Слышишь, Жанна?

Мой добрый католик, узнал я твое добро,

проведя ночь в объятьях железных дев

      Обращение Лоизы прошло легче и быстрее, чем обращение Мишеля — ее даже не пришлось привязывать, чтобы она не навредила себе, пока бьется в судорогах от адской боли. Боль и жар терзали ее, как всех, переживающих перерождение, но она лежала спокойно, не шевелясь, и лишь изредка стонала. Длилось это всего два дня. На третий день, утром, Лоиза проснулась здоровой.       Все это время Александр сидел с ней, а Жанна с Мишелем проводили время в библиотеке. Ковен Вольтури зароптал: близнецы позволяли себе многое, пользуясь особым положением, но сейчас перешли все границы, и способность Корин работала на полную, а Шарлотта с ужасом ждала возвращения Аро и тихо надеялась, что хотя бы Лоиза не переживет яд вампира внутри, но надежды не оправдались.

***

      Первое, что увидела Лоиза, открыв глаза, было лицо молодого мужчины — золотоволосого и прекрасного, как ангел. Она растерянно взмахнула ресницами: боль, мучительно разрывающую все тело, Лоиза считала Адом, в который должна была попасть, но в Аду не могло быть таких красивых людей. В Аду не могло быть удобных мягких кроватей, пахнущих лавандой, не могло быть стольких запахов и звуков, красок, ощущений…       — Где я? — шепнула Лоиза.       — В монастыре святого Марка.       — О! — она восхищенно ахнула. — В монастыре! Верно, вы же францисканец, — только сейчас Лоиза поняла, что юноша облачен в хабит. — Вы нашли меня на улице и принесли сюда? О, благодарение Богу!       — Да, — смущенно признал Александр, ибо фактически так и было. — Как вас зовут?       — Лоиза Легуа. Ох, что же случилось с моими отцом и матушкой? — в ужасе она зарылась пальцами в длинные белокурые локоны. — С моей бедной сестричкой? С нашей Марион? Отца хотели повесить… наш дом разграбили… матушка и Катрин убежали, а я замешкалась, и меня забрало это чудовище Кабош… я не знаю, живы ли они…       — Ваш отец — Гоше Легуа?       Лоиза кивнула.       — Говорят, он сбежал от правосудия, — вспомнил Александр. Намеренно они ничего не узнавали, но слух вампиров неизменно улавливал многое, хотели они того или нет. Возмущенные голоса парижан доносились даже сюда, в монастырскую келью.       — Сбежал! — воскликнула Лоиза.       — С женой и дочерью.       — Вы возвращаете мне жизнь! — схватив Александра за руку, она поцеловала ее, отчего он в ужасе расширил глаза.       — Что вы делаете, миледи?       — Святой отец, я… — Лоиза будто не слышала. — Я так счастлива, я безмерно благодарна вам, сам Господь послал вас ко мне, и если вы будете так добры и любезны, то, прошу, помогите мне вернуться к семье! Я буду всю жизнь молиться за вас, я буду все силы отныне вкладывать в служение Богу, я…       — Я не святой отец! — вырвалось у Александра. Лоиза застыла.       — Святой брат? — наивно уточнила она.       — Нет, я… я не святой, — Александр смущенно отвел взгляд.       — Как? Вы же.       — Это всего лишь одежда. Жанна, — умоляюще проговорил он, зовя сестру — не было нужды повышать голос, чтобы та услышала. — Корин…

***

      — Лугару?       Весь ковен собрался в отведенной новорожденной вампирке келье — даже Мишель. Лоиза, натянув одеяло до подбородка, в ужасе взирала на них.       — Вы? Лугару? Монахи? И я тоже стала такой, как вы? Мертвой кровопийцей? О да, теперь я это чувствую… мое тело погибло… Вы не спасли меня! Вы уничтожили меня! Вы убили мою душу! О, лучше бы вы оставили меня умирать! Тогда моя душа была бы менее проклятой!       Ее отчаяние причиняло Мишелю почти физическую боль, и он старался не встречаться с ней взглядом — вина перед Лоизой терзала его острыми зубами. Если бы не он, семья Легуа не пережила бы столько горя. Пусть Гоше с женой и Катрин спаслись, эта девушка спастись не сумела.       Корин села на кровать рядом с ней. Лоиза отшатнулась от нее, вжавшись спиной в деревянную спинку, как от прокаженной, и когда Корин взяла ее за руки — оттолкнула так, что вампирка слетела с кровати, и упала бы, если бы ее вовремя не подхватил Сантьяго. Мишель стиснул кулаки: он тоже был шокирован преображением, но, в отличие от Лоизы, был и оставался благодарен за спасение жизни, ибо это все равно была жизнь.       — Лоиза! — повысила голос Шарлотта. — Успокойтесь! Вы делаете только хуже, причем себе же самой!       — Пусть! — она громко расхохоталась. — Пусть! Мне уже все равно! Я проклята! Господь не услышит моих молитв! Я хуже, чем мертва! Я в окружении сатанинских отродий! Я сама… я тоже теперь…       — Лоиза, — Александр сел рядом с ней и хотел тронуть за руку, но Лоиза, размахнувшись, со всей силы ударила его по лицу, отчего и он отлетел в сторону — на руки Феликса. Лоиза растерянно замерла, глядя то на него, то на свою руку. Мишель вздрогнул. Жанна, стоящая рядом с ним, ощутимо напряглась.       — Вы новорожденная, — мягко сказала Корин. — Вы сильнее нас.       — Сильнее? То есть… я могу… могу уйти отсюда? Или… огонь! — осенило Лоизу. — Я сожгу это место! Вас и себя!       — Вы не сильнее меня, — тихо и угрожающе сказала Жанна. Мишель удивленно глянул на нее — не сильнее? Лоиза отбросила Александра так легко, будто он был сделан из бумаги. Сантьяго говорил, что Жанна хуже мясницкого топора. Что же за сила таилась в этой девушке?       — Да просто шею ей сломать! — рыкнул Феликс. — Почему мы терпим эти истерики?       — Нет, — возразил Александр. — Ты ее не тронешь. Никто ее не тронет, ясно?       — Вы не слишком зазнались? — Сантьяго хрустнул пальцами. — То, что вы оба — любимцы Аро, не значит, что вы можете делать все, что вам заблагорассудится.       — Сломайте мне шею! — решительно потребовала Лоиза. — Погибнув, я получу свободу от этого грязного существования!       — С удовольствием! — Сантьяго шагнул к ней, но вдруг его тело окутал белый туман, и он остановился, шаря руками в воздухе, как слепой… он и был слепым, понял Мишель. Полностью слепым и немым, ибо из раскрытого рта не вылетало ни звука.       — Александр! — рявкнул Феликс. — Чего ты добиваешься? Чтобы мы убивали друг друга, как арманьяки с бургиньонами?       — Все выйдите вон отсюда! — вскричала Корин. — Слышите? Все! Шарлотта, ты останься, но только ты одна!       — Слышали? — Шарлотта метнула гневный взгляд на взволнованный ковен. — Вон! Хайди, присмотри за порядком!       — Идем, — Жанна схватила Мишеля за локоть. Дернула головой, делая знак Александру, и тот нехотя пошел за ней — послушался не Шарлотту, а сестру. Мишель отчетливо ощущал, что если бы не Жанна, приказ Шарлотты остался бы для него пустым звуком.       Хайди повисла на руках одновременно Феликса и Сантьяго, и испанцы, забыв о возмутительнице спокойствия, восхищенно взирали на красавицу, млея от самого ее присутствия. Деметрий посмеивался, играя своим ножичком — среди всех он оставался самым невозмутимым; Афтон молчал, но в нем кипело раздражение.       Когда дверь закрылась, Корин снова села на кровать рядом с Лоизой, и, прежде чем та успела вновь ее ударить, цепко схватила за руки. Лоиза замерла, взглянув в ее глаза.       — Молчи и слушай, — приказала Корин. — Я расскажу это всего один раз, и, видит Бог, я буду неправа, но иного выхода я не вижу. Ты считаешь нас дьявольскими отродьями, монашенка? Тогда почему, по-твоему, мы не умираем в муках от вида креста? Шарлотта!       Поняв ее без слов, Шарлотта осенила себя крестным знамением. Корин прочитала молитву без единой запинки. Лоиза в растерянности смотрела то на одну, то на другую — создания дьявола не могли произносить имя Господа, тем более, молиться Ему.       — Мы мертвы, это так, — продолжила Корин. — Мы пьем кровь. Мы живем вечно. Но мы были рождены людьми. Хочешь узнать наши истории? Даже если нет, меня это не интересует. Слушай. Я — Корин. Я родилась в восемьсот шестьдесят седьмом году, здесь, в Париже. Мне было девятнадцать, когда город осадили викинги. Они привели триста кораблей, а Париж обороняло всего двести воинов. Викинги атаковали нас тараном и огнем, но город выстоял. Чудом — выстоял, чудом и храбростью наших защитников. Граф Эд смог вырваться из осады и попросить помощи у итальянского короля, и викинги не вошли в Париж, но вошел враг более страшный — чума… Меня нашел Аро. Выбор у меня был невелик, но я не колебалась, выбрав укус. Выбрав жизнь.       — Это не жизнь, — упрямо проворчала Лоиза.       — Я сказала тебе молчать, — одернула ее Корин. — Деметрий. Ты видела его? Веселый грек, он любит кинжалы и до сих пор жалеет, что вампиры не пьют вино. Он родился раньше меня и был воином. Его взяли в плен, и должны были принести в жертву — с пленниками часто поступали именно так. Деметрия в любом случае ждала смерть, но его отыскал Амон, египтянин. Он обратил его. Чуть позже Деметрий примкнул к нам. Афтон, муж Шарлотты, тоже был обращен на войне — она нашла его на поле боя, тяжело раненого и умирающего, но еще живого. Сантьяго однажды вступился за честь дамы, вызвав ее обидчика на дуэль, и на этой дуэли был убит. Его нашел Кайус. Адельхайд… о, бедняжка Адельхайд поистине достойна жалости. Она выросла в нищете, а как только созрела — попала в бордель. Ее обратили не Вольтури, а Хильда, вампирка из немецкого ковена, обратила из сострадания. После и Хайди примкнула к нам. Только один Феликс стал вампиром по собственному добровольному желанию, не умирая ни от ран, ни от голода, ни от болезни, и не ожидая смерти в плену. Что до близнецов… они тоже французы и самые молодые среди нас. Они из Каркассона. Ты скажешь, это обитель ереси… да, это была обитель ереси. Их мать сгорела на костре за ересь. Она не была ведьмой, ведьм не существует. Она была обычной женщиной, лишенной защиты мужа — впрочем, защита мужа ей бы тоже не помогла, скорее, их сожгли бы вместе. Ты назовешь ее продавшей душу дьяволу, я уверена. Знаешь, в чем ее вина? Она родила близнецов, и сын был тяжело болен. До самой своей смерти и перерождения Александр не умел даже говорить. Я не призываю тебя жалеть нас, нет. Я рассказываю. Мы пережили каждый свою личную драму, и теперь мы — королевский ковен Вольтури. А теперь решай, Лоиза Легуа: либо ты остаешься здесь и ждешь, пока вернутся наши предводители, а после уходишь с миром, куда пожелаешь, либо мы убиваем тебя. Честно признаться, мне тебя жаль, но если ты привлечешь внимание людей, погибнем все мы, и для меня выбор очевиден. Итак?       Лоиза задумалась.       — Я останусь здесь, — наконец сказала она. — Не буду нарушать спокойствие.       — Вот и хорошо, — облегченно протянула Корин.

***

      В общем зале, какого не должно было быть в монастыре, но который был в обители вампиров, ярко и весело горел камин. Деметрий потушил его, чему Мишель обрадовался — огонь сейчас был некстати, и без огня все словно трещало по швам. Между вампирами повисла атмосфера близящейся грозы, и Мишель ждал, что без Шарлотты Феликс и Сантьяго снова набросятся на Александра, но те молчали, позволяя себе лишь одаривать одного из близнецов мрачными неодобрительными взглядами. Хайди увела их обоих в трапезную, воркуя что-то ласковое, за ними последовал Афтон. Жанна куда-то пропала, и без нее Мишель ощутил себя потерянным — он недолго жил здесь, но все это время держался близко к ней. Неосознанно, не ища защиты, просто… она притягивала, ее общество дарило покой и в то же время будоражило.       Александр прислонился спиной к стене, превратившись в живую статую. От удара Лоизы на его щеке не осталось следа, но Мишель чувствовал: ему обидно, он не хотел причинять ей боль и не понимает, почему она так разозлилась на то, что ее спасли. Разумом — понимает, душой — нет; для него настолько сильная вера была дикостью.       Что думать о вампирах, Мишель сам для себя еще не решил, но, кем бы они ни были, а к дьяволу отношения не имели. Если бы Богу было противно их существование, Он бы уничтожил их — как Великий Потоп однажды уничтожил грешников, как огонь с неба сжег Содом и Гоморру, но они жили, и жили очень долго. Значит, Бог разрешал им это.       Ноги сами понесли Мишеля наружу, на задний двор монастыря, где росли вишни. Солнце катилось к закату, окрашивая мир в алые тона, воздух уже привычно пах кровью, у вишневых деревьев стояла Жанна, и закат путался в ее волосах.       — Я разозлилась, — сказала она, услышав его приближение.       — Все разозлились, — заметил Мишель, подходя к ней. — Надеюсь, Корин успокоит Лоизу.       — Успокоит… но я давно не злилась. Мне нельзя злиться.       — Вы бы убили ее? — помолчав, спросил он.       Жанна качнула головой.       — Нет. Это не убивает и не оставляет ран. Но это больно. Очень больно.       — Что?       — Моя способность. Все вампиры нечеловечески сильные и быстрые, у нас обостренные слух, нюх и зрение, но также некоторые из нас, обратившись, получают особый дар. Среди Вольтури ничем не одарены только Феликс и Сантьяго, но они физически сильнее даже одаренных. Корин заставляет людей чувствовать себя довольными тем, что они имеют. Деметрий — ищейка. Афтон может становиться невидимым. Рената создает щит, способный укрыть ее и того, кто рядом с ней, от чужих ментальных и физических атак. Элиазар чувствует тех, кто имеет особый дар. Отец видит все мысли и воспоминания того, к кому притронется. Александр способен лишать всех чувств: зрения, слуха, осязания, голоса, всего, и он один из ценнейших стражей Вольтури. А я… Я причиняю боль. Мне не нужно выламывать чужие пальцы, вырывать ногти или растягивать тело на дыбе. Мне достаточно посмотреть. Это в моих глазах… и это действует даже на отца.       Она так и не повернулась к Мишелю, говорила, стоя к нему спиной.       — Я ненавижу это. Отец говорит — привыкну, все так говорят, но уже сто лет не могу привыкнуть. Делаю, когда нужно, но почти никогда не хочу этого сама… а когда она говорила, что нас надо сжечь… я захотела.       — Но вы этого не сделали, — Мишель приблизился к ней. Не думая, снял свой плащ, набросив ей на плечи. К запахам крови в воздухе примешивался запах цветущих вишен.       — Не сделала, но… — Жанна горько усмехнулась. — Если бы она не была cantante Александра — я бы не сдерживалась.       — У вас с cantante особая связь?       — Нет. Только когда это люди. Просто Александру жаль ее. Он добрый… он слишком добрый.       — Думаю, Лоиза тоже не злая. Она верит в Бога…       — Те, кто сжигает людей, тоже в Него верят.       На это Мишель ответа не нашел. Жанна молчала, но в его душе метались ее эмоции: злость, горечь, растерянность, сострадание, страх, скорбь по кому-то дорогому и ушедшему, ненависть, тоска — причудливая смесь, отдающая полынью и перцем.       Вновь не задумываясь, что делает, Мишель обнял ее со спины, и за такую вольность мог получить по рукам, но Жанна не ударила и не оттолкнула — откинула голову ему на грудь и прикрыла глаза.       Запах цветущих вишен на время перекрыл ароматы крови.