Утерянный жемчуг

      Когда Мэйлинь встретила Лиджу, ее жизнь превратилась в морское течение, что меняет свое направление по три раза на дню. И все из-за обезумевшего ветра, который и сам никак не может определиться, куда ему дуть. Но теперь об этом уже не было смысла волноваться.          Сначала Лиджу откровенно странно вел дело, давая Мэйлинь указания, противоречившие друг другу. Потом оказалось, что даже его угрозы ненастоящие. Он просто не знал, как заставить ее делать то, что ему нужно, и самое главное так, чтобы не выдать его самого. Попутно он вносил смятение в ее сердце, но тут, допустим, не его вина. Теперь же он втянул ее в совсем скверную историю, из которой, кажется, живым им уже не выйти. А еще у нее в груди засели одновременно два чувства: разочарование от того, каким неприятным человеком оказался Лиджу, и притяжение к нему.          Когда Сианг сказал контрабандисту, что Лиджу – линши, тот вывел всех троих на улицу и сопроводил на корабль. Сианга отправили в каюту, в то время, как их двоих заточили в трюм вместе с другими беглецами. В том, что от них потом решат избавиться посреди пути, Мэйлинь не сомневалась. Отпираться и доказывать, что она не с Лиджу тоже бессмысленно, они полдня под ручку ходили у всех на виду. Оставалось надеяться только на волю богов.          Они сидели в углу, под решеткой трюма, и Мэйлинь видела, как на темном небе облака застилают звезды и луну, отчего света было совсем мало. Лиджу пошевелился, случайно задев Мэйлинь плечом, и она отдернула руку так, словно коснулась раскаленного чана.          Променять собственного родственника на власть и должность, думала она, вот уж действительно истинный синторец! Как бы она ни презирала собственного брата, все равно никогда бы не сдала того плохим людям. Сианг ужасно обращался с Лиджу в детстве, но разве все обиды не позади? Или, может, Лиджу всю жизнь ждал подходящего момента, чтобы расплатиться с братом? Можно ли так кого-то ненавидеть?         – Когда мы отплывем, – тихо сказал Лиджу, – я попробую добраться до замка на решетке и открыть его. У меня остался небольшой нож в сапоге. Выберемся на палубу и…         – И что потом? – внезапно громко ответила Мэйлинь. – Ты попытаешься снова убить собственного брата?         Лиджу дернулся, как от пощечины, но промолчал.         Мэйлинь развернулась к нему. Страх и волнение от того, что они заперты и ждут своей смерти, переросли в злость, которая нашла свою цель. В конце концов, это Лиджу был виноват во всем что с ней случилось, и это он – подлый и изворотливый хайшан, готовый загубить всех вокруг ради того, чтобы считаться синторцем.          – Я не понимаю, – покачала головой Мэйлинь, – просто не понимаю тебя. Как можно так относиться к людям? Ну ладно еще ко мне, но к своему брату, к старшему брату! Ты действительно хайшан, у мурен вся жизнь не в сердце, а в их хвосте.         – Это как?          Она хотела было выругаться на него на сэянском языке, но увидела, каким растерянным был Лиджу. Он счищал ногтем пятнышко с рукава так, словно избавься от него — и все встанет на свои места.         Мэйлинь вздохнула, осознав, что не в силах оторвать от него взгляд. Кажется, ей потребуется нечто больше, чем разочарование, для того, чтобы выкорчевать из груди эти чувства. Конечно, если у нее для этого еще будет время.         – Если мурене отрезать хвост, – пояснила Мэйлинь, – то она вмиг умрет, как если бы человеку пронзили сердце.         – Прости меня, – внезапно произнес Лиджу.         Он посмотрел Мэйлинь в глаза, после чего резко отвел их в сторону.         – Я не желал, чтобы так получилось. – Он замолчал, словно набирался сил, чтобы продолжить. – Я не хотел убить брата. Просто намеревался его немного припугнуть или оглушить, но не убивать. И я не понимаю почему, но мне важно, чтобы ты знала: я все это делал не из-за того, что могу потерять симпатию принца, а чтобы вернуть Сианга. Я просто не хотел его терять.         Последние слова он произнес так тихо, что Мэйлинь еле их услышала. Она вспомнила, что рассказывал Сианг и то, как Лиджу цеплялся за него в детстве. Возможно, их отношения были непростыми, но он не мог потерять брата. Мэйлинь вспомнила о Суи. Она точно так же цепляется за свою подругу, будто исчезни та, и весь мир перевернется.         Корабль ожил. Затрещала древесина, заскрипели канаты и зашатался груз внутри трюма. Люди, спрятанные в темноте ночи, тоже оживились, будто движение судна облегчило их тяжелые мысли, ведь они покидают Синтору. Для Мэйлинь же это означало только одно – их время начало подходить к концу. Она старалась не думать о том, какой будет смерть и как об этом узнают ее родители.         – Думаю, что понимаю тебя, – наконец нарушила тишину Мэйлинь. – Моя подруга Суи тоже скоро меня покинет. И я не знаю, как ей помочь. А еще я не хочу с ней прощаться навсегда. Если бы только она могла найти работу где-то за городом. Если бы только она и ее никчемный муж умели обращаться с землей. Им бы найти человека, кто их бы обучил. Только вот еще одна проблема. Суи… Она беременная и значит какое-то время не сможет полноценно работать. Кому нужна такая обуза? А я бессильна помочь. Моя мать продала меня в работницы в чужой дом. Впрочем, это тоже уже не важно, – она вздохнула и снова подняла глаза к небу за решеткой, – потому что я сижу тут в трюме и жду своей смерти.         – Что значит мать продала тебя в работницы? Кому? Что ты там будешь делать? – В голосе Лиджу ощущалось волнение. – Послушай, я мог бы помочь твоей подруге и тебе тоже. – Он осторожно положил свою ладонь на ее руку, чувствуя, как та вздрогнула от прикосновения.          – Зачем тебе это? Вспомнил, что ты – сэянец? – с вызовом спросила Мэйлинь. – Почему ты себя тогда так странно вел, когда мы были на рынке? Разве ты не знаешь нашего языка? Да и зачем тебе я? Ты же сам мог бы обратиться к сеянцам, и этого всего бы не произошло!         – Я никогда не ощущал себя сэянцем, – холодно ответил Лиджу. – И сейчас таковым себя не считаю. Язык я давно забыл, связей не имею.          – Но почему? Это из-за того, как с тобой обращался Сианг? – Она старалась подбирать слова как можно осторожнее, боясь, что он снова замкнется в себе и не захочет с ней разговаривать. Говорить с ним напоминало вскрытие раковины — одно неверное движение, и нож либо сломается, либо раскрошит раковину.         – Сианг тут не при чем. Когда он повзрослел, то стал винить себя во всем, что касалось моих поступков и моего характера. Я рос среди синторцев, внутри стен дворца. Я просто презираю ту жизнь, которой живут сэянцы. Одно время мне даже хотелось спалить квартал бедняков, чтобы только не видеть их лица. Я не имею с ними ничего общего, Мэйлинь.         Мэйлинь почувствовала, как больно защемило в груди. Никогда в жизни она не стыдилась того, кем была, но сейчас ей внезапно захотелось перестать быть сэянкой, лишь для того, чтобы Лиджу ее не презирал. И только какая-то странная гордость за то, кем она была, воспротивилась и вылезла наружу недобрым взглядом.         – Как можно отрицать то, кем ты являешься по рождению? Противно быть сэянцем? Предпочитаешь оставаться на стороне сильных и вытирать ноги о собственное прошлое?         Лиджу посмотрел на нее. Долго, очень долго, как ей показалось, отчего она смущенно отвела глаза в сторону.         – Сэянцы не дали мне ничего, за что бы я мог их уважать. Я не знаю собственную мать, но подозреваю, что отец притащил меня в свой дом, потому что боялся осуждения за то, что оставил ребенка на улице. В небольшом поселение все знают о грехах друг друга. Ни один сэянец не протянул мне руку помощи, когда мы питались объедками и рыбьими кишками, нашему правителю тоже наплевать на то, как живет его народ. Он обдирает нас с ног до головы, вынуждая покидать родные края. Моя родина там, где я могу жить по-человечески. А сами сэянцы – жалкие неудачники, кто ноет, стонет, но продолжают держаться за свои корни, за которыми кроется только нищета и унижение. Разве ты бы не хотела, чтобы к женщинам относились иначе, чем в Сэе? Посмотри на синторцев, они дают свободу и возможности, а что тебе дает твоя страна и происхождение? Сэянский язык – бесполезен, им никто не пользуется, их обычаи никого не интересуют, их промысел – грязная работа. Я не сэянец, я кто угодно, только не они. И да, я презираю этот народ.         – И меня ты тоже презираешь? – тихо спросила Мэйлинь, вспомнив, как Лиджу рассердился на слова брата об их отношениях.         Он сжал ее руку, заставив взглянуть ему в глаза.         – Нет, Мэйлинь. Это не так. Мне все равно, кто ты.         Мэйлинь побоялась спросить почему. Ее щеки охватило жаром, а сердце застучало в груди. В голове пронеслись тысячи фантазий, что раньше казались нереальными.С того момента, как она узнала, что Лиджу сэянец, он перестал быть недостижимой мечтой. Он тот, кто поднялся с низов, где барахталась сама Мэйлинь. Он может ее понять и, возможно, даже принять. А его рука на ее руке, это обжигающее прикосновение к мужчине, разве совсем ничего не значит?         – Я бы хотел, чтобы ты…         Лиджу не успел договорить, когда над их головами послышался тихий голос, зовущий их по именам. Сквозь прутья решетки слабо проглядывалось лицо Сианга.         – Брат, слышишь меня?         Лиджу вздохнул и отпустил руку Мэйлинь. Он поднялся, чтобы его стало заметно.         – Зачем ты пришел? – отозвался он  ледяным голосом.         – Я помогу вам выбраться, – прошептал Сианг. – Но только если ты бросишь свою идею вернуть меня.         Лиджу хмыкнул и отвернулся. Мэйлинь перепугалась, что тот сейчас откажется от такого шанса. Она не верила, что они смогут выбраться самостоятельно, а еще ей очень хотелось, чтобы братья помирились.          Мэйлинь схватила Лиджу за край рукава и умоляюще посмотрела на него. Он не сводил с нее глаз, и она видела, как желание ее защитить в нем боролось с гордостью. Согласиться на условия Сианга – признать свое поражение, отпустить его и быть готовым к решению принца. Возможно, это означало для Лиджу не только потерю брата, но и всего, чего он так долго добивался. Снова обратиться в никчемного сэянца? Все это читалось в его глазах. Страх, неуверенность и что-то еще, что было обращено только к ней.         – Отдашь ему это. – Сианг сбросил сверток к ногам Лиджу. – Скажешь, что я покончил с собой и оставил записку и этот предмет. Он точно все поймет. Я не исчезну, как пыль, Лиджу. Я свяжусь с тобой, как только достигну Тивии. Прекрати глупить, от твоего упрямства может пострадать жизнь Мэйлинь.         Лиджу поднял брошенную вещь. Сложенная записка и что-то небольшое, обернутое в платок. Он развернул, и Мэйлинь испугалась, как бы другие пленники не заметили сияние черной жемчужины. Она вскочила и прикрыла ее ладонью.         – Пожалуйста, Лиджу, позволь твоему брату помочь нам.          Спустя томительные минуты, Лиджу молча махнул рукой, словно говоря Сиангу: «Поступай, как знаешь». Тот, не раздумывая, открыл решетку. Когда Мэйлинь выбралась наружу, то вдохнула столько воздуха, сколько смогли удержать ее легкие. Казалось, что самое страшное уже позади.