Письма в Лиссабон

Первый день в роли Профессора психологии переговоров и гражданского права начался, мягко говоря, дерьмово. Сперва Ракель проспала на полчаса, по дороге на новую работу обожгла язык черным кофе, который жадно хлебала на светофорах, дальше — пробка и опоздание в 2 минуты, что, наверняка, уже подпортило авторитет перед молодыми умами. Заходя в когда-то родное и обожаемое ею задание университета, Ракель почувствовала подбивающую тошноту. Поднимаясь в одиночестве на нужный 4 этаж в лифте, она думала только о том, как ненавидела полицию и что согласиться на эту должность после увольнения по собственному желанию под давлением было худшей из всех ее затей. Учить молодое поколение, взращивать из них таких же уродов, что и ее коллеги казалось за гранью ее моральных принципов, которые нарисовались за неделю осады Монетного двора. Но это лучше, чем быть проституткой? Почему она вообще подумала об этом? В очередной раз она сглотнула, из безысходности приняла это предложение и уже направлялась к нужному кабинету. Войдя, она прошла к рабочему столу и при виде нее все стихли. Конечно, их предупредили о новом преподавателе. И, конечно, они знали кто она такая. Кажется, вся Испания знает кто она такая. Повернувшись к классу, Ракель негромко выдохнула этот комок нервов и начала: — Buenаs tardes! Вы можете сесть. Меня зовут Ракель Мурильо, вы можете обращаться ко мне «Сеньорита Мурильо», я бывший инспектор Национальной полиции Испании, а теперь ваш Профессор гражданского права и психологии переговоров. Могу предполагать, что творится сейчас в ваших светлых головах и сколько вопросов у вас возникает. Меня заверили, что пятый курс — вполне себе разумные люди, взрослые, способные на критическое мышление, что необходимо для вашей будущей профессии, поэтому давайте сразу — меня мало волнует ваше личное отношение ко мне, я ваш преподаватель — вы мои ученики. Тем не менее, я не намерена быть несносным преподом и мне бы не хотелось лишних догадок и сплетен. Поэтому вводное занятие будет посвящено нашему знакомству и ответам на ваши вопросы, которые, я надеюсь, будут тактичными. Кто первый? — класс в гробовой тишине внимательно изучал новенькую, которая сходу была прямолинейна, жестка и уверена в себе. Да, Ракель… ты круче Профессора со своими маскарадами. — Ну же, не стоит относиться ко всему слишком серьезно и бояться меня. Первая поднятая рука. — Отлично, вперед, только представьтесь, пожалуйста. — Хорхе Мартин. — действительно отлично, первая пуля и прямо в сердце. Это просто ахуенная работа, Ракель. — Почему вы ушли из полиции? — дыши. Эти дети не виноваты. «Потому что мой коллектив сплошные ублюдки, потому что правительство нашей страны ублюдки еще хуже, потому что система внутри прогнила от основания до последнего пункта уголовного кодекса, потому что у этих людей нет ни чести, ни достоинства. Потому что все они — сплошные ничтожества, которых не волнует ничего, кроме своей должности, которой они добились отнюдь не самым честным путем.» — пронеслось в голове в новоиспечённого Профессора. — Личные причины, безусловно связанные с известными вам событиями. Я не могла находиться в коллективе, который со временем стал доставлять мне больше внутреннего дискомфорта. Наши взгляды на работу начали расходиться и я не видела смысла продолжать работать с людьми, не разделяющими мои принципы. — То есть это не связано с тем, что вы приняли сторону грабителей и предали своих коллег? — голос с задней парты явно не знал о чувстве такта. «Это еще что за умник с последней парты?» — Я не принимала сторону грабителей, как бы вам не пытались доказать обратное. Существуют и имеют место быть такие вещи, как человеческий фактор, превышение полномочий и отсутствие морали. Только это имело значение в моем уходе из полиции. Давайте так — кто кого предал вопрос все еще открытый. И, впредь, прошу, будьте более тактичны, сеньор…? — это настоящий цирк, Мурильо. Можешь держать себя в руках и не вываливать на детей все это? Ты в полицейской академии, мать твою, они будущие копы, веди себя прилично и надень маску миролюбивого гражданина своей страны. — Доминигес. — ясно, сеньор-Доминигес-голос-с-последней-парты воспитывался в лесу. — Сеньорита Мурильо, чувствовали ли вы при переговорах, что проигрываете противнику? Ну…я про ваше дело. Я Мартина Бланко. «В этой группе есть кто-то не Мартин или Мартина? Что дальше? Тот толстяк представится Сальвадором? Или тут где-то затерялся и Серхио?» — Безусловно, это не стоит скрывать. На всеобщее удивление другая сторона оказалась слишком умна, стратегична и осведомлена о действиях полиции. Любое действие в таких случаях, где грань любого вопроса очень тонкая можно назвать рискованным. Это как метод проб и ошибок. Мы достигали успехов, но наравне с ними же терпели неудачи. Такое бывает, это не повод сомневаться в моем профессионализме, любой из ваших преподавателей ошибался в работе. — она выдохнула. — Но ведь такие ошибки слишком дорого стоят, разве нет? Речь шла о жизнях людей…а в итоге эти ошибки и привели к тому, что всем удалось сбежать, ограбив страну на миллиард евро. — девочка не унималась и была даже чем-то похожа на Ракель. Она сделала акцент на жизнях людей, которые были в приоритете. Кажется, только не у ее коллег. То есть, бывших коллег. Ракель улыбнулась: — К счастью, наши ошибки не привели ни к одной жертве среди заложников, да, были пострадавшие, которым была оказана медицинская помощь, сейчас с ними все в порядке, насколько я знаю некоторым подросткам предлагали услуги психологов на случай психологической травмы, но большинство из них отказались. Нескольким согласившимся правительство оплачивает терапию. И еще, страна не теряла миллиард, страна потеряла несколько сотен рулонов печатной бумаги для денег. Деньги были напечатаны прямо внутри, никто не крал у страны и из ваших карманов. — это звучало слишком характеристично, нет? Будто я только что защищала их…черт… — Где они сейчас? «Детка, если бы я знала где они сейчас, я бы не стояла перед тобой, отвечая на глупые вопросы, а приехала бы туда, громко накричала, поплакала, а потом осталась бы пить свой мохито с гордым клеймом преступницы. Мне настолько плевать на все, что происходит вокруг, что меня это даже не пугает. И здесь я ради денег и какой-никакой должности. Профессорша, мать вашу.» — Если бы полиция знала где они, всех бы давно посадили за решётку. Все налетчики объявлены в розыск Интерполом по сей день. Вопросы сыпались до конца пары, на этот раз они были по делу и связанные с предметами и их изучением. Будто проглотив огромный ком, теперь уже Профессор Мурильо вышла из здания академии, спешно направляясь к машине. Не успев даже завести ее, дверь пассажирского сиденья открылась и рядом с ней сел человек. — Профессорша, значит? — боже, все, чего она желает, это чтобы Викунья оставил ее в покое. Она даже не хочет знать, что он говорит Пауле, когда забирает ее из школы и по выходным. Запрет на приближение и одиночная опека были аннулированы, Мурильо признали такой же хуевой матерью, как и его отцом. — Вышел из моей машины. — она начинала вскипать. Альберто добродушно улыбнулся, выставив руки вверх, прекрасно зная, что у нее нет пистолета. Кроме того, что лежит в сейфе, о котором никто не знает. — Не знаю как там на самом деле, Ракель, но будь благодарна, что тебе досталась эта работа, очень даже почетная, с твоей то репутацией… — Ты пришел поговорить о моей репутации? Выйди отсюда, тебя ждут юные криминалисты. Может, им хватит ума не равняться на своего лектора и они не станут такими же ублюдками, как ты. — нервы были на пределе. — Ну же, Ракель, я просто хотел поздравить с новой должностью и выходом из депрессии. Надеюсь, чувство вины не сжирает тебя и ты бросила свои таблетки. Хотя подожди…- Альберто открыл открыл бардачок. — Нет, вот они. Впрочем, это твое дело. Я не собираюсь отбирать у тебя Паулу, мне вполне хватает наших встреч, ты облегчаешь мне жизнь, но не забираешь из нее радость присутствия дочери. — урод. Настоящий урод. — Спасибо, вы так добры, даже не знаю, чем вас отблагодарить. Моя бы воля, я бы увезла ее куда-нибудь на край света, чтобы она забыла о твоем существовании. — Куда-нибудь на край света к своему Профессору? — он усмехнулся. — Вон отсюда, Альберто. — Я просто желаю тебе счастья, дорогая. Лаура передает тебе большой привет. — Катитесь к черту ты и Лаура, мне надоедает твое общество больше чем 10 секунд, поэтому на выход. Альберто тяжело вздохнул, покачал головой, показывая насколько глупой он считал бывшую жену и вышел. Ракель завела машину и тронулась, желая побыстрее забыть об этом разговоре. Встреча с юристом, магазин, и оплата школы Паулы после работы окончательно вымотали ее и, кажется, по дороге домой, она успела приписать себе штраф за превышение скорости. После ужина и привычных двух бокалов вина, смешанных с антидепрессантами, которые стали ее лучшими успокоительными друзьями, она поднялась к Пауле, которая что-то старательно рисовала у себя за столом новыми фломастерами, высунув язык. — Малыш, ты в порядке? Что рисуешь? — Ракель крепко обняла дочку сзади, рассматривая рисунок. Секунда и по телу пробежала дрожь. Паула, мама и…бородатый дядя в очках. — Паула, что это? — Мам, ты чего? Это твой друг! Вы встречались! — ребенок явно не понимал откуда у матери такая плохая память. — Детка, мы с ним больше не друзья…и больше не встречаемся… — это был тяжелый вздох номер 105 за сегодняшний день. — Но он мне сам так сказал… — Паула удивлённо возразила с полной уверенностью, что ничего не путает. — Это было давно, cariño, полгода назад. Мы больше не дружим, к сожалению…- Ракель присела на корточки напротив стула и положила свою ладонь на коленку дочери. — Сегодня днем это не давно! Он сказал мне, что вы друзья и он грустит и скучает по тебе! Я решила нарисовать нас всех, чтобы подарить ему. Не хочу, чтобы он грустил. — Милая, не выдумывай. Мой друг уехал далеко-далеко и даже не звонит. — Ракель начинали раздражать фантазии Паулы, особенно если эти фантазии делали ей больно, даже спустя 6 месяцев. — Я не придумываю! — воскликнула обиженно Паула. — Он сказал передать тебе это! Вот! — девочка метнулась к своему школьному рюкзаку и достала оттуда конверт. Ракель, глаза которой были полны слез и непонимания взяла его в свои трясущиеся руки. Что происходит? — Паула, где ты его видела? Что он тебе говорил и что ты ему сказала? — ее голос дрожал. — Он пришел после уроков, я заметила его недалеко от нашего автобуса. Мигель потерялся и пока сеньора Лопес искала его, мы ждали около автобуса. Я сразу его узнала и спросила почему он больше не приходит в гости. Он сказал мне, что вы поругались, но он очень хочет помириться и я могу ему помочь, передав это. — девочка показала на конверт. — еще он сказал, что ему грустно и он тебя любит. И сказал, чтобы я никому не говорила, что видела его, потому что это наш секрет. Мам, ты плачешь? — Паула растерялась, не понимая, чем могла обидеть маму. — Нет, милая, конечно нет. Спасибо тебе. Ты у меня умница. Давай я ему передам твой рисунок? — Ракель была на грани истерики. Неужели…? Нет, этого просто не может быть… Паула отдала ей рисунок и поплелась чистить зубы. Ракель, сдерживая эмоции, поцеловала ее на ночь в лоб и пообещала шоколадные вафли на завтрак. Как только дочка вышла, она пулей вломилась в свою комнату, захлопнув дверь и села на кровать, положив напротив конверт. Что там? Чек на миллиард евро? Координаты? Сопливая записка «Ракель, я люблю тебя»? Руки предательски дрожали, со слезами боли расставания, счастья малейшей новости и привычной растерянности от всего, что связывало ее с Саль Серхио она открыла и тут же усмехнулась: «Инспектор, вам очень идет образ Профессора. Я горжусь вами. 14 этаж, квартира 115. Буду взволнован и счастлив, если вы постучите в мою дверь.» Это он. Их разделяет 5 этажей. После смерти Мариви, Ракель не смогла жить в доме, наполненном воспоминаниями. Она продала его и купила трехкомнатную квартиру на окраине центра. И здесь, в этом охраняемом жилом комплексе, куда не пройти без карточки, он снял квартиру. Она рухнула на подушку, зажмуривая глаза, чтобы последние слёзы покинули ее. Она точно знала, что как только откроется дверь 115 квартиры они вернутся снова, но сейчас, она как взволнованная предстоящим свиданием шестнадцатилетка вскочила к своему столику, чтобы освежить остатки утреннего макияжа и стереть размазавшуюся по щекам тушь. Злость, боль, счастье, эйфория. Она не знала что чувствовать, поэтому чувствовала все одновременно. Проверив, что Паула спит, она сменила любимую растянутую футболку на черный облегающий топ, а короткие шорты на узкие на бедрах, но широкие книзу штаны. Поездом пронеслась мысль «В каком я белье?», она закатила глаза и уже обувалась. Боже, будь он трижды проклят, будь он самым разыскиваемым преступником Испании, она никогда не упустит возможности сказать что-нибудь флиртовое и поставить его в неловкое положение своим стебом. Но сначала она как следует на него накричит. Рука ложится на дверную ручку, в другой — телефон и ключи от квартиры. Боже, скорей бы увидеть эти глаза, прикоснуться к бороде и…накричать на него, перебудив всех соседей. Да, накричать. Уже иду.