Нефритовый лотос

— Я так и знала, что эта женщина принесет еще большие беды! Все высокопоставленные женщины внутреннего двора клана Лань говорили об этом. Сплетни были под запретом, но то, что сделала жена главы невозможно было не обсудить и осудить. Несмотря на это, только члены клана знали правду и, открывать ее даже ордену Гусу Лань, не собирались. Мадам Лань не стало в начале месяца Лидун.

— Вы не можете устраивать скандалы именно сейчас, молодой господин! — Наоборот, сейчас самое время для этого. Слуга вздыхал, он шел почти наравне с Лань Сичэнем. Юный наследник хоть и говорил спокойно, но выражение его лица выражало одновременно беспокойство и раздражение. Он шагал не совсем быстро, однако, судя по суетливому выражению лица, было ясно, что он спешил. Он направлялся к главному залу. Наконец, он дошел и медленно зашел туда. Лань Сичэнь вежливо сделал поклон сидящим старейшинам и, когда они кивнули в знак позволения начать разговор, он уверенно произнес: — Я выражаю свой протест касательно места погребения моей матери. И прошу разрешения похоронить ее на родовом кладбище, — четко подчеркнул он свои последние слова. Некоторое время стояла тишина. А потом началось тихое обсуждение насчет озвученного. Изначально, для захоронения усопшей было выбрано место рядом с ее домиком, где она жила всю свою жизнь. Подальше от мест, где проживал орден. Но, услышав эти планы, Лань Сичэнь пришел в ярость. Все это было абсолютно неуважительно по отношению к женщине, кто имел такой высокий статус. И вдобавок, это означало, что даже после смерти ее не приняли и не считают таковой. Это было досадно. Глава ордена так и не появился или ему об этом не сообщили. Все это более не имело значения, главное решить вопрос места погребения. «Хотя бы сейчас нужно постараться, чтобы вы были рядом, матушка». — Это недопустимо. Он получил столь сухой отказ, но Лань Сичэнь не собирался сдаваться. Он добьется своего здесь и сейчас. — На основании чего же? Лань фужэнь — супруга главы ордена и клана Гу Су Лань. Это ее законное право и она, как никто другой, заслуживает быть похороненной там.

— Насчет ее права никто не отрицает, но то, как она умерла вызывает некие сомнения в том, действительно ли она заслуживает там быть. Намек был сразу понят, что еще больше рассердило Лань Сичэня. «Кто же был этому причиной?!» — К сожалению, несмотря на долгую борьбу, болезнь все равно забрала ее с собой. В прошлом, многие женщины клана умирали так, и это не помешало им быть похороненными на родовом кладбище. Надеюсь, я развеял и положил конец вашим сомнениям. Я на правах наследника, не приказываю, а прошу принять эту мою просьбу. На этом у меня все. Лань Сичэнь постоял там несколько минут и, не получив никакого обратного негодования, — лишь молчание — опять вежливо поклонился и ушел. Раз уж весь мир решил считать это правдой, он им подыграет. Сичэнь понимал, что поздно, однако, он больше никогда не позволит еще раз топтать ее в грязь. Пришло время решительных действий. Теперь он не будет ждать; у него все еще есть Лань Сюин и Лань Чжань. Единственные для кого он теперь должен сделать все, что в его силах, дабы их тоже не потерять.

***

Маленькая девочка, одетая в траурные одеяния, с лентой своего ордена, шла по коридору, остановилась, услышав что-то бурно обсуждающие голоса. Одного взгляда хватало, чтобы понять — она была усталой и поникшей. Глаза у нее были красными и образовались темные мешки под ними. Ее взгляд был настолько пустым — несоответствующим такому маленькому ребенку, что даже незнакомого человека это обеспокоило бы. Она медленно и бесшумно подошла к стене, чтобы услышать разговор пожилых женщин тоже одетых в траурные белые одеяния. Они сидели за ширмой и Лань Сюин ясно уловила фразу «эта женщина». Был лишь один человек в этом месте, которого упоминали таким пренебрежительным тоном. — Мало того, что она нарушила одно из правил, да и унесла с собой не только свою жизнь! Хоть ее происхождение и сомнительное, но наполовину этот, неродившийся ребенок, был бы одним из самых благородных, — с досадой сказала первая женщина. — Само ее вступление в клан было одним из нарушений правил, и, иронично, что ее уход из жизни тоже стал таковым. Эта женщина не переставала грешить до самой смерти. Омерзительно, — с ноткой отвращения сказала вторая. Лань Сюин, наплевав на все, быстро побежала. Если ее обнаружат — все равно. Да хоть накажут — без разницы. И что с того, что она подслушивала? Это тоже нарушение правил. Она может обрести похожую репутацию, как у матери. Плевать. Хотя бы здесь она сможет стать похожей на нее. На нее, на которую она внешностью абсолютно не подходила. Самой первой эту новость, которая уже два дня держит весь орден в замешательстве, обнаружила она. Это было утром. Утром того дня, которого она хотела провести и так с неполной семьей; обнаружила этот металлический запах засохшей крови, там, где ночью сидела мать. Где окно было снова открыто. Разбитая чаша. Осколки разбросаны рядом. Ее стошнило от этого. И тошнит до сих пор. Она ясно помнила, что они вместе пошли спать… Картина лежавшего на полу тела настолько въелась в мозг, что она кроме нее ничего отчетливо уже не помнила. Тогда она все еще не могла до конца понять, что вообще произошло. Проснувшись после этого, Лань Сюин на некоторое время обрадовалась, что это мог бы быть просто одним из страшных кошмаров. Но она не была в домике матери. Была у себя. Девочка боялась встать и выяснить все самой. Но старший брат, с лицом, выражавшим те эмоции, о которых она смутно догадывалась, все разъяснил. Все. Четко и ясно. Лань Сюин не хотела лжи. Однако, тогда ей хотелось услышать все что угодно, но не то, что выходило из его уст. После… Он ушел. Видно, ему тоже было тяжело. А Лань Чжань… Его она все еще не видела, краем уха услышала, что он в том домике. Ждет ее. Лань Сюин пока не находила мужества вернуться туда. Шел третий день. Нечетный, в котором можно было завершить похоронную церемонию — захоронение усопшей. Лань Сюин не знала, где же будет ее местом погребения. Не хотела знать даже. Она просто надоело сидеть взаперти и разъедать себя каждой секундой. Но в итоге она опять узнала то, чего не желала. Лань Сюин тоже ее ненавидела. Она тоже ее осуждала. Не совсем так, как это делали остальные, но все же. «Почему? Просто почему? Почему именно тогда?» Почему тогда, когда она была с ней? Эта женщина ведь прекрасно осознавала, что в первую очередь узнает ее дочь. Ей было настолько плевать на чувства дочери? «Ведь, если бы там были братья, она наверняка бы не сделала этого…» Почему именно она чувствовала эту ее неприязнь к некоторым вещам, а ее сыновья нет? Или эта неприязнь была направлена не на то, на что она думала, а на нее самой?.. Лань Сюин внезапно становилась. Эта мысль пришла в голову так спонтанно, но почему-то не отгонялась. Она не могла просто отмахнуться от нее. Всерьез задумалась. «А что если?.. Но почему?..» Лань Сюин начала задыхаться от одной мысли, догадываясь о причинах. Перед глазами образовалась пелена — это не могло быть правдой. На мгновение воздух перестал поступать в легкие, ноги стали ватными и она упала; горячие слезы падали на землю. Это не может быть правдой. Никогда. Она никогда не делала того, что могло бы побудить в ней такие чувства. Голос сорвался — она уже не хотела думать ни о чем. Ей просто хотелось освободиться. Лань Сюин не могла остановить себя от слез; сначала тихо всхлипывала, но после не стала себя сдерживать. Маленькая девочка. Она ведь тоже не хотела всего этого. Ей тоже было тяжело, Лань Сюин тоже скучала. Сильно. Если сейчас ноги унесут ее в направлении того места, сможет ли она совладать с чувствами? Стоит ли ей идти туда? Стоит ли самой во всем убедиться? Может это все, в действительности, просто сон? Не может быть, чтобы матери не было! Никогда такого не может быть! С чего она свыклась с мыслью, что она и вправду умерла? Нужно проверить, убедиться в ее чувствах к дочери, понять, что несколько секунд назад она бредила. Но в этот момент она не могла просто встать и пойти туда. Она вообще не смогла подняться. Ее ручки были сжаты и держали что-то мокрое — траву, наверное. Перед глазами все плыло, она жадно вдыхала воздух, стараясь успокоиться. Забавно, что даже сейчас она не могла не думать о своей жалкой жизни. Что ей терять? Уже потеряла ведь. В голове ясно стала картина той ночи. Сначала Лань Сюин хотела убедить себя, что ей невыносимо грустно. Однако, первое, что пришло на ее ум, когда она увидела труп — страх. Лань Сюин испугалась, не за мать, а за себя. Ей стало страшно за свою жизнь. Она испугалась, что когда-нибудь может умереть, что когда-нибудь ее тело будет также лежать: на полу, земле, реке, где угодно — вместо того, чтобы содрогнуться от той мысли, что перед ней — самый дорогой человек. От своей эгоистичности ей хотелось тысячу раз биться головой об стену. «Но что мне делать?» Лань Сюин не знала о чем ей думать. В голову лезли самые разные мысли, всплывали воспоминания: как они сидели вчетвером, когда кушали баоцзы. Ее смех. Ее улыбка. И непонятный, но долгий взгляд, направленный на нее. В глубине этого взгляда было что-то, о чем Лань Сюин не смогла бы догадаться. Это не было отвращением, не было и любовью. Ее взгляд изучал, сопоставлял. Интересно, с чем или с кем?.. Проплакав долгое время, когда перед глазами начала вырисовываться более четкая картина, в голове появилась мысль, что она не на территории поместья. Лань Сюин медленно приподнялась и огляделась по сторонам. Паники не было — отнюдь, хоть это не поместье, это все равно земля Облачных Глубин. Она развернулась и долго не решалась ступать, но все-таки зашагала. Вокруг была еще не до конца пожелтевшая растительность; вид, который предстоял перед ней, вызывал неоднозначные чувства. Опавшие, желтоватые листья вокруг, точно так же, как и тогда… Это… На миг послышался шелест рядом с кустарником. Сильный шелест, чтобы посчитать, что он вызван ветром. Лань Сюин приблизилась к нему, заметив, что это куст какой-то ягоды. Рядом увидела полы белых одеяний и подняла густые кусты, увидев маленького мальчика. Вокруг его рта все было измазано чем-то багровым. Этими самыми ягодами, скорее всего. Сам мальчик хоть и был в траурной одежде, но не имел налобной ленты — он не из ее ордена. Он сразу встал, и она заметила колокольчик, прикрепленный к его поясу. «Юньмэн Цзян?» — Это… Ты не так все поняла! — воскликнул мальчик. «Ты?» Все было понятно. Раз уж этот мальчик обращается к ней на ты, то он имел довольно высокий статус. Никто так не обращался к кому-то в другом ордене, не имея достаточной власти. А раз уж сейчас в одном из великих орденов происходит событие, которое невозможно проигнорировать, то, вероятнее всего, другие великие ордены тоже прибыли выразить соболезнование. Даже если имела внутри клана плохую репутацию, для мира она — супруга главы одного из великих орденов. Одно непонятно, почему тут ребенок? Мальчик занервничал, видимо, из-за того, что она долго молчала. Лань Сюин всё-таки сделала вывод, что это ребенок высокопоставленных людей, поэтому как можно доброжелательнее сказала: — Все в порядке, молодой господин. Видимо, у нее неплохо получилось успокоить его. — Не рассказывай никому, я приказываю! Хо. Приказывает. Это был определенно наследник Юньмэн Цзян. И, судя по всему, он принял ее за служанку. Забавно, но Лань Сюин не желала раскрывать свою личность, хотелось больше подыграть. — Я поняла. Но, что вы тут делаете, молодой господин? — осторожно и, как можно ласковее, спросила она. — Я проголодался, но так как, сейчас траур, сытной пищи мне не подали. Родители ушли заняться какими-то делами, велели мне не поднимать шумиху, — на удивление ответил он честно. — Ясно, и вы решили попробовать эти ягоды. Она закончила за него и судя по тому, что он не поправил ее — Лань Сюин была права. На мгновение, только немного, ей показалось все это даже милым. Вообще, в ордене никогда не подаются по-настоящему сытные блюда, так как, это одно из правил. Но она не стала это озвучивать. Мальчик кивнул и встал. Несмотря на то, что его рот был испачкан, следы его недавней трапезы не остались в белых одеждах. Лань Сюин не знала, похвалить его или посмеяться. — Если вы закончили, полагаю вам пора возвращаться? Я могу вас сопроводить. — Хорошо, но сначала я хотел бы помыть лицо. Я заметил небольшой пруд, когда шел сюда, ты знаешь где именно он? Лань Сюин поняла в какой стороне от поместья они находились — северо-западная часть резиденции! И пруд, о котором этот ребенок говорил был для опускания свеч по праздникам и считается ценным — почти святым. Одна мысль, что его будут использовать в других целях, и тем более, чтобы прикрыть проступок, заставила ее почему-то заулыбаться. — Да, я знаю, где именно он находится. Пойдем, молодой господин, я покажу. И дети зашагали, чтобы вернуться обратно. Они шли быстро, что не нравилось Лань Сюин, но маленький и капризный, как предположила девочка, господин поторапливал ее, как сказать поторапливал — приказал. Она, честно, не хотела спешить, ей хотелось бессмысленно бродить вокруг. Эти места не хранили никакие воспоминания, в отличие от того поместья, куда они направляются. Лань Сюин внезапно остановилась: стоит ли возвращаться туда? Сейчас, наверное, похоронная церемония уже завершилась… Детей туда не пускали, поэтому она до сих пор удивлялась: хоть и этот ребенок наследник одного из великих орденов, но зачем родители взяли его с собой на такое событие? Участвовать самой в церемонии Лань Сюин не настаивала, все равно, исключений для нее не было бы. Плотный ком встал в горле. Или стоило настаивать? Имеет ли она право там быть, когда то и дело переживала о себе? Она не разрешала себе поддаваться воспоминаниям, каждый раз это заканчивалось одинаково. Последнее, самое яркое — лежащее на полу тело; разбитые осколки, размазанные кровью. Кровь стала темной — засохла. Почему она ночью не почувствовала, что что-то не так? Изменилось бы, заметь она?.. Почему она просто не может поддаться обычной тоске? Просто вспоминать свое утраченное счастье. Или отнятое? Почему Лань Сюин всегда чувствует отвращение? Интересно, к себе или к ней? Девочка чувствовала, что не горе, а что-то, чего она не должна была испытывать, разъедает ее изнутри с каждой секундой. В уголках черных глаз собирались горькие слезы. Вот- вот она опять потеряет контроль над собой. Может стоило так сдел… — Эй, ты идешь? — обернувшись мальчик увидел, что его сопровождающая, опустив голову, будто готова была расплакаться, стояла столбом, — с тобой все в порядке? — обеспокоенно спросил он. Девочка молчала. Цзян Ваньин хотел дойти побыстрее, чтобы его отсутствия никто не заметил. Он с родителями возвращались с празднования дня рождения второго молодого господина ордена Цинхэ Не, которое прошло два дня назад. Правда на такие мероприятия не берут маленьких детей, но с именинником он был почти одного возраста. Сестра легла легким недугом, поэтому поехали он и его родители. Хотя это не такое важное событие, чтобы они полной семьей посетили другой орден, но была ещё одна, главная причина — заключение контракта о постановке новых талисманов, то есть, укрепление дружеских отношений. Он был наследником, и мать требовала у отца, чтобы его тоже ввели в курс дел, происходящих в ордене. Они планировали после этого поехать домой, но все изменилось, насколько ему стало ясно — умер кто-то важный в Облачных Глубинах. Так как, они изначально возвращались вместе, ему было некуда деваться. Поэтому он был здесь, хоть и не участвовал в церемонии, да и его присутствие там считалось нежелательным — детям было запрещено. — Да, извините, в глаз что-то попало, вот и защипало, — наконец, сказала она. «Врет». Он чувствовал, что что-то не так. Не трудно было разглядеть все это. Однако, это было естественно, ведь, в ордене умер кто-то. Хоть Цзян Чэн и не понимал, как можно настолько проплакать, что даже слепой заметил бы, что она в печали уже больше двух, а то и трех дней. Вероятно, умер какой-то высокопоставленный наставник, коими славился этот орден, но, определенно, она не приходилась ему кем-то близким. Она ведь обычная служанка. Другое дело: родственник. Однако, если было так, что обычная служанка приходилась родственником для умершего — его родители не остались бы на похороны такого человека. Возможно, она слишком чувствительная. Впрочем, Цзян Ваньин не видел необходимости расспрашивать ее. Девочка опять возобновила шаги. Наконец, они почти дошли до небольшого пруда. Завидев его, он побежал. В пруде не было рыб. Ни одной! Ему показалось немного странным: у него в родных землях везде были озера, и рыб в них было полно, но вопрос про рыб, наверное, был последним о чем могла переживать простая служанка, ее орден — тоже, судя по всему. Пока служанка дошла до пруда, он уже умылся, и, вроде бы теперь ничего его не выдавало. Девочка посмотрела на него, внезапно приблизилась, и, откуда-то появившимся, белым носовым платком, вытерла нижнюю часть его лица. Она настолько застала его врасплох, что он не успел сразу отреагировать. Но было поздно — девочка сама отошла. Ему стоило бы возмутиться наглости обычной служанки, посмевшую так беспечно трогать его. Наследника! Но вместо этого он порозовел. «Что за?!» Вслух озвучить он ничего не смог. — Погода здесь холодная, не носитесь с мокрым лицом. Он сглотнул. — Мы расстаемся здесь, дальше мне нельзя, — встретившись с его глазами, тихо сказала она, — я пойду во внутренний двор, а вам стоит идти в гостевую часть поместья, пойдете прямо — будете там. Она не поклонилась, как подобает служанке. Уходила. — Стой! — как ни странно, она сразу обернулась, — спасибо, что сопроводила меня. Не зная, что ответить, девочка кивнула. Цзян Ваньин быстро подошел, всучил ей в руки кое-что, и, не обернувшись, побежал. Она сказала, что погода холодная. Но чувствовался лишь жар.