Просто фанатка

Распрощавшись с тётушкой и чудесной избой, я зашагала по узкой дорожке по направлению к видневшимся вдали скалам. Окутанные серым туманом, обломанные гряды напоминали очертаниями хорошо знакомый лес. Острые скошенные лезвия склонов угрожающе резали подступы, будто предупреждая, что тревожить эти земли понапрасну было бы неосмотрительным. Колобок катился впереди и больше со мной не разговаривал, так и не простив мне знакомство с ведьмой. Долго ли, коротко ли, мы наконец подошли к узкому ущелью. Пройти по нему одновременно могли трое таких как я, плотно прижавшись друг к другу плечом. Как далеко и куда оно вело — не разобрать. Бесчисленные выступы возникали с обеих сторон, заставляя обходить преграды и не давая разглядеть то, что скрывалось впереди. Вскоре на пути стали попадаться развилки. Колобок точно знал куда сворачивать и потому уверенно катился среди каменных глыб, ни разу не заплутав. Тусклый свет, сопровождавший нас на подходе к скалам, окончательно померк. Задрав голову, я увидела, что своды ущелья сомкнулись, превращая проход в подобие естественной галереи. На моей ладони вспыхнул огонь, позволивший и дальше ступать навстречу неизвестности. Я коснулась кармана платья, где лежало отданное ведьмой кольцо. Наконец мы достигли просторной пещеры, отыскавшейся за одним из ничем не примечательных поворотов, точно таким же, каких за спиной мы оставили сотни. Неровные стены обозначились вспыхнувшими факелами. Своды пещеры таяли в непроглядной тьме; под ногами гладкая плита пола, покрытая мелкими корявыми трещинами. Ничего не говоря, Колобок закатился за ближайший уступ и затих; кажется, его обязанности провожатого были исполнены — мы прибыли на место. Я шагнула дальше, настороженно вглядываясь в пустоту. Мёртвая сковывающая сила ощущалось здесь так остро, как нигде в нави. Расслабленность, медлительность и апатия цеплялись за плечи, тянули к земле. Хотелось лечь и не шевелиться. Такие мысли казались приятными — зовущими. Я стряхнула навязчивые чувства, принадлежавшие не мне, но проклятому месту. Спустя несколько мгновений передо мной стала сгущаться тьма. Это походило на явление Вестника в круг. Только что-то мне подсказывало, что ждать мне следовало далеко не прислужника нави. Рука нырнула в карман, кольцо скользнуло на указательный палец, и мне оставалось только дожидаться, когда создание предстанет перед моим взором. Явившаяся мне незнакомка оказалась одного со мною роста. С темными струящимися по плечам волосами, перетекавшими отблесками родника в лунную ночь. Бледная кожа, казалось, никогда не видела солнца; лишённые румянца впалые щеки с отчётливо выступающими хищными скулами, обескровленные губы, почти фиолетовые в свете факелов. Она была облачена в чёрное платье, деталей которого не разобрать в сумрачном свете. Всё это я отметила краем сознания, потому что почти сразу угодила во власть её чарующего взгляда. Её глаза завязались во тьме мерцающими орбами мрака, лишенными привычного человеческого устройства, и теперь смотрели на меня, отражая болезненное узнавание, возникшее в глубине моих собственных глаз. Этот взгляд мне был хорошо знаком. Его отражение я видела в зеркале каждое утро, приводя себя в порядок перед занятиями. И ещё до того — дома, в поместье. Я знала его ровно столько же, сколько помнила себя. Остальные черты тоже показались неуловимо знакомыми — мы были похожи. Из сумрака раздался надломленный голос Колобка, видимо, и ему стоило немалых усилий пребывание в чертогах Смерти: — Я привёл её, Хозяйка, Через поле, через лес… — Вот мы и встретились, мама, — оборвала его я, продолжая пристально смотреть на создание перед собой. Губы женщины обозначились подобием улыбки. «Вот мы и встретились, дочь», — отозвался голос в моей голове — голос, принадлежавший Хозяйке нави и моей матери. *** Когда отец наконец принял тот факт, что от Филиппа я не отступлюсь и, возможно, мы больше с ним не увидимся, он поведал истинную историю моего появления на свет. Как оказалось, до того дня я жила с чистым образом доброй заботливой матери, покинувшей этот мир в тяжелых родах — матери, которой никогда не существовало. С раннего детства я носила цветы на могилу женщины, чьи кости считала родными. Меня всегда беспокоило то обстоятельство, что кости не были сложены в фамильный склеп, как того требовали обычаи магов смерти. Отец оправдывался пожеланием супруги — та, уходя, якобы просила предать её тело земле, открытой дождю и солнцу. Отец называл желание не иначе, как странной блажью, которая тем не менее являлась последней волей покойной, нарушить которую было нельзя. Более того, матушка просила не тревожить её дух после кончины и потому я никогда не отваживалась на призыв, исполняя веление родительницы со смиренным покорством той, ради кого она отдала жизнь. Желание умирающего на смертном одре — закон. Долгие часы я проводила перед могильным камнем, установленным под старым клёном позади дома, размышляя о том, как сложилась бы моя жизнь и какой бы я стала, останься она с нами. В моём воображении мы гуляли в саду и катались на качелях. Мама читала мне сказки на ночь и гладила по голове, ласково называя забавным прозвищем. Я часто представляла, какой была любовь отца. Он почти никогда не говорил об этом, отговариваясь тем, что мысли о почившей жене причиняют ему нестерпимую боль, и я верила, прикусывая язык раз за разом, чтобы не спросить о том, что растревожило бы его разбитое сердце. А мне так хотелось знать, как они познакомились. Что было первым, о чём подумал отец при взгляде на прекрасную девушку, в будущем ставшую его избранницей? Но я не знала об этом. Я не знала ничего, кроме того, что чувства отца были настолько искренними, что он исполнил волю матери — предал её кости земле и больше никогда не женился в память об утраченной любви. На деле все оказалось совсем иначе. Сказка обернулась кошмаром. Кости в могиле принадлежали одинокой крестьянке, которую барин — мой отец — похоронил на свои средства там, где посчитал нужным. В глухом уголке сада, куда бы я могла приходить не таясь и изливать свои детские печали. Остальным заходить туда строго-настрого воспрещалось, дабы — как говорил отец — не тревожить покой усопшей. А не женился он, потому что Смерть, явившаяся к нему однажды в образе прекрасной и опасной незнакомки, позаботилась о том, чтобы он не смог приблизиться ни к одной другой женщине. Выбрав моего отца себе в любовники, она отметила его на всю жизнь. Взамен одной-единственной ночи, которую они провели вместе по её желанию, она наградила его наследницей — мной. Моя родительница была истинной причиной того, почему я пришла в мир с семью раскрытыми точками смерти. Раскрылись и все точки жизни. Во мне текла кровь старинного некогда могущественного рода, мой отец был мастер-магом. Канал силы — по эту и ту сторону — оказался переполненным энергией в момент моего появления на свет. Или во тьму. Кто знает, где именно я раскрыла глаза? Ночь со Смертью, впрочем, имела свою цену. Высшие точки отца навсегда захлопнулись. Ему остались только четыре нижних. Будь он слабее, то не пережил бы ту встречу вовсе. Но Смерть тщательно выбирала подходящих любовников: он дожил до утра, навсегда оставшись слабым магом. Может быть, четыре раскрытые точки являлись не таким плохим достижением для большинства, но по мнению моей семьи это был настоящий позор, о котором стыдно упоминать. Взамен отец получил дочь, невероятно сильную наследницу. Сильнейшую среди смертных. Даже возьми я в мужья обычного человека, наши дети стали бы великими магами, что говорить о благородной крови чародеев? *** — В Ночь Всех Духов мне не спалось, — начал свой печальный рассказ отец перед тем, как отпустить меня в навь. — За окном выл лютый ветер, стёкла дребезжали так, что гляди вышибет поднятой в воздух веткой или камнем. Я не мог уснуть и зачитался в кабинете. Помню, как меня отвлёк скрип двери. Я решил, что пришла одна из служанок; они часто носили мне чай, хотя я сотни раз им наказывал, чтобы не суетились без моего прямого распоряжения. Я был раздражён — голова гудела от непрерывного воя, я уже собирался отправить очередную благодетельницу восвояси, как увидел на пороге незнакомку. Она не состояла на службе в доме, я бы запомнил. Одета, как высокородная, пусть и траурно на вид. И сила от неё исходила такая, что волосы дыбом вставали. Признаться, я растерялся, и на то были причины. Откуда эта гостья среди ночи? Если бы кто-то прибыл в поместье, ища пристанище в ужасное ненастье, ко мне с докладом прибежали бы слуги. Да и незнакомка не выглядела с дальней дороги. Однако она пришла, не скрывая сути мастер-мага Смерти, до того бешеная от неё исходила мощь. Я никогда не встречался с ними прежде, и первое, что пришло на ум: ко мне подобрался враг. Пусть я не знал о ней и точно никогда не делал худого, но я мог навредить члену её семейства, либо мог расстараться один из наших покойных предков, — плечи отца чуть дрогнули, стряхивая бесполезные в настоящем рассуждения. — Я напал на неё. Она отбила атаки играючи. Она смеялась и наступала. В какой-то миг я решил, что мне пришёл конец. Я не мог сделать ей ничего! Она тушила живые стихии смертельным касанием, лишала сил любые чары. Она остановилась в шаге от меня — и вдруг села в кресло напротив. Попросила предложить ей вина. Я решил, что всё же действовал слишком поспешно; возможно, она пришла договариваться о деле или ей понадобился артефакт из нашей сокровищницы. Решил, что выслушаю и отправлю восвояси — такого бесцеремонного вторжения в свой дом я не мог стерпеть. Отец плотнее сжал складку рта и отвёл взгляд. — Я снова ошибся. Она пришла не за этим, — он замолчал на некоторое время. — Она получила от меня что хотела. Я очень быстро понял, с кем имею дело, чувствуя, как из меня тянут жизнь. Но я не сопротивлялся — её мне было не одолеть. Уходя, она сказала, что вернётся через год в этот самый день с подарком. Каким, она не объяснила. И предупредила, что больше у меня не будет ни одной женщины, потому что я стал её мужем. Я тяжело перенёс потерю мужской силы. За это злился люто, едва ли не больше, чем за потерю точек. Ненавидел её. Она отобрала у меня возможность иметь наследников! — сокровенные признания дались отцу нелегко: в глаза он мне не смотрел. — Но прятаться я не собирался, и потому через год она нашла меня в той же комнате, что и впервые. Увидев в её руках младенца, я глазам своим не поверил. Она вручила тебя мне. Запретила рассказывать, кто твоя мать, сказала, что ты всё узнаешь в своё время. И ушла, не проронив больше ни слова. С тех пор я её не видел. В разговоре повисла ещё одна долгая пауза. Отец глубоко вздохнул и продолжил: — Знаешь, я был рад взять тебя на руки и прижать к груди. В тот момент я вдруг подумал, что обмен был честным — ты была замечательной. Впервые почувствовав себя отцом, я не мог оторвать от твоего круглого личика глаз. Ты никогда не плакала и не капризничала. Ходила за мной по пятам, слушала во все уши. Ты понимала меня с полуслова — я не помню, чтобы мне приходилось повторять тебе дважды или заставлять учиться. Ты вообще не знала, что такое лень. Небрежность была тебе незнакома. Я решил, что другие женщины мне и не нужны вовсе. Ты стала наследником, о котором я не смел и мечтать. Слушая отца, я вспоминала детство и долгие часы, которые мы проводили вместе. Он прав — нам никогда не было скучно друг с другом. Мы всегда были заняты: у нас была библиотека книг, горы артефактов в сокровищнице и море времени, чтобы учить меня заклинаниям и тренировать боевые навыки. Это было счастливое время. Наше время. Отец продолжил свой рассказ: — Когда я немного пришёл в себя — смирился наконец со своей новой участью скромно одаренного мага и одинокого отца замечательной крошки, я стал размышлять о случившемся. Очень быстро мне стало очевидно, что ни о каком мимолётном влечении или другой случайности появления Хозяйки на моём пороге речи не шло. Она пришла ко мне, зная, что я мастер-маг и маг смерти. Иначе как быть уверенной, переживу ли я ночь. Я должен был выжить, ведь она собиралась вернуть мне дитя, о котором знала уходя, пообещав принести подарок, — отец скривился. — Я стал биться над этой головоломкой. Искал книги, которые могли бы дать мне подсказки, призывал души рода, отправлялся на древние погосты, от которых не осталось ничего кроме ощущения смерти, витавшего над исчезнувшими надгробиями, чтобы поднять тех, кто жил века назад и сгнил не до конца, давая мне возможность призвать дух. Я не прерывал свои поиски всё то время, что ты росла, — отец посмотрел на меня с серьёзностью человека, решившего докопаться до истины во что бы это ни стало. — И когда ты отправилась в академию, я взялся за поиски с утроенной силой. Не стану пересказывать все подробности — на это ушли бы месяцы, но вот что я могу сказать тебе, Марта… Я подобралась, чувствуя, что не обрадуюсь услышанному, пусть и то, что я уже успела узнать не несло ничего кроме боли и разочарования. Я не винила отца во лжи — это был не его выбор. Сила, явившаяся на порог нашего дома, была несравнима с тем, что мог противопоставить любой когда-либо живший маг. Но сколько же иллюзий я лелеяла всю свою жизнь понапрасну… — Смерть, — голос отца вернул мои мысли к разговору, он взял мои руки в свои и продолжил: — это только состояние, в котором пребывает дух некогда обычного мага, пусть и очень сильного — он исполняет обязанности Хозяйки нави. Срок служения духа неимоверно долог, но не бесконечен. Поэтому Смерть имеет своих наследниц, одной из которых всегда приходится занимать это место, становясь новой Хозяйкой, когда предыдущая уходит в великое Ничто. Как и любой глава рода, Она печётся о достаточном количестве своей крови, чтобы в нужный момент отыскался преемник. Для этого она выбирает сильнейших магов Смерти и зачинает с ними дитя. Таких, как я, было немало — не решусь предположить сколько. Уверен, у тебя достаточно сестёр по матери на этом свете. Заботам о продолжении рода отводится особое время — Ночь Всех Духов. Эта ночь ослабляет грань между миром живых и мёртвых, позволяя случиться невозможному. В эту ночь извечный дух способен вернуть прообраз человеческого существа, чтобы не просто явиться в мир живых, но суметь повлиять на материю яви — дать новое начало… Раскрытой ладонью отец коснулся моего подбородка со всей любовью, на которую был способен. Какой бы страшной ни была эта история, он ни разу не пожалел обрести во мне дочь — я читала это в его взгляде. — Явись она в обличие Смерти, — голос отца растерял зародившийся трепет, — и я бы сгорел дотла, позавидовав твоей почерневшей руке. Ты осталась жива благодаря тому, что являешься мастер-магом Смерти. Я обладал семью раскрытыми точками Жизни, но только пятью Смерти. Я бы умер в мучениях. Ночь Всех Духов позволяет то, что невозможно ни в каком другом случае. И я бы не слишком удивился, узнав, что вручив тебя мне, Она отправилась на свидание с очередным несчастным, чтобы не потерять драгоценное время. Отец снова прервался ненадолго. Он, должно быть, готовился к этому разговору не один год, на случай если придет момент, когда мне нужно будет услышать правду. Увы, этот день настал. — Единственное, что мне не удалось выяснить, это срок служения духа. Никто ни разу не смог мне ответить, когда и как это происходит. Я знаю только то, что рано или поздно этот миг неминуемо настаёт. Мы долго смотрели друг на друга. — Марта, ты понимаешь, что всё это значит? Я не спешила с ответом; это могло означать слишком многое, и от этого гнев медленно одолевал мою душу, карабкаясь всё выше к сердцу, каким бы безучастным ни оставалось моё лицо. Этот гнев я принесла в навь. Он выплеснулся через край, когда я не смогла побороть желание расправиться со всадником. — То, что Филипп, скорее всего, ушёл не случайно, — произнесла я жуткую истину, и не стала продолжать — остальное и так шумело в наших головах слишком громко. Являясь наследницей Смерти, я, сама о том не подозревая, могла стать её преемницей. Возможно, для этого мне следовало явиться в навь или соблюсти другие условия, о которых я не имела ни малейшего понятия. Может быть, подходил срок окончания служения моей матери и страшное ярмо должно было лечь на следующую в последовательности шею. Смерть Филиппа могла оказаться всего лишь капканом, в который я собиралась ступить по собственной воле — вот почему отец открыл мне правду только сейчас, несмотря на прямой запрет. Наказание за это могло оказаться хуже смерти, но дальше скрывать он не мог. Отец увидел недоброе во всём случившемся. От меня он узнал, как за Филиппом гонялась Смерть и разобрался в причине лучше, чем удалось мне; зная, кто я такая, он понял, что охота, возможно, шла не на мальчишку, а на его дочь, и потому не всё ещё было кончено. Если происходящее было коварным замыслом Смерти, то она вела меня угодной ей дорогой, а я послушно следовала. Как хорошо она знала меня и мои мотивы? Наблюдала ли она за мной все эти годы? Поняла ли глубину моей одержимости Филиппом? Использовала ли она это, чтобы заманить меня в навь? В свете открывшейся правды меня терзали огромные сомнения, что всё, случившееся с Филиппом, было всего лишь злым роком, рано отметившим его линию жизни. Если мы были правы в отвратительных догадках, то мой возлюбленный стал всего лишь разменной монетой в тайной интриге. Осознание обрушилось на меня немым оцепенением тела и яростью духа. И эта была не единственная горькая новость. Если я стану преемницей, то отец, как и весь наш род, остаётся без наследника, способного продолжить кровную линию. Значит, все его лишения были напрасны. Им жестоко воспользовались, обманули, не разъяснив происходящее. Но и разъяснений не с кого было потребовать. В тот момент мне было жаль отца так, как ни разу до этого. На него пришелся чужой выбор, навсегда изменивший судьбу, хотел он того или нет. Последней жертвой должна была стать я. Значит, два самых дорогих мне человека и я сама должны были пасть в угоду Её замыслам. Глядя на застывшее передо мной сосредоточие мрака, я поняла, что мы с отцом во всём оказались правы. Горстка жалких людишек с их простыми презренными судьбами — ничто для Высшей силы.