Всё наоборот - 2. Новые приключения.

Когда Марат как угорелый ворвался в квартиру, Владимир уже ждал его на пороге. Парня трясло от злости и какой-то тупой безысходности. Как будто всё, что он делал столько лет, пошло прахом. Хотя почему "как будто"? Пятнадцать лет он воспитывал мелкого, учил его правилам улицы, пацанским и человеческим понятиям. Он блять, с детского сада внушал ему, что девочек трогать нельзя! Никогда, ни за что! И на тебе - сюрприз, сука! Любимую девушку ударил. Девчонка в два раза его меньше, хрупкая, нежная, по характеру - ангел чистый. Как он мог! Внезапно, Владимиру на голову обрушилась мысль: а что, если это не впервые? Что, если Айгулька неспроста начала шарахаться от Марата, и вздрагивать, стоило кому-то из пацанов дотронуться до неё. Не в этом ли крылась причина? Когда Марат влетел в квартиру, Адидас схватил не успевшего ничего сообразить брата за шкирку, и впихнул его в открытую дверь санузла. Обалдевший Марат попытался вырваться из Вовкиной хватки, но тот, без предупреждения, врезал ему челюсть. Молча, обдуманно и зло. Потом ещё, и ещё. - "Вов, ты чë?! Хорош! Чë я сделал то? " - проорал пацан, прикрываясь от ударов. - "Это ты у меня спрашиваешь, чë ты сделал?! Я те щас скажу! Ты чë натворил, сучëныш?!" - каждое слово сопровождалось ударом. - "Да чë натворил то?! Отпусти! Мне к Айгуль надо!" - рявкнул Марат. - "К Айгуль ему надо?! Сука! Чтоб я тебя с ней больше не видел, понял?! Не должна девчонка с таким говном ходить! Вообще чтоб не к одной бабе не подходил больше!" - и припечатал - "Урод ты малолетний, вот ты кто!". - "Да что происходит?! Отпусти меня!" - Марат дёрнул ручку двери, вырывая её с корнем. Швырнул бесполезную уже железяку на пол, с ноги выбивая дверь. Та слетела с петель, а Марат ворвался в гостиную, где сидела заплаканная Айгуль в компании Колика. Тот подорвался, заступая наперерез Марату: "Явился?! Мало тебе Адидас прописал, я щас ещё добавлю!" - рявкнул он, замахиваясь на пацана. Тот увернулся от удара, бросаясь к сидящей на диване Айгуль. Увидев Марата, девочка бросилась к нему, обхватила любимого за шею, прижалась тесно-тесно - не оторвать. - "Маленькая моя... Хорошая... Любимая... Ну тише, тише... Айгуленька моя, ну что ж ты так плачешь...." - шептал он своей девочке ласковые слова, махом забыв о Вовкиной трëпке. - "Ещё скажи, что ты здесь не причём?!" - гаркнул вошедший в гостиную Адидас. - "Это не он!" - "Это не я!" - вскрикнули в два голоса прижавшись друг к другу ребята. - "Айгуль, не надо его выгораживать! Мы всё и так поняли! " - вмешался Колик - "А ты, чушпан, имей ввиду - тот, кто бьёт девушку - не мужчина! Ты посмотри на неё! И как только рука поднялась!" - выговаривал он абсолютно офигевшему Марату. - "Да не он это, Рома! Правда!" - Айгуль прильнула к Марату ещё теснее. Владимир и Роман во все глаза смотрели на них. Абсолютно честный взгляд Марата, доверие, с которым девочка льнула к нему, и порывистость, с которой она защищала парня, поневоле заставляли задуматься - а всё ли так, как они подумали сразу? Правильные ли выводы они сделали? Может быть, зря они не поверили Айгуль? Владимир, взяв ребят за плечи, усадил их на диван. Принёс на всех горячий чай, разломил плитку горького шоколада, затем произнёс: "А теперь - рассказываете всё, как есть!" Марат посмотрел на Айгуль. Захочет ли она, вот так, делиться новооткрывшейся семейной тайной с Коликом и Адидасом? Но, к удивлению парня, Айгуль рассказывает. С самого начала, так, что Марат рот раскрывает от удивления - всё это он от своей девочки слышит впервые. О необоснованных нападках и презрительных словечках со стороны Айсылу. О похотливых взглядах её мужа. О шёпоте за спиной - изматывающем, как медленно действующий яд. - "И мы узнаëм об этом только сейчас?! Айгуль, почему?" - Марат смотрел на девушку во все глаза. - "Я не хотела никого обременять своими проблемами...." - прошептала девушка - "Марат бы избил его, и попал в тюрьму... А...мама.... и папа... У папы сердце слабое... И маму... Я не хотела с сестрой ссорить снова... Я правда не хотела! Почему от меня снова столько проблем!" - Айгуль опять расплакалась. - "Айгуль! Малáя, ты не виновата, слышишь?! Не ты это начала!" - Колик сгрëб девчонку в объятия - "Глупая, как ты вообще могла так думать!" - "Гуленька... Хорошая моя..." - лился с другой стороны ласковый голос Марата - "Ты - самое лучшее,что есть в моей жизни! Я люблю тебя,и никогда, никому не позволю тебя обижать!" - Марат гладил любимую по спине. Глупенькая... А Айгуль всё рассказывала и рассказывала. Когда повествование дошло до сегодняшней сцены в квартире Ахмеровых, Марат максимально сжато, стараясь не затронуть личные подробности, пересказал свой разговор с Альфиëй. Айгуль до сих пор не могла осознать, что мама - её мама, мамочка, обманывала её столько лет. Пылкая, детская обида сквозила в каждом её слове. Обида на ту, что родила, бросила, и непонятно почему возненавидела собственного ребёнка. И на ту, что столько лет скрывала от неё правду. Гуля говорила спутано, перескакивая с одного на другое, лихорадочно всхлипывая, прижимаясь то к Марату, то к Роме. Говорила долго... И постепенно, горькие, обидные слова и образы неприятных событий сменялись другими... ...Как папа катал её на шее, а она смеялась, когда он подкидывал её на буграх и кочках. Как зимой, когда Гуленька заболела, он с трудом достал для неё дифицитнейшие бананы - потому, что она их очень хотела. Или как он, отправляясь в командировку в Москву, взял её с собой, и показал ей Красную площадь, мавзолей Ленина, а потом - сводил её в зоопарк, где она впервые, в свои пять лет, увидела настоящего, живого слона... И прозвище, которым наградил её папка, тоже вспомнила - Голубка. Или как мама, во время болезни, ночами читала ей бесконечные сказки и пела красивые татарские песни - потому, что высокая температура не давала ей уснуть - перед глазами возникали то страшные приведения, то Баба-Яга, то ещё кто-нибудь. Или как ей однажды в детском саду дали роль Снегурочки, а красивого костюма достать не удалось. И тогда мама, стерев слезы со щёк дочки, ласково ей шепнула - "Ты будешь Снегурочкой. Самой-самой красивой!" - и за одну ночь сшила ей настоящее, снегурочкино платье и шапочку - из своего собственного, парадного, голубого наряда. Айгуль рассказывает это, видит внимательные взгляды друзей, и чувствует, как в сердце становится чуточку теплее. - "Ну вот, а ты говоришь - не родные. Да таких только и желать можно, Гуля! А кровь - дело десятое, сестрёнка." - Адидас похлопал Айгуль по плечу - "Меня вон тоже Диляра не носила, не рожала, но если кто скажет, что мол, не родная она мне - мигом по кумполу въеду!" - и Владимир отводит взгляд, устыдившись чувств. Он совсем не помнил родную мать - она умерла, едва Вовке исполнился год. Ольга Суворова осталась в памяти своего сына только на фотографиях - молодая, красивая женщина с такими же русыми, как у него самого волосами. До пяти лет мальчонка жил, переходя от бабки к тётке, от тётки к другой бабке. Отец работал, мотаясь из конца в конец по всему Союзу. Из одной из этих поездок он и привёз Диляру. Этот день Вовка запомнил накрепко - тогда баба Груша привезла его домой, расцеловала, долго-долго ругалась с отцом, что мол изверг он, отдаëт детëнка на съедение мачехе. Вовка тогда всю ночь думал, что же это за зверь такой - мачеха. И за что папка его, Вовка, скормить хочет этому чудищу. Ведь он всегда вёл себя хорошо - и игрушки убирал, и в садике спал в обед, и кашу манную, с комочками, без капризов ел. А утром, батя потрепал его по голове и куда-то ушёл, а Вовка спрятался в шкаф и сидел там, дрожа и хныча - очень уж не хотелось в пасть к злой мачехе. Вернулся он уже не один - за его плечом, робко оглядываясь, стояла худенькая темноволосая женщина. - "Вовка! Ты где, поросёнок эдакий?" - позвал его отец. Вовка лишь тихо всхлипнул. Отец заглянул в шкаф, вытащил его за лямку майки и подтолкнул к женщине: "Вот гляди, сын, это тебе новая мамка!" Вовка лишь исподлобья глядел на женщину, втихоря радуясь, что у неё нет зубов в три ряда, как говорила баба Груша - значит, не съест она его. - "Ладно,вы тут как-то сами, а я пошёл." - отец скупо обнял сына и выскочил за дверь, оставляя Вовка и Диляру одних. - "Ну, давай знакомиться..." - голос у женщины был тихий, приятный - "Меня зовут тëтя Диляра. А ты - Вова, правильно? Я тебе подарок принесла - вот, посмотри!" - и покатила по полу заводной бронетранспортёр. Такой был у Гришки из соседнего подъезда, а Гришка его Вовке посмотреть не давал - жадничал. Вовка смотрел во все глаза на нечаянную радость, а потом повернул игрушку, и покатил её обратно - женщине. Та, улыбаясь, вернула её мальчику. С этой немудрëной игры и началась их дружба. Владимир задумчиво улыбался, вспоминая это. Как Диляра шила ему рубашки, и играла с ним, то в войну, то в полярников, то в альпинистов. Как научила его строить шалаши и лепить бомбочки из мокрой глины. Как, приезжая из командировок, привозила ему то конфету с кедровыми орехами из Барнаула, то чурчхелу с юга. Как однажды, после особенно долгого отсутствия, вернулась с попискивающим свëртком. - "Вовушка, смотри! Это твой братишка, Маратик." - и отогнула край голубой пелёнки, показывая Вовке сморщеное чернобровое личико. Вовка, который тогда заканчивал первый класс и сидел за столом, выводя буквы, так и ахнул от удивления - живой, настоящий братик. И личико - маленькое, но совсем человеческое! Владимир погладил по голове брата. Давно это было. Теперь вон Маратик какой - взрослый, самостоятельный. Эх, зря он, Вовка, навтыкал сейчас брату, не разобравшись. Поговорить надо будет, ну это потом... Задумчиво гладя по спине Айгульку, погружается в прошлое и Роман. Вспоминается отец-охотник. Как он приносил мелкому Ромке маленькие лесные радости - интересный камень, пëстрое перо лесной птицы, обломок оленьего рога. Однажды даже волчью челюсть принёс - ни у одного пацана в деревне такой не было. Очень гордился Ромка этим подарком, а однажды мамка взяла, да выкинула её - нечего мол, дохлятину дома хранить. Ромка тогда пол-дня с батей в гараже просидел - всё на мамку дулся. А батя его утешал, говорил, что ещё найдёт, и не просто челюсть какую-то, а череп целый! И Рома тогда крепко-крепко обнял отца. Мальчик был привязан к нему, интуитивно чувствуя, что папке он нужен больше, чем матери. Только однажды у них вышло что-то вроде ссоры. Тогда он, будучи ещё второклассником, крепко побил Лариску - соседскую девочку. Ну, а чего она его тетрадку по математике напополам разорвала, за то, что Ромка учительнице сказал, что у Лариски банка с гусеницами под партой. Лариска тогда рыдала, утирая разбитый нос, а мальчик стоял в том же гараже перед батей, рассказывая ему всё это. Отец, не перебивая слушал сына, а затем медленно и строго произнёс: "Запомни, Ромка - тот, кто обижает девушку - не мужчина. Если из-за тебя какая-то девчонка слезы льёт - не мужик ты с того момента! Мы сильные - девки слабые. Настоящий мужчина девушек защищать должен." С Лариской они в тот же вечер помирились - она сама заклеила ему тетрадку, а он подарил ей красивый зелёный камень с золотыми искорками. С тех пор Роман ни на одну девушку руку не поднял. Даже когда, вернувшись из армии, узнал, что его Жаннка связалась с сыном председателя сельсовета, не пошёл, несмотря на уговоры друзей, её за косы таскать да личико портить. Потому, что девку обижать - не по мужски это. - "Я пойду... Мне надо поговорить с мамой... Я ей сейчас нужна." - прервала затянувшееся молчание Айгуль. - "Погоди. Время позднее, щас отвезу, вас с Мараткой. Помоги мне пока посуду убрать, и на кухню отнести." - Колик поднялся с дивана. - "Марат, ты это... Прости меня в общем." - повернулся к брату Адидас, как только они остались одни. - "Пацаны же не извиняются?!" - удивлённо поднял брови Марат. - "А я не как пацан прощения у тебя прошу, а как брат." - Владимир обнял мелкого, прижимая его к себе - "И когда ж ты так вырасти то успел, а?" Как только Роман, Марат и Айгуль отправились к Ахмеровым, Владимир отправился на кухню. Все эти переживания нагнали на парня зверский аппетит. Вдруг, хлопнула входная дверь, и в кухню вошла Диляра, нагруженная покупками. Владимир поднялся из-за стола и взял у женщины сумки. - "Ой, Вóвушка, а ты дома... Я ведь и не готовила ничего - не успела! Ты погоди, сейчас я, сейчас..." - женщина метнулась в спальню, переодеваясь в домашнее, потом в ванную - мыть руки. - "Ой, сын, а что это с дверью случилось?" - вопросительно посмотрела Диляра, а Вовка мысленно застонал - он совсем забыл про слетевшую с петель дверь санузла. - "Да это мы с Мараткой... Щас, поем, починю!" - ответил он. - "Хорошо, хорошо. Сейчас, сына, я сейчас, не сухомятничай!" - Диляра носилась по кухне, и вскоре по квартире поплыл запах жаренной с помидорами яичницы. - "Мам" - Владимир тронул женщину за плечо. Та воззрилась на него: "Что такое, сынок?" - "Ничего, просто...Люблю тебя, мам!" - Владимир крепко обнял мать, а та слегка удивляясь, поцеловала склонившуюся к её плечу темно-русую макушку, и прошептала: "И я тебя люблю, сынок. Очень-очень!" Роман остановился у подъезда Ахмеровых, и, пожелав ребятам удачи, поехал домой. Там его ждала Майка. Айгуль шла, слегка пошатываясь, и Марат поддерживал её за плечи. Чем ближе они подходили к квартире, тем медленнее Айгуль перебирала ногами - ей было слишком страшно, грустно, стыдно... Наконец, они оказались у двери, которая была слегка приоткрыта. Девушка прижалась к любимому, уткнувшись лицом ему в грудь и прикрыв глаза, а Марат прислонившись к стене, прислушивался к происходящему внутри. - "... Я давно всё знаю, Альфия. Помнишь, как Гу́люшка бронхитом заболела, да в больницу её уложили. Тогда педиатр ещё удивилась, что мол у нас с тобой одна группа крови, а у Гульки другая совсем. Я ж тогда решил, что нагуляла ты её... Только тебя я любил, и люблю. И Айгуль навсегда останется моей дочерью. Ты и она - две половины моего сердца. Родная моя, спасибо тебе... За правду... За то, что всё оказалось не так, как я думал. И за Айгу́люшку спасибо - хорошая она у нас выросла!" - слышался из квартиры тихий голос Рината Ахмерова, перемежающийся с женскими всхлипами. - "Она ж... Никогда меня не простит... Она же такая... Честная..." - это заговорила Альфия, и Айгуль, наконец, взялась за ручку двери - больше тянуть было нельзя. Она приглашающе посмотрела на Марата - одной заходить стало страшно. Однако Марат лишь ласково подтолкнул её в квартиру, чмокнул в висок и тихо-тихо прошептал на ушко: "Иди... Ты сможешь...", а сам, оставшись в тесном коридоре, провожал взглядом свою девочку, медленно направляющуюся в сторону гостиной. Увидев родителей, Айгуль замерла. Все заготовленные слова застыли в горле, а в глазах снова защипало. - "Мам... Пап... Мам..." - только и смогла произнести девочка осипшим от слëз голосом, прежде, чем две пары родных рук притянули её к дивану, усадив между собой. Они часто так сидели, все вместе, всей семьёй, когда было радостно или грустно. Отец любил повторять: "Мы - вместе, а беда - в одиночестве.". Теперь Айгуль поняла, что означают эти слова. - "Мам... Прости меня.. Мама..." - всхлипывала Айгуль, цепляясь холодными пальцами за мать. - "Это ты меня прости, родная! Я так боялась сказать тебе правду... Я боялась тебя поранить!" - Альфия уткнулась в локоны дочки - "Послушай меня, Айгуленька! Что бы не случилось, помни: ты - моя дочь! И я тебя люблю!" - шептала женщина, расцеловывая бесконечно родное личико. - "Ты - наша девочка, наша душа, Айгулька. И мы всегда будем тебя любить! Мы - всегда за тебя. Потому, что ты наша дочь, и это никто не изменит." - произнёс Ринат, накрывая продрогшую девочку одеялом. Затем встал с дивана и, слегка повысив голос, произнёс: "Э, зять, а ты чего там прячешься?! Давай заходи! Ты же тоже - наш!" Марат вошёл в гостиную и тут-же оказался на диване, зажатым рядом с Айгуль между Ахмеровыми. Обнимая с двух сторон Айгуленьку и Альфию, он произнёс, медленно, словно пробуя на вкус новые слова: "Мы - вместе, а беда - в одиночестве..."