Утерянный жемчуг

      Линши и Сианг разошлись в противоположные углы комнаты. Лиджу сложил руки на груди и уставился на собственные ботинки, в то время, как Сианг сел на кровать и разглядывал ракушку.         – Я могу задать вопрос? – осторожно спросила Мэйлинь.         – Да.       – Нет!         Лиджу с Сиангом ответили одновременно.         – Здесь нет никакой страшной тайны, – заверил его Сианг. – Это я виноват в том, что ты не умеешь раскрываться людям. Я научил тебя молчать. Вы же с ней близки, почему не рассказать?         Мэйлинь сомневалась, что Сианг правильно понял их взаимоотношения. Близостью такое назвать сложно — еще пару дней назад она была бы рада, если бы линши исчез из ее жизни. Это сейчас она запуталась в свои чувствах.         – Если Лиджу не хочет говорить, я понимаю. Мы не очень-то ладим, на самом деле, и знаем друг друга меньше месяца. — Мэйлинь говорила так тихо, что ее с трудом было слышно.          Сианг усмехнулся.         – Я знаю его всю жизнь, но не могу сказать, что понимаю все, что там у него в голове. Но если уж он разрешил сэянской девушке разговаривать с ним без формальным обращений…         – Она просто плохо знает синторский, – резко перебил его Лиджу. Кажется, он смутился. – Я устал слушать ее нелепые формулировки, поэтому разрешил говорить без них. Давайте лучше вернемся к той причине, почему мы тут все сейчас находимся.         – Наверное, тебе любопытно, почему мой брат ненавидит сэянцев? – Сианг обратился к Мэйлинь, проигнорировав слова линши. – На самом деле, он ненавидит свое прошлое, а не целый народ. Ну и еще он терпеть не может нищету, сэянские обычаи, рыбу, воду, одним словом — свое происхождение. Ведь он уже у нас синторец. Так, брат?         – Не начинай эту старую песню, – Лиджу нахмурился.         – Не знаю, рассказывал ли он тебе, кто я и как оказался во дворце, но уверен, что в его рассказе ничего не было о нем самом.          Лиджу вздохнул и впился глазами в Сианга, но тот даже не вздрогнул от тяжелого взгляда, хотя Мэйлинь бы на его месте тут же замолчала. Она уже была не рада, что проявила любопытство. Казалось, что между этими двумя накопился ворох недосказанных слов.         – Я родился в Сэе в семье рыбака, – продолжил Сианг. – Как и он, кстати. Моя мать умерла, когда мне исполнилось семь лет. Жили бедно, питались рыбой, да ты и сама все это должна знать, раз у тебя на шее висит ракушка. Мы, кстати, не могли встречаться раньше? Ты ведь ныряльщица, с какого берега?         – Я не знаю, – неловко отозвалась Мэйлинь. Она смутно представляла себе, где на карте находилась ее деревушка. – От Куна меньше половины суток пути.         – А-а-а, – протянул Сианг, – значит ты росла на западной части . Тогда не виделись. Мне до городских стен Куна пришлось бы ехать несколько недель. Но зато мы точно попали в Синтору одинаковым путем.         Мэйлинь слабо улыбнулась. Корабли контрабандистов объединяли многих сеянцев.         – Мы покинули провинцию, когда мне было одиннадцать. За пару дней до этого отец привел в дом ребенка. Его, – Сианг кивнул в сторону Лиджу. – Отец сказал, что это мой младший брат. Я сразу же его возненавидел, с первого взгляда. Лиджу было лет пять на вид, а это значит, что мой отец трахался с другой женщиной, когда еще мать была жива. Я очень ее любил, тяжело переживал ее смерть, с отцом у нас отношения были скверные, а теперь еще это.         Лиджу хмыкнул.         – Я был ребенком, Лиджу, что ты от меня хочешь? Для меня весь мир был только черно-белым.         – Но кажется, у вас все наладилось. – Мэйлинь вспомнила, как тепло они обнялись при встрече.         – Да, повзрослели, поумнели. По крайней мере, я. – отозвался Сианг. – Но тогда, признаюсь, я готов был даже выкинуть Лиджу за борт корабля, если бы нас выпустили из трюма.         Мэйлинь вдруг поняла, что не представляет Лиджу в таком месте. Он всегда держал спину прямо, шагал уверенно и даже горделиво, разговаривал на чистом синторском и бросал презрительные взгляды на сэянских торговцев.          – В Синторе мы год прожили, как крысы. Отец так и не смог найти никакой нормальной работы, перебиваясь от заработка к заработку. Он начал пить, поднимать руку, в общем, скатился до состояния животного. Я же старался хоть как-то выбраться из бедственного положения: потрошил рыбу на рынке, убирал улицы… А Лиджу — кто бы знал, как он меня тогда раздражал! С самого первого дня привязался ко мне, как крючок к леске. Я так злился, что постоянно кричал на него и говорил, чтобы он не открывал своего рта и не трепал, что мы братья, называл подкидышем, запугивал тем, что отец его привел только для того, чтобы принести в жертву духам моря. Я не считал его братом. Прости. – Он извиняюще посмотрел на Лиджу.         – Мы были детьми, – сухо отозвался линши.         – Мы оба не хотели закончить, как наш отец. Мы учили синторский, пытались подражать местным жителям во всем, вплоть до походки и выражения лица. Точнее, я пытался, а Лиджу повторял за мной. Казалось, что если мы станем на них похожи, то и наша жизнь тоже изменится. Однажды к нам на рынке подошел старик.  

***

        – Ты ныряльщик? – Старик встал у прилавка, за которым я потрошил рыбу. 

         Он выглядел не лучше бродяги: потрепанная одежда, грязное морщинистое лицо, скрюченные пальцы и несколько недостающих зубов. Привычная картина. Я решил, что он пришел попрошайничать.
         – Иди отсюда, эти потроха мне нужны самому, так что я ничего тебе не дам.         – Так ты ныряльщик? – повторил свой вопрос старик.         – Когда-то был, – я буркнул, откидывая в сторону рыбьи кишки и стараясь попасть ими в Лиджу, который выбирал из кучи отходов то, что можно пустить потом на жареху.         – Денег заработать хочешь? – старик увидел за моей спиной брата и добавил: – Один.         – Я себя не продаю. – Я воткнул нож для разделки в стол и злобно на него уставился.         – Мне нужен ныряльщик, чтобы пойти во дворец.         – Я похож на дурака?         – Заплачу двадцать медяков.         Я хмыкнул и снова посмотрел на Лиджу. В моей голове пронеслась ужасная мысль – продать собственного брата. Я даже начал прикидывать, сколько смогу выторговать за эту сделку. Детей скупали на рынке, как любой другой товар. Много для каких нужд, но вряд ли для сытой и приятной жизни.         Старик, видя мою усмешку, достал из кармана серый потертый мешок, вынул оттуда обещанные медяки. Я вообще-то не сомневался, что даже у такого оборванца найдутся денежки — скупкой детей кто только не занимался.         – Почему именно ныряльщик? – неуверенно спросил я. – А кто-нибудь другой не подойдет?         Я покосился на Лиджу, но, услышав собственный вопрос, испугался такого дурного намерения.         – Пошел отсюда. – Я махнул на старика рукой. – Нахрен тебя и твой дворец.         – Тебе надо сделать всего две вещи, – не унимался старый пройдоха, – притвориться моим внуком и рассказать, как ты добывал жемчуг.         – Я его не добывал, – засмеялся я, – ты вообще сэянец? Как ты думаешь, как часто можно найти жемчуг на дне? Он, по-твоему, там по всему побережью валяется что ли? Я в глаза жемчуга не видел. Да и почему за такой пустяк ты платишь аж двадцать монет?         – Благородная дама хочет послушать именно такой рассказ. – Он показал свои дырявые зубы. – Придешь, расскажешь и получишь деньги. Если не веришь, то вон стоит стража, ждет. Видишь эмблемы на форме тех людей? Это дворцовая стража, им ни к чему воровать детей. Если им понадобятся малолетние ушлепки, то и суток не пройдет, как у дверей дворца выстроиться очередь родителей, готовых их продать.         Старик был прав, но я все равно боялся. Моим решением двигали лишь голод и любопытство. А еще я был самоуверенным, как многие дети, и считал, что если уж что случится, то меня всегда спасут ноги. Ныряльщики хорошо бегают. Я оставил Лиджу, приказав тому продолжать потрошить рыбу, пока не вернусь. Если с ним что-то случится, пока меня не будет, то я был бы только рад. Так мне тогда казалось.          – Возьми меня с собой, – начал выпрашивать Лиджу. – Я буду молчать.         Я выдернул свою руку из его пальцев. На рукаве остался грязных след от потрохов, и мне захотелось выдать ему хорошую оплеуху.         – Не оставляй меня, – все ныл и ныл Лиджу, пока я не оттолкнул его прямо в отбросы, в которых он ковырялся.         Старик действительно не обманул. Нас сопровождала стража, и мы вошли во дворец. Только вот повели нас не на женскую половину, и никакой благородной дамы не было. Мы попали в приемную особы императорской крови. И пока мы дошли до нее, моя спина уже ныла от поклонов, которые мы совершили за время пути.         Признаться, меня всего трясло от ужаса. Вдруг этот старикан привел меня сюда, чтобы выдать за какого-то преступника? Вора, например? Вдруг его собственного внука в этом обвинили, а он решил так всех перехитрить? С другой стороны, зачем тогда вести во дворец? Тогда, может быть, он притащил меня, чтобы я развлекал благородных извращенцев? Но это тоже не походило на правду. Я выглядел ужасно: тонкие руки и ноги, изможденное тело и жуткая вонь, которая вынуждала всех вокруг жмурится и затыкать носы.         Пока я дрожал и воображал самое страшное, что приходило на ум, с другой стороны комнаты раскрылись двери. Вошел мальчишка, не сильно старше меня. Весь увешанный украшениями и одетый в очень дорогие шмотки.         Так я впервые и встретился с принцем. И он действительно просто хотел послушать мои истории, а я открыл в себе талант пустобреха. Завирал, как мог, про жемчуг, про акул, про морских духов. В общем, ему понравилось, и мои походы во дворец стали постоянными, и за них еще неплохо платили.         Отцу было все равно, откуда я беру деньги, пока я отдавал часть ему. А то что я побывал у самого принца в покоях, заставило меня возгордится. Я хвастался этим только Лиджу, стараясь увеличить пропасть между нами, но тот смотрел на меня большими глазами и чистосердечно восторгался, не испытывая никакой зависти. Мне даже стало его жалко.         – А какой он, этот принц? –  шептал ночью Лиджу, подползая к моей циновке. – Что он ест?         Еда волновала нас больше всего. Лиджу исходил слюнями, когда я рассказывал ему о запеченных кроликах, печенье и соленьях. Я сам не заметил, как стал прикипать к брату, видя его неподдельное любопытство. Пока однажды он не спросил:         – А зачем принцу нужен такой, как ты? Что вы там делаете?         Мне показалось, что Лиджу решил, что я из тех, кто развлекает богатеньких всем, чем они пожелают. Дети в трущобах быстро узнают о таких вещах. Я разозлился и выписал ему затрещину. Брат не заплакал, потому что я запрещал ему.         – Я рассказываю ему важные сведения о Сэе, – солгал я. – Неровен час, и Синтора сотрет ее с лица земли. И именно благодаря тому, что он узнает от меня.          Я хотел придать себе еще больше важности в глазах брата. Пусть поймет, кто теперь сидит рядом с ним.          – Так ты предатель?         Такой простой вопрос, за которым Лиджу, будучи ребенком, не скрывал ничего, кроме любопытства. вывел меня из себя. Я бросился на него с тумаками. Обычно это не длилось больше минуты: пара пинков, да подзатыльников. Но в этот раз Лиджу сам ударил меня, и удар пришелся мне по челюсти. Я был так шокирован его отпором, что прекратил бить. После чего обиделся и не разговаривал с ним несколько дней. Даже представить не мог тогда, что первый ответный удар приведет к тому, что Лиджу однажды возьмется за оружие. А еще то, что этот синяк на моем лице сослужит мне хорошую службу.         Когда мою распухшую физиономию увидел принц, то сильно разволновался. Он походил на перепуганную мамашу, и спустя пару наших встреч и вовсе предложил мне перебраться во дворец. Я понял, что он испугался, что меня могут убить, и тогда больше не будет смешных и интересных историй. А еще некому будет учить его делать рогатки и стрелять мелкими камушками по задницам евнухов.         Я вернулся в тот день домой с гордой осанкой. Теперь покончено с этой жизнью, и настанут по-настоящему славные времена! Отцу я ничего не сказал. Хотел тайком ночью собрать вещи и убежать.        Но не вышло.         – Ты куда? – оказалось, Лиджу не спал все то время, что я собирал свой хлам. Я хотел достать свои сбережения, прихватить недавно купленные башмаки и то, что осталось мне от матери – ее ракушка.         – Не твое дело, – огрызнулся я         – Ты бежишь во дворец!         Я не знал, что ему ответить. Он смотрел пристально, пытливым взглядом и молчал. За те годы, что мы прожили вместе, я кричал и пинал его, когда он надоедал мне с вопросами или нытьем, я часто затыкал его, и Лиджу научился молчать. Но скоро его молчание приобрело удивительную силу взгляда, в котором можно было прочесть больше, чем кто-либо способен сказать. И это жуть, как раздражало.         – Возьми меня с собой.         – Еще чего, – я фыркнул и засунул в потрепанный мешок ботинки.         – Возьми. С собой, – твердо повторил он.         – Пошел ты, – отмахнулся я и направился к двери.         Тогда этот мерзавец заорал. Мое сердце ухнуло в самые пятки. Я понял, что этот поганец меня не отпустит — он хотел, чтобы мы оба продолжали тонуть в этой трясине нищеты.          Не прошло и пары минут, как в комнату ворвался пьяный и злой отец.         – Я вас сейчас всех поубиваю! – взревел он. – Я же говорил, чтобы ночью не было ни писка! Я же, мать твою, работаю, кормлю вас. 

         Он раскачивался из стороны в сторону, потрясая полупустым тыквенным сосудом с дешевым пойлом. После чего остановился, опершись о дверной косяк, и уставился на мой мешок.
         – Сукин ты сын, – процедил он сквозь зубы. – Воруешь из моего дома?         Он схватил меня за шиворот и приложил о стену. Отнял сумку и пнул напоследок под дых, после чего с чувством выполненного долга поплелся из комнаты, роняя проклятия на каждом шагу.         Я поднял лицо и посмотрел на Лиджу. Клянусь, я готов был его убить, потому что прочитал в его глазах издевку.         – Это я ему еще ничего не рассказывал, а ведь могу, – ответил гаденыш. – Ты возьмешь меня с собой?         Я кинулся на него, сел сверху и начал бить. Мои кулаки ударялись о его руки, которыми он старался прикрыть голову. Мне впервые захотелось чтобы он заревел, как поступали все дети, но Лиджу молчал, а я выдохся.         Я скатился с него в сторону, тяжело дыша и пытаясь успокоиться. Я понимал, что он не позволит мне уйти из дома одному.         – Будешь мне должен. – Это все что я тогда смог сказать.         Лиджу кивнул.