Они и Мы

      Всё начиналось, как и с остальными: те же нелепые прогулки по Конохе, вечера у Узумаки, пропущенные звонки и неотвеченные сообщения. Но Он отказался сбежать, столкнувшись с моей уже привычной моделью поведения. Терпеливо, шаг за шагом Он продолжал пробираться сквозь заросли моих спутанных мыслей, острым лезвием рубил неопределённость, что пустила корни в моём существовании, и я и сама не заметила, как прочно и естественно Он стал частью новой нормы.       С ним я впервые осознала, что значит внутреннее спокойствие. Наши отношения были наполнены уважением и терпением. И пусть внутри меня не было и десятой части тех чувств, что раньше при мысли о тебе охватывали всю мою сущность, но это стало благословением, а не проклятием. Иное окончательно бы сломало меня.       И на восьмой год мы начали официально встречаться.       Он отлично вписался в нашу компанию, в отличие от твоей скуластой девушки, что вечно ныла, плохо скрывая свою неприязнь ко мне и Хинате. Любые женщины вокруг тебя запускали её до жути чувствительный механизм ревности, и вы всё реже начали приходить на наши уютные вечера. Почему тебе было просто не найти новую девушку?       Ты же мастер обольщения, даже несмотря на репутацию, преследующую тебя после разоблачающих статей журналистки. Неужели эти скоротечные отношения были дороже дружбы? Тебе ничего не стоило кинуть взгляд в сторону очередной красотки и загипнотизировать её. Не раз я задумывалась – имеют ли твои глаза силу гендзюцу даже без Шарингана.       Но вместо этого ты пропал.       Спустя несколько месяцев мы столкнулись в госпитале. Очередной медосмотр, с которым с лёгкостью справилась бы любая медсестра, и, если бы не документы, которые срочно требовалось подписать курьеру на рецепции, мы так и разминулись бы в огромном здании.       Ты замер, и на твоём лице ясно читалось сожаление, что ты не вышел из кабинета минутой раньше, чтобы избежать этой встречи. Честно говоря, я жалела о том же.       – Почему ты больше не приходишь к Узумаки? Скажи своей девушке, что ей нечего бояться, мы с Хинатой занятые дамы и не собираемся покушаться на тебя.       Сложно было не уловить непривычное, но мимолётное выражение недоразумения на твоём лице. Но вот он снова – безразличный Саске, смотрящий на меня всё тем же холодным взглядом.       – Это не она не хочет приходить на эти встречи.       На этих словах ты просто развернулся и ушёл. Как удобно.       К началу десятого года все вокруг словно бы и ждали нашего с Ним развития отношений. Наруто всё чаще бросал двусмысленные фразочки, Хината, преодолевая неловкость, интересовалась, как я представляю себе свадебную церемонию, а Ино не стесняясь скидывала мне варианты платьев для невесты и её подружек. Всё это непременно давило, но заставляло задуматься.       И когда во вторую годовщину наших отношений Он сделал мне предложение, я не могла не ответить “да”.       Ты ворвался неожиданно, резко, словно бы и не было этих полутора лет, что мы не общались. Нарушил моё внутреннее спокойствие своим настойчивым звонком.             Вдребезги разбил по крупицам собранную решительность. Я оторопело смотрела на пошатывающуюся фигуру и терялась в догадках, что привело тебя в эту позднюю ночь ко мне на порог.       Я не могла не впустить тебя. И мы молча стояли в тёмном коридоре. Ты опёрся на стену и вскинул взгляд к потолку, словно бы мог увидеть там что-то, кроме ровной побелки.       – Ты пьян.       Холод замутнённых тёмных глаз переместился с потолка на моё лицо, но никаких дальнейших действий не последовало. Не знаю, что я должна была прочитать в этом взгляде, я давно разочаровалась в своей надуманной способности понимать тебя без слов. – Я не знаю, что ты здесь делаешь, но могу предложить тебе чай. В таком состоянии ты вряд ли сможешь дойти домой.       В ответ снова лишь тишина.       Я переоценила твои силы и недоумевала, как ты вообще дошёл до моего дома, потому что вместо стены твоей поддержкой и опорой до гостиной пришлось стать мне. Горячее дыхание обжигало лицо, но не пронзало глубже. Сколько лет мы не находились настолько близко? Наверно, со времён окончания войны, когда, перекинув твою единственную руку через плечо, я помогала тебе выбираться из Долины. Больше десяти лет, прежде чем я снова почувствовала близость твоего тела, но зачем?       Электрическими разрядами касался моей кожи, и я нетерпеливо считала шаги до дивана, лишь бы прекратить эту пытку. Мне не нужна была эта неловкая близость, которая не несла в себе ничего, кроме беспокойного сна и мучительных попыток закинуть эти воспоминания в глубь памяти, туда, откуда они никогда не смогут случайным образом ускользнуть и всплыть в сознании в самый неподходящий момент.       – Садись, – я помогла тебе опуститься. На секунду наши лица замерли друг напротив друга. Почему мне показалось, что я увидела бессилие и отчаяние в твоих глазах? Был это эффект алкоголя или что-то, не дававшее тебе покоя, грозилось выплеснуться наружу, больше не сдерживаемое внутренними ограничениями? Я резко встала, прервав этот пугающий контакт.       Нужно было немедленно делать чай и выставлять тебя за дверь. Я развернулась, но дойти до кухни в ту минуту мне не было суждено. Крепкие мужские пальцы перехватили ладонь, неуверенно останавливая и притягивая обратно.       – Выходишь замуж? – твой голос, непривычно тихий, противоречиво громом прозвучал в ночной тишине квартиры.       Спиной ощущала тот испытывающий взгляд, что пронзал насквозь, хватка пальцев ослабла, но и желание вырваться, сбежать покинуло меня в момент касания наших рук.       Я бы стояла так вечно.       – Да. Ты тоже приглашён.       Хватка исчезла, и я нехотя повернулась. Кто ты? Ссутулившаяся постать, тёмные пряди, закрывающие лицо, тяжёлое дыхание. Защитная аура безразличия и цинизма пала, обнажая бессилие и усталость, пронзившие всю фигуру напротив.       – Я не приду. – На удивление, быстрый и чёткий ответ для твоего состояния. Словно бы ты десятки раз проигрывал эту фразу у себя в голове, ни разу не засомневавшись в своём решении.       – Почему?       Вместо ответа ты лишь поднял лицо и посмотрел мне прямо в глаза, словно бы я всё должна была прочитать в этом серьёзном взгляде. Но я больше не играла в эти игры.       Скажи, что мне в молчании твоём? Почему я должна была рискнуть всем своим будущим ради несказанных слов? У тебя было десять лет, но все слова за эти годы предназначались не мне.       И даже сейчас ты не можешь ничего произнести.       Я не буду упрощать тебе задачу.       Ты так и не понял, что ищешь в этой жизни. Но я больше не могу ждать, надеяться, что однажды ты оставишь свои поиски и остановишься, чтобы оглянуться. Меня больше не будет рядом. Я хочу идти своим путём с тем, кто готов разделить его со мной.       – Я за чаем.       Когда я вернулась, ты спал. Оставив кружки на кофейном столике, я принесла плед и присела рядом, укрывая нас. Пусть это будет манифестом прощания с прошлым. И, положив голову тебе на плечо, я неожиданно умиротворённо уснула.       “Прости, я не должен был приходить”, – сказал ты с утра на прощание. Но должен был сказать совсем другое.       Зачем ты тогда ворвался и нарушил мой покой? До самой свадьбы я проклинала себя, когда с надеждой смотрела на дверь в ожидании, что ты придёшь и заберёшь меня из этой искусственно созданной реальности.       Но следующие два года мы не виделись.       И эти два года прошли в прекрасном неведении.       Привыкнуть к твоему отсутствию в этот раз оказалось не так уж и сложно. Не знаю, было ли дело в иммунитете, выработавшемся ранее за годы твоего отсутствия в деревне, или же новый ритм жизни, закруживший в своём танце так, что и не задержишь взгляд на привычных когда-то вещах. Перед моими глазами сотнями кадров мелькали свадьбы, переезд, работа, обустройство, поездки к родителям, редкие встречи с друзьями, командировки и долгожданные миссии, разрывающие замкнутый круг жизни в Конохе. И между счастливыми, но привычными событиями – лишь миллисекунды темноты, не позволявшие увидеть что-то за пределами новой нормы.       Мне не стоило жаловаться, и так я и поступала. Вставала с утра, уже предвидя, чем окончится день. Но предсказуемость дарила умиротворение. И шаг за шагом я погрузилась в стабильность. Наверное, это и есть взрослая жизнь.       Изредка Наруто напоминал о твоём существовании будь то посредством очередной статьи о местах, где ты был замечен, или коротких писем, что ты соизволил присылать друзьям. Официально ты ушёл на миссию, которая с каждым месяцем всё растягивалась, как и сумма твоих командировочных выплат. Об истинной цели миссии было известно только Хокаге и приближённым. Когда мне предложили участвовать в собрании для обсуждения результатов твоих исследований, я отказалась и попросила без необходимости не отрывать меня от работы по вопросам, которые напрямую не касались моей сферы.       Было ли мне интересно? Конечно. Хотела ли я участвовать? Да. Готова ли я была каждую неделю слушать про тебя и твои похождения? Нет. Мне не нужна была смута в моей благословенной стабильности.       Вернулся ты так же неожиданно, как и исчез. Такой же статный, величественный, невозмутимый, окутанный той же неповторимой атмосферой напущенного мрака. Впрочем, одно существенное изменение было. Она. Густые чернявые брови могли бы роднить её с Роком Ли, но придавали ей больше обворожительности, чем комичности. Она говорила, что жаждала увидеть Коноху, не уточняя, что подразумевает под этим лишь знакомство с её мужчинами. Как будто тебя одного ей было мало?!       На этот раз не ты нарушил мой покой, но даже так, ты всё равно стал тем, кто поспособствовал этому.       Даже по прошествии двух лет ты продолжал игнорировать меня, но всё же снизошёл до Наруто и соизволил явиться на годовщину их с Хинатой свадьбы. Возможно, в тебе говорило изредка пробуждавшееся чувство вины: в своё время ты пропустил саму церемонию, хотя именно тебя Наруто хотел увидеть на ней как никого другого, желая разделить самый счастливый момент своей жизни с братом не по крови, но по душам.       Она, конечно, тоже была приглашена на мероприятие, и, разбрасываясь невинными улыбками направо и налево, быстро завоевала всеобщую любовь. У неё был талант находить общий язык с людьми любого темперамента, словно бы идеально написанный алгоритм подбирал ей правильные ходы развития диалога. Когда посмеяться, когда замолчать и послушать, когда начать новую историю или рассказать очередную шутку. Вершиной её таланта стала улыбка Шикамару – честно говоря, я не могла вспомнить, когда вечно серьёзный помощник Хокаге последний раз так непринуждённо улыбался на людях.       Нельзя было не поддаться чарам этих больших глаз, хорошо поставленного смеха и лёгких касаний по плечу в понимающей манере. Она создавала впечатление старого друга, словно бы вы знакомы десятилетия, и она заглядывает глубоко внутрь тебя, понимает как никто лучше и принимает со всеми твоими изъянами.       И я была готова поддаться этой волшебной иллюзии наравне со всеми, но непривычно звучащий голос разума прошептал у меня за плечом:       – Эта проходимка мне совсем не нравится. От таких штучек жди беды.       Если бы я знала, насколько Ино оказалась тогда права.       Когда Он сдружился с этой чужестранкой, я не заметила опасности. Мы всегда старались строить отношения на доверии и не держали привычек ограничивать общение друг друга с противоположным полом – это казалось так по-детски.       Я корю себя за то, что была слепа. Но в минуты честности с собой в ужасе думаю, что на самом деле я всё видела и понимала, но в глубине души хотела, чтобы всё случилось как случилось. За столько лет так и не научилась быть счастливой и довольствоваться тем, что имею.       Когда впервые за долгое время я увидела сообщение с номера, который не переставала помнить наизусть, то вся превратилась в смесь удивления и любопытства. Не ждала и секунды, чтобы раскрыть сообщение, которое, впрочем, оказалось довольно кратким и оттого порождающим ещё больше вопросов: “Нам надо срочно поговорить”.       В обеденный перерыв мы встретились в кафешке напротив больницы. Я применяла все свои давно подзабытые навыки актёрского мастерства, стараясь сохранять невозмутимость и незаинтересованность. После стольких лет тебе внезапно понадобилось о чём-то поговорить. Ты должен был быть благодарен, что я вообще отреагировала и выделила своё свободное время на эту встречу. Да. Именно так.       – О чём ты хотел поговорить? У меня есть не больше получаса. – Голос должен был звучать уверенно, скрывая все признаки бурлящего любопытства.       Твой взгляд исподлобья был, на удивление, незнакомым. Словно бы смотрел на меня с жалостью, с чувством вины? В чём проблема? Неужели я дала повод сочувствовать мне?       Поджав губы, ты протянул мне включенный телефон, на экране которого светилась фотография. Я не сразу разглядела лица людей, целующихся на отдалённой скамейке в парке. Но знакомая рубашка и взъерошенная причёска запустили дрожь в руках.       Перед глазами потемнело, и последнее, что я слышала перед тем, как полностью уйти в себя, был стук падающего на стол телефона.       Нет, я не теряла сознание, не впала в истерику, не начала кричать и плакать, что, вероятно, было бы логично после такого непрошенного открытия. Просто вся реальность вокруг меня в мгновение перестала существовать. Осталось лишь моё сознание и темнота вокруг. Последние годы моей жизни словно бы были поставлены на обратную перемотку, зажёвывающую плёнку по мере проматывания. Ничто больше не имело смысл. Моя благословенная стабильность обернулась дьявольской иллюзией.       Как я могла позволить думать себе, что наконец начала жить, когда на деле судьба со свойственным ей коварством снова обманула меня, подсунув эрзац-счастье? Что ж, суждено ли мне вообще было выбраться из вязких топей или давно стоило смириться с реальностью внутри них?       Не помню, в какой момент я вскочила и направилась к выходу, стремясь глотнуть свежего воздуха. Голова кружилась, но ноги в неожиданно обретённой независимости несли вперёд. Мир перед глазами предстал картиной, написанной акварелью, – размытые мазки, тусклые краски, нечёткие контуры – словно все образы и фигуры стремились слиться в единое целое. И я мрачной линией нарушала гармонию цветов, прорезая полотно, словно невидимая тень, тяжело ложащаяся на краски. Сохраняла внешнее спокойствие, но внутри меня поднимались толчки, грозившие перерасти в разрушительное землетрясение.       – Сакура, Сакура! – пробилось сквозь завесу тьмы.       Твой ли это голос? Когда я в последний раз слышала его таким? Словно бы я снова двенадцатилетка, которая пострадала на миссии.       – Сакура, ты меня слышишь? – Чужие пальцы осторожно коснулись моего плеча. – Посмотри на меня. Пожалуйста.       В потрясении я подняла взгляд, возвращая миру осознанность. Ты стоял прямо напротив, с беспокойством заглядывая мне в глаза. Не было сил отвечать, и я просто кивнула, подозревая, что теперь уйдёшь, но ты не сдвинулся и лишь крепче сжал плечо.       Я больше не была в своём внутреннем мире, и нахлынувшая реальность ударила с удвоенной силой. Ничто уже не сдерживало цунами – поток хлынул наружу, и я, стыдясь, но не в состоянии больше держаться, прикрыла лицо руками, бесшумными волнами извергаясь наружу.       В одно противоречиво сильное, но аккуратное движение, я оказалась прижата к твоей груди, рукой ты обнял меня за спину, нос уткнулся мне в макушку. И мы застыли, ощущая лишь тяжёлые дыхания друг друга. Испытывал ли ты тогда боль от того, что тоже стал жертвой измены? Страдал ли ты по очередной ушедшей любви? Злился ли, что не смог распознать обманщицу за маской праведницы?       Но когда я подняла лицо, то поняла, что на самом деле мучает тебя. Я увидела до боли знакомое выражение: ненависть, ярость, желание стереть человека с лица земли. В прошлый раз видя тебя таким, я испытала непередаваемый страх, но сейчас совершенно не испугалась. Я почувствовала больное облегчение.       “Сакура, кто сделал это с тобой?”       Ты знал его имя.       Две недели я сидела в своей старой квартире, не желая никого видеть и не отвечая на звонки, и лишь изредка скидывала сообщения родителям, что со мной всё в порядке. Мы знали, что я лгу, но по крайней мере жива.       Последняя новость, что проникла ко мне из внешнего мира прежде, чем я замкнулась в давно пустых стенах, была о том, как ты словно зверь выследил и налетел на него, лишая равновесия, заставляя его в приступе боли сгибаться пополам, разбивая лицо, кровью закрашивая его черты в моей памяти.       Они говорят, что это из-за того, что он соблазнил и увёл твою девушку.       Но мы оба знаем, что дело не в ней.       Спасибо, Саске.