Часть 22 Серафим Никифорович
28 февраля 2024 г. в 13:24
От крепкого напитка голова пребывала в лёгком тумане. Стакан стоял на расстоянии вытянутой руки, рядом с софой, на которой я раскинулся более чем вольготно. Поза выглядела откровенно вульгарной для гостя, впервые переступившего порог чужого дома, но меня это мало заботило.
Сегодня соблюдение политеса интересовало меня менее всего. В этот самый момент я наблюдал за сыном, которого однажды потерял навсегда.
Филипп был зажат в тисках любви своей матери, которая никак не могла остановить сдавленных рыданий, и сестры, вцепившейся в его руку намертво, с противоположной стороны. Ему было больно — это легко читалось по натянутому выражению лица, но он стойко терпел неудобство, давая родным женщинам прийти в себя.
Тут же находились его близкие друзья. Я не сразу узнал, что и они приглашены к духам на рога, но Кирилл рассказал об этом.
Когда я сообщил о смерти Филиппа семье, все были просто раздавлены. Я не мог скрыть ничего из того, что случилось в тот вечер, включая свою роль в череде ужасных событий — жалким настолько, чтобы оправдываться или утаивать меру собственной вины в случившемся я не был.
Жена не желала меня видеть. Ксения впервые высказала мне всё, что думает о том, какими узколобыми и мещанскими были мои суждения, а сам я, по её словам, являлся самодуром наивысшей пробы. Я не злился на неё за это. Осознание того, что я не воспользовался единственным шансом предотвратить трагедию, разбившую нашу семью вдребезги, жгло сердце калёным прутом.
И вот мой Филипп — стоит напротив, свежее майской розы. Улыбается, пожимает руки матери и сестре, когда те не могут побороть желание коснуться его, чтобы убедиться, что всё это им не снится.
Мне и самому было не просто поверить глазам.
Я ослабил шейный платок и расстегнул пуговицу душившего воротника. Сделал ещё один глоток. Жидкий огонь обжег горло.
Тем временем на сидение рядом опустились. Сбоку возник человек, с которым я породнился вот уже как несколько недель, но впервые узнал о том накануне вечером, когда наше семейство прибыло в поместье.
— Вам что-нибудь необходимо, Серафим Никифорович? — поинтересовался хозяин дома, выглядя многим моложе меня.
— Благодарю, Сергей Наумович, всё, что мне сейчас требуется, у меня есть, — я повёл рукой в сторону наполовину опустошенного графина.
— Если у вас будут пожелания, не стесняйтесь сказать мне об этом немедля.
— Какие могут быть стеснения, мы же семья, — желчно заметил я, будучи достаточно нетрезвым, чтобы позволить себе большие вольности в обращении с новоявленным кумом, чем это могло бы считаться уместным.
Тот не мог пропустить вполне однозначные интонации мимо ушей.
— Мне жаль, Серафим Никифорович, что дети приняли решение без вашего благословения.
— Ах, оставьте, — махнул я раздраженно рукой. — Родительское мнение, похоже, давно никого не заботит. Сначала Ксения выбирает себе мужа сама… Но она хотя бы вымолила дозволение. А эти… — сверкнул я взглядом в сторону сына и новоиспечённой «дочери». — Они что, не могли подождать с клятвами, пока мы не прибудем?
Примириться с тем, что в жизни всё вдруг перевернулось с ног на голову было непросто, почти невозможно. В груди отпускало только при взгляде на Филиппа. Его согретое румянцем лицо несколько примиряло меня с действительностью. Он был жив и, судя по глупой улыбке, очень счастлив.
— Приношу извинения за решение Марты, Серафим Никифорович, — терпеливо повторил кум уже в который раз за день. — Я очень сожалею, что моя дочь доставила вам столько неприятностей.
— Чего сожалеть? — Буркнул я, когда очередная порция спиртного оросила горло. — Ты… Надеюсь, я могу позволить себе такое обращение? — переходя на гораздо менее формальный тон, я всё же удостоверился в том, что новый родственник не против, и только после продолжил: — …ты воспитал наследницу, не хуже, чем я Ксению. Тебе не за что извиняться. Но твоя дочь заставит меня облысеть раньше, чем это вышло бы у Ксении.
— Так выпьем за то, чтобы наши лысины оставались прикрытыми как можно дольше.
Мы чокнулись. А после подняли тост за здоровье наших детей и внуков.
***
Я следил за прохвосткой в чёрном весь вечер. Марта крутилась неподалёку от Филиппа, но не мешала ни родным, ни друзьям щедро одаривать того вниманием.
Наконец выпив достаточно, я, поймав её взгляд, указал на софу, приглашая на разговор. Она опустилась рядом, мы недолго помолчали.
— Рада, должно быть, что вышло по-твоему?
Марта не выглядела победительницей. Её лицо оставалось, таким же сосредоточенным и сдержанным, как и в нашу первую встречу — тогда, на зимнем балу, когда она не постеснялась дать мне отпор, ничуть не смутившись ни моих лет, ни статусов.
— Рада, — ответила она ровно.
Я снова выпил. Девчонка доводила меня до белого каления своей прямотой и отсутствием всякого почтения!
— Я и не сомневался, дорогая невестка. Не жаль руки?
— Не жаль. За Филиппа я бы отдала свою жизнь.
— Духи вас подери, — пробурчал я, чувствуя, как тухнет было вспыхнувший запал. — Тогда, — тяжелый вздох вырвался помимо воли, — совет вам да любовь. И спасибо тебе.
Посмотрел на Марту долгим взглядом, зная, что вряд ли когда-нибудь искренне приму эту девушку. Мне скорее хотелось вызвать её на дуэль и поквитаться; как выяснилось, она сыграла не последнюю роль в сговоре Ксении и Кирилла.
Но я так же был признателен ей, что она вернула нам Филиппа, не побоявшись сходить за черту. Я не знал ни одного мага, кто осмелился бы переступить порог нави. А она не просто ушла, но и вернулась. И не одна. Она сумела отнять у Смерти то, что та забрала себе. Она совершила невозможное.
— Расскажешь, что случилось в нави?
Марта отрицательно покачала головой.
Я уже пытался выспросить подробности, но ни она, ни Филипп, не желали раскрывать детали этой невероятной истории, заставляя меня скрежетать зубами.
— Хотя бы на смертном одре расскажешь?
— Вашем или моём?
Я только возмущенно крякнул и снова выпил.
— Убирайся с глаз моих долой. И если ты не сделаешь этого дурака счастливым, — кивнул я на Филиппа, — я достану твои кости из фамильного склепа, подниму и заставлю начищать наше фамильное серебро до скончания веков.
— Договорились, — Марта подала мне свою единственную руку.
Я протянул в ответ свою, скрепляя договор крепким рукопожатием.