Возвращая сердцу кровь

Гермиона не могла уснуть, то и дело поглядывая на карту Мародеров. Снейп отправился вперёд, в Хогвартс, а Гермиона убрала все следы их пребывания на Гриммо, вышла в безлюдное место и трансгрессировала в Хогсмит, где встретилась с друзьями, а оттуда все вместе они выдвинулись в замок с остальными вернувшимися с каникул студентами. Она почти не говорила с друзьями, мучаясь угрызениями совести. К тому же из головы никак не выходило это странное дамблдоровское "Прости", адресованное Снейпу. Что могло быть в этом воспоминании? Что-то серьезное? Или бывший директор чрезмерно драматизировал? Сознание Гермионы непроизвольно генерировало бесконечное количество сценариев, не основанное ни на чем важном — слишком мало у нее было исходной информации. На ужине Снейпа не было, и когда Гермиона укладывалась спать, она не удержалась и все же достала карту, чтобы узнать, где он. Снейп оказался в своём кабинете. И все бы ничего — заработался человек перед предстоящими занятиями... вот только он не двигался, не сидел за своим столом, а располагался в углу. Минута за минутой, полчаса, час... точка с его именем не двигалась, и Гермиона сходила с ума от тревоги. Что могло случиться? Может он ранен? Без сознания? Она вертелась всю ночь, стараясь найти объяснение такому странному поведению Снейпа, строила версии одну тревожнее другой, и ни о каком сне не могло быть речи. Еще это идиотское "Прости"! Да что же там такое у них происходит?! Когда время подкралось к четырем утра, а точка так и не сдвинулась с места, Гермиона поняла, что не может больше бессмысленно лежать в кровати. Она поднялась и направилась в душ. Перед экзаменами многие студенты сходят с ума и встают ни свет ни заря, чтобы позаниматься лишний час или два. Почему бы сегодня такой сумасшедшей быть не Гермионе? Она медленно собралась, оделась в школьную форму, в надежде, что, если потянет время, может, точка все же сдвинется с места. Но упрямая точка так и находилась в самом углу кабинета, вызывая у Гермионы удушливый приступ паники. Тянуть больше нельзя, и Гермиона, стремительно собрав школьную сумку, бросилась вон из спальни девочек седьмого курса. Если наткнется на смотрителя или дежурных, скажет, что идёт в библиотеку. Неужели кто-то усомнится? Ни преподавателей, ни Филча, ни учеников в этот ранний час Гермиона не встретила, пока почти бежала по сонному замку к кабинету Снейпа. Только Пивз где-то на четвертом этаже громил заброшенный класс с дурным хохотом. Когда Гермиона очутилась у нужной ей двери, она в последний раз взглянула на карту. Профессор не сменил положения, он по прежнему находился в том самом углу. Только теперь за стеной Гермиона видела свое имя. Она решительно постучала. — Это Гермиона Грейнджер, профессор, — громко сказала она, чтобы он точно услышал за деревянной дверью. Тишина стала ей ответом. Гермиона толкнула дверь в отчаянной попытке попасть внутрь: тревога нарастала в геометрической прогрессии, сердце учащенно билось. Дверь тоже оказалась заперта. — Я знаю, что вы там, сэр, откройте, — потребовала она. — Я хочу убедиться, что вы в порядке. И снова удручающая тишина. Гермиона тяжело дышала от страха и тревоги, она сжала в руках свою новую волшебную палочку. — У меня есть пароль, я могу с его помощью войти, профессор, — продолжала она. — А если он не подойдёт, я буду вынуждена сломать дверь или позвать кого-то на помощь. Ещё несколько мгновений тишины, и Гермиона решительно называет пароль. Дверь услужливо щелкает замком и Гермиона понимает, что путь открыт. Она осторожно толкает дверь, крепко сжимая в руках волшебную палочку, готовая к любому развитию событий, и заглядывает в помещение. Профессор Снейп сидел на полу в углу своего кабинета и смотрел на нее без привычного холода, гнева или высокомерия. Его взгляд был тяжёлым и мрачным. Осмотрев убранство комнаты, Гермиона прикрыла рот рукой от шока — он был почти полностью разгромлен. Бумаги, некоторые разорванные, валялись на полу, картины — разбитые — там же, мебель перевернута и разломана. Рядом со Снейпом находилась лишь одна целая вещь — большой каменный сосуд с рунами по краям — Омут памяти. — Мерлин Всемогущий, что здесь случилось? — пробормотала Гермиона, бросаясь к Снейпу. — Вы ранены? Профессор, едва шевельнувшись, отрицательно помотал головой и больше ничего не ответил. Гермиона старательно осмотрела его и не обнаружила ни ран, ни свидетельств борьбы. — Что с вами? Я могу помочь? — она села на пол рядом и коснулась его плеча. Снейп снова отрицательно покачал головой, реагируя на нее почти полным равнодушием. Гермиона, шокированная окружающей обстановкой, не могла понять, как верно действовать сейчас. К счастью, он жив, вроде бы без травм, но это только внешне. Он сам разгромил кабинет или кто-то еще? Что здесь произошло? — Скажите, что я могу сделать, профессор, пожалуйста, позвольте мне помочь, — тихо попросила Гермиона. — Я могу починить все здесь, если вы разрешите. Ему было все равно. Она видела это в его глазах. Плевать на разрушенный кабинет, плевать на то, что она будет делать. Что-то тяготило его, но совсем не окружающая обстановка... Воспоминание... Воспоминание, которое оставил ему Дамблдор. Это оно привело Снейпа в такое состояние? Гермиона очень хотела знать что там, но попросить посмотреть решилась не сразу. Не дожидаясь его согласия, Гермиона все же немного навела порядок. Она скинула с себя мантию, тёплый школьный свитер, чтобы было удобнее, и принялась за работу: починила всю мебель и поставила на свое место. Восстановила картины и повесила их на стены. Аккуратно собрала стеклянный шкаф и сунула в него книги. Бумаги не стала чинить, чтобы не заглядывать в возможно личные записи и просто собрала, что могла, волшебной палочкой и левитировала все на стол. Самым сложным было содержимое его закрытого шкафа — там содержались различные магические предметы. Здесь Гермиона проявила особую аккуратность и по одному левитировала все в шкаф. Потом разожгла в камине огонь, опасаясь, что, возможно, ему холодно без движения там на полу. Снейпу все так же было плевать на то, что Гермиона хозяйничает в его кабинете. Она никогда не видела его таким и не представляла, что там такое мог показать ему Дамблдор. Когда кабинет обрел свой более или менее привычный вид, Гермиона опустилась на колени рядом со Снейпом. — Сэр... — все же решилась она. — Вы позволите мне посмотреть воспоминание? — Валяйте, — вдруг голосом ответил Снейп, не глядя на нее. — Хуже уже быть не может. Сердце защемило от страха. Что она там увидит? Гермиона решительно поднялась и подошла к каменной чаше. Она мешкала всего мгновение, а после погрузилась в манящую перламутровую субстанцию. Насколько она могла судить, Гермиона очутилась в кабинете Дамблдора. Сам бывший директор — немного моложе, чем она его помнила, но уже с длинной седой бородой — читал письмо сидя за своим столом. Судя потому, что больше ничего не происходило, похоже Гермионе нужно было тоже узнать содержимое письма. Она сделала несколько шагов и встала справа от бывшего директора. "Уважаемый профессор Дамблдор! Если помните, несколько лет назад мы вели с вами короткую переписку. Сейчас я не знаю, к кому ещё из волшебного мира могу обратиться. Моя сестра, Лили, говорит, что вы — величайший волшебник, и самый великодушный и благородный человек в мире. Если это так, то помочь ей сможете только вы..." Гермиона не успела дочитать до конца, потому что Дамблдор свернул письмо и поднялся со своего места. Но она успела ухватить, что в конце письма располагался довольно подробный адрес. Кабинет директора исчез, и Гермиона обнаружила себя на зимней проселочной дороге. Дамблдор был здесь же, он решительно двигался по улице в дорожном плаще и шляпе. Гермиона устремилась вслед за ним. Мягкий, подтаявший снег хлюпал под ногами: похоже на раннюю весну в деревне. Дамблдор остановился у небольшого милого каменного домика и постучал в деревянную дверь. Через несколько мгновений, ему открыла высокая блондинка; как и ожидала, Гермиона узнала в ней тётю Гарри, Петунью, только значительно моложе, чем она её помнила. — Профессор Дамблдор? — с подозрением уточнила она. — Приветствую вас, мисс Эванс, — ответил Дамблдор. — Зовите меня Петунья, — кивнула будущая миссис Дурсль и жестом пригласила гостя войти. Гермиона юркнула вслед за ними. Дамблдор снял плащ и шляпу, затем преодолел короткий холл, и они с Петуньей очутились в маленькой уютной гостиной. — Петунья, что ты наделала! — услышала Гермиона голос где-то справа позади себя, обернувшись, обнаружила в темном углу, в кресле свой ночной кошмар — Лили Эванс. Только сейчас она была мало похожа на саму себя, такую, какой Гермиона видела её на фото в альбоме у Гарри. Лицо её выглядело отекшим и изможденным, кожа бледнее обычного, тяжёлые тени под глазами. Но самое поразительное — огромный живот под вязаной кофтой! Лили ждала ребёнка, похоже что рожать ей предстояло в ближайшие дни. — Я же просила тебя не делать этого! Не звать никого! Глаза Лили наполнились слезами, и она закрыла лицо руками. — Лили, я не могла иначе, — виновато потупилась Петунья. — У нас нет выхода. Вы присаживайтесь, — указала она гостю на соседнее кресло. — Будете чай? — Благодарю, Петунья. Давайте повременим с чаем, у меня не так много времени. Лучше расскажите, что случилось. Я здесь, чтобы помочь вам с сестрой. Дамблдор сел в кресло, а Петунья устроилась на краю дивана, она выглядела еще выше, чем на самом деле, из-за того, что была напряжена, точно натянутая струна. — Ну что ж... — начала она. — Вы сами видите в каком положении находится Лили. Скорее всего, она родит со дня на день, но проблема в том, что мы не знаем, что делать с этим ребёнком. Дамблдор ещё раз взглянул на Лили, которая все ещё прятала лицо в ладонях и тихо плакала. — Как это понимать, Петунья? — спокойно спросил Дамблдор. В этот момент случилось то, чего совсем не ожидала Гермиона. Петунья резко дернулась, угловато согнула худые плечи и ключицы, всхлипнула и тоже заплакала, прикрыв искаженный рот рукой. — Она все время говорит, что умрёт, — давясь слезами проговорила Петунья. — Она не хотела этого ребёнка, это роковая случайность. И Лили... она надеется, что не переживёт роды, а если переживёт, то все равно покончит с собой. Профессор Дамблдор, пожалуйста... — Петунья, прошу вас, успокойтесь, я уверен, что мы найдём выход, — утешительно сказал Дамблдор. Петунья сделала несколько жадных вдохов, стараясь унять вновь подступающие слезы. Она выпрямила спину и снова стала казаться невероятно высокой. — Лили говорила, что вы имеете огромный вес в вашем сообществе, — наконец сказала она. — Возможно, вы сможете найти приёмную семью для малыша. Лили всхлипнула и зашлась новым приступом слез. Она подтянула колени к своему огромному животу и почти свернулась в кресле. — Петунья, покажите, где у вас здесь можно налить воды, — попросил Дамблдор. Растерянная Петунья подскочила с дивана. — Я принесу кувшин, — сказала она. — И три стакана, если можно, — добавил Дамблдор. Пока Петунья ходила на кухню, в комнате стояла давящая тишина, прерываемая лишь жалкими всхлипами Лили в кресле, которая не решалась поднять глаза на седовласого волшебника. Петунья вернулась, поставила поднос на маленький столик у дивана. Дамблдор сам налил в два стакана воду и достал из кармана пиджака маленький флакончик с зельем. — Позвольте добавить вам и сестре, — попросил он. — Вам станет немного легче. Петунья кивнула, с интересом поглядывая на перламутровое зелье. Дамблдор откупорил флакон и капнул по одной капле в стаканы, где была вода. Затем один протянул Петунье, а другой взял в руки и отнёс Лили. — Выпейте, вам станет легче, мисс Эванс. Я здесь не для того, чтобы осудить вас, а чтобы помочь, поверьте мне, — сказал он ей. — Давайте поговорим. Лили оторвала руки от лица, не глядя на Дамблдора схватила стакан и сделала несколько больших глотков. Дамблдор сел в свое кресло, налил из кувшина воду в третий стакан и сам сделал глоток из него. Некоторое время они посидели в тишине. — Четыре месяца назад, — уже гораздо спокойнее сказала Петунья, — Лили пришла в дом к родителям вся в слезах и сообщила, что ждёт ребёнка. Мы все были в шоке, конечно, но сначала решили, что ничего страшного, ведь на последнем курсе в вашей школе у неё был роман с этим... этим человеком, Поттером. После окончания школы она всего неделю провела дома и потом ушла в ваш мир — их отношения продолжались. А через несколько месяцев Лили внезапно вернулась беременной. Мы сначала подумали, что этот чудак её бросил, узнав о ребёнке... но... — Петунья запнулась, а Лили в этот момент вновь закрыла лицо руками, хотя уже больше не плакала. — Но оказалось, что это не его ребёнок... не Поттера. Гермиона почувствовала, как сердце ее забилось чаще. Что происходит? Неужели это Гарри? Неужели Гарри не сын Джеймса? Неужели его отец — Снейп?! Мысли неслись с невероятной скоростью. И тут же Гермиона одернула себя — не сходится! Петунья говорит о времени сразу после окончания школы, значит, Лили на момент начала событий не больше восемнадцати. А если Гермионе не изменяет память, то мама Гарри погибла в двадцать один год, значит, родила она его в двадцать, и этот ребёнок никак не может быть Гарри. — Оказалось все ещё хуже, — продолжала Петунья. — Она забеременела от этого... — она задохнулась от собственных эмоций. — Этого... отвратительного... сына этих Снейпов из Паучьего тупика. И теперь она все время твердит, что проклята и умрёт. — Наши родители уже погибли, — глухо сказала Лили, не глядя ни на сестру, ни на Дамблдора. — Из-за этой беременности, они погибли, профессор... Я тянула до самого последнего, но когда уже начал расти живот, я не могла больше оставаться с Джеймсом. Я пришла к родителям, и они отвезли меня сюда. Сняли этот домик, чтобы я могла спокойно выносить и родить этого... этого... в общем, они и Петунья приезжали ко мне все это время, помогали. А месяц назад, на пути сюда, наши родители погибли в автокатастрофе. Понимаете, профессор? — она наконец подняла глаза на Дамблдора. — Понимаете? Я убила их. Своей глупостью. Я разрушила все. Я сказала Джеймсу, что еду ухаживать за больной тетушкой в Бразилию, чтобы моё долгое отсутствие не выглядело странным. Родители пообещали мне взять ребёнка и сказать всем, что они усыновили малыша из приюта. Но они погибли... из-за меня, из-за этого дьявольского отродья внутри меня. — Не говорите так, мисс Эванс, — тихо попросил Дамблдор. — Малыш не виноват. И вы тоже. Мне очень жаль, что ваших родителей не стало, но это случайность, аварии происходят каждый день. — Нет, я знаю, — покачала головой Лили. — Я виновата... я во всем виновата. Я такая идиотка! Вы понимаете, ведь я люблю Джеймса, я так его люблю, профессор. Он — вся моя жизнь. И теперь она закончена. Лили уставилась в стену невидящим взглядом. — Я прошу прощения за этот вопрос, но вы должны сказать мне, как произошла ваша связь с Северусом Снейпом. Я так понимаю, ваша сестра говорила именно о нём? Если имело место преступление, то мы должны принять меры, — сказал Дамблдор. Лили подняла глаза к потолку и глубоко вдохнула. — Он не насиловал меня, если вы об этом, — сказала она. — Но он сжульничал. Лили помолчала некоторое время, посмотрела на свой живот. В её взгляде сквозило не прикрытое раздражение. — Конечно, я никогда не стала бы... — продолжила она. — И он об этом прекрасно знал. Я уже долго встречалась с Джеймсом, а Северус шёл своим путем, со своими проклятыми Пожирателями... Тогда я приехала к родителям на неделю после окончания школы, чтобы провести с ними какое-то время. И встретила его... Северус тогда на нашей улице показался таким родным, таким привычным человеком из детства, моим Севом... мы ведь очень крепко дружили раньше. Он был моим первым другом в волшебном мире, моим проводником. И тогда... мы целый день сидели у нашего дерева на озере и просто болтали ни о чем, не касаясь наших принципиальных разногласий. Мне было так легко и хорошо, так тепло с ним — как раньше, в детстве, как будто не было последних пары лет... Когда стемнело, мы не пошли домой, а все так же сидели под деревом, наслаждаясь летней ночью. Когда он поцеловал меня, я не остановила его. Тогда я не понимала, почему... И потом, все произошло так быстро... А когда мы одевались, у него из брюк выпал флакончик... Феликс Фелицис, профессор. Пустой. Лили посмотрела на Дамблдора глазами, полными горечи. — Так я и оказалась в этой точке сегодня, — устало сказала Лили. — С пожирательским ребёнком в своём теле, который уже убил моих родителей, и я уверена, что он убьёт и меня. Понимаете, профессор? Я не хочу кончать жизнь самоубийством, я просто думаю, что это темная магия Северуса во мне... И к тому же без Джеймса, я просто высохну от тоски с этим ребёнком на руках... Они все помолчали некоторое время. — Лили, — нерешительно заговорил Дамблдор, — возможно, все изменится, когда вы увидите его. Возможно, вы сможете полюбить этого малыша. — Исключено, — резко отрезала Лили. — Он — порождение обмана, предательства, жестокого коварства Северуса. Мне, наверное, должно быть стыдно, но я ничего не чувствую к нему. Разве кроме жалости, что ему пришлось приходить на свет в таких обстоятельствах. Дамблдор смотрел на Лили с сочувствием, а сердце Гермионы разрывалось на куски от мысли, что несколько часов назад Снейп увидел ЭТО, услышал, что она говорила. От немыслимой боли, что свалилась на него снова. — Северус знает? — спросил Дамблдор. Лили презрительно фыркнула. — Я больше не дала ему возможности связаться со мной. Знать об этом, — она показала на свой живот, — ему ни к чему. — Вы не думаете, что, возможно, он захотел бы позаботиться о ребёнке? — задал ещё один вопрос Дамблдор. — Отдать ребёнка ему? — взвилась Лили. — Чтобы он вырастил очередного Пожирателя в лучшем случае, а может сотворил что-то похуже, пока ребёнок не вырос? Вы что, не знаете, каким человеком стал Северус? Он жестокий, холодный, расчетливый. Что он может дать ребёнку? Я лучше оставлю его под ближайшей дверью и сброшусь со скалы в море, чем отдам его Северусу! Петунья прикрыла лицо руками. — Она постоянно об этом говорит! — нервно теребила пуговицу на своей кофте Петунья. — То в море, то в петлю. — Потому что я не вижу выхода! — почти прокричала Лили. — Если я стану сама растить его... хотя средства родителей, на которые мы сейчас существуем, скоро закончатся, и я не представляю, как смогу прокормить ребёнка одна... Но если даже представить, что я оставлю его, однажды Джеймс найдёт меня, или мы случайно встретимся... так или иначе он узнает. Он узнает, что произошло. И тогда я точно окажусь в петле, я не переживу этого, профессор, правда... — по щекам Лили снова потекли слезы, несмотря на успокоительное зелье. — Я не смогу поднять на него глаз. И это при том, что он — центр моей вселенной, моя жизнь, единственный для меня источник радости и счастья, я люблю его больше, чем кого бы то ни было в этом мире, профессор. Вы не можете себе представить... — Сделайте ещё один глоток из вашего стакана, Лили, и успокойтесь, мы найдём выход, — успокаивающе сказал Дамблдор. — Вы хотели вернуться к Джеймсу, когда отдадите ребёнка родителям? — Да, — кивнула Лили, стуча зубами о стакан. — А вы, Петунья? — повернулся к её сестре Дамблдор. — Вы не можете взять малыша? — Я? — растерялась Петунья. — Понимаете, я возможно скоро выйду замуж, и мой жених... он такой солидный человек... думаю, он не поймёт. Тем более, что ребёнок, насколько я понимаю, тоже будет волшебником... — Скорее всего так и будет, — кивнул Дамблдор. — Ещё и тёмный... — пролепетала Петунья. — Он не будет Тёмным магом, — возразил Дамблдор. — Не думаю, что Северус мог поселить что-то тёмное в чреве у Лили. Феликс Фелицис всего лишь зелье удачи, оно не принадлежит темной магии, не лишает воли людей вокруг себя, — он многозначительно посмотрел на Лили. Она в ответ покачала головой. — Я поняла ваш намёк, профессор, — тихо сказала она, — но вы ошибаетесь. Я бы никогда сама не пошла на это, не предала бы Джеймса, клянусь. Воцарилась короткая пауза, похоже, что Дамблдор размышлял. — Хорошо, значит, вы хотели бы, чтобы я нашёл приемную семью волшебников для этого малыша? — наконец спросил он. — Да, — кивнула Петунья. Лили ничего не ответила, она посмотрела на свой живот, внезапно обхватила его руками и заплакала, склонив в голову. Картина сменилась, теперь Гермиона оказалась в той же гостиной, но за окном стояла ночь, и девушек в комнате не было, только Дамблдор. — Вы можете войти к ней, — послышался голос Петуньи, а она сама показалась из боковой двери. Выглядела старшая из сестёр Эванс изможденной, волосы не чесаны, кожа болезненно бледная. Но когда Гермиона протиснулась за Дамблдором в комнату, поняла, что Петунья выглядела цветущей по сравнению с Лили. Младшая Эванс изможденно лежала на кровати, кожа ее казалась мертвенно-серой, чёрные синяки под глазами, взгляд потух. — Как вы себя чувствуете, Лили? — спросил Дамблдор. — Бывало и лучше, — слабым дрожащим голосом ответила Лили. Гермиона поняла, что не сразу заметила маленький комочек, завернутый в пелёнки, он лежал рядом с Лили на кровати. Сердце пропустило пару ударов от осознания ужаса происходящих на её глазах событий. А каково было Снейпу? — Вы не передумали? — мягко спросил Дамблдор. — Нет, — резко ответила Петунья. — Она не передумала. Заберите малышку поскорее. — Лили? — Дамблдор проигнорировал старшую из сестер Эванс, он ждал ответа именно от девушки, родившей малыша. А Лили смотрела на свёрток рядом с собой, который мирно спал в своих пеленках. — Я покормила её... иначе она все время кричала, — сказала Лили. Дамблдор не торопил её, а Лили тоже никуда не спешила. Она не отрываясь смотрела на свою новорожденную дочь. — Она копия Северус, правда? — немного грустно спросила Лили. — Да, похожа, — кивнул Дамблдор. Он помолчал ещё некоторое время, прежде чем снова нарушить тишину. — Северус ведь не всегда был таким, Лили. Вы с ним много лет дружили, он был преданным и заботливым. Он многому вас научил. Вы лучше меня знаете, что в нем много хорошего, светлого, как и в любом другом человеке. Важен только выбор, который человек совершает. Ваша дочь не станет темной колдуньей, если будет расти в любви и заботе. Рождение от этого человека не определяет её судьбу и личность. — В любви? — переспросила Лили. — Тогда в приёмной семье ей будет лучше, чем со мной. — Никто не будет любить малышку так, как любит мать, — сказал Дамблдор. — Вы пришли, чтобы переубедить меня, профессор? Тогда лучше уходите, — устало сказала Лили. — Возможно, мне только кажется, но есть ощущение, что вы сами не хотите расставаться с дочерью, Лили, — успокаивающе сказал Дамблдор, внимательно наблюдая за девушкой на измятой кровати. Лили снова посмотрела на младенца и прижалась к малышке теснее. Затем заплакала, тщетно, обречённо и безнадёжно. — Вы проделали большую работу сегодня, — сказал Дамблдор, — и очень устали. Может стоит побыть с ней денёк, отдохнуть и принять окончательное решение на свежую голову. — Какие у меня варианты, профессор? — подняла на него глаза Лили. — Оставить девочку себе, жить с ней, всю жизнь прячась от своих знакомых и... и от Джеймса? Упиваться чувством вины и стыда? Обрекать дочь влачить жалкое нищенское существование? И тихо тайно ненавидеть её за то, что её отец сломал мне жизнь? Вы думаете, я забуду это? Думаете, я забуду Джеймса? Думаете, я не буду каждый день представлять, как могла бы быть счастлива с любимым, а вместо этого обслуживаю потребности одной девочки, которую я даже не хотела? — Лили, но ведь когда вы отдадите её и вернётесь к Джеймсу, ваше чувство вины никуда не денется. Оно останется с вами на всю жизнь. — Но тогда я не испорчу жизнь ей, — всхлипнула Лили и посмотрела на младенца. — И обрету второй шанс, смогу сделать все правильно... Лили вновь обратила взгляд на Дамблдора, в глазах была мольба. — Что это за люди, которых вы нашли? — тихо спросила она. — Это очень хорошая пара, — вздохнув ответил Дамблдор, — несколько лет назад они были в Ордене. Во время одной из операций на них напали, они выжили, но женщина навсегда лишилась возможности иметь детей. Сейчас они живут тихо и мирно, не участвуют в жизни Ордена. Эти люди всегда мечтали о ребёнке. Они возьмут её с удовольствием и будут растить как родную. — Это прекрасно, — сказала Лили, и новый приступ удушающих слез обрушился на нее. Девушка склонилась к малышке и дрожащими губами приникла к её лбу в долгом поцелуе. — Лили... — снова начал Дамблдор. — Не говорите больше ничего! — резко остановила его Лили. — Ничего, профессор! Моя душа и так разрывается на мелкие осколки! Хватит! Дамблдор закрыл рот, достал волшебную палочку и одним движением трансфигурировал из салфетки маленькую плетеную люльку. Гермиона услышала сбоку тихие всхлипы и обратила внимание на Петунью, плачущую в полутьме в углу комнаты. Лили с трудом поднялась на кровати и спустила ноги на пол. Она некоторое время смотрела на свою новорожденную дочь, затем аккуратно взяла ее дрожащими руками, прижала к себе и покачала минуту, глядя в маленькое лицо. — Лили, — все же сказал Дамблдор. — Вы ведь уже любите её... Новый приступ рыданий заставил Лили согнуть плечи и сильнее прижать к себе младенца. Гермиона понимала, чем закончится это воспоминание Дамблдора, и решила, что с неё хватит, она не может больше смотреть на это. Усилием воли она вынырнула из Омута памяти и поняла, что лицо её все мокрое и опухшее от слез. Снейп все так же находился на полу, и Гермионе ничего больше не оставалось кроме как рухнуть на холодные камни рядом с ним. — Я не смогла досмотреть до конца, — сквозь слезы сказала она. — Не смогла... Боже... Гермиона закрыла лицо руками. — Не могу поверить, — едва слышно говорила она. — Не могу... неужели та женщина, которая отдала жизнь за своего сына, бросила своего первого ребёнка... это немыслимо... — Если вы не заметили, второй ребёнок был от другого парня, — едко заметил Снейп, глядя в одну точку. — Справедливости ради надо сказать, что если бы она не отдала ей свою защиту, возможно, не погибла бы в Годриковой впадине. Снова я виноват в её смерти... — Защиту? — Гермиона повернулась к нему, не совсем понимая, о чем он. — Вы пропустили это? — недовольно спросил профессор. — Когда-то, еще на пятом курсе, мне удалось сварить одно древнее зелье, оно позволяет призвать мощное защитное заклинание, но особенность его в том, что призвать его возможно всего один раз в жизни. И я направил его на нее, на Лили. А в этом воспоминании, перед тем как Дамблдор ушел, она перенесла эту защиту на младенца. Девочка будет долгие годы неуязвима к большинству проклятий. Возможно, защита и до сих пор работает. А вот Лили осталась незащищённой. Снова из-за меня. Гермиона вытерла слезы и посмотрела на профессора. — Вы не можете винить во всем себя! — резко сказала она. — Она отдала вашей дочери то, что получила от вас. Это справедливо. Но одновременно с тем она... у меня нет слов, чтобы описать её поступок, а вы снова считаете себя причиной всех бед. — Она ненавидела меня, — тихо проговорил Снейп. — Я совершенно не удивлён её поступком. Но Дамблдор... Хорошо, пока она была жива, он обещал... Но когда она погибла, и её драгоценный Поттер тоже, худшее уже случилось... Дамблдор мог сказать мне... это же моя... — Снейп, казалось, не мог произнести это вслух. Он сделал глубокий вдох и совершил ещё одну попытку: — моя дочь, Боже... — он запустил руки в волосы и опустил лицо. — Моя и... Лили... наша дочь. Я знал её, она училась на моем факультете, я преподавал этой девочке, общался с ней... это немыслимая жестокость. — Дамблдор не мог, — с горечью ответила Гермиона, с трудом осознавая всю чудовищность ситуации. — Тогда бы профессор Снейп занимался своей дочерью, а не чувствовал бы себя всем обязанным, не помогал бы Гарри, не был бы двойным агентом, не подставлялся бы со всех сторон, следуя замыслу Дамблдора. У него появилось бы ещё что-то, ради чего стоит жить, кроме чувства вины и ответственности за чужого мальчика. Снейп поднял на неё глаза, он и сам знал все то, о чем она говорила, но когда Гермиона облекла мысль в слова, заставляя их стать почти осязаемой частью реальности, глухой болезненный рык вырвался из его горла и на пол полетели фиалы с зельями, банки с сушеными зубами змей и натертыми волосами единорога, которые Гермиона так старательно расставляла по полкам, на столе взмыли в воздух бумаги и рассыпались на ещё более мелкие кусочки, чем раньше. Гермиона плакала рядом, даже не пытаясь удержать его выброс: она понимала, что куда-то вылить эту боль он должен. Когда силы его иссякли, профессор откинулся спиной на стену и устало прикрыл глаза. Гермиона нерешительно приблизилась к нему и положила руку на плечо. Снейп вздрогнул, но не попытался убрать руку и не поднял глаз. Она села ещё ближе и обняла его обеими руками. Дамблдор когда-то говорил о тончайших материях магии, на которые способны волшебники без слов заклинаний, без магических формул. И только сейчас Гермиона поняла, как это работает. Она гладила Снейпа по плечам, и чувствовала, как тянет из него боль, вытягивает её в собственные тело и душу, облегчая его страдания. Снейп отпрянул и поднял на Гермиону удивлённый взгляд. — Грейнджер, что вы делаете? — Позвольте мне, хотя бы немного... — попросила Гермиона. — Это не ваше переживание, вы не должны чувствовать его. Вам это ни к чему, Гермиона. — Несправедливо, что вам приходится проходить через это, — Гермиона всхлипнула от душивших её слез, — вы не заслужили ещё одного испытания. Я хочу помочь. Она обхватила его лицо ладонями, чтобы не прерывать контакт. — Остановитесь, — Снейп схватил её руки и сложил вместе ладони, обхватив своими. Затем он медленно и шатко поднялся на ноги, увлекая Гермиону за собой. Плечи его были ссутулены, голова опущена, глаза на мгновение прикрылись. Гермиона чувствовала — он всеми силами старается взять себя в руки и успокоиться. Она прижалась лбом к его лбу и аккуратно потерлась, стараясь помочь ему, насколько это было возможно. Вдруг Снейп открыл глаза, поднял голову, расправил плечи и смотрел на неё несколько мгновений очень странно. Гермиона не могла прочесть этот взгляд, понять его. Она решила, что сейчас он, наверное, вновь оттолкнет её, вновь наденет свою холодную отстраненную маску. Она высвободила свои руки из его и нежно коснулась щеки. Снейп, в свою очередь, тоже коснулся её лица, он обхватил сильными длинными пальцами подбородок и легонько покрутил ее голову из стороны в сторону, как будто осматривал новую вещь перед покупкой. Затем он снова прикрыл глаза, а в следующее мгновение порывисто притянул её лицо к своему и приник к её губам в болезненном и жадном поцелуе. Сердце Гермионы сделало кульбит, и она ответила в ту же секунду не раздумывая, сраженная его напором.