Кремень и хрусталь

      На следующий день советники стеклись в зал собраний задолго до начала срочного военного совещания. Всем не терпелось услышать доклад Захарии Хана и его разведотряда о ситуации в Сен-Маркусе.       Правитель вошёл в комнату вместе с командиром разведки; на лбу у него пролегла складка. Не доходя до своего места, Правитель заговорил:       – Я прошу остаться в этой комнате только генерала армии, начальника полиции, советника по иностранным делам, казначея и господина Хана. Остальные могут быть свободны… А, и главу учёного совета.       Некоторые ушли сразу – например, Паиф, – однако по рядам оставшихся пронеслось громкое возмущение. Чиновники, отстранённые от собрания, заявляли о своём законном праве знать политическую обстановку и хотя бы быть свидетелями принятого решения. Не обращая на них ни малейшего внимания, Эон сел на своё привычное место и указал названным им советникам на соседние кресла. Недовольные напирали и не замолкали.       – Я никого не держу. Если господам так угодно знать, что происходит на фронте – они могут прямо сейчас отправиться туда лично, – громогласно произнёс Правитель.       После этого советники смолкли и медленно, неловко вышли из зала.       – Итак, теперь мы наконец можем начать, – Эон сложил пальцы «домиком». – Господа, я собрал вас здесь, потому что каждый из вас может повлиять на сложившуюся ситуацию. Генерал, что требуется от Вас, думаю, озвучивать не стоит, как и от вас, господин советник по иностранным делам. Леоне, на Вас ложится сохранение порядка в народе. Антоний, Вы проконсультируете нас о состоянии казны: сколько мы можем выделить на оборону. Господин Гелтер, – это было имя главного учёного страны, – Вы доложите о состоянии и перспективах наших изобретений, в том числе военных.       Все молча кивнули. Правитель сделал жест рукой.       – Захария, начинайте.       – Благодарю, Правитель. Итак, что нам известно: ещё два месяца назад Сен-Маркус не планировал нападения на Суриму. При этом разговоры о завоевании хотя бы части Тормантских Земель велись, но были скорее своего рода… мантрой и не имели под собой оснований. Государство мятежников понимало, что их армия недостаточно развита для полномасштабной войны с древней державой, коей являются Земли. Однако два месяца назад разведчики из Суримы доложили, что на острове обнаружили странный источник энергии, мощнее всех известных нам. Источник залегает в земле и представляет из себя кристаллические сгустки, внутри которых сосредоточена эфирная субстанция, снабжающая энергией. Используя особые приборы, эфир можно извлекать и направлять в различные устройства, что одновременно повышает их мощность и продлевает срок использования. Как только в Сен-Маркусе узнали об этом, началась подготовка к нападению. Операцию держали в тайне, чтобы нанести неожиданный удар. К высадке на остров готовили опытных бойцов со знаками отличия, а также правящие силы Сен-Маркуса… Предупреждая ваши вопросы, да, у них так принято. С идеологической точки зрения они оправдывают это нападение тем, что «слабые» страны вроде Суримы не имеют права владеть такой силой. Несмотря на вполне конкретную цель, Сен-Маркус планирует пройти маршем смерти, то есть уничтожить даже мирные поселения. По данным моих разведчиков, после захвата мест добычи нового ресурса Сен-Маркус планирует усовершенствовать своё оружие и первым делом уничтожить Суриму. Шансы, что после этого они направят свою военную мощь на Тормантские Земли – крайне велик, об этом тоже докладывают мои люди. Как видите, угроза вполне реальна, поэтому я на правах не только разведчика, но и советника настаиваю на вступлении в войну в целях обороны.       – А я хочу спросить Вас именно как разведчика, Хан, – поднял руку Антоний. – Где вы были эти два месяца, пока готовилось нападение? Почему разведка докладывает о нём только сейчас?       – Вы правы, разведка находилась в правящем аппарате Сен-Маркуса, однако и внутри этого аппарата существует расслоение. Нападение планировалось теми кругами, в которые наша разведка не вхожа и не может быть вхожа, в тайне от остальных и даже друг от друга…       – Если нападение имеет под собой, гм, религиозные основания, к чему такая секретность?       – К тому, что они всё же не идиоты и знают о существовании разведки. А ещё они опасались предательства. Ещё вопросы? Пока мы здесь рассуждаем, на Суриме уже ведутся бои.       – Я понимаю Вашу обеспокоенность, господин командующий, но и Вы поймите: нам необходимо решить, кого брать в эту битву. Не только Сен-Маркусу стоит опасаться предательства…       – На что Вы намекаете?       – Остановитесь, – Эон стукнул ладонью по столу. – Прежде всего, господин казначей, о какой битве Вы говорите? Совет ещё не принял решения о вступлении в войну. В компетентности господина Хана я Вам запрещаю сомневаться – не из личной симпатии, а потому что в сложившейся ситуации тратить время на поиски нового главы разведки банально не целесообразно. Господин разведчик, я Вас услышал, Вы считаете вступление в войну необходимым в качестве… предупредительного удара. Генерал, я хотел бы услышать Вашу точку зрения: насколько это будет эффективно.       – Чисто гипотетически, это может оказаться достаточно эффективно, господин Правитель, – генералу редко предоставляли слово во время собраний, поэтому Эон был удивлён услышать из-под его маски деревенский говор. – Однако я категорически против. Наша армия достаточно велика – в данном случае я говорю о её численности, – но эта война не пройдёт бесследно, хотя бы потому что мы к ней не готовились. Если понадобится добирать силы, – а такая потребность рано или поздно возникнет – народ будет крайне недоволен. Не говоря уже о том, какие экономические последствия повлечёт за собой эта война.       – Не Вам говорить об этом, Релле, но спасибо за беспокойство, – кивнул Антоний. – Правитель, я хочу Вас заверить: казна готова к любым тратам. Последние девятнадцать лет я только и занимался, что готовил капитал на случай непредвиденного бедствия, и вот, наконец, и оно. Подумайте ещё о том, что после победы мы обретём гораздо больше.       – Что Вы нес… говорите? – гаркнул генерал Релле. – Мы ещё даже не вступили в войну, а Вы уже утверждаете, что мы победим?       – Вы так не думаете? Вы не патриот?       – Я знаю о военном деле достаточно, чтобы понимать, что невозможно предугадать исход даже одной битвы, не говоря уже о целой войне. Вы попросили не вмешиваться в денежный вопрос, я прошу Вас не лезть в дела армии.       – Хорошо. Это честно, пусть и сказано немного грубо, но сейчас не об этом. Тогда я скажу лишь то, что касается богатства нашей страны – за это я всё ещё несу непосредственную ответственность. В случае победы Сурима будет должна нам, и мы можем потребовать право использовать этот… новый ресурс. Я навёл справки: это мощнейший источник энергии, который в корне повернёт развитие техники и науки в целом. Нельзя упускать такой шанс. Уступим его сейчас – нас сомнут силой, которую получат в свои руки или Сурима, или Сен-Маркус.       – Думаю, в этом месте стоит высказаться мне, – текучим голосом заявил учёный Гелтер. – Я поддерживаю предложение о вступлении в войну именно по той причине, которую озвучил только что господин казначей. В последнее время наша интеллектуальная мощь значительно упала: ни изобретений, ни открытий, ни даже интересных дискуссий. Стагнация крайне нежелательна, а толчок извне поможет её избежать. Полагаю, это будет полезно не только нашей науке, но и другим сферам жизни. Традиции и вера – непоколебимые столпы нашего патриотизма, но… – на мгновение учёный затих, обдумывая, стоит ли заканчивать эту мысль. – Но и им время от времени нужна подпитка.       – Подпитка… – громко прошептал Леоне и покачал головой, после чего встал со своего места. – А что, лучше войны мы ничего придумать не можем? Простите, но большинство из вас переждут её здесь, за прочными стенами. Может быть, вы просто не понимаете, сколько жертв принесёт это кровопролитие…       – Как не понимаете этого и Вы, – хмыкнул Антоний, – судя по патетике, которую Вы тут развели. Вам ведь было велено отвечать за порядок в народе…       – Именно этим я и занимаюсь. Думаете, люди поддержат решение, которое обрекает их на верную смерть, но бережёт советников, которых они даже в глаза не видели? Волна протестов неизбежна.       – Протестовать выйдут люди вроде Вас, Леоне, которые в силу малого опыта не видят истинного положения вещей и склонны преувеличивать.       – Они такие же граждане, как и все остальные. Или детей Вы тоже за людей не считаете, потому что они не всё знают?       – Хватит! – почти рявкнул Эон. – Мы решаем судьбу нашей страны, а вы переходите на личности. Ещё раз, коротко: кто какой позиции придерживается?       – Я ещё не высказался, достопочтенный зир, – очень добродушно для подобной ситуации поднял руку советник по иностранным делам.       – Прошу.       – Я выступаю в поддержку войны. Отношения с Сен-Маркусом в любом случае складываются негативно, и по моим расчётам конфликта не избежать. А вот с Суримой так и не удалось наладить полезные связи. Иноверцы весьма закрыты и считают, что могут существовать самостоятельно. Что ж, возможно, и так, но сотрудничество куда более выгодный путь, ведь согласитесь? Особенно если суримцы владеют этим новым мощным ресурсом.       – И ради этого Вы готовы подвергать опасности целую страну! – воскликнул Леоне.       – Вам дали высказаться, дайте и Вы сказать другим, – спокойно заметил Антоний.       – Как насчёт голосования?       – Я собирался это предложить, – кивнул Эон. – Итак, кто поддерживает идею о вступлении в войну с Сен-Маркусом?       Руки подняли Антоний, Захария Хан, Гелтер и советник по иностранным делам. Леоне и Релле переглянулись между собой. Леоне развёл руками, Релле вздохнул.       – Кто против? – спросил Эон.       Двое оставшихся советников нехотя подняли руки.       – Четыре против двух, – причмокнул Антоний.       – Я ещё не голосовал, – поправил Правитель.       – Но…       – Думаю, мой голос будет считаться за два, поскольку я не советник и даже не старейшина, правильно? Таким образом, четыре на четыре, господин Антоний.       – И что это значит? – Гелтер напряжённо дёрнул головой.       – Время ещё есть… Господа, отложим решение этого вопроса ещё на день, чтобы все могли как следует взвесить услышанные сегодня доводы.       Эон вздохнул, потёр переносицу, уставшую от душек очков, и поднялся с места. Советники по привычке встали за ним. Никто не решался разорвать молчание. Уже когда Правитель подошёл к двери, его окликнул Антоний:       – Достопочтенный зир, Вам не кажется, что, если затянуть с решением, у этого будут последствия?       Эон развернул голову. Блик света из окна сверкнул в стёклах его очков.       – Последствия будут в любом случае. Важно понять, какие из них будут неотвратимы и кошмарны.

***

      – Хватит причитать! – прикрикнул Антоний на Харольда. – Чем жаловаться тут на судьбу, лучше бы хоть раз сделал что-нибудь полезное. Знаешь, с каждым днём я всё больше жалею, что просто не избавился от тебя в тот день.       Харольд метнул на приятеля хмурый взгляд. Настроение у лесничего и так было невесёлым, но в этом взгляде было слишком много холода.       – Ты так больше не говори. Да, ты возвысился, но и я с тех пор уже не прежний. Будешь мне угрожать – я найду способ рассказать всем, как ты получил должность советника.       – Молодец, сам угрозами со мной разговариваешь, – Антоний подошёл к лесничему вплотную и потрепал его за щёку, как ребёнка, надавив на кожу слишком сильно. – Что же ты так не стараешься ради нашего общего дела?       – Как тут стараться, если меня даже не пускают в зал советов?       – Опять? Слушай, судьба освободила тебе столько времени для поисков рычагов давления на Правителя, а ты придумал только ныть.       Харольд недовольно пыхтел, отводя взгляд от приятеля. Он быстро заморгал, будто размышления требовали от него физических усилий, а затем сказал:       – Я думаю, это Бернальдина влияет на него.       – Да что ты! Это было понятно с тех пор, как мы узнали, что этого Эона она выдвинула сама, наплевав на мнение преданных нам матерей. Она же даже не скрывает, что эта война ей противна. Если хочешь быть полезным, найди что-то более весомое, что-то конкретное! Всё, иди, ко мне сейчас должен прийти Леоне со своим семейством.       До наступления темноты Эон ходил взад-вперёд по своим покоям, нервно постукивая костяшками по ладони. Ничем другим заниматься он не мог – голова взрывалась от мыслей.       Ночью Эон спустился по тайному тоннелю, где оставил свою одежду, вышел в город и направился к главному храму столицы. Что именно он собирался делать, Правитель не имел ни малейшего понятия; он знал лишь одно – ему необходимо было увидеть Бернальдину. Сегодня.       Когда же Эон подошёл прямо к храму, уверенность резко покинула его. Он поступал очень необдуманно, слишком необдуманно для Правителя: заявиться в храм в таком странном виде и попросить аудиенции у Старшей Матери… Чем это могло кончиться, если не скандалом?       И тут из дверей храма вышла она. В простом белом платье и накидке, без золотых украшений и драгоценных камней. И её лицо… Обыкновенно выражающее высокомерное величие, сейчас на нём застыла лишь ужасная усталость. Очевидно, Старшая Мать возвращалась домой.       Эон не мог упустить возможность узнать, где живёт верховная жрица Тормантских Земель, поэтому поспешил за ней, стараясь прятаться за углами и идти вплотную к стенам домов. Бернальдина шла довольно долго; большие крепкие дома сменились деревянными общественными спальнями, в которых жили люди с… ненадёжной работой. Неужели сама Старшая Мать ночует в таком месте?       Бернальдина быстро свернула в переулок, и когда Эон последовал за ней, то натолкнулся на абсолютную тьму. Белое платье, накидка испарились в ней, и Эон с настороженностью остановился. Из темноты на него почти выпрыгнула Бернальдина, перекрыла горло Правителя локтем и прижала мужчину к стене, причём сделала это с такой лёгкостью, будто перед ней был маленький ребёнок. Впрочем, когда дело касалось нападения и защиты, Эон действительно был немногим сильнее ребёнка: в приюте их не учили драться, чтобы у будущего Правителя не было соблазна напасть на своих советников, а в замке Правителя всегда охраняла стража.       Эон беспомощно поднял руки к голове. Он смотрел на Старшую Мать снизу вверх, и в полутьме её искажённое от злобы лицо напоминало статуи иноверцев в храмах – страшные, звериные. Мгновение спустя Бернальдина смягчилась и ослабила хватку.       – Эон?       – Это я, – Эон неловко улыбнулся.       – Что ты здесь делаешь? Нет. Почему ты следил за мной?       – Я не хотел, простите. Я намеревался прийти к Вам в храм, но увидел, как Вы выходите, и решил…       – Проследить за мной. Может быть зря тебя выбрали Правителем, нужно было отправлять тебя в разведку, а?       Правитель виновато закусил губу, не спуская глаз с Бернальдины. Она вздохнула и отошла на шаг, давая Правителю хотя бы вздохнуть спокойно.       – Мы можем поговорить? – потёр горло Эон.       – Ты в своём уме? В такое время?       – Пожалуйста.       – Эон, время на разговоры давно вышло. Ты сейчас должен сидеть во Дворце и…       Эон многозначительно подался вперёд. Старшая Мать вздохнула и кивком поманила Правителя за собой. Они прошли ещё несколько кварталов и вышли к небольшому скверу с фонтаном. Бернальдина села у кромки, Эон – рядом. Он теребил руки и смотрел вдаль.       – Это как-то связано с войной, да? – начала Бернальдина, понимая, что Правитель совсем ушёл в свои мысли.       – Я не знаю… не знаю, что делать. Среди советников нет единства: одни за, другие против. И оба кажутся мне правыми. Я хочу сказать, никто из них не… Я думал, всё просто: война – плохо, мир – хорошо. Но доводы за…       – Не смей! – Бернальдина тут же осеклась и перешла почти на шёпот. – Я уже говорила: не смей бросать на смерть сыновей, пока сам ты будешь сидеть в убежище. Ты Правитель, а не бог! То, что в твоих руках сосредоточена такая сила, вовсе не означает, что ты можешь бездумно ей разбрасываться.       – Значит, я не могу совершить ошибку, но решение принять обязан! – Эон вскочил на ноги. – А что насчёт других? Что насчёт тех, кто был до меня? Может, если бы Семьдесят Шестой не сошёл с ума, не было бы сейчас никакого Сен-Маркуса!       – Много чего могло не случиться или, наоборот, случиться. Ничего уже не изменишь, но знаешь что? Когда Семьдесят Шестой «сошёл с ума», советники, которые его и выбрали, тоже лишь причитали, как ты сейчас. А наш Орден сделал так, чтобы больше не допустить подобного. Следующего Правителя выбирали Святые Матери, а не Совет. Сложно ли было этого добиться? Ты себе не представляешь, насколько, но жрицы не сдавались, потому что ещё один Правитель, выбранный этими жадными властолюбцами, мог уничтожить Земли. Сейчас Святых Матерей, которые боролись за право самим выбирать Правителя, посланника божественной воли, никто не помнит, но уже тогда они были готовы на любые жертвы, чтобы поступить правильно. И если бы не они, возможно, ты бы сейчас здесь не стоял. Так вот подумай, что важнее: один раз напрямую столкнуться с последствиями тяжёлого решения или перечеркнуть судьбы тысяч мирных людей, опасаясь неодобрения?       Правитель сидел с поникшей головой – непривычное зрелище.       – Я просто хочу, чтобы подумали и обо мне. С тех пор, как я стал Правителем, никто не берёт в расчёт мои чувства. Я знаю о возложенной на меня ответственности, но я не какой-нибудь призрак; я живой человек, и я не могу просто… не переживать о последствиях.       Бернальдина взяла Эона за плечо с неожиданной нежностью.       – Я знаю. И я думаю о тебе. Ты… не такой, как другие Правители, которых я знала. Судьба твоей страны не безразлична тебе больше, чем требуется для Правителя. Поэтому я знаю, что ты не простишь себе, если так согрешишь. Я хочу лишь уберечь тебя от душевных стенаний.       Эон кивнул и поднялся на ноги.       – Спасибо, – и побрёл обратно к Дворцу. Бернальдина вздохнула, глядя ему вслед, и умыла лицо водой из фонтана.       На следующее утро Эон столкнулся в дверях с вылетавшим из Зала Советов Харольдом. Лесничий тихо выругался, а, подняв глаза на Правителя, нервно облизнулся, буркнул «извините» и скрылся.       Эон вошёл в зал, вальяжно хлопнув дверью.       – Что здесь делал Харольд, м? Передавали ему последние новости?       Сегодня Правитель чувствовал небывалое спокойствие. Он планировал закончить собрание, объявив об окончательном решении: Тормантские Земли не станут вступать в войну с Сен-Маркусом. Он так и сделал, и, к его удивлению, советники не стали спорить, а быстро разошлись. Остался один лишь Антоний. Он подошёл вплотную к Правителю и потянулся рукой к своей маске, но в последний момент осёкся.       – Достопочтенный зир, надо поговорить.       – Решение окончательное. Я не намерен больше обсуждать это, тем более в такой обстановке. Имейте смелость сообщать свою позицию на собрании.       – Обстановка вызвана темой разговора. Это не касается войны. Вопрос… щепетильный, я бы сказал, личного характера.       – Слушаю.       – Вчера ночью ко мне пришла одна из приближённых жриц Бернальдины… Матери Бернальдины, конечно. Она была сильно взволнована, я спросил, чего от меня хотела Старшая Мать. Жрица ответила, что пришла ко мне не по повелению Старшей Матери. Она хотела сообщить кое-что важное…       – Ближе к делу, Антоний.       – Разумеется. Она призналась в страшной тайне. Двадцать лет назад мать Бернальдина… родила ребёнка. Мальчика. Тогда она была простой жрицей, поэтому вынуждена была отказаться от ребёнка. Она попросила свою приятельницу – мою ночную гостью – отнести дитя в приют при Ордене. Тот, который воспитывает будущих Правителей. Как Вы понимаете, достопочтенный зир, этим ребёнком…       – Был… я?       Эон застыл на месте, не зная, как реагировать на услышанное.       – Это точно? Никакой ошибки?       – Жрица говорила очень искренне.       – Но откуда она знает, что это именно я?       – Достопочтенный зир, Вы очень честны. Старшая Мать пристально следила за Вами все эти годы. Гордыня не позволила ей бросить своё дитя на произвол судьбы.       Эон сел на край стола, сделав длинный неровный выдох. Антоний участливо наклонил голову.       – Я понимаю, такую новость сложно принять, но, зир… По-моему, Старшая Мать должна ответить за своё безрассудство. Понести непонятно от кого и просто выбросить ребёнка… Разве такой облик подходит верховной жрице нашей Создательницы?       – Спасибо, Антоний. Я…       Он не закончил и просто кивнул, направившись к выходу.       Эон дождался темноты и третью ночь подряд выбрался в город. На этот раз он сразу направился к дому Старшей Матери, благо, он запомнил, где она живёт. Правителя сжигало нетерпение, поэтому он постучался прямо в парадную дверь. Изнутри послышалась возня, а затем короткий женский окрик. Дверь открыла сама мать Бернальдина. Увидев Эона, она лишь на мгновение округлила глаза, после чего крикнула в дом: «Миландра, это из храма. Я отойду ненадолго. Ложись, не дожидайся меня» и захлопнула за собой дверь. Она стиснула предплечье Эона в своих тонких пальцах; длинные ногти впивались в кожу даже сквозь рубашку. Старшая Мать завела Правителя в какой-то двор, где пахло тухлым мясом.       – Ты совсем ума лишился? Зачем ты пришёл?       Эон выдержал унизительное для него таскание за руку, выпрямился и холодно посмотрел на жрицу.       – Сегодня вопросы хоч… буду задавать я.       – Эон, не забы…       Правитель закрыл Бернальдине рот рукой.       – Во время трибунала ты позвала меня за собой. Чем я тебе так приглянулся, а?       Бернальдина смотрела Эону прямо в глаза, но не могла ответить – Эон всё ещё сжимал её рот рукой. Щёки Старшей Матери уже покраснели от сильной хватки Правителя.       – А может, ты с самого начала следила за мной?       Тут Бернальдина с неожиданной силой отняла руку Эона.       – В чём ты меня обвиняешь, говори прямо.       – Я… – произнести это вслух оказалось сложнее, чем он думал. – Я знаю… знаю, что ты моя мать.       Жрица даже не дрогнула в лице. Но взгляд её стал настолько холодным, что Эон невольно поёжился.       – Кто тебе это сказал?       – Надёжные люди.       – Кто?       – Так это правда?       – Ты не отвечаешь на мой вопрос, который я задала тебе спокойно, без рукоприкладства. Я не буду отвечать на твой.       – Советники, Бернальдина. С кем ещё я могу говорить, если я заперт в четырёх стенах.       – Сейчас ты стоишь передо мной, а не в своих четырёх стенах, хватит причитать. И что-то мне подсказывает, именно потому, что ты продолжаешь сбегать из Дворца, как мальчишка, твои «надёжные» Советники могли увидеть нас вдвоём и пустить такой слух.       – Так это неправда?       Только сейчас Эон заметил, как блестят глаза Бернальдины. Когда она заговорила, было слышно, с каким трудом ей даются эти слова.       – Это правда.       Эон отшатнулся.       Сколько раз настоятельницы в Приюте говорили: «Сирота!», «У вас нет семьи», «Вы одни в этом мире». Всё это оказалось не про него. Прямо сейчас перед ним стоял его родной человек, родная мать… Почему-то его это совсем не радовало. Напротив, Правителя одолела злость на Бернальдину. Она скрывала правду, однако намеренно приблизила Эона к себе. Она всё знала с самого начала. И она…       – Ты меня использовала.       Бернальдина быстро заморгала, смахивая слёзы.       – С чего ты взял?       – А что, удобно получается: родила, выкинула, чтобы другие вырастили, а, когда пришло время, сделала Правителем, чтобы знать мои слабые места и всё решать за меня. Признавайся: ты в тайне следила за мной все эти годы, да? Больше никакой лжи!       – Ты вообще не представляешь, что значит выносить и родить ребёнка? Ни одна женщина не пойдёт на это ради власти. Это вы способны взять ребёнка в заложники, чтобы вынудить мать заплатить вам, или убивать детей в бессмысленных войнах.       – Хватит! Больше я не собираюсь выслушивать твои слезливые речи. Всё это время ты помыкала мной.       – Тобой помыкают советники, но этого ты не замечаешь! Неужели ты не понимаешь, что они специально…       – Я думал, ты не как они.       – Так и есть! Я не желаю тебе зла, клянусь, Эон. Забота о каждом жителе Земель – моя обязанность и главная цель в жизни. Я исполняю волю Первой Матери.       – Не приплетай сюда веру. Первая Мать завещала лгать собственному сыну? Как долго ты планировала скрывать это? Пока меня не сожгут, да? Святые Слёзы, ты выбрала Правителем собственного сына, зная, что я умру через десять лет!       – Правителя выбирает Трибунал; моё слово имеет там вес, но ничего не решает.       – Но я был твоим фаворитом. То есть ты хотела, чтобы меня… меня…       – Ты меня не слышишь.       – А ты говоришь только то, что хочешь, чтобы я слышал. С чего я вообще должен верить тебе после всего, что ты сделала?       – С того, что всё, что у тебя есть, ты получил благодаря мне.       – Ха! И что же это: детство без единого счастливого дня, жизнь без имени взаперти и перспектива сгореть заживо. Ты думала о ком угодно, но не обо мне, не о своём сыне. И за это я должен быть благодарен? Вот ещё!       Эон махнул рукой и пошёл прочь. Бернальдина крикнула ему вслед:       – Ты об этом пожалеешь. Наступит день, когда ты захочешь вернуться – ты не сможешь.       Последние слова пронеслись по улице гулким эхом. Даже вернувшись во Дворец, Правитель продолжал отчаянно убеждать себя, что это очередная хитрая уловка его матери. Он повторял: «Я Правитель, я являю собой волю Первой Матери, я не должен слушать ничьих приказов. Это передо мной должны преклоняться и советники, и Бернальдина, и проклятые каторжники». И, когда бурлящий гнев наполнил душу Эона, он будто впервые ощутил себя Правителем по-настоящему. Показать свою силу, отринув чужие заблуждения, точно заблуждения – это ли не истинная власть?       С трудом дождавшись утра, Правитель собрал всех советников для срочного объявления.       – В газетах уже напечатали о моём решении по поводу войны? – тут же спросил он у советника по просвещению. Тот неуверенно замотал головой.       – Н-нет, достопочтенный зир… процесс издательства занимает некоторое время…       – Отлично. И не печатайте. Напишите о том, что мы вступаем в войну и развесьте по городу объявления о наборе в армию добровольцев.       В зале повисло такое густое молчание, что, реши кто-нибудь войти в этот момент, он не смог бы даже открыть дверь. Первым опомнился Антоний. По его голосу было слышно, что под маской он изо всех сил пытается скрыть улыбку.       – Простите, достопочтенный зир, нам не…       – Нет, не послышалось! – рявкнул, багровея, Правитель. – За ночь я ещё раз всё обдумал и пришёл к выводу, что участие в войне принесёт больше пользы нашему государству, чем нейтралитет. Приказ о листовках выполнять. Генерал, господин Гелтер – готовьте армию и оружие. Мы должны вступить на земли Суримы как можно скорее.       Начальник стражи Леоне громко вздохнул, и Правитель повернулся к нему.       – Возражения не принимаются. Услышу хоть слово против – вышвырну из Совета и из страны.