Истинное море, лишь в его глазах

      Гермиона сидела на полу и водила пальцем по жёлтым страницам старой, потрёпанной книги. Её губы шевелились, проговаривая текст. Волшебная палочка лежала рядом, а вокруг неё возвышались стопки из книг.       Чистокровные волшебники, которые кичатся чистотой своей крови, весьма неодобрительно относятся к русалкам и тритонам, как, впрочем, и ко всем «полулюдям», — Гермиона остановила палец, нахмурилась.       Он не может об этом никому сказать. Не поймут, не признают, отрекутся. Это я могу понять, но как же объяснить то, что он может ходить по суше? Никогда не слышала, чтобы волшебника могли превратить в русалку. Если только…       Гермиону схватила палочку и взмахнула ею, стопка книг встрепенулась и поднялась вверх. Одна из книг направилась прямо к ней в руки, а остальные аккуратно опустились на пол.       Толстый, немного потрёпанный фолиант распахнулся перед ней, продолжая висеть в воздухе, а девушка совершала медленные взмахи волшебной палочкой, перелистывая страницу за страницей… Как вдруг остановилась и отложила палочку. Взяла книгу в руки и принялась облизывать пересохшие губы, что-то бормоча себе под нося.       Селки — потомки людей, изгнанных в море за свои проступки. Именно поэтому их так тянет на сушу. Они могут выходить из воды один раз в девять ночей. Выходя из воды, сбрасывают с себя тюленью шкуру и принимают человеческое обличье, превращаясь, по рассказам, в темноволосых девушек или юношей.       Но он вышел не среди ночи. Сегодня я видела его, когда солнце было ещё высоко, и в воде он не был похож на тюленя с карими глазами. Нет, это не то.       Гермиона захлопнула книгу. Вот уже на протяжении нескольких часов она сидела в родительском доме и читала книги. В надежде найти хоть какую-то информацию. Конечно, она помнила почти всё про русалок, но ей нужно было убедиться, что она не упустила что-то важное. То, что могло бы ей помочь.       Русалки — это морской народ, но они не выходят на сушу, кроме селок, но это совершенно не подходит. Что же с тобой произошло, Теодор? Может быть, это колдовство.        Гермиона резко поднялась, дотронувшись своей ладонью до лба, а потом улыбнулась, нагнулась и подняла палочку. Волшебница взмахнула ею.       В небольшой комнате, в которой она находилась, окружённая книгами, стоял большой диван, накрытый серым чехлом. А около стен стояло множество коробок разных размеров. И как только Гермиона взмахнула палочкой, то один ряд коробок зашевелился, приподнялся в воздухе, и несколько коробок расступились, пропуская одну, которая тут же оказалась у её ног. И одна из книг, вырвавшись на свободу, сразу оказалась в руке волшебницы.       Гермиона пошла к дивану и села на его краешек, отложила палочку, раскрыла книгу и погрузилась в чтение: страница за страницей…       — А ещë ты должна заплатить мне за помощь, — сказала ведьма. — И я недешево возьму! У тебя чудный голос, им ты и думаешь обворожить принца, но ты должна отдать этот голос мне. Я возьму за свой бесценный напиток самое лучшее, что есть у тебя: ведь я должна примешать к напитку свою собственную кровь, чтобы он стал острым, как лезвие меча.       — Если ты возьмёшь мой голос, что же останется мне? — спросила русалочка.       — Твоё прелестное лицо, твоя плавная походка и твои говорящие глаза — этого довольно, чтобы покорить человеческое сердце! Ну полно, не бойся: высунешь язычок, и я отрежу его в уплату за волшебный напиток!       — А что если у него забрали голос, как в сказке? — прошептала Гермиона. — Но он может ходить по земле, так же как и плавать в океане, но что же ты мог попросить за голос? — проговорила она, закрывая книгу.       Гермиона провела пальцами по красной книге с золотыми буквами, где было выведено: Ганс Христиан Андерсен — «Русалочка».

***

      Гермиона оказалась в уже знакомой рыбацкой постройке, когда небо было уже черным, беззвёздным, а ветер ласкал её, оставляя на коже морскую влагу.       Дверь была открыта нараспашку. Гермиона прошла в комнату, погружённую в темноту.       — Люмос, — прошептала она и обвела комнату взглядом, понимая, что никого нет.       Гермиона подошла к низкой кушетке, заваленной тряпками, и села. Она по-прежнему прижимала к своей груди красную книгу. И, повалившись набок, поджала ноги и закрыла глаза. Она слышала, как ветер играет с волнами, до её ушей доносился скрип лодок, но чувствовала, как сон начинает ласкать её, медленно уводя за собой. И вскоре уснула.

***

      Гермиона проснулась, когда солнечные лучи скользили по её коже. В тёмной комнате становилось светлее с каждой секундой. И, дрогнув ресницами, девушка открыла глаза и резко вскочила. На полу, подобрав колени, сидел Теодор и смотрел на неё. На его лице не было улыбки. Он был сосредоточен и пристально смотрел на неё.       — Извини. Я знаю, что так не делается. Это называется проникновение в чужое жилище. Да и ты сказал, что всё нормально. Попрощался со мной. А я снова тут. Даже не знаю, как это объяснить. Впрочем, я могу попытаться, — начала говорить Гермиона.       Теодор встал и сел на кушетку рядом с ней. Гермиона резко встала, отойдя в сторону, продолжая прижимать книгу к своей груди. А Теодор лёг, закинул ноги друг на друга, подложил ладони под голову и стал смотреть в потолок.       Она тоже посмотрела на это неотёсанное дерево, что служило потолком.       Ну хотя бы нет щелей. И, переведя взгляд на него, увидела, что он уже смотрит на неё. Но пристальный взгляд не был долгим. Он вытащил из-под головы руки. Сложил ладони вместе, а потом медленно их раскрыл, продолжая смотреть на Гермиону.       Она помотала головой, показывая, что не понимает. Тогда он указал пальцем на неё, и Гермиона опустила голову и поняла, что он указывал на книгу. Она протянула фолиант ему, но Теодор помотал головой, снова складывая ладони и раскрывая их.       — Ты хочешь, чтобы я почитала тебе?       На что он кивнул.       — Но это ведь сказка.       Теодор улыбнулся, снова убирая ладони за голову и устраиваясь поудобнее.       — Хорошо, — пробормотала она и вытащила из кардигана палочку, взмахнув ею, в ту же секунду старенький обшарпанный стул оказался рядом и, сев, она открыла книгу.       Гермиона облизала губы и погрузилась в молчание, а потом подняла взгляд и встретилась с его тёмными глазами.       — Эту сказку написал один магл. В детстве я очень любила его сказки. Ганс Христиан Андерсен, — она немного помолчала, не разрывая зрительного контакта. — Русалочка, — произнесла она и попыталась увидеть хоть какие-то эмоции на его лице, но Теодор был невозмутим, спокоен, с лёгкой улыбкой на лице.       Гермиона, нахмурившись, опустила взгляд и, сосредоточившись, начала читать:       Далеко в море вода синяя-синяя, как лепестки самых красивых васильков, и прозрачная-прозрачная, как самое чистое стекло, только очень глубока, так глубока, что никакого якорного каната не хватит. Много колоколен надо поставить одну на другую, тогда только верхняя выглянет на поверхность. Там на дне живëт подводный народ.

***

      Теодор уснул. Гермиона даже не успела дочитать сказку. Она закрыла книгу, встала и, подойдя к нему, положила книгу рядом с ним. Коснулась ладонями своих коленей, нагнулась, всматриваясь в его лицо.       Красивый. Раньше я и не замечала, что ты красивый. Почему я не помню твоего голоса?       Как вдруг он распахнул глаза. Гермиона открыла рот от неожиданности, резко выпрямляясь, и отпрянула.       — Прости, — пробормотала она. И снова подошла, чтобы забрать книгу, нагнулась и…       Теодор схватил её за запястье, потянул на себя и резко сел. Его лицо было так близко к её, а его пальцы крепко держали её запястье.       — Пусти, — но он продолжал удерживать её.       Гермиона чувствовала, как сердце усиленно колотилось в её груди. Его лицо было настолько близко, а взгляд такой проникновенный…       — Отпусти, — повторила она.       И его пальцы разжались. Теодор снова опустился на кушетку и закрыл глаза. А Гермиона, замерев лишь на секунду, развернулась и пошла прочь.       Она вышла из хижины и пошла к морю, утопая в белом, горячем песке. Сердце продолжало биться быстро-быстро. Подойдя к самому берегу настолько близко к воде, что волна, словно приветствуя её, лизнула её стопы.       Гермиона смотрела на эту взбитую белую пену, чистый песок и свои ступни, облачённые в кожаные коричневые босоножки. А потом отошла от воды и села на песчаный берег. Так и сидела, глядя на волнующиеся море. Это было безмятежное волнение в прекрасной солнечный день.       Она вскинула голову, всматриваясь в небо, которое казалось белым от яркого солнца. И прозрачные слезинки скатились по её щеке.       Мысли, пригретые солнцем, не беспокоили её. И Гермиона ощущала только то, что ей становится жарко. Она сняла свой кардиган, под которым прятался бежевый сарафан на тонких бретельках.       И закрыла глаза, подставляя своё лицо солнцу, не услышав, как он подошёл и сел рядом. Ощутила только прикосновение к своему плечу и сразу открыла глаза.       Теодор сидел точно так же, как и она, подставляя лицо солнцу. Его кудри были цвета каштана, кожа, поцелованная солнцем, и красивые плечи — всë было одето в солнечную вуаль. Она закусила губу и сжала пальцы, ногтями царапая свою кожу.       — Не дурачь мне голову, пожалуйста, — начала она. — Я узнала тебя. Тогда, в воде, но подумала, что это иллюзия. Обман зрения или удивительное совпадение. Я убеждала себя, что мне показалось, только в тот момент, до того, как я увидела тебя в этой хижине. Ведь я никогда не замечала цвета твоих глаз, и сейчас он отличается от того… Но это был ты. В тот вечер это был ты. Я видела тебя в воде. Не знаю, что случилось с твоим голосом, и почему ты стал… Я этого не знаю. Но я чувствовала твой хвост. И видела его. Теодор, скажи мне хоть что-то, намекни, напиши, покажи… Если я могу тебе помочь, то помогу… Я обещаю.       Он повернулся и посмотрел на неё. Теперь при свете дня под лучами яркого солнца его глаза играли синевой, в них отражалось море. Гермиона всматривалась в них, в его лицо, как вдруг он помотал головой.       — Я прочитала много книг и пыталась хоть что-то найти. Не нашла. Но я же могу попросить о помощи? Ты только скажи мне, что же с тобой случилось.       И Теодор снова помотал головой. Его пальцы коснулись её запястья снова, и Гермиона расслабила руку. Он взял её и, подержав несколько минут, отпустил. Оттолкнувшись ладонью о песок, встал и пошёл в сторону своей лачуги.       — Теодор! — крикнула она, поднимаясь следом. — Подожди, — Гермиона оставила и палочку, и кардиган на берегу, и побежала за ним. — Подожди, постой!       Она догнала его и коснулась его плеча, разворачивая, но в этот момент споткнулась.       Теодор успел развернуться, хватая её за плечи. Их лица были настолько близко, а его пальцы крепко держали её.       Гермиона смотрела в его синие глаза и пыталась отдышаться, держась за его руки. Его взгляд скользил по её лицу, её губам, а потом он поцеловал её. Лёгкое прикосновение тёплых губ.       Гермиона неосознанно закрыла глаза, впиваясь пальцами в его кожу. И ответила на его поцелуй с такой нежностью, с которой и не была знакома до этого. Она чувствовала, как трепыхалось её сердце, что она будто бы задыхалась, а солнце словно становилось жарче. Внутри бушевало ощущение, будто бы она сейчас растает, оставаясь лишь памятью на его губах.       Гермиона распахнула глаза и увидела, что его глаза открыты. Он отпустил её, посмотрев ещё секунду, развернулся и быстро пошёл в сторону лачуги. А она стояла и смотрела ему вслед. Сердце билось так быстро, что, казалось, оно работало на пределе возможностей и сейчас разорвётся от напряжения.       Гермиона прикоснулась пальцами к своим губам, продолжая стоять ровно, будто бы заворожённая.