хочет вообще – ясно: чтобы я иссохла от горя и билась головой об пол в страданиях по Андрюше, а он скорбно бы твердил о гарантиях и жалел меня... Пока не нашел бы другую бабу. А вот чего добивается сейчас, придя ко мне в кабинет, сообразить сложно: - Что, именно? Калугин суетливо крутит головой, посматривая на дверь: - Ну, я имею в виду этого, твоего… Как он там: Шепелев, Шевелев… Шепард, ну как он… Взмахнув рукой, он шлепает ладонью по спинке кресла. Чем больше Андрей психует и косноязычно заявляет о своих правах, от которых сам же и отказался, тем собранней становлюсь я, готовая язвить и отбиваться в ответ. Продолжаю старательно разглядывать верхний конверт в пачке писем на столе, будто на нем не адрес, а секретное послание, даже язык высовываю от усердия. Наконец, перекладываю письмо под низ и смотрю следующее, даже не пытаясь сконцентрироваться на буквах: - Как он... Он нормально. Тебя это интересует? С ехидной улыбкой гляжу на Андрея. Тот начинает, но тут же замолкает: - Меня интересует… Натянуто улыбаясь, перекладываю следующий конверт под низ. Сквозь путаность ревнивых мыслей Калугина, прорывается очередное «озарение»: - А-а-а, значит, вы все-таки спали, да? Его так волнует моя личная жизнь? Или то, что его кто-то опередил? Да, спали! Хотя намек явно не на сон и я перестаю улыбаться. Похоже, меня собираются обвинить в аморальности и растлении совершеннолетнего мальчика. Вздохнув, медленно поворачиваю голову и буквально буравлю взглядом Калугина: - Андрей, ночью люди обычно спят или ты какой-то другой смысл в эти слова вкладываешь? Отложив конверты, тянусь за картинкой с моделью в красном платье, чтобы теперь крутить и мусолить в руках распечатанный макет. Калугин бычится: - Другой, Марго, вкладываю! Он знает, кто ты такая? В границах необходимого. Я же не роюсь в чужом мужском белье, зачем же мне пускать кого-то рыться в женском? - Конечно, знает, и в отличие от некоторых, умеет это ценить! С усмешкой откладываю макет обратно на край стола. Но Калугина не устраивает моя самоидентификация: - Ты не поняла, я имею в виду - он знает, что ты Гоша? Он теперь что, своим «знанием» все время меня за ноздри будет держать? Типа, чтобы ни один мужик не взглянул… Последние слова меня задевают и я, шлепнув ладонью по поверхности стола, вскакиваю, оказываясь лицом к лицу с обвинителем: - Слушай, Калуга! Тот, довольный, что нашел мою больную точку, злорадно воет: - Та-а-а-ак! Наступаю на него: - Чего тебе надо? Что ты тут стоишь, трясешься? Я тебе что–то должна? Он стоит, сунув руки в карманы, довольный собой: - Ты? Нет. Язык чешется ответить язвительно, но я сдерживаюсь – он же меня специально провоцирует, а шеф не зря учит все личное на работе отбрасывать: - А вот ты мне должен! Работу свою выполнять, должен. Окончательно беру себя в руки: - Так что иди, готовься к фото сессии. Придерживая юбку, сажусь в кресло снова. А то приперся вчера – типа завтра номер в печать, завтра номер в печать…. - Так. И на этот раз кого снимаем? С усмешкой гляжу на него: - Шепелева. На обложку! Отличный аперкот и Калуга ошарашено блеет: - Классная шутка. То есть профессионалом на работе Андрей Николаевич становиться не желает? - Это не шутка, это приказ. Хватит взбрыков. Смотрю на него исподлобья: - Так что иди, ставь аппаратуру! Калугин пытается возражать: - Марго. Сказано – приказ! Включив начальника, снова встаю, лицом к лицу: - У тебя со слухом проблемы? Все равно пытается оставить последнее слово за собой: - У меня нет. А вот тебя, когда вчера с ним увидел, смотрелось просто… Э-э-э…, Отвратительно! И демонстрирует рвотный рефлекс. Вот чудак, на букву «м»… Слов нет! Его намек сначала на Гошу, а потом на Вадима в постели с Ребровым, настолько прозрачен, что не выдерживаю – обида и возмущение выплескиваются наружу: - Пошел вон отсюда, говнюк! - Ты знаешь, что это выглядит отвратительно. Это ты выглядишь отвратительно злобный засранец! Ору в ответ, теряя самообладание: - Пошел вон, я сказала! - М-м-м… Не надо было этого делать. Я то, как раз, ничего и не делала! В отличие от некоторых, у которых зудит в одном месте и неймется: - Наташе своей это расскажи! Калугин, отступая к дверям, поднимает вверх палец: - Теперь, обязательно! Во-во, катись, давай! Уж отвратительней, чем ваша парочка вообще трудно себе представить – злобная стерва и слабовольный тюфяк. Вцепившись с силой пальцами в спинку кресла, кричу уже в закрытую дверь: - Хэ… Пришел сюда, лечить он меня будет. Перед зеркалом себе это втирай! Отворачиваюсь к окну, нервно откидывая пальцем волосы со лба. Капец! Сомовские субботние бредни о любовных страданиях Калугина, оказались полной чушью. Радиопсихолог хренов - не может отличить ревность, злость и зависть от совсем других чувств.... Самцы вон отгоняют от самок чужих самцов, чтобы гены не смешивать, а этот..., представитель..., придумал гонять меня, не только не думая ни о каких генах, но даже, не желая видеть перед собой женщину. *** Ближе к обеду, Вадим приезжает на фотосессию, и я прошу Галочку достойно организовать этот процесс. Немного разделавшись со статьей, отправляюсь в фотостудию – во-первых, проверить, не бузит ли Калуга, во-вторых, попросить Шепелева зайти ко мне и вычитать, что уже готово, а в-третьих, узнать какие у него планы на обед. Застаю парочку в трудовом порыве - Вадим сидит на освещенном постаменте, а вокруг крутится Калугин с фотоаппаратом. По их тону, даже не пойму - разговаривают они или пререкаются. Андрей недовольно бурчит: - Обязательно дружище воспользуюсь твоим советом, как только начну снимать для журнала «Наука и религия». А пока, здесь у нас, ну в гламуре, у нас несколько другая философия, понимаешь? Подбегаю с улыбкой на лице, вмешиваясь в их познавательную беседу: - Извините, не помешаю? Вадим со своего постамента радостно кивает: - Нет. Раздраженный Калугин огрызается, с хмурой физиономией: - Ну, не знаю как Вадиму, мне ты помешаешь точно. Вот, блин, никак не угомонится. Сжимаю зубы, чтобы не сказать в ответ что-нибудь аналогичное: - Почему? Калугин, ты же у нас профессионал?! Оборачиваюсь к Вадиму и демонстративно тяну руку пригладить ему волосы. Андрей продолжает щелкать, приборматывая: - Совершенно верно. Потом подается вперед, делая многозначительную паузу: - Поэтому профессионалу... Нужно сосредоточиться!. Ладно, не будем напрягать обстановку. Растянув губы в улыбке, оглядываюсь на нервного фотографа: - Ухожу, ухожу… - Спасибо. Вроде процесс идет, но мне нужно убедиться, что он не перерастет в военные действия. Положив руку на плечо Вадиму, наклоняюсь к нему, заглядывая в глаза: - Ну, как тут у вас, все нормально? - А что, может быть по-другому? Ну и, слава богу. Вздохнув, с улыбкой, тянусь убрать выбившуюся прядь за ухо: - Ясно. Заглянешь, потом? И не дожидаясь новых комментариев от Калугина, стремительно ухожу из студии. *** После обеда, выполнив всю совместную программу, Вадим уезжает по своим делам, а меня, когда поднимаюсь в редакцию, отлавливает Люся - срочно к Наумычу! Постучав, заглядываю в приоткрытую дверь: - Можно? Шеф делает знак рукой, подзывая меня присоединиться. Он не один, здесь уже стоит возле стола Калугин, сложив руки на груди. У Егорова в руках пачка фотографий и он перебирает ее с кислой гримасой на лице. Конечно, мне любопытен итог мучений Андрея и я забираю со стола уже просмотренные распечатки. Шеф качает головой: - Не, не, не… Нет, ну, что это такое? Калугин огрызается: - Где? - Вернее, кто это? - А... Как, кто? Шепелев. - А, по-моему, это его отец. Наумыч швыряет снимки на стол: - Или дед. Вон, смотри ему лет пятьдесят, с гаком. Как вообще можно такое снимать? Шеф разворачивается вместе с креслом спиной к Андрею. Смотрю на блеклую физиономию с разводами под глазами на глянцевой бумаге, и хочется высказать в адрес художественного редактора пару нелицеприятных. Профессионал, блин... Сжимаю с досады зубы так, что скулы играют желваками. А Калугину хоть бы что, издевательски хмыкает: - Борис Наумыч, я не понимаю, от меня, вы что хотите? Я что, фоторобот составлял, что ли? Недовольно бурчу, вставляя свои пять копеек: - А ощущение один в один! Что это за тени? Как будто у него мешки под глазами. Егоров косится на листки на столе, согласно кивает, и я добавляю: - Свет вообще выставлен безобразно! Укоризненно гляжу на художественного редактора: - Андрей, где твой уровень? Сунув руки в карманы, тот выпячивает вперед челюсть: - А причем тут уровень, если нефотогеничен - не исправишь. Это Вадим-то нефотогеничен? - Серьезно? - Да. - А тебе про плохого танцора напомнить поговорку? Калугин издевательски раздвигает сжатые губы в лягушачью усмешку. С таким "профессионалом" и врагов не надо. Возмущение захлестывает меня и я, развернувшись, молча ухожу из кабинета. *** Пылая негодованием стремительно врываюсь к себе в кабинет и спешу к столу, к забытому мобильнику: - Значит саботаж, да? Ладно, будем создавать антисаботажный комитет. Тянусь забрать телефон и, открыв крышку, и начинаю набирать номер Полины… восемь, девятьсот шестнадцать… Блин, забыл… Правда, мы уже год как не виделись, в смысле с Гошей, и она может послать его «двоюродную сестру» очень далеко и без пересадок, но попытка не пытка…. С ходу вспомнить номер не удается и приходится обращаться за подмогой к записной книжке: - Черт, как там дальше то? Супер-пупер художественный редактор, блин! Да она, Калуге еще фору даст! Листаю записи… Хуже, если номер записан без имени. Наконец, добираюсь до буквы П: - М-м-м… Точно двадцать пять. Возвратив книжку на стол, добираю номер: сто девяносто шесть семьдесят семь и последние две цифры: - Двадцать пять. Поведя головой, отвожу волосы в сторону, прижимая трубу к правому уху… Нет, не так. Тряхнув гривой, меняю руку на левую – может, правой, придется записывать. С той стороны отвечают почти сразу: - Алло. - Алло добрый день Полина. А-а-а… Вас беспокоят из редакции "Мужского журнала". Обхватив себя рукой вокруг талии, начинаю расхаживать по кабинету, от стола к окну, раздумывая, как обставить свою просьбу. Расстались-то мы с ней не слишком хорошо. Возле кресла останавливаюсь, положив руку на его спинку: - Маргарита Реброва. - Как? Реброва? - Да, Реброва. - Не может быть! Неужели кто-то сумел охомутать этого ловеласа? Гошина слава не меркнет в веках. Хмыкаю: - Нет, я его сестра, женой он пока не обзавелся. - Хм, кто бы сомневался… - Чего уж так резко? - Да нет, это я так… И что вас интересует, Маргарита? - Вы, знаете, Гоша отзывался о вас как об очень талантливом фотографе. На той стороне трубки веселое удивление: - Как о фотографе? - Ну да, а что? - По-моему, фотографии, как раз, его интересовали в последнюю очередь. Упрек конечно уместен, но не в данном случае – профессионалки в своем деле Игорю привлекательны особо. Особый шарм – полезное с приятным… Хоть Дину взять, хоть Оксану, хоть Полину. - И, все-таки, Полина, у меня к вам очень выгодное предложение. За три часа работы недельную оплату. *** Спустя пару часов свожу вместе Вадима с Полиной в нашей студии и, потирая костяшками пальцев подбородок, наблюдаю теперь уже за работой фотографа-женщины. В принципе ее манера не слишком отличается от калугинской, но каждый художник видит образ по-своему и женское восприятие Шепелева мне любопытно. Полина тоже усаживает его на постамент, босиком, но в отличие от Андрея, видимо стремится добиться большего многообразия в позах и конфигурациях, в экспрессии и чувствах – Вадим, то медитирует, то встает в позу каратэ, то сидит с поднятыми вверх руками. В принципе, мне нравится, как идет процесс. Вскоре под софитами становится жарко, и я, стянув с себя пиджак и отложив его в сторону, на скамейку возле «сцены», упираю руки в бедра.... Первая сессия заканчивается, и мы вместе смотрим, что получилось, прокручивая кадры на дисплее фотоаппарата. Неплохо. В принципе уже есть чем удивить, но лучше сделать еще десятка два снимков, поэротичней, для контрольного выстрела. Распахнув пошире ворот на рубашке Вадима, приглаживаю ему волосы - он терпеливо прикрывает глаза и Полина начинает вторую серию вспышек. Наконец, все закончено, картинки сброшены с карты памяти фотоаппарата на флешку и распечатаны на цветном принтере. Поднимаюсь наверх и, не заходя к себе, с победным видом иду к Калугину бросить всю пачку фотографий прямо ему под нос. Тот придвигает к себе и скептически поднимает брови вверх: - М-м-м… И что это такое? Приятно видеть, как он хмурится и встает. Не могу удержаться: - Шепелев или уже не узнаешь? Разворачиваюсь, чтобы уйти, чеканя: - Можешь делать макет статьи! - А кто снимал? Оглянувшись, цежу сквозь зубы, с издевкой: - Профессионал! Насладиться триумфом не успеваю - к нам с воплем, с вытянутыми вперед руками, врывается Егоров: - Так, марксисты - ленинисты, все замерли! Возле Андрея он тормозит, разворачивается и, потирая руки у груди, многозначительно смотрит то на меня, то на Калугина: - Есть очень важная информация! Герой нашего последнего номера, Вилли Шеппард, приглашает все-е-ех на званый ужин. И куда это он нас зовет? Насколько я понимаю, в квартиру сорок восемь? Склонив голову набок, улыбаюсь... Андрей с пренебрежением в лице садится на стол. Наумыч радостно рубит воздух ребром ладони, ставя точку: - Явка не строго, но обязательна! Все, пошли двигаться. Шеф собирается исчезнуть также решительно, как примчался, но Калугин его тормозит: - Борис Наумыч! Егоров оглядывается: - Да? - Я, вообще-то, не могу. Начальник шутливо закатывает глаза к потолку, выпячивая губу: - Начина-а-а-а-ается! - Но, у меня дочка. Взгляд Егорова падает на принесенные мной распечатки, которые Андрей продолжает держать в руках и он тут же склоняется над ними, ахая: - Так, а это что такое? А-а-а! Калугин издает что-то нечленораздельное, но Егоров уже лезет с поздравлениями: - Во…Ну, молодец. Вот, молодец! Можешь же, если захочешь. Молодец… Ну, что ж, теперь наш профессионал не отвертится, умыли по полной. С улыбкой заглядываю через плечо шефа, лицезрея, как художественный редактор кисло отворачивается, явно разочарованный похвалой: - Э-э-э… Стоп, вообще-то это не … Наумыч перебивает, как всегда, перескакивая, с пятого на десятое: - Я понял. Все! Дочка это святое. Все! Шеф пристально смотрит на меня: - Ну, я надеюсь, Марго хотя бы не откажется? Смущенно усмехаюсь, кивая: - Ну да, тем более что ужин будет у меня дома. Егоров заливисто хохочет, закидывая голову назад, а потом приобняв меня за плечи выводит из кабинета. И то, правда… Много чести профессионалу. Надо еще Вадиму позвонить, может что-то прикупить к вечеру. Что и делаю, вернувшись в кабинет. Основной груз закупок, оказывается, повар берет на себя, шеф обеспечивает марксистов алкоголем, ну а с меня - вольное творчество в виде фруктов, зелени и овощей.