* * *
Северус не поднимал глаз от плана урока, но уже знал, что её рука снова взметнулась вверх. Он едва сдержался, чтобы не наорать на неё при всем классе. Грейнджер сегодня поднимала руку и задавала идиотские вопросы уже семь раз за урок. Это будет восьмой. Если бы Северус не был в таком раздрае, он нашёл бы, как изящно послать её к черту. Но сегодня, как и вчера, он все ещё не мог собраться с мыслями. — Да, мисс Грейнджер! — раздражённо произнес он. — Профессор, а на экзаменах Ж.А.Б.А. мы будем производить телесных патронусов? Северус сощурился. Конечно, он помнил, что она сказала о своём патронусе, и её сдерживаемая улыбка однозначно демонстрировала ход её мыслей. — Вопрос не по теме занятия, мисс Грейнджер, садитесь, — сухо ответил Северус. — Но, сэр, — настаивала Гермиона, — если нам нужно будет их создавать, может, стоит ещё позаниматься... — она сделала небольшую паузу. — Вы могли бы помочь нам, чтобы наши патронусы были достаточно мощными и сильными. Она сидела на первой парте, и пышные волосы скрывали её лицо от располагающихся по бокам учеников, поэтому вряд ли кто-то заметил её соблазнительно закушенную губу в жалкой попытке скрыть уже явную улыбку и горящие дьявольским блеском глаза. Эта девчонка накличет на него беду, однозначно. Гермиона смотрела прямо на Северуса, и он с ювелирной точностью без всякой легиллименции читал, что у неё на уме. Вот же ненасытная нахалка. Она уже получила, что хотела, могла бы хоть на время успокоиться. С другой стороны, под действием вызывающего поведения и отсутствия каких бы то ни было терзаний со стороны Гермионы чувство вины Северуса слегка поутихло. Хотя все ещё впереди, конечно. — Мисс Грейнджер, — сдержанно ответил Северус, — если вам так необходим сильный и мощный... кхм... патронус, вам нужно практиковаться в свободное время. А у нас ещё две незакрытые темы. После их освоения займёмся повторением пройденного материала перед экзаменами. И если вы ещё раз позволите себе задать вопрос не по теме, я буду считать это саботажем и попыткой срыва занятия со всеми вытекающими последствиями. Гермиона бросила на него ещё один хищный взгляд и с притворной покорностью плавно опустилась на свое место. Она бесспорно была умна, или по крайней мере обладала хорошей интуицией. Иначе как объяснить тот факт, что сегодня она выглядела идеально? Ну, то есть ничего особенно примечательного в её внешнем виде не было, но смотреть на неё было одним сплошным удовольствием. Волосы пышные, но блестящие, с игривыми локонами. Вроде бы не заметно явного макияжа, но кожа её — нежная и шелковистая — точно мерцала в отблеске факелов. Она сделала все, чтобы сегодня на уроке он не мог думать ни о чем, кроме неё. А эти большие влажные глаза... если раньше они заставляли сопереживать хозяйке, то сегодня сулили беду. Беду, что поджидает любого мужчину, связавшегося с юной особой, с которой связываться категорически не должен. Беду, которая неизбежно настигнет любого, кто ищет рай в запретных объятиях слишком молодой красавицы. Между Гермионой Грейнджер и Северусом Снейпом было слишком много непреодолимых препятствий, делающих их связь совершенно невозможной — их социальный статус в этой школе, возраст, их прошлое и их связи, её факультет, в конце концов. Невозможно и запретно. Северус едва успел дать всю тему студентам до звонка, и все из-за её идиотских вопросов. — Я пока никого не отпускал, — мрачно отреагировал он на суету после окончания урока. — Запишите домашнее задание, — он махнул волшебной палочкой в сторону доски, и на ней появились строчки. — Молча, — добавил Северус, услышав привычные унылые стоны студентов. Гермиона старательно записывала, Северус пытался не смотреть на неё, но всё же боковым зрением отслеживал её передвижения. — Мисс Грейнджер, задержитесь на минуту, — насколько мог сурово сказал Северус, в надежде, что никто не заметит особых отношений с ученицей, в которые он имел глупость ввязаться. Поттер тревожно глянул на Северуса, потом на Гермиону, что-то прошептал ей. Все как обычно: дрожит за свою подружку. "Знал бы ты, парень, что я делал с твоей драгоценной Грейнджер буквально два дня назад", — с удовольствием подумал Северус. Тем временем класс пустел, некоторые студенты бросали сочувствующие взгляды на Гермиону, которая виновато изучала свои туфли. Как только скрипнули старые петли, закрывая тяжелую дверь за спиной последнего удаляющегося гриффиндорца, Гермиона подняла глаза. И никакой вины там в помине не было, а наоборот — лицо светилось озорным лукавством. Она приблизилась к его столу. — Что ты вытворяешь? — потребовал объяснений Северус. Гермиона ничего не ответила, и, кажется, даже не собиралась ни о чем разговаривать; её лицо лишь озарила с трудом сдерживаемая, практически хищная ухмылка. Она обошла его стол, приблизилась вплотную... и в следующий миг с непревзойденной решимостью оседлала Северуса. Он оторопел от такого нахальства и в который раз попенял себе, что всё же позволил себе попасть в эту щекотливую ситуацию. Следующим было чувство самосохранения — Северус решил, что необходимо срочно принять меры, скрывающие их тайны: никто не должен видеть лучшую ученицу школы верхом на преподавателе. Он быстро направил на дверь палочку и прошептал запирающее и заглушающее заклятия. Пока Северус был занят колдовством, нахалка Грейнджер обвила руками его шею, подалась вперёд и нежно обхватила губами мочку его уха. — Снимите с меня... — она сделала маленькую томительную паузу, — баллы, профессор, — услышал он жаркий мокрый шепот с придыханием, ожегший его ухо. Брови его поползли вверх, и он почувствовал как его член дернулся в штанах и упёрся прямо в промежность девчонке, которая в мгновение так беззастенчиво распалила его. — Минус десять очков, мисс Грейнджер, — Северус старался, чтобы его голос звучал привычно холодно. — За то, что вы устроили на уроке. Гермиона жадно вдохнула воздух и содрогнулась всем телом, а затем дерзко потерлась о его восставший член. Северус обхватил её подбородок руками и заставил посмотреть себе в лицо. — Ещё минус двадцать за несдержанность, — продолжил он. Северус должен был увидеть эту реакцию своими собственными глазами: это учащающееся дыхание, эту все выше вздымающуюся грудь, эти полуприкрытые глаза, уже затуманенные разливающимся возбуждением, эти розовеющие щеки. Он не мог поверить в происходящее; нет, правда, неужели перед ним та самая Грейнджер, боггартом которой был провал на экзаменах? Это она сейчас заводится от того, что он снимает с неё баллы? Гермиона снова подалась вперед, пришлось отпустить её лицо, дать коснуться своих губ, позволить покрывать горячими поцелуями шею и судорожно расстегивать пуговицы сюртука. — Ещё минус тридцать за то, что занимаетесь моей одеждой, а не своей, — точно со стороны услышал Северус свой голос, все ещё не веря, что ввязался в эту игру. Гермиона отпрянула от него, глаза её горели дьявольскими огоньками, губы и щеки раскраснелись она тяжело дышала — великолепное зрелище. По краю сознания Северус успел ухватить мысль, что он, кажется, испортил хорошую гриффиндорскую девочку, но плевать он хотел на эту мысль, потому что в следующее мгновение Гермиона стащила через голову свитер, ослабила узел галстука и начала расстегивать пуговицы своей школьной рубашки, открывая перед ним белый кружевной лифчик. Северус исследовал глазами её тело — впервые так открыто. В лесу, когда обрабатывал ей раны, он старался не смотреть и не думать о ней в таком ключе, два дня назад на то, чтобы как следует насладиться видом, не было ни времени, ни возможности. Он вообще тот эпизод вспоминал, точно продираясь через некий вакуум или толщу воды. Все было как в тумане. Теперь же он имел возможность со всем пристрастием осмотреть нежную девичью грудь, розовые соски, прячущиеся за полупрозрачным кружевом, манящую бархатную кожу. Гермиона стянула с себя рубашку, оголив плечи, и Северус едва сдержался, чтобы оставаться неподвижным в своём кресле — такое соблазнительное зрелище открылось ему в этот момент. Щуплые девичьи плечи, голубая вена на шее, которая так и манила к себе. Да, конечно, шлюхи в Лютном были достаточно умелыми, но все их простые, вульгарные, легко читаемые приемчики не могли сравниться с такой трогательно-наивной готовностью следовать за его фантазией, с этими тонкими ключицами, этой откровенно вздымающейся грудью. Хотя в коварстве Гермионы Северус все же не сомневался — ведь гриффиндорский галстук она оставила, и теперь он украшал полуобнаженную юную грудь и заставлял Северуса сдерживаться из последних сил, чтобы не напасть на девчонку, точно бешеное животное. И она поступала вполне осознано, понимая, какой эффект это оказывает на Северуса. — Ещё минус сорок очков, мисс Грейнджер, за то, что вы такая дерзкая и нахальная. У Гермионы на мгновение перехватило дыхание, она закусила губу, а потом прикрыла глаза и едва слышно выдохнула: — Ещё. Северуса точно молнией прошибло от этого шелестящего страстью звука, и он даже подумал, что это немного жестоко — так тонко, легко, но мощно изводить его. Она не решилась снять лифчик и вновь принялась ласкать шею Северуса своими мягкими нежными губками. Он ненадолго прикрыл глаза, поражаясь тому, как его возбуждала эта игра. Подумать только, использовать извечную неприязнь Северуса к её факультету, использовать их реальное положение, позицию ученицы и учителя, в столь тонкой прелюдии — да, определённо девчонка не так невинна, как может показаться. Сладкая коварная ведьма. Северус решил, что пора возвращать контроль в свои руки — он одним махом сбросил Гермиону со своих коленей, встал и быстро развернул ее к себе спиной. Одной рукой он обхватил её за живот, а вторая вплелась в волосы на затылке. Он сгреб охапку непослушной гривы в кулак и потянул на себя голову, заставляя Гермиону прогнуться в спине и жарко выдохнуть. — Бесстыжая девчонка, — прошипел он ей в ухо и обхватил кожу на шее губами, наслаждаясь ее сладким вкусом. — У меня хороший учитель, — прерывисто дыша, пробормотала Гермиона. Это было уже настоящей бесцеремонной наглостью с ее стороны. Северус грубо швырнул Гермиону на стол животом, задрал юбку и хмыкнул. Как он и ожидал, она готовилась. И если её маленькие хитрости с внешностью отследить было сложно, то тут все стало ясно — вместо простых белых хлопковых трусиков, какие были на ней в лесу и два дня назад во время их спонтанной близости, круглые ягодицы обтягивали затейливые кружева. — Минус пятьдесят очков за беспочвенные обвинения, — заявил он, опуская руки на её бедра. Попка казалась идеальной на вкус Северуса — аккуратная, упругая, круглая. Северус обхватил её обеими руками, нежно поглаживая, наслаждаясь приятным ощущением, разливающимся под кожей возбуждением. Гермиона нетерпеливо двинулась ему навстречу, и в этот момент он звонко, с оттяжкой шлепнул ее по ягодице, чувствуя как его член дёргается в такт шлепку. Она сдавленно застонала и выгнулась, выпросив второй шлепок. — Да, сэр, вы совершенно правы, — едва справляясь со своим языком пролепетала Гермиона. "Да твою ж мать!" — пронеслось в голове у Северуса. И он больше не понимал, что делает. Кажется все разумные мысли покинули его голову, осталось только неистовое желание, которое терзало его тело. Он прижимал к себе узкую девичью спину, тянул Гермиону к себе за чёртов бордово-золотистый галстук, заставляя его обладательницу задыхаться несколько мгновений, жадно хватал её грудь, сдирая лямки лифчика, нащупывал возбужденные соски, он целовал, гладил, прижимался к ней, кусал её хрупкие плечи, впивался в сладкую голубую вену на шее, впитывал её тихие стоны, вбирал в себя её рваное прерывистое дыхание. Трусики были сдернуты одним движением до колен, а она только нетерпеливо толкнулась ему навстречу, безропотно подчиняясь его ласкам, его желанию, его откровенной похоти. Северус не удосужился даже снять сюртук, уже плохо отдавая отчёт своим действиям, он быстро расстегнул ширинку, достал ноющий член, куда, казалось, прилила вся его кровь, покинув остальное тело, снова толкнул Гермиону животом на свой стол и торопливо, как будто она могла передумать, вошёл в неё. Гермиона громко выдохнула. Все... он добрался, он снова внутри неё, все хорошо, нужно успокоиться и делать все аккуратно, иначе она точно решит, что ты дикое животное. Ведь уже второй раз это происходит так... безумно. С ней. Но куда там... его тело уже отказывалось слушать указания хозяина, оно сделало несколько глубоких движений, почти полностью выходя из лона девушки и возвращаясь обратно во всю длину. Там было горячо и тесно, ему необходимо было прочувствовать это до конца, несколько раз. А потом в одно мгновение он набрал бешеный темп, впечатывая её бёдра в стол. Гермиона прикусила свою руку, сдерживая стон, а может и крик, но это только сильнее распалило Северуса. Спустя еще минуту Гермиона оперлась руками о стол и поднялась, выгибая спину, ближе к Северусу. Он чувствовал, что ей необходимо ощутить его. Тогда Северус переложил одну руку ей на грудь, притягивая к себе, а второй продолжал управлять её бёдрами, чтобы не сбавлять такой необходимый сейчас темп. И тут Северус осознал жизненно важную сейчас для него вещь. Она. Точнее близость с ней даёт ему сфокусироваться, даёт найти точку опоры, чтобы очистить сознание и управлять им. Тогда, в его кабинете два дня назад, она вытащила его из темноты, в которую он летел, не в состоянии справиться с полученными новостями. Теперь же — после многих часов расхлябанного сознания, путаных мыслей, невозможности собраться, овладеть своим разумом — Северус почувствовал, как наполняется жизнью, силой, чувствовал, как сознание начинает подчиняться ему. Пьянящее чувство собственной силы и власти. Как интересно его психика сыграла с Северусом злую шутку. В тот момент, когда кровь от мозга отлила прямо в пах, он почувствовал, как освободил разум и способен им наконец управлять. — Ох... — стонала Гермиона. — Мерлин Всемогущий... что ты делаешь?.. — Ты хотела чего-то другого? — прерывисто спросил Северус. Она всхлипнула и громко, отчаянно застонала. Северус вдруг осознал, что был несносен последние мгновения, возможно, причинил ей боль; он остановился, прижал её спину к себе и ласково прильнул губами к шее в молящих о прощении поцелуях. — Не останавливайся, — тихо попросила она. Вот и все, все маски сброшены. Девочка больше не была коварной соблазнительницей, вместо этого она была полностью в его власти. Она казалась такой маленькой и беззащитной, подчиняясь его быстрым толчкам, её грудь беспомощно колыхалась, не позволяя Северусу отвести от неё глаз. Ещё несколько мощных движений, и она, кажется, поняла, что он на пике, потому что подхватила ритм быстрыми тихими стонами. И туман на несколько мгновений заволок сознание Северуса. Он рухнул на нее сверху, чтобы отдышаться. Невероятно: она нервировала его весь урок и все закончилось вот так... во время большой перемены, когда остальные обитатели замка сейчас в большинстве своем обедают. — Мисс Грейнджер, такими темпами вы перестанете питаться.17
22 июня 2024 г. в 08:34
У Северуса не выходила из головы девочка. Скромная темноволосая девочка с крючковатым, как у него, носом, которая пару лет назад закончила Слизерин.
Он пытался вспомнить, как училась Несция Эллингтон, его... его дочь. Вроде бы не плохо, по крайней мере, по зельям у неё были хорошие отметки. Нет, требовалось время, чтобы новые слова, новые понятия смогли влиться в его жизнь. "Моя дочь" — пока резало слух, звучало для Северуса чем-то инородным, странным, не вписывающимся в его нормальное существование. Хотя был ли хоть один день в его жизни нормальным?
На самом деле из головы у него не выходили две девочки. Одна из которых в прошлом была зубрилкой с растрепанными волосами и торчащими зубами. А вчера он занимался с ней неистовым сексом в своём кабинете.
Сейчас сознание Северуса было максимально оголено и беззащитно. Эти прекрасные люди, борцы за справедливость и добро — Лили и Альбус Дамблдор — оказались на поверку невероятно жестокими к нему, Северусу. И если Лили он понимал, если хоть немного представлял, что ею двигало, и не смел осуждать, то на Дамблдора был невероятно зол. Да, его он тоже понимал; понимал, почему директор молчал все эти годы, понимал логические причины такого решения. Северус и сам был достаточно прагматичен и расчетлив, он знал, как устроен этот мир, но от осознания этого ненависть к бывшему директору становилась только сильнее.
И вчера он слетел с катушек. Что значили его преподавательские принципы, когда главный учитель Хогвартса плевал на любую этику во имя своих целей? Почему он, Северус, должен сдерживать себя и быть образцовым педагогом, когда Дамблдор так жестоко предал его?
Плевать ему было на эту школу, плевать на свою репутацию, в какой-то момент ему даже было плевать на Грейнджер и на то, что с ней будет дальше. Он просто хотел её трахнуть. Убежать от всего, что на него обрушилось в последние часы, забыться в её шелковистой коже, раствориться в ее теле, не думать ни о чем.
Правда, когда все началось, она так реагировала на него... Северус не мог закрыться от этих воспоминаний: она была так открыта ему, так доверчива и так беззащитна, что Северуса покинул его разбушевавшийся не на шутку эгоизм. Он захотел доставить удовольствие и ей. В конце концов, она тянула из него его боль, его переживание, она заслужила немного ласки. Хотя в итоге Северус понимал, что все же был груб с ней, спасло ситуацию только то, что она быстро распалилась сама и несколькими мгновениями ранее получила оргазм, иначе такое грубое, резкое проникновение могло бы закончиться не очень приятными ощущениями для девчонки.
Но Северус не успевал корить себя за это. Воспоминание о безумном соитии с Грейнджер перемешивалось с давним воспоминанием о том, как Лили всего на одну ночь была с ним. С ней все было не так... нежно, страстно, чувственно. И Северус не мог поверить в то, как она возненавидела ту ночь, не мог поверить, что плод их... ну хорошо — его любви — казался ей чудовищем. Она ничем не показала своего неудовольствия тогда. Если бы Северус заметил хоть что-то, он бы обязательно остановился. То был волшебный вечер, самый счастливый в его жизни. Его идеальный день при помощи Феликса. Лили совершенно точно хотела этого, она отвечала на его ласки, она была робкой, но вместе с тем так очевидно реагировала на его прикосновения и поцелуи. В тот момент не могло быть других вариантов: она хотела того, что между ними случилось.
И Северус не мог поверить, что Лили страдала после этого. Да, она больше не дала ему возможности подойти к себе ни на шаг. Обнаружив пустой флакончик от Феликс Фелицис, она рассвирепела, ушла, а потом спряталась, исчезла, испарилась... но он и представить себе не мог, что для неё все развивалось так. Если бы она хотя бы на мгновение допустила мысль сказать ему... хотя бы просто отдала ему девочку... Все было бы иначе. Северус пытался представить, как сложилась бы его жизнь, если бы Лили отдала ему ребёнка. Наверное, он уехал бы куда-то в спокойное место, чтобы растить малышку. Он бы бросил Пожирателей, сумел скрыться с ней. Вряд он стал бы жить в Паучьем тупике, слишком много ужасных воспоминаний о детстве осталось в этом доме. Нет, он не принёс бы туда их с Лили дочку. Он увёз бы её как можно дальше.
В момент этой бессмысленной фантазии перед Северусом вдруг предстал он сам в детстве. Мальчик трех или четырех лет в заношенных штанах, грязный, нечёсаный. Брошенный. Родители спали после вчерашней попойки, а он ковырял палкой грязь, вокруг лужи у их дома. Другие дети не играли с ним. Уже тогда он знал, чувствовал — он другой. Неправильный, не нормальный.
Как глупа эта его безоблачная уверенность в том, что в свои восемнадцать он смог бы позаботиться о новорожденном ребёнке! Что он знал тогда о детях? Об уходе за ними? О воспитании? Об элементарной безопасности для младенца? Лили была совершенно права — он бы загубил малышку. И если бы каким-то чудом девочка выжила рядом с ним, чему бы он смог её научить? Как воспитать? Какими методами? Во что превратил бы ни в чем неповинное дитя? Все, чему его научили родители, никак не подходило, это Северус понимал даже тогда, а сейчас — тем более.
А кроме того, что было бы дальше? Он не подслушал бы предсказание Трелони, не сообщил бы о нем своему повелителю, и Том не покусился бы на жизнь Лили. Хм... Тогда и сам Том не исчез бы, война продолжалась, у Ордена не было бы времени перегруппироваться, у Дамблдора не было бы времени раскопать информацию о прошлом и о крестражах, и, возможно, Лили снова оказалась бы в смертельной опасности... А вот Северус уже не помог бы ей, потому что уехал.
Каким ребенком он был тогда, только вступив в ряды Пожирателей... Его преследовала глупая фантазия, где Лили попадается, а он, Северус, убеждает Тёмного лорда отдать её ему. В этой придуманной истории Лили осознает, в чьих руках власть, подчиняется ему, отдаёт ему свое сердце, руку, жизнь и навечно забывает о существовании других парней.
Как наивно и бездарно было полагать, что история может обернуться так. Глупо было считать, что Лили купится на его силу и влияние, на его возможности. Даже если он и спасёт её, точно Принц из волшебной сказки.
Судьба уготовила ему тогда не простое разочарование. Нет, она так плюнула ему в лицо, что Северус и через годы не смог до конца оттереться.
Окклюменция не работала: Северус не мог защититься от мыслей о пережитом, не мог очистить сознание. Всё перемешалось — его сложные старые воспоминания о Лили, его размышления о слизеринской тихоне, ну и, конечно, о маленькой гриффиндорской зазнайке, стонущей в его руках.
А потом начался странный сюрреалистичный день. Что он больше не работает в школе, Северус решил ещё до того, как трахнул ученицу. Поэтому, когда она отправилась на занятия, он забрал чудовищное воспоминание из Омута, оставил разгромленный кабинет и ушёл к себе. Он устал, был вымотан эмоционально и физически и просто хотел спать.
Но к обеду до директора дошли известия о том, что преподаватель Защиты от Темных Искусств не является на занятия, и МакГонагалл организовала его поиски. Она нашла разрушенный кабинет и серьёзно испугалась. Сначала решила, что в школе на Северуса произошло нападение. И каково же было ее удивление, когда она обнаружила его мирно спящим в своей постели прямо в рубашке и брюках.
Северус рассказал ей. Он не стал показывать ей воспоминание Дамблдора целиком, но поведал, что увидел там. И объяснил, что не желает больше иметь дел с этой треклятой школой. Дамблдор годами беззастенчиво использовал его, не сказал о том, что в мире у него есть ещё один самый родной человек. Не просто родной по крови. Этот ребёнок... Дамблдор знал, как неистово Северус любил Лили, он знал, что девочка могла стать утешением, она ведь продолжение Лили. Но не Лили и Поттера, а Лили и его... Северуса. Мысль об этом сводила с ума.
МакГонагалл была шокирована этой информацией. Сначала она даже не пыталась отговаривать Северуса от отставки. Она дала ему отдохнуть до вечера, заменив его занятия. Прежде чем лечь обратно в кровать, Северус успел подумать, что Гермиона-то не спала, и с её расписанием у неё наверняка нет времени сейчас варить зелья. Да и сил сделать это нормально тоже нет. К новым детям Северус пока не был готов, потому организовал для Грейнджер небольшую посылочку. К тому же его слегка подергивало назойливо нарастающее чувство вины и ответственности за неё. Он взял от девчонки, что хотел, а она ведь просто желала ощущать себя в безопасности, вместо того, чтобы быть трахнутой у каменной стены. И потом, она ещё такая малышка, наверняка грезит о романтике. Северус не мог ей этого дать, но выжал все, что мог на этот момент — добавил к противозачаточному тонизирующее зелье, чтобы она могла взбодриться, и маленький подарок в виде мешочка с жалом веретенницы. Ну не букеты же ей слать, в самом деле! Теперь уже поздно.
Вечером МакГонагалл снова пришла в его покои.
— Северус, дети ведь не виноваты, кто их будет учить? — причитала директор.
— Мне плевать, — отвечал Северус, зло и бестолково тычась по углам в попытках собрать свои вещи. Так как эти комнаты уже почти два десятилетия были по сути его домом, вещей было слишком много — книги, зелья, разные магические предметы и артефакты, его исследования, записи, наблюдения, самые разнообразные ингредиенты для приготовления снадобий, целый шкаф черных сюртуков и длинных мантий. Собраться за один вечер не выйдет. А может, плюнуть и оставить все здесь? Начать все с чистого листа?
— Я не могу тебя отпустить, — настаивала МакГонагалл.
— Заставить меня остаться ты тоже не можешь, — отрезал Северус.
— Ну хорошо, а как же твои слизеринцы? Кто позаботится о них? Думаешь, Горацию они теперь интересны? Когда их родители потеряли всякое влияние, и у самих детей так мало перспектив на сегодняшний день? Ты сам говорил, что они сейчас в опасности. А я ужасно предвзята, Северус.
Да, это был серьёзный аргумент, и всё же Северус находился в некоем эмоциональном вакууме. Все его личные чувства так обострились, что на эмпатию не осталось сил.
— Ты работал здесь, ограждал детей, когда все были против тебя. Когда не только дети, но и мы строили тебе козни. И ты не сломался, ты знал, ради чего это делаешь, ради чего страдаешь, — не унималась МакГонагалл.
А Северус мысленно содрогнулся от воспоминаний о прошлом учебном годе. Такого напряжения он не испытывал никогда раньше. Столько всего нужно было учитывать, так жёстко контролировать сознание, контролировать происходящее в школе. Ювелирно вымерять каждое слово, каждую мысль, каждое действие. Учитывать тысячи нюансов одновременно. Иногда Северусу казалось, что в итоге он все же потерял рассудок. Это не могло остаться бесследным для психики.
— Сейчас все то же самое, — наседала МакГонагалл. — Ты здесь все с теми же целями: научить детей противостоять Тёмным силам. Защитить их. Ты не можешь просто уйти из-за обиды на Дамблдора. Дамблдор — ещё не вся школа. Он всего лишь один из директоров.
Минерва попала в точку — для Северуса Дамблдор и Хогвартс были единым целым. Именно Дамблдор привёл его сюда, укрыл в замке, спас от Азкабана. Альбус вёл с ним долгие беседы вечерами, точно с хорошим другом, рассуждая о высоких материях — о любви, о справедливости, о зле и добре, и Северус безоговорочно и преданно доверял ему. Он, точно глупый пёс, исполнял все приказания такого, казалось, благородного и честного хозяина. Он рисковал своей жизнью каждый день с момента возрождения Тёмного лорда ради реализации замыслов Дамблдора. И пусть его педагогический талант стоял под вопросом, он был исполнительным и честным преподавателем. Он всегда действовал строго по правилам. И все, кто хотел учиться, получали знания от него. Как, например, та же Грейнджер. Да, он не баловал её очками из-за принадлежности к ненавистному факультету и дружбы с идиотами. Но программу она осваивала великолепно, как по зельям, так и по З.О.Т.И., первая на своём курсе научившись творить невербальные заклятия.
Опять же, он ни разу в жизни не позарился на соблазнительных старшекурсниц — до вчерашнего дня. Ни в свои двадцать один, когда пришёл в школу, ни в другие годы — кроме того самого момента, когда в полной мере ощутил весь масштаб лицемерия этой школы и решил, что он больше тут не преподаёт.
А что если сейчас сказать МакГонагалл, как вместо завтрака он трахал лучшую ученицу школы и её факультета? Северус едва не расхохотался от этой мысли. Наверняка МакГонагалл перестала бы его уговаривать остаться после такого откровения. Мысль была приятной, но Северус сдержался и промолчал. В конце концов, это была не только его тайна, но и девчонки. Она не должна пострадать из-за него.
Вечером, после ужина, он хотел тихонько пробраться в учительскую, чтобы забрать некоторые личные вещи, но там его ждали все преподаватели полным составом, включая Хагрида и Трелони. Даже Аргус Филч, мадам Пинс и Поппи Помфри были здесь. Это была ловушка МакГонагалл.
Они заперли его в учительской и заставили выслушать себя. Каждый откровенничал, как на долбаном сеансе психотерапии, рассказывая о своих противоречивых чувствах по отношению к нему, Северусу. Все сводилось к одной мысли — да, мы все думали, что ты такой говнюк, а ты оказался храбрым, добрым человеком, и мы все так любим тебя, по-своему, конечно, и ты уже неотъемлемая часть школы, и наука пострадает, и дети пострадают, если ты уйдёшь. И бла-бла. Хвала небесам, что он достаточно выспался.
— Я все понимаю, Северус. Хочешь, возьми несколько дней, мы скажем старостам, что ты приболел, отдохни, выдохни и возвращайся, — предложила МакГонагалл.
Его сознание не было защищено, как обычно, он не мог закрыться от проникающих в него слов — и сдался. В принципе, до конца учебного года осталось немногим больше двух месяцев, можно довести студентов этот год, а летом уже принять окончательное, взвешенное решение. В конце концов, он в самом деле сейчас действует под влиянием сильных эмоций, а это не лучшая стратегия. И так уже наломал дров, пока считал, что уходит. Надо ж было так сорваться... Но он не жалел. Грейнджер спасла его в тот момент. В последнее время она стала едва ли не самым близким для него человеком. После того как пришлось убить Дамблдора, никто больше не интересовался Северусом, никто не заботился о нем. И доброе внимание Гермионы грело душу; он обнаружил, что доверяет ей. Забавно, ведь в начале, когда он не знал, что ею движет, была даже мысль, что она хочет подставить его. Только каков мотив?..
А теперь Северус сам не заметил, как доверился ей — он мог спокойно говорить с ней о личном, мог пускать её в свой кабинет в любое время, он даже привёл её в свой дом. И он без колебаний позволил ей увидеть произошедшее много лет назад на глазах у Дамблдора. Ему нужно было разделить это с кем-то. Ей было не все равно — значит, с ней. И она вытащила его из пропасти, в которую Северус готов был свалиться после увиденного.
Он однозначно не жалел, хотя ко второму дню, когда он снова вернулся к преподаванию, мерзкое, липкое чувство вины уже подкралось к обнажённой душе и начало душить Северуса. К тому же он не решил, что делать с девчонкой дальше. У него не было никакого плана.
И он не мог найти времени на разработку этого самого плана, потому что большинство хаотичных, не собранных мыслей в свободное от работы время занимал образ Несции. Северус вдруг снова остро ощутил наличие у себя живого сердца. Оно сжималось в тугой комок при мысли о ней и отказывалось разжиматься.
Интересно, а Лили потом вспоминала их дочь? Думала о ней? Конечно, думала... такая глупышка, зачем она рассталась с девочкой, она же сходила с ума, передавая ребёнка Дамблдору. Она не хотела её отдавать, Северус это видел своими глазами. Её руки дрожали, слезы не прекращали стекать по бледным щекам, было стойкое ощущение, что она передумает, не отдаст младенца. Но она снова выбрала Поттера. Вместо их ребенка она выбрала самодовольного ублюдка Поттера. Если бы можно было убить его второй раз, наверное сейчас Северус пошёл бы на это. Что б он горел в аду, гадкая сволочь!
На следующий день Северус засыпал, окутанный беспокойными мыслями, тревожными воспоминаниями и невозможностью собрать себя, свои мысли в некий стройный ряд.