Под небесным щитом Аская. Кристальный меч

— И как это понимать? — страшно оскалившись, вопросила Инира Эрроу, чьи чёрные, будто сама темнота, глаза в упор смотрели на сидящую напротив женщину-птицу, что мерно и невозмутимо помешивала сахар в чашке с начинающим стынуть чаем. Запах фиры забивал ноздри своим приторным и удушающим ароматом, распаляя недовольство ветви Древа Лунных Эльфиеров ещё сильнее.    — Ровно так, как я сказала! — спокойно отозвалась Мать Гнезда Сома и, наконец, соизволила обратить свой взор на, раскрасневшееся от гнева, лицо Эрроу, жемчужные клыки которой слегка удлинились, а уши прижались к голове, как у готовой наброситься на дичь лесной кошки. Инира разве что хвостом не стегала, а её левая рука конвульсивно дёргалась, готовая в любой момент выхватить клинок из набедренных ножен. Но правила Гнезда были непреложны для всех, и пролей эльфиера кровь в его стенах, от неминуемой казни её не спасло бы даже наличие не раскрывшихся бутонов её детей. Дочь Луны это понимала и рисковать будущим потомков не собиралась, а потому сдерживалась, как могла. Инира была воином до самого последнего хлоропласта внутри своего хвоста и потому привыкла решать, возникающие пред ней, преграды клыками и клинками, но сейчас вопрос требовал от неё дипломатического подхода, коим женщина не владела совершенно. Но нарушать данное матери слово, она была не намерена — цвета молодой травы глаза и их тоскливое выражение намертво вонзились в сердце четвёртой дочери Миланы Эрроу, словно пущенная практически в упор стрела.    — Вы не имели права! — прошипела Инира, и голос её буквально звенел от напряжения. — Найтири — моя сестра, дитя моего Древа, и только его ветви могли забрать её из Гнезда в случае гибели тех, от чьей она плоти! Но я, на минуточку, ещё жива и здесь для того, чтобы выполнить завет нашей матери! Я пришла забрать сестру, и я это сделаю! Вам не удастся сокрыть её от меня, как не удастся вам избежать суда Верховной Матери Гнёзд, несущей верность исполнению законов Кодекса, которому вы поклялись следовать и одно из предписаний которого вы посмели нарушить!    Для Иниры Эрроу подобная речь была соразмерна подвигу, которым по праву можно было бы гордиться, да только слова ветви Древа Лунных Эльфиеров не произвели на Сову Сому совершенно никакого впечатления.   Мать Гнезда выслушала всю ту тираду, что на неё обрушилась, с крайне невозмутимым видом, а последнее отгремевшее в пространстве слово, парировала глотком уже порядком остывшего чая с фирой.    Выждав несколько мгновений и так и не дождавшись продолжения словоизвержения от четвёртой дочери Миланы Эрроу, Сома изрекла заранее заготовленный ответ, приправив его лукавой улыбкой:   — О, дорогая Инира! Мои руки не сковывают магические кандалы, мои уста не закрыты, а очи — не слепы, и сама я сижу сейчас у себя в кабинете, а не томлюсь в самом тёмном чертоге Гнездовья — темнице, что является «пристанищем» для Матери, нарушившей заветы священного Кодекса! — женщина сделала небольшую паузу, чтобы наполнить наполовину пустую чашку кипятком из стоящего на магической подставке чайника, после чего, не меняя спокойного чуть блаженного тона, продолжила: — Я не предавала писаний сакральной рукописи! Более того, все те условия, что вы назвали, госпожа, так же были мною соблюдены! Ваша кровная родственница, являющаяся ветвью Вашего Священного Древа, забрала Найтири под свою опеку!    Глаза эльфиеры сверкнули подобно двум александритам, что поймали острыми гранями редкие лучи солнца.   — Кто? — гробовым голосом изрекла Инира. Кроме неё самой, поклявшейся матери разделить кров с самой младшей в семье сестрой, только одна эльфиера среди ветвей Лунного Древа могла изъявить желание стать для Найтири покровителем, и звали её…   — Кэролайн Сциллум!    Имя родной тётки заставило кровь вскипеть в жилах с такой неистовой силой, что на несколько мгновений Эрроу оглохла и ослепла, но это не помешало лавине колючих мыслей обрушиться на её сознание.    Кэролайн. Кэра. Эльфиера-альбинос. Эльфиера-чародейка. Эльфиера, ставшая первой ветвью Лунного Древа покинувшей Родные Земли, чтобы учиться в Высшей Академии Люцириона. Эльфиера, принявшая скверну Внешних Земель не только разумом, но и телом, и принёсшая её в Святые Угодья.    Это она, Кэра, разделила ложе с мужчиной иной расы. Это она отравила Ульяну ликантропическим ядом девять веков назад.   Если бы Ульяна не начала обращаться в зверя, ей бы не пришлось скрываться среди угодий флорес-лунае, а те, дабы спастись от нападок нежити, не обратились бы за помощью к той женщине и её цепным волчицам. И та женщина не открыла бы охоту на Ульяну. И тогда Милане не пришлось бы сцепиться в бою с чужеземками, успешно выследившими носителя скверны в лице её пятой дочери.    Битва тогда завершилась не в пользу Миланы Эрроу и ей, чтобы спасти собственную жизнь и жизнь Ульяны, пришлось обратиться к древней силе Лунного Древа и призвать на защиту кристальную броню, обращающую плоть в ничем непробиваемую твердь. Но у этой силы была своя ценна, сила эта погружала эльфиеров в состояние крепкого, неподдающегося чужеродному влиянию, сна, пробуждение от которого могло случиться и на следующий день, а могло и через целые века. Девять веков Милана Эрроу и её пятая дочь ждали своего освобождения от оков кристального сна. Девять веков маленькая Найтири ждала, чтобы родиться из сверкающего бутона Лунного Древа. И дождалась.    Семь лет назад Милана позволила родиться своей седьмой дочери, кровью своей заставив бутон раскрыться. И хотя Верховная Матриарх Онай под светом Луны объявила Найтири ветвью Священного Древа, кроху Эрроу не спешили принимать её соклановцы. Потому, когда Милана покинула Аскай вслед за Ульяной, которую изловили и продали на соседний материк, Иденну, в качестве «редчайшего» экземпляра, маленькая Найтири оказалась на попечении у Перьев Матери Гнезда. И только Инире было до неё дело, потому что она дала матери обещание!    Но прогнившая ветвь древа — Кэра — и тут успела подсуетиться. Это она разрушила счастье собственной семьи и теперь собирается лишить его остатков свою самую младшую племянницу. Нет, Инира не могла этого допустить! Она непременно найдёт свою, несущую скверну, тётку и вытрясет из неё всю душу за всё то, что она сотворила. И даже её защитник не сможет остановить четвёртую дочь Миланы Эрроу…   — Я поняла вас, госпожа Сома! — голосом, способным заморозить Аскайское море, изрекла Инира, но во взор её так и не вернулась осмысленность. Эльфиера всё глубже погружалась в события далёкого прошлого, и детали его всё чётче вырисовывались у неё в голове…   ***   Девять веков назад.   Густой тяжёлый запах псины ударил в нос, едва наёмницы приблизились к границам западных ворот, ведущих в одно из многочисленных обителей цветочного народа. Четыре пары женских ног металлом латных тяжёлых сапог отстукивали по промёрзшей земле древнего по меркам людей становища, так и не преобразившегося во что-то большее.   Эстелла Шуграл закусила губу, с неодобрением взглянув на своего лидера. Не стоило им соглашаться на просьбу Альфонса и менять маршрут ради зачистки от нежити этого заледеневшего «болота». Только зря время потеряли и продолжают тратить его впустую и сейчас. Но Кармен Танатос была непреклонна в своём желании выполнить в довесок ещё и этот заказ. Словно от этого зависела её жизнь.   Филиппа Ламонт перечить не стала, несмотря на свой более высокий ранг среди наёмниц, и многозначительно дала понять как Эстелле, так и самой младшей по возрасту, но не по положению в команде Присцилле Страйт, что не позволит им ослушаться слов командира. И оттого Шуграл испытывала ещё большее раздражение, ведь судя, по её наблюдениям, старшие отряда были рады перспективе оттянуть момент начала выполнения их основной миссии, будто бы боялись того, что могло произойти впоследствии. Саму же Эстеллу била дрожь предвкушения, ведь целью, ради которой должны были объединиться лучшие наёмники Гильдии в месте, именуемом Долиной Колдовских Цветов, был Лексан Файрен.   Глаза Шуграл едва из орбит не вылезли, когда она услышала это имя, ведь Кристальный Ангел Аская был без преувеличений крупной рыбкой и едва ли не бесценной. Эстелле, несомненно, польстило то, что её включили в одну из групп, что должна была поставить сети для поимки этой «драгоценности». Шуграл ни на минуту не сомневалась в успехе этого дела, и её нисколько не смущала перспектива схлестнуться в бою с бессмертным Слугой Кровавого Ангела Аластора Сефирота. Тот в отличие от своего служителя был заперт чарами на острове, которые являлись защитой в обе стороны. Файрен же в виду того, что не был скован какими-либо магическими ограничителями, представлял собой наибольшую угрозу, чем его господин. И хотя двое крылатых бессмертных смиренно хранили нейтралитет и невмешательство в межрасовые конфликты, власти Аская всё равно подозревали их в грязных политических интригах. Аластор Сефирот был королевских кровей «птицей», и вопреки той жертве, что он принёс для процветания чужих земель, их господствующая элита не питала к нему доверия. К тому же её алчный аппетит разжигала копящаяся и хранящаяся внутри ангельских крыльев магическая сила, какой не владел ни один другой народ на континенте. А потому «опасения» в отношении пернатых героев Аская были прекрасным предлогом для лишения одного из них главной особенности их вида. И если в случае с Кровавым Ангелом это было невыполнимо, то попытать удачу с его Слугой власти материка всё же решились.   — Вы должны добыть крылья Лексана Файрена! Они — основные проводники его магической силы! — Эстелла мысленно позавидовала тому, кто удостоится разместить у себя на стене такой трофей, но представительница заказчиков, что была офицером объединённого Альянса Рас Аская, не разделяла её настроения. Впрочем, о том, что и «трофей» и его источник придётся хранить на двух засекреченных объектах под охраной, какой мог бы позавидовать глава любого государства, Янгури Инори решила умолчать. Не стоило этой гнусной челяди знать больше того, что им положено знать. Кроме того, даже если операция полностью провалится, в этом тоже будет некая удача, ибо Гильдия Нового Рассвета слишком сильно разрослась, и, если в схватке с Кристальным Ангелом падут её лучшие воины, это, несомненно, поубавит амбиции среди тех, кто держит внутри Гильдии власть. И, разумеется, Инори даже не задумывалась о том, что этой пресловутой «власти» могут быть известны планы Альянса Рас Аская, и что сам Альянс предоставил наёмническому сообществу шанс избавиться от «паршивых овец» в стаде.   Эстелла Шуграл даже мысли не допускала о том, что может быть неугодной своим же работодателям, ведь она была наёмницей высшего класса, и золотая монетка с символикой Гильдии была тому доказательством.   — И всё-таки я не понимаю, зачем нам тратить время на эти летающие «сорняки»? Ведь раньше же они справлялись сами! — всё же не выдержала Шуграл, не скрывая своего пренебрежения к цветочной расе. Флорес-лунае физиологически напоминали накладывающиеся друг на друга и переплетающиеся между собой листья и бутоны различных цветов. И хотя представители этого вида вызывали восторг и умиление у подобающего большинства жителей континента, сама Эстелла положительных эмоций к потомкам Первоцвета не испытывала.   — Раньше могли, а сейчас — не могут! — ровно ответила командир группы, на что Эстелла только закатила глаза.   Кармен Танатос держалась достойно, учитывая обстоятельства. Её спокойные кунцитового оттенка глаза с апатичным равнодушием смотрели вперёд. Холодный морозный ветер трепал нити её тёмных, как чёрный хрусталь, волос, спутывая из подобно паучьему шёлку. Редкие снежинки опускались на её посеребрённый доспех, ярким пятном выделяющийся среди бронзовой брони других наёмниц, что безоговорочно говорило о том, кто являлся в их отряде лидером. Девушке не было некомфортно под недовольными взглядами Эстеллы Шуграл, она не чувствовала неловкость от того, что ей приходилось командовать более опытной и пережившей не одну войну Филлипой Ламонт, она не испытывала страха перед ответственностью за Присциллу Страйт, чьи способности не были предназначены для ведения настоящего боя, — Кармен Танатос умела адаптироваться. Иначе просто быть не могло, ведь она была дочерью дракона, потомком древнего рода, единственного непокорённого смертью даже в те годы, когда с земли безвозвратно исчезали другие народы. Живучесть как физическая, так и психологическая, была заложена у Кармен в крови.   — Но Гильдия не давала прямого приказа на выполнение этой миссии! Это была просьба Альфонса, а не официальное распоряжение! — продолжила гнуть свою линию Эстелла.   — Любая просьба куратора впоследствии становится официальным распоряжением с соответствующим вознаграждением! — тут же невозмутимо отбрила Кармен.    Эстелла скрипнула зубами — Танатос была несгибаема.   — Можешь не беспокоиться, Шуграл! Без нас основная охота не начнётся! — в тоне подавшей голос Филиппы Эстелла с удивлением обнаружила нотки полынной горечи. Ламонт в отличие от своей боевой сестры не питала никаких иллюзий относительно намерений их общих работодателей. Вне всяких сомнений власти Гильдии не стали бы портить отношения с Кристальным Ангелом Аская, а потому наверняка предложили ему сделку, о цене которой проницательной части исполнителей готовящегося на него рейда оставалось только гадать. Но в одном можно было не сомневаться — в этом походе гарантировано выживет лишь сам Файрен, что оборвёт жизни своим же палачам.   Филиппе при всей её стальной выдержке было крайне трудно сейчас держать себя в руках. Минуты до судного дня стремительно уходили в небытие, а вместе с ними уходило и самообладание, ведь сорок разумных существ будут принесены в жертву лишь для того, чтобы скрыть соглашение с тем, кто сам был заказом. А ведь в число, готовящихся к умерщвлению, «баранов» входил и только-только начавший оперяться молодняк!   Филиппа скользнула взглядом по лицу главы отряда в попытке найти следы тщательно сокрытого ею страха, но Кармен Танатос оставалась невозмутимой, как и всегда, хотя в её осведомлённости Ламонт не сомневалась, ибо более загадочного и в то же время изворотливого человека в Гильдии, она не знала.   — О, моя дорогая Филиппа, я не боюсь, что наши боевые товарищи нас не дождутся! Гораздо большее беспокойство у меня вызывает то обстоятельство, что Лексан Файрен может покинуть местность до того, как вся наша компания соберётся и решится на него напасть!   — Лексан Файрен не из тех, кто бежит с поля боя! И на твоё счастье, Эстелла, он и не из тех, кто вскрывает своим врагам в ночи глотки! Потому можешь быть спокойна — он нас дождётся! — Кармен Танатос произнесла это таким будничным тоном, будто говорила о том, какое на завтрак она будет есть блюдо, а потому эффект от её слов возымел нужный эффект — Эстелла Шуграл пошла тишине на уступку и замолчала. Но… ненадолго.   — Да вы боитесь его! — голосом, полнящимся восторгом, изрекла Эстелла, и на губах её расцвела такая торжествующая усмешка, будто она сорвала куш, на который в жизни не рассчитывала. — Вы боитесь его, потому и тянете время!   Шуграл хлопнула в ладоши и с каким-то совершенно безумным предвкушением потёрла их друг о друга. В миндалевидных глазах её насыщенного болотного оттенка сверкнул огонёк предвкушения и… вызова.   — Но… — она резко остановилась и опустила руку на рукоять, покоящегося за спиной, двуручного меча. — …как бы то ни было я…   Серо-голубая сталь покинула держатель клинка с лёгким щелчком и хищно оскалилась, когда Шуграл перехватила эфес двумя руками и направила конец лезвия в спину Танатос:   —…не собираюсь тратить время на ваши страхи! А потому бросаю вызов нашему лидеру!    Эстелла замерла в боевой стойке, ожидая реакцию от Кармен на свои действия, но та, вопреки ожиданиям, не обернулась и шага не сбавила. Тому же примеру последовали Филиппа и Присцилла, чего Шуграл не ожидала от последней, ведь, в конце концов, Страйт была самой младшей в отряде, и ей должно было проявлять больше уважения к своим спутницам, если она не желала получить проблемы с ними в будущем.    — Эй! Мелкая, ты чё оборзела что ль? — недовольный возглас Эстеллы прозвучал настолько по-детски, что на милом, точёном личике Присциллы расцвела насмешливая улыбка, и короткие асимметричные пряди светлых вьющихся волос не могли скрыть её. Прис напоминала дорогую статуэтку из цветного фарфора, какие любил коллекционировать Альфонс, но такое впечатление создавалось лишь тогда, когда роскошные одежды облачали её тело. Бронзовые доспехи, в которые ей поручили облечься для этой миссии, грубо искажали все достоинства её фигуры, сводя их на «нет». А ведь Присцилла привыкла к иному. Она не была воином. Её в Гильдии обучали более тонкому искусству лишения жизни, чем она владела на высшем уровне. Но вряд ли привитые наставниками знания смогут ей помочь против Лексана Файрена — обольстить его не получится просто потому, что Ангелы влюбляются один раз и на всю жизнь, а сердце Слуги Аластора Сефирота уже давно было занято. А коли так, то какой смысл был в том, чтобы посылать Прис на это задание?    Страйт горько хмыкнула — вот и получалось, что в их четвёрке о подступающей всё ближе смерти не догадывалась лишь одна Эстелла. И ведь самое противное было в том, что отказаться от этой миссии и не гарантировать себе смертельную охоту после этого было невозможно. Собственные братья по оружию, подобно верным псам, будут готовы принести головы «предателей» Отцам Гильдии на блюдечках, и ведь исполнителями будут не просто пешки, а верные Гильдии до мозга костей фанатики, что будут готовы умереть за «свои» идеалы.   Страйт глубоко вздохнула. Она искренне не понимала, за что от неё хотят избавиться? Или же она просто вошла в число тех, кто должен был создать эффект большой стаи? Стаи, способной взять числом? Стаи, необходимой для устрашающего эффекта? Это было смешно и нелепо! Лексан Файрен в одиночку был способен вырезать целый гарнизон, не получив ни одной царапины и даже не испачкавшись! Что ему могли сделать какие-то наёмники? Прис вновь горько усмехнулась — да, думая о таком человеке, как Файрен, она не стеснялась применять к братьям собственной Гильдии уничижительные понятия, и определение «какие-то наёмники» к нынешней ситуации подходило, как нельзя лучше!    — Чё ты хмычешь там, мелкая пигалица! Забыла своё место? — взревела за спиной так и  не двинувшаяся с места Эстелла, и в сочетании с её длинным, как у аиста лицом, это должно было выглядеть презабавно. Но Присцилла оборачиваться не стала — Шуграл просто не стоила того, чтобы тратить на пререкания с ней время.    Эстелла производила впечатление женщины, которую совершенно не заботит то, как она выглядит. Её попытки подавать себя стильно портили её столь сильно, что лучше бы она даже не пыталась следовать модным веяниям. Её последним «обновлением» стал бледно-розовый сэссон, что должен был придать лицу Шуграл юности, но эта стрижка в сочетании с треугольной формой её лика делала её похожей на мухомор с выцветшей шляпкой. Это смотрелось безвкусно и комично, но пытаться донести до Эстеллы сию «истину» было равносильно попыткам котёнка пробить крепостную стену, и так обстояли дела с каждым вопросом, в котором Шуграл выражала несогласие. Потому просто игнорировать эту несгибаемую женщину было самым разумным решением во многих спорных ситуациях, но даже подобная рациональность работала не всегда…   — Эй! Я с вами говорю, животные… — подорвавшись с места, прорычала Эстелла, но сделав не больше трёх шагов, повалилась на землю с ножом, торчащим из горла.   Кармен Танатос продолжала идти вперёд, а вот Филиппа Ламонт вернулась, чтобы забрать пущенный в Шуграл клинок, и серые кошачьи глаза её метали молнии. Никто не смел называть её животным, и она предупреждала, что кара за подобное оскорбление будет суровой.   — Мы всё равно не жильцы, а так хотя бы тихо будет! — утерев лезвие ножа об одежду павшей «сестры», с рычащими нотками в голосе изрекла Ламонт и посмотрела в сторону оставшихся соратниц: Прис замерла, глядя на неё шокировано, а Кармен всё-таки остановилась, но не обернулась, бросив холодное:    — Сколько времени тебе нужно, чтобы замести следы?   Ламонт провела рукой по иссиня-белым волосам, зачёсывая их назад. Жёсткие и стеклистые, они легли ровно так, как она хотела, открывая высокий лоб и более не скрывая свирепый взор.    — Часа мне хватит… — пророкотала Филиппа.   Кармен кивнула и резко повернула голову направо — в сторону тернистых кустов и близко стоящих друг к другу елей. Кунцитовый, полыхнувший скрытым огнём, взор дочери дракона опалил прячущуюся среди ветвей таинственную фигуру, которую Кармен приметила уже давно и которой пришло время сообщить: «Я тебя вижу!».   Присцилла же продолжила стоять с бледным, точно мел, лицом и с ясным пониманием того, что даже если её не убьёт Лексан Файрен, то сделать это вполне могут её отчаявшиеся союзники.   ***   Спустя три часа после падения Эстеллы.   Инира Эрроу стояла на посту и невидящими глазами наблюдала за вечерней линией горизонта, чувствуя, как в груди нарастает беспокойство. Её смена ещё не закончилась, и до конца неё было ещё несколько томительных часов, за которые судьбы членов семьи эльфиеры могли измениться самым что ни на есть коренным образом.    «О, Святыня! Я не должна была смотреть на неё! Не должна была видеть того, что увидела!» — взор, брошенный в сторону матери перед выходом в дозор, был ошибкой, за которую Инира платила сейчас собственными несчастливыми думами. А задуматься ей было о чём, ибо состояние матери и причину её тревоги младшая Эрроу уловила чётко. И то и другое стало следствием принесённой разведчицей новости, что чужеземцы «вторглись» в прилегающие к Лунолесью угодья и держат путь в сторону родных земель флорес-лунае. Но с какой целью они идут туда, скаут выяснить не смогла, хотя Инира и догадывалась с чем, а, точнее, с кем это было связано. И Милана, очевидно, придерживалась того же мнения, что и её четвёртая дочь, и данный факт только сильнее подкреплял в Инире её правоту, касаемо состояния её родительницы. И это не добавляло Инире успокоения.   Милана нервничала. Это было видно по её бледному осунувшемуся лицу. Однако волновало её явно не то, что обязано было. А думать ей сейчас нужно было о приближающемся Обряде Рождения, в результате которого на свет должна явится её седьмая дочь, но все её мысли были лишь о том, чтобы причиной, по которой чужаки следовали вдоль границ Лунолесья, была не голова её пятой дочери — Ульяны.   Инира чертыхнулась — как мать могла думать сейчас об этом? Ведь бутоны Лунного Древа почти созрели и со дня на день они покинут его ветви! И случится это должно как раз перед полным ночным Светилом, пред золотым оком которого на бутоны обязана пролиться кровь родителей и затем, когда лепестки раскроются, а маленькие эльфиеры впервые явят лики Луне, Верховная Матриарх дарует им имена, а на ветвях Лунного Древа — там где, некогда были бутоны, вырастут его новые ветви. Ритуал Рождения и Обряд Наречения у эльфиеров всегда происходили в полнолуние, а ежели первое случалось не пред взором Золотой Луны, ребёнок мог и не стать ветвью Святыни…   Инира резко прервала обрушившиеся на неё мысли. И с чего она вообще решила, что мать решиться напоить бутон кровью раньше полнолуния? Такое действительно практиковалось: эльфиеры-родители могли сорвать бутоны с Древа раньше срока их естественного отделения от ветвей, но случалось это обычно в ночь Золотого Ока, дабы не ждать ночи наречения ещё один месячный срок, если бутоны не успевали немного дозреть. Бутону седьмой сестры подобное не грозило, так почему Инира подумала о таком исходе?   «Потому что мать готовится последовать за Ульяной, потому что она боится не вернуться! Потому что только кровь родителя — отца или же матери — может даровать ребёнку свободу от лепестков бутона!» — с горечью осознала Инира и искренне обозлилась на мать.   Отец седьмой сестры два месяца назад стал частью Сада Чёрных Кристаллов, и мёртвая кровь его слилась с землёй, а это значило, что шанс появления на свет у маленькой сестры оставался только, если Ритуал Рождения совершит Милана. Но Милану всегда превыше других заботила жизнь Ульяны. И оттого единства между её дочерьми никогда не было. Потому что пятая дочь Миланы Эрроу забрала всю любовь матери себе, не оставив даже крупиц её для пока ещё не родившейся сестры. И вот это было уже в корне несправедливо. От данного факта Иниру с души воротило, но как-то повлиять на мать и непутёвую сестру, она не могла.    Короедова Ульяна! Она ведь уже взрослая женщина, а не только начавшая распускаться почка на дереве. Ей уже должно было самой иметь детей, и несколько кровавых подношений Лунному Древу для этой цели она и её избранник уже совершили, но всё равно каждый раз, когда она сталкивалась с какой-то мало-мальски серьёзной проблемой, она лезла в бутон, с которого начиналась жизнь каждого эльфиера. А коли лезла, то это непременно вело за собой участие Миланы, которая свято видела в Ульяне того крохотного беззащитного младенца, которым она была после того, как лепестки бутона раскрылись под светом Лунного Ока.   — Я должна поговорить с матерью, пока не поздно! И сделаю это сразу, как только закончится моя смена… — с этой тревожной мыслью черноокая Инира продолжила нести дозор, вглядываясь уже осмысленным взором в вечернюю линию горизонта.