Кошачий ребёнок - Ханако

      Дедушка Гами-Гами был принят в клан Юки, когда он был ещё совсем молод. Его приняла мать Фуюдзю, так как им нужен был кто-то, кто мог управлять домом, а именно: следить за чистотой, решать проблемы бытовые, и выслушивать слуг, которые то и дело отлынивали и ссорились. На самом деле дедушку Гами-Гами зовут Тсутида Сибута из маленького клана Тсутида, которая владела большими фермерскими полями. Сибута любил свою семью, особенно бабушку Нуку-Нуку, хотя её имя было просто Нуку.       Бабушка Нуку-Нуку научила его всему, что умела и знала: как готовить, стирать, убирать, шить, вязать, колоть дрова, добывать рыбу. В общем, вырос Сибута завидным женихом и прекрасным самостоятельным котом. Когда бабушка умерла, он решил, что больше не хочет жить среди полей под синим небом. Он был молод, очень упрям, очень своенравен и в один день собрался в дорогу. Сибута не знал, кем станет и кем хочет быть, но надеялся найти свою судьбу среди оживлённых дорог столицы.       Прибыв в деревню у императорского двора, он наконец-то почувствовал вкус жизни. Кот он был гуляющий, столько любви он дарил разным прекрасным кошкам, и так ловко умел с ними прощаться, что те не царапали его морду напоследок, а даже с некой радостью отпускали его и ждали, когда же он вернётся. Будучи уже старым котом, он всё ещё встречал своих бывших кошек, уже замужними, с внуками. Те лишь с улыбкой кивали ему, а он радовался, что у них всё хорошо.       Сибута устроился на работу в одной забегаловке на окраине. Он разносил еду, бегал по залу, чтобы угодить всем гостям и убирал помещение каждый вечер. Фермерская жизнь научила его трудолюбию. Однако вскоре, привыкнув к месту и людям, Сибута начал брать на себя роль главного. То и дело он ссорился с поваром, что тот опять отлынивает от работы или не даёт полную порцию. Молодой кот всем задавал трёпку, если что-то неидеально. — Порция должна быть на четверть больше! Гости за что платят? — снова ворчал Сибута на повара, который уже замахивался на него палочками. — Ты мне, кошак полевой, долго будешь морали начитывать? Чётко хозяин сказал: «Экономить». Вот я и экономлю! Всё равно эта четверть потом несъеденная на тарелке остаётся! — Он про твои аппетиты говорил! А не о гостях! Ты пока одно блюдо готовишь, половину запасов в себя сжираешь!       В этот момент гости обычно сидели молча, боясь произнести чего лишнего. Кому-то было забавно слышать такие разборки, кому-то очень неловко. Но за еду платилось заранее, поэтому никто уйти не мог. И вот в тот день двери открылись и вошло два очень крепких кота, у обоих виднелись катаны. Обычно оружие не пригождается никому, но это были коты самой императрицы Хиэ. Чуть только все поняли, кто к ним приближается, как встали из-за столов. Сибута и повар не слышали и не видели новых гостей, поэтому продолжали браниться на кухне.       Хиэ-сама вошла медленно, где-то даже неловко, поскольку не привыкла посещать такие заведения, они не соответствовали её статусу. Но этим утром она с сыном вышли на охоту в лес, и так долго гуляли, что умирали с голоду, а об этом заведении ходили слухи. За императрицей вслед зашёл юный кот, уже обогнавший в росте свою мать — Фуюдзю. Красивый чёрно-белого окраса кот, смотрящий на всех холодно.       Гости остановились у порога, ожидая, что их должны встретить и посадить. Только никто не подходил, а кошки и коты, сидящие за столами, сверлили взглядом то императорский клан, то вход кухни, где была слышна ругань, не зная, чем это всё обернётся. — А говорили, что хорошее место, — вздохнул Фуюдзю и, сделав шаг вперёд, предложил матери сесть у свободного столика. — Что происходит на кухне? — спросила у ближнего столика Хиэ. — О, это наш Сибута опять с поваром ругается, — ответил первый кот. — Есть причина? — Повар тут готовит вкусно, но порции порой не докладывает, себе в карманы прячет, вот Сибута и ругается каждый раз, — ответил ей второй. — Его честность радует, но как он смеет кричать и мешать гостям наслаждаться едой? — спросил Фуюдзю. — Здесь привыкшие. Сибута хороший кот, вон в каком порядке всё держит. А кто вместе с ним порядок не соблюдает, терпит от него замечания. Он кот фермерский, статусы и возраст он не замечает. — По голосу молод, — задумчиво ответила Хиэ-сама, а затем подняла лапу в сторону своих слуг.       Один из них молча подошёл к ней, и она что-то прошептала ему на ухо, после чего слуга быстро пошёл на кухню. Через минуту всё затихло, и ещё через минуту слуга вышел вместе с Сибутой. Шерсть у того вздымалась от злости, но стоило увидеть ему императрицу и принца, он тут же успокоился. Сибута не почувствовал неловкости и стеснения, и будто бы ничего не происходило подошёл к ним брать заказ. — Что пожелаете есть, дорогие гости? — он обратился к ним без особой вежливости, будто перед ним сидели обычные кошка и кот. От такой дерзости остальные сидящие ахнули. — Ты Сибута, верно? Воспитанности тебе не хватает, — Хиэ-сама посмотрела на него строго, как учительница на ученика. — Прошу прощения, Хиэ-сама, принц Фуюдзю. Здешние к высшим статусам не привыкшие, — Сибута нисколько не растерялся. — И повара ты гоняешь, хотя он старше тебя и по статусу он главнее здесь, нежели ты, — императрица продолжала напирать. Ей было интересно, как крепок этот молодой кот, или же он не выдержит всех замечаний в свой адрес. — Как можно кланяться по статусу тому, кто ему не соответствует, госпожа? — Сибута продолжал отстаивать себя. — Я здесь работаю на совесть, держу заведение в полном порядке и чистоте, я молод и может не слишком воспитан, но если кто-то старше и выше меня мешает нашему заведению идти в гору, работая лишь на свой вечно голодный желудок, то кем я буду, оставаясь в стороне?       Все были поражены его словами. Он спорил с самой императрицей в присутствии её сына и остальных гостей. За такое любой бы другой мог бы его казнить, но не Хиэ-сама. Она видела в этом коте лидера, честного, благородного, которому можно доверить дело, хоть он ещё и юн. Её устроили его ответы. — Что же, Сибута, из какого рода ты будешь? — спросила она, слегка улыбнувшись. — Тсутида. Я фермерский кот, госпожа. — Знаешь бытовое дело? — Наизусть и полностью. — И следить за порядком тоже в силах? — Да. — Если я предложу тебе работать моим управляющим императорского двора, как ты посмотришь на это? — Вы хотите доверить мне такое большое дело? — глаза Сибуты расширились, зрачки стали круглыми, как у котёнка. Он одновременно радовался и боялся. — Ты полон сил, молод, дерзок, чистоплотен, самостоятелен. Моим слугам порой не хватает дисциплины, и им нужен тот, кто будет держать их крепко. Возможно, даже в качество будет твоя вспыльчивость, они к такому тону не привыкли. Хотя, если уж быть ещё откровеннее, мне по нраву те, кто не ставят статус выше чести.       С тех пор Тсутида Сибута стал членом клана Юки. Он был горд собой и надеялся, что его бабушка тоже гордилась им в мире духов. Получив все указания от Хиэ-сама, молодой кот устроил взбучку всему двору. Его голос можно было услышать из разных частей дома, а после и быстрые шаги слуг, которые прятались по комнатам, пытаясь хоть чуть-чуть отдохнуть. — Теперь дом шумнее улицы, — шикнул Фуюдзю, смотря, как недалеко от каменного сада носится со щёткой Сибута, а от него садовник, который случайно отрезал веточку молодой сакуры. — Что же, по крайней мере, у меня теперь в комнате не пылинки, да и сплетен стало поменьше, работает тело, а не язык, — спокойным тоном ответила ему рядом сидящая императрица. — Отправь его как-нибудь при храме услужить, может там усмириться. — Думаю, после твоей свадьбы и рождения котят, он будет здесь ходить на цыпочках. — Я боюсь обратного.       Принц к тому времени уже был помолвлен на красавице Харусаки из клана Кайка. Она была воспитанной, образованной, умела и петь, и танцевать, и вести дела по дому. Всегда улыбчивая, приветливая, безумно жизнерадостная Харусаки была полной противоположностью Фуюдзю. Принц был крайне замкнут, холоден, неэмоционален. Их брак все считали идеальным. Однако до свадьбы Харусаки жила при своём клане, тщательно готовилась и обучалась замужней жизни.       Чем дольше Сибута работал, тем больше овладевал выдержке и спокойствием. И вот уже через год императорский двор снова стал тише главной площади.       И вот уже свадьба принца Фуюдзю и ставшей принцессой Харусаки произошла. Это был праздник на всю неделю. Все коты и кошки верили, что это брак будет самым счастливым, даже сама императрица верила, что лучше и быть не может. Тут то после свадьбы Сибуте пришлось сдерживать свою вспыльчивость. Харусаки была ещё неопытна в делах хозяйственных, а с молодых принцесс требовали, чтобы сначала они учились готовить и убирать свои комнаты сами, и лишь потом, с рождением котят, они избавлялись от этих обязанностей.       Сибуте не разрешали вмешиваться и как-либо помогать. Однако Харусаки была хозяйкой неловкой, то и дело разобьёт посуду или не так приготовит рыбку. Харусаки видела Сибуту, и слышала, что о нём говорят. «Неужели я хуже управляюсь с домом, чем этот кот?» — спрашивала она себя.       И вот однажды, Сибута случайно проходил мимо кухни, конечно же, он туда заглянул. Там, у стола стояла принцесса, а на столе лежали необходимые ей продукты. Вид у неё был собранный, полный уверенности, а у подглядывающего за ней фермерского кота шерсть встала дыбом. «Это как это, и ни одной приправки? Одна рыба да масло? Вот она у тебя и на вкус водорослей выходит!» — возмутился Сибута. Ему было жалко Харусаки, поэтому он решил нарушить правило и хоть немного ей помочь. — Госпожа, может рыба и идеально вами разделана и приготовлена, но с травами на верхней полке её вкус станет ярче, — шепнул Сибута за дверью.       Та резко подняла голову. Харусаки не ожидала, что за ней будут подглядывать, однако улыбнулась и кивнула в знак благодарности. — Спасибо, Сибута! — прошептала она в ответ.       Вскоре Сибута начал замечать Харусаки всё больше обеспокоенную и расстроенную. На её мордочке уже не было той тёплой улыбки, скорее немного опухшие глаза и сильно линяющая шерсть. Конечно, слуг эти дела не касались, но слухи всё сильнее расходились по деревне. Уже который год принцесса и принц не дают потомства. — Сибута, ты же главный тут, — шептались слуги, — не знаешь ли, что за беда такая у нашей принцессы? — Мне то что? — шипел кот. — Я, в отличии от вас, делом занят и в чужой шерсти блох не ищу. А вам бы работу выполнять так, как языком чешете!       Сибута снова начал гонять слуг и чуть лишь услышит их перешёптывания, как кидал в них всё, что под руку попадётся. Принц Фуюдзю был очень благодарен ему за это. Было больно выслушивать самые чудовищные предположения о его супруге. Ведь она не была никаким йокаем, решившим разрушить императорский двор, и не была проклята, и не была она той кошкой, что не мечтает о котятах. Она была больна, приходящие лекари ставили лишь один диагноз: болезнь Умарэ. — Умарэ забирает всех, кто мог бы зародиться у госпожи Харусаки. Она душой чиста, значит забраны жертвы во имя чего-то благого, господин, — говорили лекари один за другим.       Но что это за благо такое, что стоит стольких болей? Неужели нечто великое ждёт клан Юки? Эта мысль успокаивала Фуюдзю, однако сильно волновала императрицу. Хиэ-сама уже не так сильна, чтобы ждать чуда. Она надеялась уйти на покой ровно в тот момент, когда родятся внуки, отдав статус императора Фуюдзю. Вскоре она стала настолько слаба, что попросила Сибуту присматривать за ней и сопровождать везде. Фермерский кот из клана Тсутида заслужил её доверие, тщательно оберегая и дом, и проблемы дома. — Сибута, спасибо тебе, — сказал однажды Фуюдзю, когда встретил его в коридоре. — Меня не зачем благодарить, господин, за годы работы здесь вы стали мне семьёй и родным домом, о котором я хочу заботиться как можно дольше. Наверное, с этими словами посеялось зерно дружбы. Принцу было приятно иметь надёжного кота рядом, а Сибута был благодарен за такое тёплое отношение к нему.       Через год Хиэ-сама не смогла больше вставать. Носящая всё ещё статус императрицы, не желая передавать его, пока не будет наследников, кошка лежала целыми днями в постели, молясь госпоже Умарэ, чтобы та наконец-то позволила Харусаки родить. Принцесса тоже молилась, и проливала много слёз, каждое утро смотря на себя в зеркало и гладя живот, где никого не ощущала. Обе кошки чувствовали себя опозоренными.       Сибута старался успокаивать что одну, что вторую. В какой-то момент кот стал чуть ли ни полноценным членом семьи, который мог свободно говорить со всем императорским кланом, когда пожелает, не ожидая приглашения. — Всё будет хорошо, Хиэ-сама, — он сидел рядом с императрицей, подливая ей чай с травами. — Ох, Сибута, знал бы ты, как мне это важно, — вздыхала та, — мне больно видеть страдающими сына и Харусаки, и ещё больнее от осознания, что наш клан умирает. Я чувствую, как Синигами уже стоит возле меня. Он готов забрать меня в мир духов, а я всё противлюсь идти с ним. Я мечтаю переродиться снова в этом клане, а не наблюдать по ту сторону за тем, как рушится всё.       В этот день Хиэ-сама совсем лишилась сил. Каждый час был на счету. И ровно в этот день, Харусаки, сидящая рядом с императрицей вместе с Фуюдзю, почувствовала что-то странное. В молчании она опустила свои лапки, сложив их к животу, и почувствовала тепло. Тепло и лёгкое движение, немного пугающее и волнительное. Она замешкалась, но тут же к ней вернулась та тёплая улыбка, которая была с ней много лет назад. — Госпожа, кажется, я беременна!       Фуюдзю, Сибута и Хиэ-сама не скрывали своих удивлённых глаз. Принц слегка улыбнулся и опустил голову, чтобы никто не видел его слёз. Сибута же разревелся как маленький, поздравляя всю семью. А Хиэ-сама протянула лапу с просьбой пощупать живот. Когда Харусаки подошла к ней, императрица ахнула, улыбнулась последний раз и сказала: «Я буду с вами в теле этой малышки, император Фуюдзю и императрица Харусаки!». Затем она закрыла глаза и ушла в мир духов, оставив на мордочке лёгкую улыбку.       Смерть — это грустно. Однако всегда стоит помнить, что наши души не живут одну жизнь. Они проживают много жизней, а вне тела следят за своими близкими как духи. Проживший короткую и печальную судьбу — живёт счастливо следующую. Проживший счастливо в уплату может прожить печальную. Эти мысли не дают сердцу грустить вечно. Эти мысли помогали Фуюдзю пережить смерть бабушки, дедушки, отца и теперь ещё и матери. Он всегда спокойно принимал Синигами у себя дома, понимая, что таковы правила. Так устроен этот мир.       Только вот его бесстрашие перед Синигами стало куда-то исчезать. Харусаки с каждым месяцем становилась слабее. Врачи говорили, что беременность даётся ей тяжело. Госпожа Умарэ дала ей лишь одного котёнка, но беспощадно отбирает жизнь императрицы. Из-за этого Фуюдзю стал беспокойным, нервным, он мог принять всё, но не страдания своей жены и будущего котёнка. — Сибута, — подошла однажды Харусаки к другу семьи. Фермерский кот к тому времени стал родным, к нему всегда можно было обратиться за советом или просто высказаться, он всегда выслушает и поможет. — Что-то хотели, госпожа? — он тоже переживал за её здоровье. — Мне снилось, что Великая Богиня меня скоро заберёт в иной мир, не мир духов, другой, он был странным и необычным, но она сказала, что я там буду нужна. — Не шутите ли вы так? — Сибута очень удивился. — Вовсе нет. Мне кажется, что так и будет. И я готова принять такую судьбу, если сама Богиня то мне говорит. Но мой муж и котёнок останутся тогда одни. Мне больно от одной мысли, что они будут без меня. — Госпожа, может быть это просто сон? Великая Дайнэко на то и Богиня, что не знает о чувствах смертных кошек. Ей неведома та боль, которая настигнет Фуюдзю, может стоит попросить её хотя бы отсрочить её замыслы? — Боюсь, что не получится. Душа моя ещё совсем молода. Поэтому мне нужно будет время отдохнуть в мире духов, прежде чем я буду готова к новой жизни. А в мире духов я смогу наблюдать за всеми вами, я никуда не пропаду. — Ох, вы говорили с вашим мужем? — Сибута вздохнул, он испытывал такую физическую и моральную усталость, будто его душа вообще в мире духов не отдыхала никогда. — Нет, и не хочу. Ты передашь мои слова, — она улыбнулась и затем ушла обратно в комнату, оставив Сибуту с этой просьбой.       В день рождения котёнка по имени Ханаюки, молодая императрица умерла. Для людей это был одновременно праздник, одновременно трагедия. Неужели госпожа Умарэ прокляла клан Юки? И за что? Эти вопросы будут задаваться и после, и во время правления новорождённой принцессы.       Фуюдзю был в горе. Единственный, кто был рядом с ним, это Сибута, старавшийся всё свободное время уделять воспитанию дочери императора, пока тот был занят. За это Фуюдзю был очень благодарен. Чуть позже Сибута поведал императору разговор с Харусаки. Тот был удивлён, но горе в тот момент будто отступило. Он понял, что смерть его жены не была несправедливой. Раз сама Дайнэко хотела её забрать, то так тому и быть.       Тем временем воспитание Ханаюки очень сдружило котов. Сибута был строгим, требовательным, а император был мягким и добрым, всегда баловал дочь. Котёнок росла в любви, заботе и понимании.       А то, что было дальше, и так известно. Сибута вскоре, постарев, стал дедушкой Гами-Гами, по имени его уже называли редко. Он воспринимал Ханаюки как собственную любимую племянницу. — Сдурела! — прокричал дедушка Гами-Гами на весь храмовый двор, когда Ханаюки вышла с человеческим младенцем. — Тише! Не выражайся на территории Богини! — шикнула на него принцесса. — Ты с ума сошла, Ханочка! — он часто называл так в детстве. — А ну положи это существо демонов на место! — Это всего лишь человеческий ребёнок. — Да хоть собачий, что ты задумала с ним делать? — Воспитывать, — Ханаюки была совершенно спокойна. Она знала, что за горячностью Гами-Гами скрывается доброта и забота. — Человека? Зачем тебе это надо? — А вдруг это знак? Дайнэко в последнее время не являлась никому, а в день, когда прихожу к ней я, она оставляет здесь ребёнка! Это знак, дедушка! — Это неправильно, милая, как остальные кошки на тебя смотреть будут? Что, этот ребёнок будет потом править нашим миром? — Я об этом не думаю. Всё, что я чувствую сейчас, что нужна этому человеку, что она теперь моя! — Тебе придётся объясняться перед всеми. А вдруг переворот затеют? — Возможно, они не прислушаются ко мне, но они прислушаются к воле Великой.       Дедушка Гами-Гами лишь громко вздохнул, пожав плечами. Подойдя поближе, он увидел маленькое лысое существо, которое больше пугало, чем умиляло. Глаза были тёмными, в них горело любопытство. Руки без когтей тянулись подёргать старого кота за седые висящие усы. Гами-Гами что-то проворчал недовольно, а потом взглянул на Ханаюки. Она сдерживала слёзы и улыбалась, отчего старое кошачье сердце растаяло. Всё это время он мечтал о счастье для своей кошки, мечтал, чтобы она была такой же радостной, как в детстве. И сейчас она стояла словно тогда, многие годы назад, мурчащая, прищуривши глаза, улыбающаяся так, что клыки слегка видно было. Это была его прежняя Ханочка. Возможно, Сибута и не был преданным верующим, возможно где-то был не столь наивен, но в этот самый момент он подумал: «Может и правда это знак Богини?». Старик кивнул. — Ладно, идём домой. Если ты счастлива, то я только рад. Принцесса поблагодарила Гами-Гами, и пошла с ним, держа в руках нового члена клана. Необычную человеческую девочку Ханако.