Истинное море, лишь в его глазах

      Гермиона чувствовала, как её ноги путались в простыне, ощущала своё тело, но никак не могла выбраться из этого сна; он был похож на тёмную воду, которая накрывала с головой, перекрывая доступ к кислороду. И каждый раз, когда она пыталась открыть глаза, то начинала тяжело и громко дышать. Внезапно резко села в постели, давясь от кашля. В какую-то секунду ей показалось, что она захлебнулась и пошла ко дну, и что больше никогда не увидит солнце. Но сразу же почувствовала прикосновение к плечу и повернула голову.       Под слабым жёлтым свечением торшера его кудряшки казались цвета горького шоколада. Гермиона выдохнула, прикоснулась пальцами к собственному горлу, обхватила его…       — Мне снилось, как я тону, а потом… — она нахмурилась, вспоминая, как он нырнул в приближающуюся волну, как оставил её на берегу одну. — Ты бросил меня! — мужчина помотал головой. — Я думала, что ты меня бросил!       Теодор снова помотал головой и притянул её к себе, обнимая. Она чувствовала его солёной запах. Теодор пах морем, будто бы сам был им — таинственным и опасным.       Гермиона обхватила ладонями его лопатки, только теперь понимая, что он обнажён. Прижалась к его холодной коже так крепко, словно хотела отдать всë своë тепло, согревая.       — Я не понимаю, что происходит. А ещё боюсь проснуться, потому что уже не понимаю, где сон, а где реальность… — она зажмурилась и вдыхала аромат его солёной кожи.       Гермиона помнила, как лежала на берегу, слушая морской шум, как закрылись глаза. После она не помнила ничего. Только… Его прикосновения. Как он гладил по волосам, аккуратно укладывал в постель, убирал волосы со лба, раскладывал их по подушке…       Теодор разорвал объятия, встал, положил ладони на её плечи, подталкивая и укладывая обратно в постель. Девушка поддалась, позволяя себе быть ведомой. Он приподнял её ноги, аккуратно переложил их, вытащил покрывало и накрыл. Гермиона перехватила его запястье, крепко сжимая пальцами.       — Не уходи! Ты же можешь остаться? Тебе ведь не обязательно уходить куда-то ночью? Ты же не привязан к морю или…       Она не знала, о чём ей говорить, что она может спрашивать, а чего спрашивать не стоит, но Гермиона хотела только одного: чтобы он остался. Хотела, чтобы наступило утро, чтобы лучи солнца проскользнули по постели. Она желала увидеть его при дневном свете. А ещё боялась уснуть, не хотела больше тонуть, пусть даже не наяву…       — Пожалуйста, останься.       Гермиона видела на его лице сомнения, и даже тусклый свет торшера не мог их скрыть. А потом он вздохнул и снял штаны, оставляя их на полу, откинул покрывало и забрался под него. Он лёг на бок, а Гермиона повернулась: так она могла его видеть.       Теодор был совсем близко, но его дыхание не касалось её кожи, а тела не соприкасались. Она протянула свою ладонь и пальцами коснулась его щеки.       — Со мной никогда такого не было. Я не совершала необдуманных поступков. Нет, конечно, совершала, когда это касалось чего-то очень важного. Ты только ничего такого не подумай. Я не хочу сказать, что вот это всё совсем неважно, напротив! — Гермиона закрыла глаза. — Я даже сейчас не могу собрать слова, которыми, казалось, владею в совершенстве. И совершенно не умею разбираться в своих чувствах. Ты знаешь, ведь я оказалась здесь, — она открыла глаза. — Чтобы разобраться в них и в своей жизни. Всё было правильно, но в один момент я поняла, что не чувствую того, что делаю, кроме разумеется магии и своего выбора: работы в Министерстве. Это единственная отдушина. Я придумала множество законов, петиций… — она снова замолчала, перебирая слова, будто бы в голове, но всё это не то. — А знаешь, — она всмотрелась в его лицо. Он молчал, слушал и кивал, как бы показывая то, что она может продолжить. — Мне казалось, что я слишком влюбчивая. Да, я так думала о себе, ведь мне нравились мальчишки… Только я никому не нравилась — тогда я так думала. Мне было тяжело открываться малознакомым людям, поэтому я и тянулась к тому, кто был ближе всего. К Рону, которой часто меня обижал. Наверное, это покажется бредовым, но от этого мне стало казаться, что именно к нему у меня сильное чувство, настоящее что ли. Война сблизила нас. Сократила дистанцию. Я думала, что мы не выживем. Да, именно к нему я испытала первую ревность, влюблённость, какие-то щемящие чувства. Не знаю, зачем я тебе это говорю, но в один момент я поняла, что ничего этого и нет. Всё прошло, а я вдруг оказалась невестой, у которой в августе свадьба, — Гермиона закусила губу и вглядывалась в его глаза, казалось, чёрные, и в которых сейчас не было моря.       Она словно забыла, что перед ней был не совсем человек и не совсем волшебник, а морской житель, который, почему-то, находился на берегу. Человек из её прошлого, которого она никогда не замечала, а сейчас именно ему раскрыла свою душу.       — Я здесь, чтобы сбежать от всего мира, от чувств, которых не испытываю, от… Ты зачем со мной случился? И что будет дальше? Ты мне ничего не говоришь, от этого я перестаю ощущать реальность происходящего… Ты нем, а я словно потеряла рассудок, думая за тебя. Мне кажется, что проснусь я завтра, а это просто сон, который исчезнет с первыми лучами солнца. Знаешь, мне же часто снятся кошмары, особенно во время шторма, — закончила она, и её пальцы соскользнули с его щеки.       Теодор приблизился к ней так близко, что кончик носа коснулся её. Теперь она чувствовала его тёплое дыхание. Его губы прикоснулись к её, а ладонь легла на её волосы, притягивая к себе. Она ощущала, как их тела медленно, но соприкасаются друг с другом. Ощущала его тёплое дыхание и контрастный холод тела.       — Ты такой холодный, словно в тебе нет ни капли тепла, — прошептала она.       Теодор целовал её очень нежно, невесомо, гладил по волосам… Гермиона закрыла глаза, ощущая, что, что-то трепетное внутри распускает свои лепестки, как самый нежный цветок. Она открыла глаза, когда он перестал её целовать, прекратил прикосновение тел. Теодор снова смотрел на неё на расстоянии.       Она откинула покрывало и спрыгнула с постели, потрогала свою широкую футболку и вспомнила, как он нёс её на руках, как уложил в постель, снял сарафан… Вспомнила и то, как поднимала руки, и он одел на неё футболку. Свою палочку в его руках, и как влажные волосы стали сухими, и то, как он точно так же, как и сейчас, перебирал её локоны.       Гермиона сняла футболку, скинула её на пол. Теперь девушка, оставшись только в трусах, повернулась, опустила руки и не скрывала свою наготу.       — Я никогда не испытывала ничего подобного, и прямо сейчас вхожу в неизвестную воду. Готова даже утонуть. Позволь утонуть в том, что я испытываю сейчас, потому что, возможно, я не испытаю подобного никогда более. Если ты сейчас оттолкнёшь меня, то это будет подобно смерти, тому, что зарождается сейчас во мне, — и с этими словами она легла в постель и забралась под покрывало.       Гермиона смотрела в потолок, чувствовала, как сердце начало биться чаще. Он соприкоснулся с ней телом, развернул ладонями её голову на себя, поцеловал в губы. Она толкнула его назад, и он покорно перевернулся на спину. Девушка накрыла его своим телом, обнимала ладонями его лицо. Целовала, углубляя поцелуй, пыталась встретиться с его языком, но Теодор был настолько нежным, осторожным, что она испугалась собственной страсти.       — Прости, если я делаю что-то не так. Ты покажи мне, как нужно, — прошептала она ему в губы.       И отдала ему право целовать её нежно. Он перебирал её губы, оставляя поцелуи на щеках, носу, а потом перевернул её на спину. Целовал шею, медленно спускался к груди.       — Тео, — прошептала она еле слышно, практически неуловимо, и облизала губы, на которых оставался солёный вкус моря.       Теодор прикоснулся губами к её соску, нежно поцеловал, и мгновение спустя продолжил исследовать каждый сантиметр её тела, каждую клеточку кожи. А потом вернулся к губам, оставляя лишь лёгких мазок волнующегося моря на них, и откинулся на спину.       Гермиона не понимала, что происходит. Он сводил её с ума: притягивал, обнимал, целовал и отталкивал. Ей захотелось включить свет, да такой яркий, чтобы видеть его глаза, чтобы разглядеть в них причины и последствия происходящего. Возможно, там, на их дне, хранился ответ. А ещё ей захотелось закричать, хотелось узнать о нём всё и вытащить его боль, чтобы выкинуть её в проклятое море.       Гермиона резко скинула покрывало, что путалось в её ногах, на пол, и забралась на мужчину. Смотрела ему в глаза, а потом приподнялась на коленях, взяла его член в руку и медленно погрузила в себя. Закрыла глаза.       — Пожалуйста, я тебя прошу… Я хочу этого, — и словно её слова, в которых не скрывала мольбы, или действия подействовали на него: он сел и обхватил её ладонями, крепко прижимал к себе.       Гермиона терялась в ощущениях и наполненности им, вдыхая запах солнца, оставленный на его волосах. Она путалась пальцами в его кудряшках, ощущала его ладони на своих лопатках. Его движения, толчки были медленными, похожими на волны в солнечную погоду, которые накрывали постепенно, затягивали в море и снова облизывали берег. Она больше не ощущала связи с реальностью, только запах его волос смешанный с солью и солнцем. Слышала лишь собственное учащенное дыхание и сквозь него прорывающийся стон.       Девушка дрожала в его объятиях и впервые испытала то, чего не испытывала никогда. Освобождение и влагу внутри, и исходящий жар, накопленный годами, был отдан именно ему. Гермиона задохнулась от того, как он резко откинул её на спину, как вышел из неё, и ощутила бесконечную пустоту. Открыла глаза и посмотрела на мужчину. А он не посмел посмотреть в ответ. Теодор был растерян и сосредоточен на другом. Он так и не кончил, будто бы пугаясь собственного оргазма, и, прячась от неё, обмотался покрывалом, откинул подушку, взял её волшебную палочку и скрылся в ванной комнате.       Гермиона закрыла глаза и почему-то отчётливо услышала шум моря.

***

      Гермиона проснулась, когда солнечные лучи щекотали её веки. Она открыла глаза и перевернулась на бок. Рука ощутила холод наволочки. Его рядом не было. Слеза скатилась по её щеке, она сжала пальцами подушку, схватила её и накрыла своё лицо, вдохнула солёный запах — его запах. Она была уверена, что его нет в доме, ни в одной из комнат и даже в ванной, в которую он ушёл от неё.       Он ушёл в море.       Гермиона плакала в эту подушку и ощущала бесконечную пустоту.       Я ни о чём не буду жалеть, потому что я этого хотела. Ведь я так желала, чтобы он стал моим.       Гермиона кинула подушку, и та соскочила с постели, упала на пол. Девушка растëрла слёзы по щекам, откинула покрывало и встала. И сразу увидела на прикроватной тумбочке сложенный лист пергамента. Гермиона смотрела на него несколько минут, не моргая. Это была прощальная записка, как в не любимых ею романах, когда мужчина исчезал с первыми лучами солнца, на рассвете, оставляя разбитое сердце и покалеченную душу девушки, с которой провёл ночь.