Истинное море, лишь в его глазах

      Гермиона распахнула глаза и увидела, что солнечный свет заполнил комнату. Она подняла руки вверх, играя пальцами в воздухе, и ощущала, что её тело изнемогает после столь неудобной позы для сна. Оттолкнувшись от спинки кресла, в котором она уснула, девушка встала и потянулась вверх, к потолку, словно хотела кончиками пальцев достать до него. И, втянув носом воздух, ощутила, что он пропитан ароматом свежей выпечки.       — Проснулась? — услышала она звонкий голос и, обернувшись, увидела рыжеволосую девушку, что стояла, прислонившись к косяку деревянной двери.       — Привет, Джинни. Рада тебя видеть, — поприветствовала её Гермиона.       — Извини, что явилась без предупреждения. Ну раз так случилось, то пойдём пить чай, — развернувшись, прошла на кухню.       Гермиона, поправив мятое платье, убрала волосы за уши и последовала за ней.       На кухонном столе стоял чайник, чашки, а посередине тарелка, на которой красовались ароматные золотистые булочки-завитки.       Гермиона подошла и, нагнувшись, вдохнула их пряный аромат.       — Обожаю корицу, — с наслаждением проговорила она.       — Прекрасно знаю, — улыбаясь, ответила Джинни, смотря на то, как Гермиона вдыхает тёплый аромат её творения       — Неужели сама?       — Неужели? — возмутилась Джинни, но улыбка с её лица не спала. — А у тебя есть какие-то сомнения в моих кулинарных способностях?       Гермиона, засмеявшись, села на стул. Чайник встрепенулся, наклонился, и жёлтая струйка ароматного напитка наполнила чашку. Она обхватила её ладонями и поднесла к самому носу, чтобы вдохнуть аромат трав.       — Ромашка и… О, что это? А-а-а, я знаю — это бадьян, корица и… яблоко, — зажмурившись, проговорила Гермиона, распознавая каждый ингредиент, казалось бы, секретного чая Джинни.       — Ты почему сбежала? — её вопрос заставил Гермиону распахнуть глаза, и наслаждение осело на дне этого жёлтого напитка.       — Так вот почему ты здесь… Джинни, я хотела побыть одна. Если ты вспомнишь, то у меня никогда не было такой возможности. Ты же знаешь, я никогда не была сама по себе.       Гермиона посмотрела в глаза девушки, которые были тёплыми, внимательными и будто понимающими. Но улыбка Джинни исчезла, и теперь её лицо казалось таким серьёзным, что Гермиона понимала — сейчас случится сложный разговор.       Наконец Джинни разрушила паузу молчаливым кивком.       — Я помню и понимаю, но ещё я понимаю то, что несмотря на всё, что ты сейчас сказала, ты сбежала именно от Рона.       Гермиона обхватила чашку ладонями и с напряжением смотрела на Джинни. Утро перестало быть лёгким и непринуждённым.       — Я не сбежала, — внутри неё что-то кольнуло, когда она произнесла это, и, почувствовав подобное, она нахмурилась. — Джинни, ты здесь, чтобы задать мне только этот вопрос или именно с него начать свой допрос?       — Я хотела с тобой поговорить и, возможно, я сейчас неправильно начинаю разговор, но мама вовсю готовится к вашей свадьбе. Да, она говорит об этом постоянно. И это одна из главных тем. Разумеется, после той, что нам с Гарри нужно пожениться и как можно раньше завести ребёнка, чтобы я остепенилась.       — Нам Молли такого не говорила. Она сказала, что я могу не торопиться с детьми и всё делаю правильно.       — Конечно она так сказала, ведь Рону нужно ещё немножко подрасти.       Гермиона опустила взгляд и посмотрела на свой чай, что уже остыл, сделала глоток и больше не ощущала раскрывающиеся ноты трав. Во рту был лишь привкус неприятного разговора, который ещё не закончился.       — Гермиона, ты только не подумай, что я вдруг против тебя. Я пришла говорить не про Рона, а просто озвучить свои мысли, потому что желаю тебе добра. Если у тебя есть сомнения, то ты не должна выходить замуж.       Гермиона поставила чашку и посмотрела в глаза Джинни. Она понимала, о чём говорит подруга. Но это не означало, что ей был приятен этот разговор или она старалась что-то изменить в своей жизни. Если бы она хотела, то поменяла бы сразу, но она решила оказаться здесь. В тишине, наедине с природой и самой собой, но реальность снова опередила её, развернула за плечи и посмотрела в глаза.       — Я понимаю, что вы с Роном родные. Вы взрослели вместе и из друзей переросли в влюблённую пару. Наверное, это неплохо. И, тем более, это не может мешать, если бы вы любили друг друга, но мне кажется, что вы просто привыкли друг к другу, и теперь вам кажется невозможным быть по отдельности. Гермиона, ты пойми: Рон не сможет уйти никогда. Ему всегда будет неудобно так поступить по отношению к тебе. А ты же другая, ты сильная. Может быть, стоит всё это закончить? Ну что ты хмуришься? Возможно, тебе просто кажется, что это именно то самое чувство, потому что ты не знала другого. Поистине сильного.       — Как ты можешь знать, испытываю я что-то или нет? Почему вдруг ты решила, что можешь говорить об этом, и тем более знаешь, как будет лучше для нас? — она проговорила это и почувствовала, как её голос начинает срываться. Она не хотела ссориться с Джинни, но почему-то в душе почувствовала такую тоску, что захотелось заплакать.       Джинни смотрела ей в глаза. И Гермиона думала, что от её натиска та отступит, извинится и сменит тему. Она даже подумала, о чём они могли бы поговорить. Например, о море…       Море…       Но Джинни продолжила разговор:       — Ты находишься здесь, и Рон не рядом с тобой. Разве расстояние для вас — это какая-то проблема? Он бы помог трангрессировать отсюда.       — Люди должны отдыхать друг от друга, — сказала Гермиона, зная, что эта фраза будет разбита Джинни одномоментно.       — А от чего вы должны отдыхать? Ведь ваши отношения только начались. Да, после войны наша семья переживала утрату, — Гермиона видела, как глаза Джинни увлажнились. — Ты всегда была рядом, потом занималась восстановлением памяти своих родителей, после чего вернулась в Хогвартс. Но сейчас уже лето, а вы тоже не вместе. Почему вы должны отдыхать друг от друга? Разве не должно быть наоборот? Если я хочу побыть наедине с собой, то говорю об этом Гарри, и он создаёт мне тишину, но ему не нужно никуда уходить. Да пойми, чтобы побыть с собой не нужно убегать на край света.       — Корнуолл — не край света.       — Но ты же поняла, о чём я говорю, — Джинни смотрела на неё и понимала: что бы она сейчас не сказала, Гермионе от этого хотелось встать и уйти. Да она и сама, возможно, так поступила бы, если кто-то начал ей говорить что-то подобное.       — Джинни, я думаю, что мы с Роном… — она говорила, обдумывая каждое слово и крутила чашку за ручку, покусывая нижнюю губу.       Но Джинни не дала ей договорить.       — Гермиона, посмотри на меня.       И она посмотрела.       — Если однажды ты встретишь человека и испытаешь к нему сильное чувство, которое невозможно будет остановить. Что ты будешь делать в таком случае? — Гермиона смотрела в её карие глаза, которые сейчас казались янтарными. — Ответь в первую очередь себе на этот вопрос. Ведь у тебя будет Рон и могут быть дети? Я, конечно, понимаю всё, но зачем? Порой меня поражает твоя рациональность, правда. Знаю, что ты правильная девочка и, услышав от мамы про свадьбу, ты согласилась по умолчанию. И Рон так же, мол так и надо, а это — новый лист с готовой работой, сделанной за него. А ты? Ты всё это приняла и оказалась почему-то здесь. Чтобы побыть одной. Я сразу поняла, что здесь что-то не так. Я видела твои глаза. Ну и сколько ты пробудешь в этом месте?       — Не знаю. Может быть, до конца лета.       — До конца лета? До середины августа, Гермиона. А там ваша свадьба.       — Я знаю, а в сентябре я планирую выйти в Министерство.       — Гермиона, но это же как в школе. Ты выходишь на долгожданную работу в то время года, когда мы приезжали в Хогвартс. В твоей жизни всё идёт по расписание. Понимаешь, это привычка.       — Послушай, Джинни!       Но та встала и подошла к ней, встала за спиной, положила ладони ей на плечи. Еë руки были лёгкими, а пальцы не цепкими. Джинни наклонилась.       — Я бы никогда не решилась на этот разговор, если бы не любила Рона и тебя. Счастье дорогого стоит, но оно не стоит знаешь чего? Жертвенности, понимаешь?       — А любовь? — сама того не понимая, вдруг спросила Гермиона.       — А вот она стоит.       — Может быть, тогда.       — Гермиона, — снова не дала ей договорить Джинни. — Ты подумай, но если что, то в середине августа мы можем с Гарри сыграть свадьбу, в тот день, что выбрала мама.       Гермиона крутила чашку, и в один момент та опрокинулась. Чай лужицей пролился на стол и на пол. Гермиона смотрела на эту жёлтую воду, как резко всё начало возвращаться в то положение, в котором и было несколько секунд назад. Чашка снова встала на донышко, а чай исчез со стола и пола. Гермиона развернулась и посмотрела на Джинни, которая держала в руках волшебную палочку и смотрела ей глаза.       — Значит, ты хочешь занять наше место?       — Не ваше, а своё. Мы могли бы…       — Вы могли бы сыграть свадьбу в другой месяц, почему вдруг вам нужен именно август?       — Да, но я подумала, что так семья не пострадает. Мама отвлечётся на нас, и новая радость станет её защитой. Ей будет не так больно, а Рон сможет адаптироваться к новой реальности, понимаешь?       Гермиона помотала головой. Всего на мгновение девушек окутала тишина, а затем Джинни продолжила:       — Я беременна, но об этом никто не знает.       — А Гарри?       — Я ведь сказала — никто. Ладно. Ты думай. Если вдруг скажешь, что любишь Рона, а я просто беременная идиотка, то можешь меня простить. И попробуй булочки. Я же старалась для тебя. Знала, что ты совершенно не готовишь, а читаешь и думаешь.       — И много гуляю. Наслаждаюсь морем и…       Гермиона замолчала, именно в этот момент вспомнив синие глаза и рыбий хвост. Она крепко спала ночью и, проснувшись, почуяла пряный запах корицы. Джинни стала неожиданной гостьей, которая стёрла её воспоминания. Но они вернулись вновь.       — А что ты знаешь про русалок?       — Что? — Джинни села на стул напротив Гермионы и подвинула тарелку с ароматными булочками к ней, чайник снова встрепенулся и тонкой струйкой наполнил чашку Грейнджер. — Русалки?       — Да. Как думаешь, они могут обитать, например, здесь?       — Ты повстречала морской народ? — улыбаясь, спросила Джинни.       — Нет, просто хотела знать, могут ли они выходить на сушу или… — Гермиона пыталась припомнить и сама, но ничего подобного не смогла вспомнить, перебирая в голове прочитанный материал.       — Гермиона, я-то, думала что ты знаешь всё. И просто не можешь не знать, что это — морской народ, у них свой язык. Мало кто из ныне живущих знает русалочий. И они никогда не выбираются на сушу. Это невозможно. Почему ты спрашиваешь?       — Почему я спрашиваю? — тихо проговорила Гермиона. — Потому что до того, как перебраться сюда, я была в родительском доме.       — Тебе удалось его выкупить?       — Да. У меня получилось. Потом я занималась вещами и нашла книги, — Гермиона облизала губы, а потом подняла чашку и выпила чай.       — Магловские?       — Да, конечно. Они тоже пишут про разных удивительных существ и волшебников, и о русалках тоже. Так вот, есть сказка, в которой говорится, что одна Русалочка вышла на берег. Правда, там было замешано колдовство. Так вот, у неё были ноги и…       — Нет, это невозможно. Колдовство… Магия не распространяется на этот народ.       — А ты слышала что-то про Теодора Нотта? — этот вопрос вырвался из неё и забрать слова уже было невозможно       Джинни от удивление округлила глаза. Чайник снова встрепенулся и наполнил её чашку чаем.       — Дай подумать, — Джинни посмотрела куда-то вверх, искривив губы, будто попыталась что-то вспомнить, а потом уставилась на Гермиону. — Он учился на вашем курсе на Слизерине, а потом вернулся домой, вероятно. Никто из змей не вернулся в Хогвартс. Собственно, с вашего курса вообще никто. Только ты и Невилл. Кому нужно переживать ещё один такой же год, да и я бы…       — Не совсем такой же.       — Прости. Я ничего про него не слышала, и единственный чистокровный, который часто мелькает в газетах это…       — Малфой, — хором сказали они.       — Остальные из молодого поколения не так популярны. А Нотт… Его отец был объявлен погибшим. И, вероятно, он живёт в своём поместье. Ты какие-то странные вопросы задаёшь. То Русалки, то мистер Нотт…       — Я подумала, что ведь были кто-то и со Слизерина, те кто не участвовал в поддержании Волан-де-Морта.       — Мы этого точно не знаем. Никто из них об этом не говорил. А это означает, что таковых не было.       — Почему же? Вот как раз Теодор: он никогда не нападал на маглорождëнных и не высказывал своё мнение о них в грубой форме.       — Тихие воды бегут глубоко, — сказала Джинни.       — А как ты себя чувствуешь? — Гермиона решила сменить тему.       — Ты про это… Прекрасно я себя чувствую.       — Ты сюда трансгрессировала?       — Нет, я на метле.       — Джинни, ну как же так? Нельзя же, — возмущённо сказала Гермиона.       — Вот, — Джинни вскочила и выставила палец вперёд. —Так нельзя, а это неправильно, вы ошибаетесь, нужно делать так, а в справочники написано так… Твоя жизнь не пишется по справочнику, поэтому подумай о том, что я сказала. И со мной всё в порядке, — Джинни сказала это, подошла к ней и поцеловала в щёку, обнимая. Гермиона почувствовала жар, исходящий от неё, и запах теста, корицы и свободы. Так пахла Джинни.       — Я пойду. У меня миллион дел, — она снова поцеловала её в щёку и пошла. — А ты ешь булочки и подумай о себе, а не о каком-то Теодоре Нотте. Как ты вообще смогла его вспомнить? Это один из самых невзрачных учеников Слизирина. Да я даже не помню, какого цвета у него были глаза, — пожав плечами, Джинни засмеялась.       Гермиона проводила её и, вернувшись, посмотрела на булочки с корицей. Она взяла одну, разломав её, вдохнула пряный аромат и, прикрыв веки, снова вспомнила синие бездонные глаза.