Падшие

– Здравствуй, Фредерик. – монотонно процедил Дугальд, устало прикрывая глаза. – Дугальд! Милый друг, как рад я тебя видеть вновь! – наигранная улыбка обнажала все глубокие морщины на тусклом лице Фредерика Гамильтона. Мужчина быстро скользнул взглядом по Блэйр и просиял. – Моя дорогая, прелестная Блэйр! Как давно мы не видались с тобой, ты так выросла, настоящая леди. Правильно люди говорят – вся в мать. Слащавые возгласы словно продолжались бесконечно. Гамильтон задавал Макинтайр все больше очевидных вопросов, одаривал ее лестными комплиментами и все вспоминал счастливое, но такое далекое прошлое. Блэйр давно его не слушала из-за непрерывного звона в ушах. В голове ослепительными вспышками всплывали события того самого дня, когда Фредерик навсегда пропал из жизни Макинтайров: «Только недавно маленькой Блэйр исполнилось восемь лет. Стоял на удивление знойный летний день, что было редкостью в Стерлинге. Блэйр лежала под теплым утренним солнцем, невнимательно читая какую-то приевшуюся сказку. Она с нетерпением ждала приезда мистера Фредерика. Ее отцу вновь понадобилось уехать подписывать важные договоры по поводу его процветающей оружейной компании, и никто не мог присмотреть за Блэйр лучше старого друга семьи. Появление Фредерика скрасило серый и однообразный быт Макинтайров. Они ездили на совместную охоту, пили чай в оружейной лавке, ходили друг к другу в гости и бродили по маленькому городу. Блэйр последнее время все чаще чувствовала себя самой любимой дочкой, а для Фредерика она была словно родная племянница. Гамильтон щедро одаривал девочку подарками, всячески баловал и защищал от иногда слишком предвзятого и старомодного отца. Время в ожидании тянулось чрезмерно долго, но вот из гостиной послышались басистые мужские голоса. Макинтайр скорее помчалась встречать Фредерика и провожать отца. – Фредерик, только умоляю, не давай Блэйр боле оружия. Не хватало, чтоб она подстрелила тебе и второе колено, – Дугальд стоял уже у входной двери, нервно перебираясь с ноги на ногу и вытирая пот с лица белоснежным платком. Еще никогда он не был таким взволнованным. – Прошу, иди уже. Мы с Блэйр сами разберемся, правда, золотце? – Гамильтон потрепал ее по голове и разлохматил незаплетенные волосы. Стоило только карете Дугальда скрыться за первым поворотом, Блэйр скорее потащила Гамильтона за рукав старого пиджака в гостиную. Она рассказывала ему, как провела свои дни, что нового прочитала, как погуляла в саду и нарвала букет из растущих там цветов, а потом на нее ругался отец. Так прошел час. Позже она села за фортепиано и с гордостью заявила, что недавно выучила новую композицию и желает, чтобы Фредерик ее оценил. Только спустя пять минут ее безуспешных попыток сыграть Роберта Шумана, Блэйр заметила, что мистер Гамильтон выглядит очень встревоженным и совершенно ее не слушает. Он сгорбился, нервно стучал каблуком кожаного ботинка по полу и задумчиво потирал морщинистый лоб рукой. Таким хмурым он предстал перед Блэйр впервые, словно все размышления, забивающие голову Гамильтона, сейчас приносили ему нестерпимые страдания. – Мистер Фредерик, я сделала что-то не так? – испуганно пролепетала Блэйр, подскочив со своего места, и присела на край дивана рядом с Гамильтоном. – Нет, милая, ты тут не при чем, – он замолк на мгновение, словно оценивая свои слова, и продолжил еще более мрачно. – Твой отец, он забрал у меня одни бумажки и забыл вернуть. Понимаешь? Макинтайр ничего не понимала. –Они лежат в кабинете, в нижнем ящике стола справа. Будь добра, солнце, принеси их. – Мы можем пойти вместе, мистер Фредерик, вдруг я возьму не то. – Нет, нет, Блэйр, – Гамильтон отрицательно замотал головой, – мне немного нездоровится, я так устал. Тем более я уверен, что ты не сможешь ошибиться. Блэйр смутилась. Эта задача была достаточно сложной. Хоть она и знала, где находится ключ от ящиков, боялась его брать без разрешения отца. Она отвернулась и покачалась из стороны в сторону, подготавливая себя к отказу Гамильтону. Заметив колебания Блэйр, Фредерик взял ее за хрупкие плечи и, глядя прямо в глаза, заговорил: – Проси у меня что угодно. Сладостей, игрушек, книг – все тебе куплю. Может тебе нужны деньги? Я дам, только прошу тебя, золотце… Она побледнела. Он, казалось, был в совершенном отчаянии, и лишь одна Блэйр могла подарить ему покой – всего лишь принести бумажки. – Научите меня стрелять? Не ожидая подобной просьбы, Гамильтон растерялся, но, не подавая виду, молча закивал. Блэйр оживилась, подскочила с дивана и побежала на второй этаж. Она не могла знать и уже никогда не узнает, каким взглядом полным признательности провожал ее Фредерик. Он глубоко и облегченно вздохнул, словно с его плеч свалился огромной тяжести груз. Уже через мгновение он закрыл лицо ладонями, сгорбился и зашептал одному Богу известные оскорбления, предназначенные ему самому. Коридор до кабинета Дугальда казался бесконечно долгим и темным, неестественно пустым и одиноким. Там Блэйр бывала редко. Кабинет ей никогда не нравился: тяжелая дубовая мебель, темно-зеленые обои, занавешенные грязно-желтыми шторами окна и удрученное тиканье напольных часов. Вся эта важность вызывала в маленькой Макинтайр неосознанную тревогу. Сейчас это пугало ее еще больше. Она торопливо достала ключ, спрятанный под старинной серебряной шкатулкой, и поспешила забрать единственные бумаги, лежащие внутри ящика. Это оказались неизвестные ей документы. Как только эти документы оказались в руках Фредерика, он небрежно их пролистал, нервно заулыбался, впился толстыми пальцами в листы и немного пугливо заозирался. Невнятно похвалив девочку и, пробормотав слова благодарности Господу, Гамильтон начал торопливо собираться и велел приготовить его карету. – Куда вы уходите, мистер Фредерик? – Блэйр потеряно стояла в центре зала, виновато убрав руки за спину. – Золотце, прошу, не переживай. Я приеду совсем скоро, мне очень нужно уехать. Лучше иди в свою комнатку и не выходи, пока я не вернусь, хорошо? – он опустился перед девочкой на здоровое колено и обрывисто обнял ее. Спрятав документы под пиджак, Фредерик быстрым шагом ушел из поместья Макинтайров. Блэйр не послушалась его. Она долго просидела на мраморном полу у окна. Она ждала. Провожая каждый экипаж и прохожих глазами, Макинтайр надеялась разглядеть в случайном джентльмене Фредерика Гамильтона. Она знала, что мистер Фредерик не мог врать, он обязательно приедет, как только закончит свои дела, и наивно верила ему – это успокаивало. Вот послышался стук колес, ржание лошадей, распахнулась парадная дверь, но вместо Гамильтона вбежал Дугальд и пулей пронесся на второй этаж. Он не должен был вернуться так рано. Из кабинета послышался приглушенный грохот раздраженное ворчание: «Старый идиот, как я мог их забыть, где я мог их оставить? Какой я болван, самый настоящий дурак!». Блэйр непонимающе и очень осторожно подсмотрела в замочную скважину. Шкатулка была разломана, все ящики лежали на темном деревянном полу, мятые бумаги были раскиданы по всей комнате, а запыхавшийся Дугальд в бешенстве рылся в своем столе. Он бросал книги, подсвечники, ненужные статуэтки. Макинтайр в отчаянии позвал слуг. Не добившись от них никакой информации о важной пропаже, Дугальд еще долго допытывал, отчитывал и обвинял каждого, кто работал у него в поместье. Он свирепо кричал, наливал полный стакан виски, выпивал все разом, грубо вытирал свое лицо уже сырым платком, и опять кричал на прислугу. Устало опустившись в свое кресло, Дугальд прогнал всех вон. Уже темнело. Макинтайр бросил в стену вторую пустую бутылку виски и собирался достать из шкафа бренди, как в кабинет зашла Блэйр. Макинтайр потер глаза и вопросительно уставился на дочь стеклянным взглядом. – Почему ты не с Фредериком? – Дугальд небрежно закрыл дверцу и ногой отодвинул от Блэйр осколки. – Он уехал, как только я дала ему какие-то бумаги. Он обещал, что вернется совсем скоро, – она жалобно посмотрела на отца и подошла ближе. Дугальд оцепенел. Его пальцы задрожали. В немом ужасе он закрыл лицо рукой, были видны только его дикие, широко раскрытые холодные глаза. Чувствовалось, как Макинтайра трясло изнутри. Он попятился назад и уткнулся в стол. Леденящее молчание пронзило комнату, было слышно только настойчивое постукивание часов. – Какая дура…– почти беззвучно прошептал Дугальд. – Идиотка… Последняя идиотка… На секунду у Макинтайра перехватило дыхание. В бешеном порыве он бросился к дочери и грубо схватил ее за воротник. – Ты понимаешь, что ты сделала? Ты понимаешь, что ты отдала? Ты знала, чего мне стоят эти документы? Чего они стоят для всей моей компании! Это мои документы, понимаешь? Мои! – его голос с каждым разом повышался, а хватка становилась сильнее. Блэйр тихо бормотала какие-то оправдания себе под нос, пытаясь рассказать, как Фредерик ее обманул. Слова заплетались, воздуха становилось все меньше, голова начинала болеть, а глаза бегали по всей комнате, в поисках спасения. Блэйр боялась смотреть на отца. Она бледнела, хотела плакать, но не могла выдавить из себя ни одной слезинки. – Какая ты паршивка! Самая настоящая мерзавка! Вся в свою подлую мамашу, отвратительная дура! – Дугальд перешел на крик, он с яростью швырнул Блэйр, продолжая сыпать ее оскорблениями. Все его движения были резкими, тяжелыми, дрожащими. Макинтайр вновь начал бить бутылки, раскидывать бумаги. Он кинул в Блэйр незакрытую чернильницу, портсигар и полный стакан бренди. Стекло больно резало тонкую кожу. Блэйр старалась встать, уклониться от летящих осколков, но ноги ее были ватными, а все тело тряслось. Все что она могла – это умолять, извиняться и слезно просить отца успокоиться. Дугальд кидал стулья, перевернул стол. Одним порывистым движением он сдернул старые шторы с карниза – за окном была душная беззвездная ночь. Макинтайр грузно опустил плечи и прислонился лбом к мутному стеклу. В его отражении он увидел висящее на стене ружье. В его голове все встало на свои места, он понял, как облегчить свои страдания. Навек. Дугальд неспешными шагами подошел к оружию, снял его, зарядил и направил на лежащую в центре кабинета дочь. – Ты должна была умереть вместе со своей сумасшедшей матерью, – равнодушно выговорил Дугальд. Блэйр побелела. Она хотела убежать, кричать, но только крупные горячие слезы стекали по ее худому фарфоровому лицу. Девочка жадно глотала воздух, всхлипывала и не отводила испуганных глаз с отца. Под дулом ружья она невольно про себя отметила: «Охотничье. Переломное. Лефоше». От воспоминаний про Фредерика больно кольнуло в затылке. В момент, когда должен был прозвучать громогласный выстрел, в комнату вбежали слуги. Камердинер выхватил у Макинтайра оружие и выбросил в коридор, дворецкий и лакей удерживали вырывающегося в истерике господина, кухарка и камеристка унесли Блэйр на руках. На половине пути Блэйр упала в обморок. Последнее, что она слышала – бесчисленные грязные ругательства от отца, желающего закончить начатое, мужские крики и плач служанок. После этого случая Дугальд подарил Блэйр ее первый пистолет со словами: «Если такое повторится вновь – пристрели меня первым». Тогда она ещё не умела стрелять, Фредерик Гамильтон ее уже никогда этому не научит. С тех пор пистолет всегда лежал у Макинтайр под подушкой.» Блэйр не понимала, зачем она это вспомнила именно сейчас. Она никак не могла отогнать навязчивые мысли о прошлом. Макинтайр хотела навсегда забыть человека, из-за которого оказалась на мушке у отца. Но вот он прямо сейчас стоял перед ней. Богатый, счастливый, не знающий ничего, что было с Блэйр после его исчезновения. Глаза предательски намокли. – Блэйр, золотце, ну чего ты молчишь. Порадуй мистера Фредерика своими милыми речами. Как же я скучал! – Гамильтон протянул к ней руки и сахарно оскалился, предвидя теплые и родственные объятья. – Уберите лапы, – прикрикнула Блэйр. Одним резким движением она отпрянула от Гамильтона. Ей было противно, ее тошнило, знобило. Ее раздражало все существо Фредерика: его омерзительный некачественный, но такой дорогой костюм, его убогая пафосная трость, его гнилая улыбка, плешивые волосы и весь его нелепый напыщенный вид. Макинтайр одарила старика осуждающим взглядом матовых глаз и с громким стуком каблуков убежала вглубь церкви. – Юная хамка, если ты сейчас же не вернешься, мы с мистером Гамильтоном ждать не станем и уедем без тебя, – неожиданно подал суровый голос Дугальд, уставший от выходок несносной дочери. – Так езжайте к черту, – эхом раздалось на весь храм. На Блэйр обернулись немногочисленные прихожане и утомившиеся служащие. Макинтайр поспешила скрыться в первом попавшемся узком коридоре, дабы не слышать критикующий шепот и порицающий гул, окружавший ее. Она желала наконец спрятаться от людей, которые уже успели так ей наскучить. Проходя вдоль холодных каменных стен, освещенных теплым закатным солнцем Блэйр начинала слабеть. Пульсирующая боль в висках давала знать о себе все сильнее, а хрупкое тело не в силах было выдержать наплывшие недомогание и усталость. Блэйр спустилась на пол, закрыла измученное лицо руками, некогда священная тишина отзывалась в ее голове звенящим шумом. В мыслях крутился душный летний день, плохо выученная композиция Шумана, ружье Лефоше. Она давно потеряла счет времени и не понимала, сколько просидела так. – Эй, милая, ты жива тут? –ласковый голос привел Макинтайр в чувство. Чьи-то ледяные пальцы аккуратно провели по ее плечам и волосам. – Снова ты? – сквозь помутневший взгляд Блэйр разглядела знакомый темный силуэт и горящие глаза. Она напряженно потерла виски и неуверенно продолжила. – Велиар, верно? – Запомнила. Я не думал, что встретимся так скоро. Идти можешь? – обеспокоенно говорил Велиар, придерживая Блэйр, пока она пыталась устоять на шатких ногах. – Неважно ты, конечно, выглядишь, пойдем. Макинтайр молча плелась за своим спутником. Она не знала, куда он ее ведет, у нее не было всякого желания задавать глупые и очевидные вопросы или даже просто смотреть на Велиара, чей вид, однако, раньше приносил ей некое успокоение. Нельзя было давать себе надежд. Она глядела в пол и ждала, когда Велиар вновь выведет ее из закоулков церкви, вручит на растерзание еще не уехавшим Дугальду и Фредерику или передаст отцу Нивену. Возможно, парень соизволит провести ее до кареты, а дальше снова наступит тошнотворная пустота. Они остановились у хлипкой деревянной двери. Велиар открыл ее с протяжным скрипом петель и жестом пригласил Блэйр войти. Ее встретила та маленькая комнатка, в которую она ранее случайно забрела, ища библиотеку. Коморку, все также грязную, освещали уже почти растаявшие свечи. Разбросанные на столе рваные эскизы и зарисовки, разломанный уголь и небрежно брошенный мольберт выдавали явный творческий кризис. На лице художника появилась натянутая улыбка. Он плюхнулся на мятую кровать, Блэйр смиренно последовала его примеру. – Что мы здесь делаем? – Макинтайр думала, что смогла принять равнодушный вид, стараясь забыть о причинах своего былого беспокойства, но это получалось плохо – она была вся на иголках. – Я тут живу, а ты временно гостишь, – Велиар задул уже догоравшую свечу. Увидев отчуждение своей гостьи он придвинулся чуть ближе и прошептал. – Я так понял, что этот Гамильтон гад редкостный? – Откуда ты… – Не паникуй, милая, я просто подслушал, – еще сильнее нахмурившаяся от его слов Макинтайр заставила Велиара внезапно запнуться и сконфуженно рассмеяться. – Клянусь, это была чистая случайность. Блэйр резко встала и молча направилась к истерзанным рисункам. Они привлекли ее еще в прошлый раз, а сейчас выпала отлична возможность рассмотреть их получше, избегая досадного разговора с Велиаром. Он это понял. Художник лег на кровать и расслабленно закинул руки за голову, временами скептично посматривая на Блэйр. – Падение Люцифера? – поинтересовалась Макинтайр, повернувшись к Велиару с помятым листом в руках. То был уже известный ей набросок, который она заметила еще в свое первое появление. Рисунок выглядел весьма детализировано и претендовал на новую фреску под потолком храма. Даже Блэйр, далекая от религии, смогла признать в четких линиях известный библейский мотив. Все те же презрительные и страдальческие лица, живые позы, безупречная анатомия, правильный штрих. Создавалось четкое впечатление, что в этот несчастный карандашный зарисовок была вложена вся душа и все оставшиеся эмоции художника. – Выбрось, вышло не очень, – Велиар глубоко выдохнул и начал бездумно глядеть в потолок. Он не был так горд собой в последнее время. Становилось очевидно, что роспись храма не приносит ему никакого удовольствия и творческой свободы. Блэйр продолжала с небольшой неловкостью рассматривать эскиз, восхищаясь всеми тонкостями работы и мастерству Велиара. – Я ненавижу рисовать, – первая прервала угнетающее безмолвие Макинтайр, – но искусству я обучена достаточно неплохо, чтобы разбираться в некоторых подробностях. Я могу с уверенностью сказать – ты лучший художник, которого я когда-либо встречала. А встречала я все-таки немало. Велиар отвел заблестевшие глаза, глубоко задумавшись. Чувствовалось, что именно этих слов он не слышал бесконечно долго. Он убрал черные волосы с лица и с благодарностью улыбнулся Блэйр. Она не видела от него более искренней улыбки за все их недолгое время, проведенное вместе. –Как ты так точно изобразил эту сцену? – немного насторожено произнесла Блэйр, сев рядом с Велиаром. Это действительно ввело ее в смятение. – Ты словно видел это все в живую. Парень на секунду переменился в лице, но сразу нервно усмехнулся, привстал и выхватил у Блэйр листок. Он скомкал его и бросил в самый дальний угол, в кучу других таких же помятых и ненужных бумаг. – Ты меня перехваливаешь, не стоит, – Велиар опять бессильно рухнул в постель. Его было бесполезно переубеждать. Вновь давящая тишина, равномерное дыхание и раздражительное постукивание тонких пальцев по перине. Догорела еще одна свеча, в комнате становилось совсем темно. За окном послышался начинающийся дождь. Капли приглушенно стучали о землю, повеяло легким холодом. Блэйр удалось немного расслабиться. – Нравится дождь? – отвлеченно спросил Велиар. – Успокаивает. Он бесшумно кивнул. Они могли просидеть так вечно в умиротворенном покое, наслаждаясь тихой компанией друг друга, но их спокойствию помешали близкие раскаты грома. Оглушительной волной они следовали один за другим. Но особенно четко среди грозового оркестра прозвучал истошный лошадиный крик. Осознание пришло быстро. – Карета…– Макинтайр переглянулась с Велиаром и, поймав себя на одной и той же мысли, они выбежали на улицу. Черные тучи полностью покрыли вечернее небо, колкий ливень бил по лицу, а воющий ветер шумными порывами мчался мимо голых деревьев. Блэйр невольно вдохнула резкий ледяной воздух, заставивший ее вздрогнуть всем телом. Недалеко от церкви стояла карета Макинтайров, любезно оставленная Дугальдом, без лошади. Кучер бессмысленно старался приделать сломанное колесо, но в условиях бушующей грозы это казалось нелепым. – Какое уродство! – протяжно завопила Блэйр, сокрушенно прислоняясь макушкой к дверному косяку. – Просвети, милая Блэйр, где ты живешь? – услышав название знакомой улицы, Велиар безнадежно вздохнул и протяжно добавил. – Далековато, но пешком дойти возможно. Нас ждет небольшое приключение. – Даже не думай, нет, – Блэйр настороженно отступила назад. – Ты правда так желаешь остаться в церкви? Ждать придется долго. Очень долго. – Велиар нахально улыбнулся, подловив ее ненависть к этому месту. – Тогда я справлюсь сама, мне не нужна твоя помощь, – слова Блэйр прозвучали холоднее, чем этот проклятый ливень. Она сама не поняла своего внезапного недоверия и отстраненности, но смутно верила, что поступает правильно. Макинтайр снова задрожала и впилась ногтями в плечи. – Уверена? – парень легким движением снял свой плащ и накинул на Блэйр. Велиар остался в свободной белой рубашке, небрежно заправленной в темно-коричневые брюки. Он оказался худощавее, чем представляла Макинтайр. Ничуть не боясь грозы и молний, Велиар, сладко смеясь, выбежал наружу. «Ну же, Блэйр, дождь успокаивает», – прокричал он сквозь вихри ветра, протягивая ей руку. Девушку мучали недолгие сомнения, пока она нерешительно не шагнула вперед, позволяя Велиару потянуть ее за собой. Блэйр, уже привыкшая к пробирающему до костей холоду, мечтала лишь поскорее вернуться в поместье, а особенно в свою светлую уютную комнату. В поместье Макинтайров только недавно закончился званый ужин. Проводив Фредерика Гамильтона, Дугальд лениво сел на диван, зажег камин и сел читать утреннюю газету, про которую совсем забыл. Он закурил трубку и попросил долить коньяка. Макинтайра клонило в сон. Он бы точно задремал, если бы не внезапно открывшиеся двери, сквозь которые просачивался неприятный мороз. На пороге гостиной показалась промокшая до нитки Блэйр в сопровождении Велиара, который всеми оставшимися силами пытался восстановить хриплое дыхание. Только зайдя в теплое помещение, они поняли, насколько замерзли. – Мисс, что за выходки, почему ты не поехала на карете? – Дугальд, неприятно удивленный такому появлению дочери, грубо схватил ее под локоть и отвел в сторону. – Эта пугливая лошадь убежала при первой молнии, а колесо твоей развалюхи снова сломалось, – процедила сквозь стучащие зубы Блэйр и выдернула руку. Она хотела съязвить что-то еще, но, не желая окончательно портить себе настроение, резко отвернулась, случайно хлыстнув отца влажными волосами. – Извините, конечно, – вмешался в разговор Велиар, неуклюже улыбаясь, – я, наверное, пойду. Занесите только потом плащ в церковь. – Художник? – остановил его Дугальд. Он подошел ближе и посмотрел снизу-вверх на продрогшего парня. Велиар кротко кивнул. – Оставайся, поговорим утром.