Нефритовый лотос

— Какое прекрасное явление, Вы, должно быть, благословлены аж в двух жизнях! В крепких руках женщины средних лет громко плакали два младенца. Новорождённых было двое, но плач обоих сливался в один, приятный для матери звук. — А какой у них голос, никогда не слышала подобного фиолетового плача!

Укутав двойняшек, акушерка аккуратно передала их матери, которая хоть и выглядела утомленной, счастливо улыбалась. Женщина обняла малышей, как к ней робко просеменил мальчишка лет трёх. У ребёнка были по-детски жидкие, тёмные волосы и светло-серые глаза. Несмотря на естественную для его возраста припухлость и внешнюю мягкость, мальчик имел некую утонченность. Не было сомнений в том, что он станет прекрасным юношей. — Матушка, это мои брат и сестра? Они такие маленькие, — в больших, круглых глазёнках сверкнуло любопытство. На интерес дитя мать улыбнулась ещё ласковее. Она мягко посмотрела на сына и спокойно ответила: — Конечно маленькие, — аккуратная женская кисть с тонкими пальцам опустилась на макушку мальчика, —А-Хуань тоже когда-то был таким крохотным, но уже так вырос! — женщина нежно потрепала ребёнка по волосам, другой рукой придерживая его, всё так же ревущих, младших братика с сестричкой. Мальчик ничего не ответил, но на его лице явно читалось недоумение: как он мог быть таким маленьким? Однако, ребёнок не стал зацикливаться на подобном и снова задал вопрос: — Матушка, а как их зовут? — искорка ребяческого любопытства во второй раз загорелась. Уголки губ матери, казалось, немного опустились, но Сичэнь, не замечая этого, продолжал разглядывать своих Диди и Меймей. Акушерка, убрав ненужное с ложа, заговорила: — Госпожа, малыши здоровы, вам нужно их покормить. Я останусь здесь на три дня. — После, глянув на старшего ребенка, она продолжила, — скоро придут забрать молодого господина, я уведомлю их. Потом станет виднее. Женщина поняла, что акушерка имела в виду имена. — Спасибо большое тебе, Йийи, — мать с искренней благодарностью посмотрела на врача, на что та лишь вежливо кивнула. Мадам Лань перевела взгляд на малышей: у старшей девочки были волосы цвета вороньего крыла, а младший сын имел более светлый, каштановый оттенок. Предположительно цвет их глаз тоже различался. С этими мыслями мать приступила к кормлению. Через час пришли за Лань Сичэнем. ЙиЙи сообщила о рождении двух наследников. Сичэнь не выглядел грустным — за последний год он уже привык к редким встречам с матерью, поэтому, попрощавшись, ушёл без лишних вопросов. Женщина тоже спокойно отпустила сына. Внимание снова переключилось на новорождённых, те мирно посапывали. Мадам Лань судорожно провела рукавом по щекам, стирая непрошенные солёные дорожки. Не будет плакать. Она готовила себя к этому. Вечером пришла служанка с дощечками, на которых размашистыми иероглифами были высечены имена. Лань Сюин и Лань Чжань. Два заведомо несчастных ребёнка. Имена, которыми наследников нарекли старейшины клана, были несомненно прекрасны, но в груди матери оставалось давящее чувство. Почему она сама не может назвать своих детей? Орден Гусу Лань славился своей добродетельностью и праведностью, но в клане строго соблюдался четкий иерархический строй, основанный консервативными старейшинами. Согласно ему, женщина мало каких прав имела, но предоставление лишь одной акушерки без служанок — верх пренебрежения. Причём рождались прямые наследники клана. Тут дело было в том, что мадам Лань, а это был титул лишь на словах, имела презренную родословную. Посмела грязным способом связать себя узами брака с главой клана. И ещё, будучи в заточении рожает уже второй раз. «Какое невежество». Несмотря на это, клан предоставил ей жильё. Она находилась в отдаленной части от главных корпусов ордена, где жили другие. Одна. Обеспечивали едой. Она никуда не выходила в поисках пищи. Никуда. Ей просто оставалось прожить мирно и тихо. Взаперти.

***

Дверь маленького дома был открыт, оттуда ползал маленький мальчик — все его лицо было измазано зеленью. Лань Сичэнь, увидев на пороге своего брата, ползающего во внутрь, зашагал быстрее и поднял его. — Лань Чжань, как же долго ты играл, что так измазался? — шутливо спросил его брат. Малыш ничего не ответил, лишь буркнул что-то тихо и начал хмуриться. Хоть ему было и больше двух лет, он мало говорил и был тих, но зато был очень разнообразен в «молчаливых» реакциях. Сичэнь с братом на руках, зайдя во внутрь, увидел дверь в ванную открытой. Там его мама купала девочку, которая не могла нахохотаться. В отличие от младшего брата, девочка была не скупа на эмоции. — Я привел ещё одного, — улыбаясь, зашёл мальчик. Заметив его, мать тоже заулыбалась, но не отпустила девочку. После ее взгляд переместился на младшего сына. Она ещё больше приподняла губы. — Оказывается, наш А-Чжань не очень-то и послушный, — сказала мадам Лань. Лань Чжань принялся руками хоть как-то прикрыть свое «преступление». Увидев его тщетные попытки и мать, и брат засмеялись. Ничего не понимающая Сюин тоже принялась ещё громче хохотать. Вымыв двойняшек, все направились на кухню. Это была среднего размера комната с большим круглым окном. Оно было открыто, потому что сейчас — лето. Из него открывался вид на местность, окружающая домик. В воздухе витал аромат летних цветов, их сладковатые и свежие ноты переплетались с тонкими оттенками пряности и зелени. Этот аромат смешивался с теплым и насыщенным запахом баоцзы, включая жареное мясо, соевый соус и специи. Мать села на правую сторону, и, по правилам, Сичэнь должен был сидеть напротив нее, но мадам Лань жестом подозвала его к себе и усадила двойняшек между старшим сыном и собой, затем принялась нянчится со всеми детьми. Она поддразнивала младшего сына, на что старшие смеялись. Он хмурился и бормотал себе что-то под нос и краснел. Это было очень забавно и мило. Хоть Лань Сюин и Лань Чжань были двойняшками, но черты их лица не были так похожи друг на друга. Казалось, они похожи на Сичэня в некоторых местах, но схожести именно между ними не было. Глаза Лань Чжаня были от матери, светлые — лицо, такое же утонченное, как у брата, и не сильно потемневшие волосы тоже напоминали его. Сичэнь вырос, из-за этого большая часть детских и пухлых щек исчезла, но внешность все равно давала знать, что ему не больше семи. Лань Сюин тоже имела много общего с Сичэнем в темных волосах и глазах, но в отличие от брата, ее глаза были еще глубже по тону, а черты лица излучали озорство, в то время как Лань Хуань был олицетворением спокойствия и лицом, и характером. Если внешность ее братьев можно было бы описать одним словом — «утонченность», то ее собственная, с течением времени, приобрела бы «изящество». Хоть они все были похожи, но грань была. Этим Сюин отличалась от них — братьев. И мамы. Значительную часть своей внешности она переняла от своего отца.

***

Минуло уже шесть лет со дня рождения близнецов, которые уже прославились своим нравом, достойным ордена и клана Лань. Хоть они были ещё маленькими, но уже были способны в полной мере пользоваться своим положением. Так им уже было даровано имя в быту их дядей. Старшей дали имя Венлинг, а младшему Ванцзи. Они оба были одаренными, но в силу того, что ее брат всегда казался отрешенным монахом — даже возраст не мог скрыть этого — решили дать ему такое имя, толкуя его характер в хорошую сторону.

(Венлинг — очищенный нефрит, Ванцзи — даосская фраза, означающая «не ищи богатства и славы, отринь мирские заботы и живи в мире с целым светом»)

Лань Сюин была в испуге, когда их отделили от матери, ведь ей и Лань Чжаню тогда было всего три года. Главным беспокойство было то, что здесь к ней могли бы относиться с презрением — хоть и старший брат заверил обратное. Сюин привыкла жить в тихой глуши рядом с матерью, однако, малую, но информацию о том, что её мать не очень-то жалуют, она знала. И была приятно удивлена, когда к ней отнеслись законно. Не с почтением, так как, тогда она не показывала потенциала. Но теперь ее положение было довольно устойчивым, и положение ее братьев тоже. Раз в конце месяца им разрешалось навещать мать. Ей, как девочке, можно было уходить к ней вечером, закончив свои обязанности, в то время как, мальчики приходили на следующее утро. И вот, ее этот день, наконец, закончился. Она выходила из библиотеки со стопкой записей по истории и политики. Хоть и мало кто верил, что это ей принесет пользу, но Лань Сюин нравилось уделять свободное время анализу прошлого. Это давало ей преимущества в понимании природы человека. Казалось, от той озорной девочки осталось мало. Строгое обучение под контролем наставницы Хэ Сянь научило ее сдерживать себя, когда надо. Лань Сюин зашла в свою покои, поставила стопку бумаг на свой стол в углу и решила переодеться. Она надела белое ханьфу, но, во всяком случае, это не была форма адепта ордена Гусу Лань. Она замечала, как мама иногда мешкалась их обнимать, когда видела, в каком виде к ней приходили дети. С тех пор Лань Сюин всегда переодевалась перед встречей. Объяснения, чтобы убедить братьев тоже так делать, она не находила. В конце концов, временами ей даже казалось, что все это — ее воображение. Ей тоже очень нравились одеяния ордена, но Лань Сюин верила, что если хотя бы она будет переодеваться, то это уменьшит необъяснимую неприязнь матери к этим одеждам. О снятие лобной ленты не было и речи — адепту это было запрещено. Раньше маленькую госпожу сопровождали до скромного домика матери, но, со временем, Лань Сюин выросла и могла самостоятельно добираться. Дом находился через лес — был в горах. Нахождение матери в таком отдаленном месте ей совершенно не нравилось. Лань Сюин перешла на тропинку, по которой обычно ходила. Хоть дом и был далеко, но она была рада возможности помыслить наедине с собой. В последнее время ее посещали мысли, причем серьезные. Как приблизить мать к их обычной жизни? Где она могла бы жить со всеми. С ними. Однако, пока что поднимать эту тему Лань Сюин боялась, хоть и она, и братья имели хорошую репутацию и были ценны для клана со статусом наследника, но власти как таковой — достаточной, у них пока не было. Слишком шаткая была у них сила, чтобы побороть не то, что старейшин, но и дядю. Шелест пожелтевших листьев на секунду отвлек ее. Верно, сейчас осень и приближающаяся зима прибавит ей с братом ещё один год жизни. Редко бывало, чтобы они праздновали день рождения с матерью. Только три раза. Их конечно поздравляли с утра, угощая супом с водорослями, и старший брат делал подарки, но даже Ванцзи признавал, что хотел бы увидеть маму рядом. Однако, дяде никогда не нравилось, когда они даже мельком упоминали мать. Обычно он был строг, но, когда Лань Цижень слышал хоть малейший намек на разговор про нее, у него был настолько суровый взгляд, от которого дети замолкали мгновенно. Разве они не имеют права говорить о ней? Она же их мама. Лань Сюин понимала, что за всем этим кроется нечто большее, и это, с высокой вероятностью, было связано с отцом. Она его ни разу ещё не видела. Старший брат говорил, что видел его лишь один раз. Было странно, что глава ордена, в действительности, буквально не участвовал в том, что касалось этого самого ордена. Лань Сюин сказали лишь одно: он медитирует. И больше ничего. Вопросов было много, но никто из взрослых — знающих, не хотел отвечать. Своеобразное табу. Все это очень огорчало Сюин, но приходилось сдерживаться. Она даже не заметила, как дошла до дома, окружённого цветами. Запах цветов уже не так пленил — она больше скучала по матери. Лань Сюин подумает позже. Сейчас важна долгожданная встреча. — Матушка! –прикрикнула она, едва приоткрыв дверь. Мадам Лань где-то внутри гостиной что-то сказала, но четко не было слышно. Девочка зашагала быстрей во внутрь. Ее мать, как всегда спокойная и красивая, сидела у окна, смотря наружу. Она не сразу оторвала взгляд, но после, устремив его на свою дочь, она раскрыла руки, приглашая ее к себе для объятий. Лань Сюин сражу же ринулась к ней, но даже тепло объятий не согрело ее, так как, дул лёгкий ветер. Она сморщилась. — Матушка, давайте закроем окна? Сейчас уже осень, вы можете простыть, если будете так сидеть. Мадам Лань лишь по-доброму усмехнулась, погладила щеки и веки девочки. Некоторое время она просто смотрела на свою дочь, а потом, будто что-то осознав, отвела взгляд от ее черных глаз. Руки опустились к волосам, и она их тоже погладила. — Волосы А-Сюин стали ещё длиннее. — Дело тут не в волосах, матушка! Давайте закроем окно, мне холодно! — поморщившись, обратилась она к матери. — Как тебе угодно, — она всё ещё держала свою дочь в объятиях, но приподняла руку, чтобы прикрыть окно, — ты довольно легко одета, и прошла всю дорогу так? Лань Сюин не хотела говорить о том, что у нее специальной зимней одежды, кроме как со знаком ордена, нет. Не то, чтобы Гусу Лань был в припадке, но сам по себе орден вел скромную жизнь, и максимально старался сокращать расходы на ненужное. Одеяние ордена всегда было высшего качества и всем этого хватало, а если хотелось: они могли расходовать из личных средств, а в ее и братьев случае, расходы распределял дядя, который сам вёл скромную жизнь. — Я так спешила к матушке, что забыла переодеться даже, — по-детски улыбаясь, ответила она. Лань Сюин была довольна, она никогда не мечтала о разноцветных платьях и чем-то подобном. Жизнь, которую она вела с рождения была только по порядкам и другой она не знала. Как ей вообще знать об этом? Именно поэтому ей нравилось изучать историю, ведь она никогда не покидала Облачные Глубины, даже не спускалась на город Гусу, но во время чтения бывала будто бы везде: в бескрайних землях ордена Цишань Вэнь, горах Цинхэ Не, озёрах Юньмэн Цзян и в саду «Белых Пионов» Ланьлин Цзиня. Она со страстью запоминала любую информацию, которая могла понадобиться в будущем. Из-за этого, изучению четырех великих орденов уделила особе внимание. Мадам Лань никогда не спрашивала того, что касалось их жизни в ордене. Даже когда ее покинули дети и через два месяца пришли навестить, она ничего не спросила — вела себя так обыденно, что немного огорчило Венлинг. Ведь, первые недели только мысли о том, чтобы рассказать, что произошло с ней, как она справлялась с трудностями, давало ей сил привыкать к новой жизни. Может, Ванцзи тоже чувствовал подобное, но он никогда об этом открыто не говорил. Старший брат, будто бы, тоже ничего не замечал. Было какое-то негласное соглашение, что ничего не изменилось, и вся тоска, которую они копили до конца месяца не должна быть озвучена. Не только их, может — тоска матери тоже. Обычно, всегда, когда она была наедине с матерью, они не очень много разговаривали. Мама лишь тихо обнимала ее, и они молча ужинали. И спали вместе. Только потом, когда приходили братья, мать будто бы оживала. Они играли в игры, веселились, обнимались. Но Венлинг всегда твердила себе, что должна быть благодарной за то, что имела возможность побыть с ней побольше. Побольше ощутить ее тепло. Легко поужинав, они приготовились ко сну. Хоть спальня была маленькой, но кровать была рассчитана на двух взрослых, поэтому все трое детей и мать помещались на ней. Пока что. Лань Сюин подумала, что это ещё одна причина в будущем матушку не оставлять здесь. Ведь, если все они вырастут, то не могут спать в таком маленьком помещении. Хоть и сегодня мама была молчалива, Сюин было радостно от встречи с ней. Почему-то за последний месяц ей очень и очень не хватало мамы. Нет, она скучала всегда, но на этот раз побольше. Может дело в том, что она уже начала обучение на пути совершенствования? Лань Сюин хотелось рассказать всё, от начала до конца, о своих успехах, но раз уж мама сегодня не была отзывчивой, она подумала, когда прибудут ее братья — и матери станет веселей, тогда можно начать разговаривать. И всё вернётся на круги своя. С этими мыслями она ещё крепче прижалась к матери и закрыла глаза.

***

Женщина сидела и смотрела на облачное небо. Едва уловимый лунный свет проникал через распахнутое окно. Она давно уже забыла, как определять какой же лунный месяц проходит. Единственное, что помогало определять течение времени — были вид на деревья и погода. Единственное, что менялось в ее жизни. На подоконнике был обычный фарфоровый кувшин для воды, из которого она себе наливала. Даже в этом процессе она не опускала своего взора от луны — такой небольшой, прикрытой облаками и слабо яркой. Послышались шаги, и она дернулась. «Такая глубокая ночь, кто бы это мог быть?» Лишь один человек приходил на ум, и от этого она покрывалась мурашками. На удивление, в комнату зашла ее сонная дочь. — Мама, почему вы не спите? — потирая свои глаза, спросила Лань Сюин. — Не спится, — честно ответила она. Дочь подошла к ней и, как это было абсолютно обыденно, бросилась в ее объятия. Утренняя сцена повторилась, и маленькой девочке стало холодно. — Матушка, я знаю вы крепки здоровьем, но так вы точно заболеете, и вдобавок к вам, я тоже! Сюин знала, что ведёт себя как капризный ребенок, но это же мама. Хотя бы с ней можно. — Твоя мать не так уж сильна, –горько усмехнувшись, мадам Лань принялась гладить свою дочь по голове. — Так тем более стоит закрыть! — подняв свой взгляд к матери, сказала она чуть громче. Мадам Лань непрерывно смотрела на свою дочь. И замечала сходства с человеком, которого она не хотела даже вспоминать. «Ребенок не виноват». Каждый раз твердила она себе. Но было бы ложью сказать, что иногда она хотела просто убрать руку и оттолкнуть ее. Такого ненавистного. Такую похожую… «Не стоит на этом зацикливаться». И она закрыла окно. От реек просвечивал тусклый лунный свет.