Предыстория
— Прошу, Дайнэко-сама, пусть у этого дитя всё будет хорошо, — прошептала пожилая женщина себе под нос, сидя на пороге местного храма. Оставив спящего младенца, бережно завёрнутого в одеяло, она ушла. На сердце у неё было спокойно, знала, что божество поможет оставленной девочке. Дайнэко-сама — местная богиня удачи. Местные жители уже перестали к ней захаживать, и только пожилая женщина каждый день приходит к Великой Кошке, ухаживая за её храмом. Божество живёт, пока не забыто. И божество очень ценит тех, кто его помнит. Однако слухи ходили, будто Дайнэко-сама, как ни зови её, а не приходит, будто исчезла совсем. Остались лишь маленькие фигурки кошек, расположенные повсюду на территории её храма. Женщина знала эти слухи, но продолжала верить, что Дайнэко-сама всё ещё в храме, просто мир стал слишком лицемерен и жесток, вот и не всем она помогает. Студенты, приходящие лишь во время экзаменов, молящиеся об удаче, а затем кидающие мусор у самого входа в храм — разве можно таким помогать? Великая очень добрая, но и справедливая. Поэтому женщина, живущая по совести и чести, была уверена, младенец будет в безопасности. В нынешнее время её бы назвали сумасшедшей и кинулись бы спасать бедного ребёнка, но, к сожалению, или к счастью, никто и не знал ни о ней, ни о девочке. И на следующий день, пришедшая в храм понимает, что девочки на пороге уже нет. Значит, Дайнэко-сама её взяла в свой мир. Там ей будет лучше.Глава 1. Гость из другого мира.
О-нэко-но-химэ Ханаюки-сама сидела в своей комнате, пустым взглядом смотря на чистый пол из деревянных досок. Её жизнь выглядела идеальной в отличии от остальных живущих здесь кошек. Всегда убрано, всегда есть еда, причём она не прилагала никаких усилий, всё делалось за неё служанками. По хлопку лап к ней бежали Сэппен и Кахэн, её ближайшие кошки-слуги. Они помогали подобрать Ханаюки-сама наряд и украшения, готовили для неё купальню с разными добавками и лепестками. Жизнь, о которой многие мечтают. Однако принцесса от этого не была счастлива. Избалованной она тоже не была. Отец всегда учил её скромности и уважению к любому труду, за что теперь её все любили. Ханаюки была несчастной кошкой. Несмотря на то, что всё вокруг неё было таким чистым и красивым, в её душе была пустота и мрак. Слуги не могли выслушать всех её переживаний, потому что не понимали их. Её род происходил из клана Юки, снежного кошачьего клана. Это были суровые, хладнокровные кошки. Они были кошками чести, справедливы, умны и выносливы. И после долгих междоусобиц, благодаря своей отваге и силе духа, которые гармонировали с нежностью и состраданием, клан Юки был признан главным, императорским кланом О-нэко-но-Дайкоку, Великой страны Кошек. Отец Ханаюки, О-неко-но-Фуюдзю-тэнно, почивший этот мир пять лет назад император. Он был строгим, но безумно нежен и добр к своей дочери. Он растил её свободной, давал ей право выбирать свою судьбу, ведь часто кошки клана Юки становились жёнами котов из кланов ниже статусом, жертвуя своим положением, становясь обычными кошками. Так и у Ханаюки был выбор жить счастливой, хоть и не под своим родным кровом, возможно даже не при такой роскоши, как она привыкла. Считалось и считается до сих пор, что кошка должна уйти в дом кота, а кот должен принять кошку в свой дом, независимо от их статусов. Вот и Ханаюки, влюбившись в обычного рыбацкого кота, чья шерсть была жёсткой, а сердце мягким, уже собиралась покинуть отцовский дом. Братьев и сестёр она не имела, из-за чего деревни судачили о возможном прекращении рода императорского клана. Фуюдзю был озадачен. Он не мог перечить сердцу дочери, в то же время, будучи уже седым от ушей до хвоста, он задумался о наследниках. Править могли как коты, так и кошки рода Юки, поэтому Ханаюки была единственной на роль императрицы. Проблема решилась сама собой. Рыбацкий кот был не принцем из сказок, его образование оставляло желать лучшего, а его мягкосердечность привела его к другой, более смелой, чем любящая императорская дочка. Пока Ханаюки наслаждалась моментами, проведёнными с возлюбленным, просто сидя рядом с ним у реки, её соперница хитро и метко давила на жалость, как настоящая кумо сплетала красные нити судьбы, которые никогда их не связывали. И вот однажды у той самой речки рыбацкий кот и признался, что его очаровала другая, и всё это время он был влюблён в ту, разбив сердце юной принцессе. Фуюдзю был зол за дочь, но как бы не желал он насолить коту, всё, что он сказал и ему, и Ханаюки: «Судьба и Боги наши честны. А если живёшь не по чести, если лжёшь в глаза и играешь с сердцем, то так и будешь жить во лжи, а душа твоя станет грязью». Более Ханаюки ни с кем не встречалась, а тот рыбацкий кот, по слухам, сто раз пожалел, что выбрал хитрую кумо. Принцесса с каждым днём становилась взрослее, а сердце её всё ещё лежало в осколках. Она решила, что не уйдёт никуда и примет в наследство обещанный ей по праву рождения статус. Все её мысли были в заботе об отце, ведь с каждым месяцем он был всё ближе к миру духов. И вот, пять лет назад он скончался. Ханаюки не выходила в люди неделю. Она горевала, ведь единственный, кто её так любил, теперь ушёл. Остались лишь слуги, а дедушка Гами-Гами — лучший друг её отца, помощник, советник и просто главный по дому. Гами-Гами воспитывал её, как родную племянницу, где-то был строже отца, где-то мягче матери. Но он не мог дать Ханаюки то тепло, заботу и поддержку, которую ей давал Фуюдзю. Всё, что он мог, это выслушивать её, и не нагружать заботами о доме. Ханаюки решила оставить себе статус химэ, то есть остаться принцессой. Она взяла на себя все отцовские обязанности, больше выходила с свет, смотря, как живут другие. И чувствовала она себя готовой для любви, будто сердце её снова окрепло. Принцесса решила, что если найдёт свою судьбу, то нарушит правила и приведёт его в свой дом. Она считала, что так будет правильнее, ведь более тогда править будет некому. И только она всё обдумала и уже была готова взглядом искать свою красную ниточку, как упала от резкой боли прямо на дороге. Проходящие мимо помогли ей встать, предлагали помощь, но она любезно отказалась, вернувшись домой. Ханаюки пыталась мириться с болью, пила много трав, даже составляла особые диеты, но никакого результата, всё одно: её мучала резкая боль. Гами-Гами вместе со служанками с трудом уговорили её найти самого хорошего лекаря. Это была старая кошка Кусури. — Я на своём опыте многое повидала, госпожа, — стала говорить она после долгого осмотра, — и точно скажу вам, что в скором времени боль пройдёт, но вас будто прокляла сама Умарэ. — Что это значит? — принцесса испугалась. Умарэ — божество рождения. И если она прокляла… — Не будет у вас котят, сколько б сердце не влюблялось. Умарэ забирает вашу способность родить, от того и боли. Тогда сердце Ханаюки разбилось во второй раз. И казалось, что ужаснее уже ничего быть не может. Она всё это время мечтала о семье, о счастье, о любви, о котятах, которые смогут продолжить её род, и тут такое наказание. За что? Что она сделала не так, что на ней такое проклятие? Кто проклял её? С тех пор она будто умерла. Её взгляд был поникшим, от широкой улыбки не осталось следа, а стены перестали слышать её звонкий смех. Было тяжело. По деревням быстро разнеслись слухи о погибающем императорском клане. Все переживали: кто же встанет на место клана Юки? Кто же будет достоин? Без принцессы дом её делили. Гами-Гами взял на себя часть дел, прося от Ханаюки лишь красиво подписывать бумажки. Он не мог представить, за что так прокляли несчастную кошку, неужели на её долю выпала настолько печальная судьба? И вот Ханаюки сидела одетая, смотря на чистый пол. Прошло достаточно времени, чтобы она смогла снова стать приветливой, открытой, доброй кошкой. Конечно, шрамы её души отдавались болью каждый день, но хотя бы лёгкой улыбкой она могла одарить окружающих. Любви она не нашла, как и счастья в этом мире, но она надеялась, что, достойно дожив эту жизнь, Дайнэко-ками обратит на неё свой взор и подарит ей счастливую следующую. — Да будет так, — тихо прошептала принцесса. Поднявшись, она посмотрела на расположение тени и поняла: она немного опаздывает в храм. Храм, посвящённый Великой Кошке. Каждую неделю Ханаюки заходила туда, подметая полы, убирая пыль. Нет, храм не был грязен, вокруг него убирался чуть ли не каждый приходящий. Но лишь принцесса имела право войти в почивальню божества. Для Ханаюки это было неким успокоением, в храме она чувствовала себя легко, на душе становилось спокойнее. В дни горя она являлась туда, рассказывая о всех своих переживаниях и боли, об обманутой любви, о проклятии Умарэ, об отце. Частенько она разговаривала сама с собой, надеясь, что Дайнэко интересно выслушивать её истории про прочитанные новеллы и дела в деревнях, про поездки и даже про сны. Вот и на сей раз Ханаюки спешила навестить Великую Кошку, надев лучшие наряды: небесного цвета кимоно, с белой опушкой, ведь то был конец второго месяца, было ещё холодно. — Госпожа, Госпожа! — в след за ней по коридору поспешила Сэппен. Она всегда была эмоциональной и наивной, — Госпожа, чётто, подождите! — Что случилось, Сэппен? — обернулась к ней принцесса, её осанка, голос и взгляд: всё было таким грациозным, в то же время она была столь добродушна в каждом своём движении. — Госпожа Ханаюки, — за служанкой появилась вторая, Кахэн, видя, как её напарница пытается восстановить дыхание, решила помочь. Кахэн всегда была собрана и холодна. — К нам посыльный прибежал, говорит, в храме некий демон воет. — Демон? — принцесса удивилась. Никогда ещё демоны не являлись, неужели это её новая неудача? Жизнь её даже храма лишить хочет? — Госпожа, маттэ, нельзя туда идти, это же опасно! Демон, говорят в самом храме в почивальне божеской сидит! — вскричала Сэппен. — Повежливее с Госпожой будь! — фыркнула на неё Кахэн. — Что же, это наше божество, нельзя её в беде оставлять, — Ханаюки не боялась демона. Что ещё может случиться плохого в её жизни? Ей было всё равно, хоть смерть там ждёт, она погибнет с честью. — Позвольте мне пойти с вами! — сказала Кахэн, чуть наклонившись. — Вдруг понадобиться помощь. В ответ Ханаюки лишь кивнула. Она была не против компании, в случае чего сможет послать её обратно в дом, рассказать о новостях. До храма было недалеко, он располагался на горе, окружённый лесом. Небольшой, но ухоженный. Стоило пройти через тории, как где-то в стороне храма послышался какой-то вой. Он не был похож на кошачий, кошки не умеют так реветь. Ханаюки услышала боль в этом вое: «Неужели демон горюет?». Она поспешила в почивальню. — Останься здесь, Кахэн. — Да, Госпожа, — служанка и хотела бы помочь, однако не имела право входить в почивальню. Когда принцесса подошла к дверям, её окутал страх и дрожь прошлась по телу. Да, она настрадалась в этой жизни, но бояться всё ещё умела. Только кто ещё справится, как не она? Её кошки в ужасе судачат по деревне о нечисти, и её задача состоит в том, чтобы защитить своих кошек. Сделав глубокий вдох, она открыла двери, уже готовая громко ахнуть просто от резкого шума. Но тут же её охватил ступор. Ожидавшая большое страшное зло впереди себя, она увидела лишь чистые татами, в идеальном состоянии сёдзи, красивый столик посреди комнаты, возле него лежала подушка, чтобы лапки божества не покрылись синяками от сидения. На столе чернильница, новые бумаги. Стояла пустая тарелка с чашкой, на которых ещё день назад была жаренная рыбка и о-мататаби-но-сакэ, кошачий алкогольный напиток. «Значит, Дайнэко-ками здесь была» — подумала Ханаюки, сняв обувь и делая неосторожные шаги в почивальню. Редко случалось, что Великая Кошка заходила с собственный храм. Принцесса понимала, была ли она, лишь по пустой тарелке. Немного постояв, осматривая посуду, Ханаюки вспомнила о проблеме: воющий демон. Только нигде его не видно. И, что более удивительно, не слышно. Это что, иллюзия? Или Дайнэко решила пошутить? Госпожа повернула голову в сторону красного футона у стены. Там божество спало. Постель всегда была пуста днём, но в этот раз там что-то шевелилось. — Госпожа, всё хорошо? — лёгкий испуг вызвал тихий шёпот Кахэн, стоявшей обеспокоенно у умывальни снаружи. Но Ханаюки лишь мяукнула. Её взгляд был направлен к шевелению под одеялом. Решивши, что демон, возможно, устал и уснул, она медленными шагами подходила всё ближе и ближе к нему. Наконец принцесса услышала какие-то странные звуки, похожие, как котёнок плачет. Она приоткрыла одеяло и тут же выдохнула, не находя слов. Это было человеческое дитя, а не демон! Голый малыш, без шерсти и острых ушек, без хвоста, лишь три волосинки на голове. Ханаюки не знала, что делать с человеком, она их знала лишь по историям и легендам, но никогда в мир кошек не попадал чужого мира ребёнок. Она легонько тронуло его лапой, и увидела, как малыш, улыбаясь, берёт её за шерсть, мордой зарываясь в тёплые подушечки. Ханаюки не убирала лапу, продолжая любоваться пришельцем. Почему она здесь? Неужели её принесла Дайнэко? И что делать с этим малышом? Божество не воспитывает детей. Она доверяет её кошкам? Но в этот день приходит лишь Ханаюки. Знак ли это? Хороший или плохой? Тысяча вопросов возникло у принцессы в эти секунды. Дитя было тёплым, странным и где-то даже немножко страшным, сердце у неё билось быстро, и сердце Ханаюки будто отзывалось в ответ. С минуту она сидела, не в силах оторваться и убрать свою лапу, на которой уснула дитя. — Госпожа? — послышалось во дворе. Кахэн начала волноваться. Ханаюки аккуратно освободила лапу, и так тихо зашагала к дверям, чтобы успокоить свою служанку. — Кахэн, не могла бы ты привести сюда дедушку Гами-Гами? — у принцессы был волнующийся голос, а взгляд горел надеждой. Гами-Гами мог бы ей помочь разобраться. Почему-то Ханаюки думалось, что это подарок судьбы, но также она боялась, что чужого малыша никто не примет. Но сердце и душа рвались к этому милому созданию, поэтому, как только она отправила служанку, тут же вернулась назад, снова давай свою лапу дитю. — О, Великая, дай мне ответ: подарок ли это мой или проклятие? И отчего так сердце бьётся: от желания или страха? — прошептала Ханаюки. Ответа не последовало, однако после этих слов малыш раскрыл глаза. Они были светло-коричневого цвета, словно приятный тёплый чай. Малыш смотрела прямо на кошку. Изучала, но уже через секунду засмеялась и потянула лапы к мордочке Ханаюки. В этот момент принцесса почувствовала, будто все шрамы её куда-то исчезли, и в ней словно бутоны весенних цветов распускается чувство любви. Это был её ребёнок. Отныне и вовек.