Просто фанатка

Семья и друзья Филиппа испытали потрясение, обнаружив его живым. В отправленном письме мой отец не раскрыл, что Филипп жив, но пригласил посетить наше поместье, чтобы провести несостоявшиеся проводы на могиле покойного. Поэтому Филипп не вышел встречать прибывших, опасаясь за состояние матери. Я и отец поприветствовали всех с дороги и, перед тем, как навестить место упокоения Филиппа, предложили выпить за упокой. Этот ритуал был священен, и при упоминании почившего сына, брата и друга мы пили за Филиппа Серафимовича Перварай. Только после некоторого количества спиртного мой отец перешел к объяснению, что место упокоения Филиппа нельзя посетить, потому что я вернула его в мир живых. Пелагее Витальевне поплохело, Серафим Никифорович и Ксения разом вспыхнули приступом жуткой ярости, посчитав слова жестокой шуткой. Друзьям Филиппа удалось удержать себя в руках, но выглядели они ошарашенно. А после к нам наконец присоединился Филипп. Серафим Никифорович, к собственной чести, лучше всех сохранил видимое хладнокровие и буквально шипел на нас с отцом, вопрошая, за кого мы только что пили. Я взяла слово, чтобы сообщить тестю, что мы с Филиппом дали клятвы и теперь он принадлежит мне и моему роду. Тем более, что это представляется единственной возможностью для Филиппа начать жизнь с чистого листа, коль скоро было объявлено о его кончине. Так что Филипп Перварай навсегда умер, за что мы и выпили не чокаясь. И только Серафим Никифорович и Ксения собрались выплеснуть на меня свою злость и претензии, как Пелагея Витальевна пришла в короткий, но остервенелый приступ гнева и велела мужу и дочери — в крайне невежливой форме — закрыть рты. Она прямо заявила, что не желает слышать от них ни единого слова, если их речи не о том, как они счастливы, что Филипп снова с нами. Скандал утих так и не разгоревшись как следует. Дальше она обратила всё своё внимание и любовь на Филиппа и весь вечер не отрывала от сына счастливых глаз. И только она не повела бровью, когда ни я, ни Филипп не пожелали вдаваться в подробности того, как именно мне удалось вызволить его из нави, отбив у Смерти. Серафим Никифорович и Ксения совершали попытки выведать и выспросить, но с оглядкой на Пелагею Витальевну. Мы не отвечали, а в препирательства они вступать не решались. Пусть мать Филиппа и казалась самым безропотным членом семейства, не считая младших, которых оставили в столице, но любому терпению рано или поздно наступает конец и тогда самые тихие могут превратиться в самых беспощадных и лютых. Вряд ли кто-то хотел расстраивать Пелагею Витальевну после того, как ей пришлось пережить утрату. Друзья Филиппа и вовсе оставались в стороне, понимая, что пока наши семьи не придут к некоторому согласию, вмешиваться не стоит. В конце концов Серафим Никифорович принял новость, что Филипп больше не является частью его рода и даже проглотил тот факт, что, кажется, никогда не узнает о том, что случилось за чертой. Филипп настоял на том, чтобы мы ничего не рассказывали. Он не желал, чтобы я выглядела виновной в случившемся в глазах семьи. Я открыто заявила, что готова принять гнев его отца и остальных, потому как этого заслуживала. Но Филипп упёрся и попросил оставить решения в отношении собственной крови ему — он твердил что знает, как будет лучше. Другой причиной его настойчивости явилось то, что он считал опасным раскрывать мою тайну. Он был уверен, что лучше, если знающих, что я дочь Смерти окажется только трое: он, мой отец и я сама. Отец поддержал Филиппа. Я не могла не заметить, что мой выбор ему нравился тем больше, чем больше мы разговариваем и отец узнавал, что за молодого человека я выбрала себе в пару. Я уступила. Уступила только потому, что по сути для меня не было важным, узнает ли семья Филиппа или нет, но мнение двух самых дорогих для меня на свете людей имело значение. Если они хотят поступить так, что ж, так тому и быть. Семья Филиппа решила погостить у нас некоторое время. Мать и сестру было не оторвать от моего совершенства. Я ревновала, так много они проводили с ним времени. Ревновал и Кирилл, но оба мы мужественно терпели в стороне, в ожидании, когда страсти поостынут. — Ксения сказала, что Пелагея Витальевна вряд ли согласится покинуть дом раньше конца этой недели, — доверительно сообщил мне Кирилл. — Я бы не слишком обременил тебя и твоего отца, если бы задержался вместе с ними? Обходительность Кирилла, как всегда, была безупречной. Он почти стал частью семьи, но пока, считаясь сердечным другом и женихом, решил проявить вежливость в отношении хозяев дома и получить их прямое дозволение; в этом был весь маг воды — щепетилен до последней запятой. — Конечно. Мы будем рады принимать всех вас… — оглядела я друзей в беседке, куда мы выбрались на чай, ненадолго ускользнув от женщин. Серафима Никифоровича занял мой отец. Двум магам смерти — и теперь уже родственникам, было о чём потолковать, пока семейство Филиппа гостило у нас. — Я хочу остаться на всё лето, — тут же обозначил свои позиции Григорий. Максим прошипел ругательства в сторону друга и, кажется, хотел припалить тому что-нибудь. Григорий бросил в сторону мага огня недовольный взгляд, но ничего не сказал, вместо этого обратившись ко мне: — Я сладил с третьей точкой, пора переходить к следующей. Григорию действительно удалось раскрыть следующую точку канала, когда я покинула академию, увозя тело Филиппа. И вот что случилось после того, как я отправилась в родовое гнездо. В качестве объяснения скоропостижной смерти сына, Серафим Никифорович решил выбрать простую физиологическую причину — остановку сердца, которую позже подтвердили лекари, даже не видевшие тело. Все нужные документы были подписаны и занесены в учётные книги. Известная фамилия могла позволить себе многое, обладая огромными связями и богатством. Правду знали только самые близкие. Помимо Серафима Никифоровича, о том, что случилось в ту ночь, услышали мать и сестра Филиппа. И поскольку Кирилл уже знал, что все они принадлежат к роду магов смерти, то сообщили и ему. Григорию и Максиму пришлось довольствоваться официальной версией, но они, конечно же, не поверили в такую чушь, особенно после того, как я попросила их приглядывать за Филиппом и он, на их глазах, чуть не выпал в окно, а затем чуть не слетел с лестницы ранее, тем же днём, когда умер. Но что им было делать? Требовать у семьи объяснений было немыслимо. Даже если семья решила утаить истинную причину, они были в своём праве. Но горе есть горе и каждый переживал его по-своему. Григорий записался на состязание стихийников. Он был раздавлен и никого не слушал. Выйдя на арену против своего первого оппонента, он, как и прежде, не сделал ни одной попытки защититься или отбить нападение, позволяя сопернику измываться над собой. Каждый раз оказываясь на песке, он снова поднимался — сломить гиганта оказалось не так-то просто, даже если тот не сопротивлялся. Максим, делившейся подробностями того дня, говорил, что под конец поединка публика пребывала в гробовом молчании, видя как маг земли, разбитый в кровь, снова находит под собой опору и снова упрямо смотрит на противника. Так продолжалось, пока Григорий не вспыхнул желтым заревом — третья точка раскрылась. Осознав, что цель достигнута, он с лёгкостью одолел соперника и перешел на следующий этап. Добрался до восьмерки, там проиграл магу воды, но совсем не опечалился по этому поводу. Он уже понял, чем является проигрыш и больше не собирался сокрушаться из-за ерунды. Тем более в свете настоящего горя, имевшего место ранее. Сейчас он кипел решимостью продолжить труды над точками. — За лето мы всё равно не успеем, — объясняла я очевидное. — Ясный красный. Но я собираюсь наведываться к вам, чтобы учиться дальше. Ты могла бы давать мне задания, а я бы корпел над ними в академии. Ведь, насколько я понял, вы с нами не возвращаетесь? Да, с восставшим из мёртвых Филиппом это было бы слишком рискованно. Со Смертью водились только маги смерти. Это поставило бы семью Филиппа и нас с отцом под удар и проверок было бы не избежать. Увидев Филиппа живым и невредимым, Григорий и Максим не могли не понять, откуда ветер дует, пусть никто и не заговаривал открыто о магии смерти в их присутствии. Но спрашивать об этом они не стали. Их, похоже, не слишком заботило присутствие магии смерти в этой истории, коль скоро их друг оказался жив-здоров. Покачав отрицательно головой, я взглянула на Филиппа и продолжила: — Мы с Филиппом пока не говорили его семье, но подумываем всё же продолжить обучение. Уедем на юг, как можно дальше от столицы. Я переведусь, а Филипп поступит под новой фамилией. Городок маленький, столичных гостей вряд ли стоит ожидать. А если и так, мы всё равно будем проводить всё время в стенах местной академии. Мне обучение было без надобности, но мысль, что Филипп окажется отрезанным от мира в моём поместье казалась печальной. — Я с вами! — тут же откликнулся Григорий, а я спрятала улыбку, предвидя именно такую реакцию. — Гриш, — взял слово Филипп, — не руби с плеча. Мы и сами обсуждаем эту мысль всего несколько дней. — Если вы переводитесь, то и я. Я раскрыл точку за год! Я за год понял больше, чем за все предыдущие. Марта лучший наставник и поэтому я поеду с вами. Вы что, не рады? — нахмурился великан, требовательно уставившись на друга. Филипп слегка растерялся. Мы посоветовались, стоит ли делиться с друзьями. Рано или поздно, правда бы всплыла. Кирилл бы снова узнал первым и снова был бы вынужден скрывать тайну от друзей, зависнув в самом неудобном положении между новой семьей и старыми друзьями. Но даже в этом случае правда всё равно бы раскрылась. Они бы писали или наезжали, о чём чётко только что дал понять Григорий. Пришлось бы сказать, и тогда могло произойти то же самое, что и сейчас. Затягивать неизбежное и впутываться в напрасную паутину лжи представлялось бестолковой затеей. — Хорошо. Я не против, — сдался Филипп. По лицу Григория расползлась улыбка удовлетворения. — И он тоже поедет, — повел он подбородком в сторону Максима. — С какой стати? — возмутился тот. — Что ты там один будешь делать? — ответил Григорий вопросом на вопрос. — А Кирилл? Все посмотрели на Кирилла. — Это, наверное, очень далеко… — неуверенно замялся маг воды и отвёл взгляд. Он, конечно же, не хотел уезжать от Ксении. — Будь мужчиной, — подначивал его Григорий. — В разлуке чувства крепнут. Максим закашлялся от возмутительного заявления с претензией на глубокомыслие. — Кирилл, — вмешалась я. — Ты не обязан ехать. И я бы на твоём месте шагу не сделала из академии. Кирилл меня прекрасно понял. Если бы этот шаг уводил меня от Филиппа, я бы с места не сдвинулась. — Я тоже так считаю, — поддержал друга Филипп. — Да и Ксения меня живьём съест. Они обменялись понимающими взглядами. — Значит, поедем вчетвером, — подытожил Григорий. — Я не соглашался! — яро протестовал Максим против такого самоуправства. Григорий сузил глаза и посмотрел на него пристально. Тот вызывающе вытаращился, не желая уступать магу земли. — Думаю, каждый может принять решение самостоятельно, — снова вклинилась я. — Время ещё есть. Мы замолчали, каждый задумался о своём. Филипп сжал мою руку, я перевела на него взгляд. Что бы ни ждало нас впереди, главное — мы вместе. В горе и в радости. И даже Смерть не разлучит нас.