Просто фанатка

Марта настояла на том, чтобы мы пропустили завтрак. Я не сопротивлялся, заметив её напряжение. Друзья тоже странно на меня поглядывали из-за утренних событий. Вчера мне даже почудилось, что так же, как и в прошлом году, когда поблизости крутился Никита, они неотступно следуют за мной, буквально не давая уединиться в отхожем месте. Наверное, я просто надумал лишнего из-за всего случившегося. Мы с Мартой поднялись из-за стола, готовые уйти. Она попросила ребят не волноваться, а преподавателям сказать, что один из нас почувствовал себя неважно, а другой повёл его в лекарскую. Я насторожился, понимая, что на занятия мы, кажется, сегодня вовсе не собирались. Нехорошее предчувствие кольнуло грудь. Уже выходя из обеденной залы мы наткнулись на декана. Он шел в сопровождении моего отца! Столкнувшись нос к носу с родителем, я тут же понял по яростному выражению лица и глазам чуть навыкате, что он наконец выяснил правду о Марте. Только этого нам сейчас не хватало. Оставалось надеяться, что он не устроит скандал прилюдно, до того разозлённым он выглядел. — Вы вместе, — процедил отец, прожигая нас взглядом поочерёдно. — Отлично! Так даже будет проще. Павел Александрович, — обратился он к декану. — Не мог бы я забрать эту пару студентов для личной беседы? — Конечно, Серафим Никифорович, — кивнул декан, важно надув щеки. — Покорнейше благодарю. Где бы мы могли иметь приватный разговор? — Прошу следовать за мной. Павел Александрович самолично провёл нас на этаж, занимаемый обучающим составом, и уже очень скоро мы оказались в точно таком же кабинете, как тот, в котором я однажды разговаривал с Савелием Ивановичем. Отец слишком хорошо напомнил мне ту встречу: закрыл дверь на замок, щелчком пальцев разжёг огонь в камине и направился к креслу, чеканя шаг. Опустился в него с таким видом, будто находился у себя дома, а двое провинившихся слуг были вызваны на ковер для разноса. Я тяжело вздохнул и занял стул напротив. Сил воевать с отцом не было. Я решил для начала выслушать насколько плохи наши дела, и только потом решать, как действовать дальше. Марта не стала садиться. Она остановилась за моей спиной, вплотную к стулу, и опустила руки мне на плечи. Отец сверлил нас недобрым взглядом целую минуты, а затем, презрительно фыркнув, начал разговор. — Ну, — потребовал он. — И когда вы собирались мне сообщить? И собирались ли вообще? — Что ты имеешь в виду, отец? — Вот только не надо делать вид, будто ты не понимаешь, за чем я явился! — он едва сдерживал гнев, слюна летела изо рта. — Она, — сверкнул он взглядом на Марту. — Наследница! Но, насколько я помню, ни разу за всё время праздников я не услышал ни от одного из вас об этом немаловажном обстоятельстве. Огонь в камине нехорошо затрещал, откликаясь на настроение рассерженного мага огня. — Из этого я могу сделать следующие выводы. Либо вы попросту остолопы, не удосужившиеся поставить меня в известность, ведь Марта, само собой, готова перейти в наш род. В случае моего дозволения, — язвительно добавил он. — Либо, — сцепил он зубы, выдерживая паузу, — вы идиоты, которые решили, что со мной пройдёт тот же фокус, что и у Ксении! Я уступил всего единожды, а не превратился в жалкую слезливую размазню, готовую поступиться интересами нашей семьи в угоду девчонке, которую видел один-единственный раз в жизни! Надеюсь, ты понимаешь это, Филипп? Злость отца, направленная в мою сторону, неприятно хлестала по щекам. Он будто отвешивал мне пощечины за своеволие. — А теперь скажи мне, Филипп, какой из моих выводов верный? — Это не имеет значения, Серафим Никифорович… — вступила Марта с присущим ей спокойствием. — Молчать! — взревел тот, ударив по столу кулаком, отчего письменные принадлежности разом подпрыгнули, а чернильница перевернулась. На расползавшееся чёрное пятно никто не обратил внимание. Всплеск эмоций мага огня был такой силы, что один из углей — с яблоко величиной — вылетел из очага. Он бы угодил мне прямиком в глаз, если бы не Марта. Она поймала его голой рукой у самого моего лица. Раскаленный докрасна уголь зашипел в крепко сжатом кулаке, погас, разом потеряв жар, и осыпался на ковёр раздавленным пеплом. Это отвлекло отца от нашей казни только на мгновение. Он яростно посмотрел на Марту. — Я разговариваю с Филиппом, барышня. И если вы так и не научились себя вести в присутствии старших, вам лучше подождать за дверью! Он, будучи достаточно злопамятным, не преминул припомнить ей тот вечер на зимнем балу, когда остался недоволен её вызывающим ответом. Я накрыл руку девушки, покоившуюся на моём плече своей, прося её позволить мне поговорить с отцом, даже если это последнее, чего мне действительно хотелось. — Отец, мы не сказали тебе о том, что Марта наследница, потому что ожидали подобной реакции. — А какой же ещё реакции можно было ожидать? Если бы Марта была согласна перейти в наш род, я уверен, что давно услышал бы об этом! Получается, эта девица, — метнул он гневный взгляд за мою спину, — вскружила тебе голову, чтобы увести из семьи. — Отец, я не баран, не коза и не лошадь, чтобы меня уводить. Я люблю Марту и хочу быть с ней. Так получилось, что в семье она одна. А нас у тебя много. Поэтому я решил… — Решил? — взвился отец, как ужаленный. — Кто дал тебе право решать?! — взревел он. — С каких это пор ты, ещё и академии не окончив, взялся принимать решения, касающиеся семьи? — Отец… — Ты бы решил закончить учёбу на отлично, — тпотряс он кулаком, раскрасневшись. — Я видел последний табель и весьма удручён твоими результатами. Или лучше сказать, их отсутствием! Решил бы ты заняться своим магическим потенциалом. Он ведь хуже некуда! У Игната магии больше, чем у тебя, — припомнил отец моего младшего брата. — А принять участие в состязаниях ты случаем не решил? Показал бы, чему здесь научился. Она, — ткнул отец пальцем в Марту, — и то участвовала. Девчонка, а на арену вышла. Решил он, — выплеснув часть пылавшего в нём негодования, он снова упал в кресло, качая головой и продолжая повторять: «решил он». Я смолчал; знал, что отец никогда не был обо мне высокого мнения. Мне было больно всё это слышать. И жаль, что это слышала Марта. Я был ничтожеством, и своими словами отец под этим только что расписался. — Серафим Никифорович… — попыталась снова встрять Марта, но отец ей не позволил. — Да что же ты за невоспитанное существо! Помолчи, пока я разговариваю со своим сыном! — Если вы хотите и дальше разговаривать со своим сыном, — не дала заткнуть себя она, — давайте для начала спасем ему жизнь. Отец уже открыл было рот, чтобы ей возразить, но смысл прозвучавших слов его задел, как задел и меня. Он замолк на мгновение. Обернувшись, я посмотрел вверх, на Марту. Никогда прежде я не видел у неё такого выражения лица. Это заставило меня оцепенеть. — О чём ты? — грубо потребовал родитель, придя в себя первым. Марта, проигнорировав его, продолжала смотреть только на меня. — Прости, что тебе придётся вот так об этом узнать, Филипп. Я хотела поговорить с тобой сегодня, когда уводила с завтрака… — Да, что духи вас побери, происходит? Наконец Марта удостоила вниманием отца. — Филипп отмечен Смертью, — произнесла она, оглушив меня окончательно. Всё, что я мог, это внимать дальнейшему разговору, происходившему без моего участия. — Что за вздор ты несешь? — возмутился отец. — Увы, это так. И чем быстрее вы поймёте, Серафим Никифорович, что я говорю со всей серьёзностью, тем скорее мы поможем Филиппу. — Да я даже слушать твои басни не стану! Кем ты себя возомнила? Вестником Смерти? — Его я призывала прошлой ночью. Он все подтвердил. Это заставило отца разом остыть. Я видел, как он вытаращился на Марту, раскрыл рот, да так и замер в растерянности. Ему понадобилось время, чтобы овладеть собой. Он поднялся и произнёс заклинание непроницаемого полога тишины. Кабинеты были защищены обычными заклинаниями приватности, но отец не собирался рисковать, коль скоро речь зашла о магии смерти. — И почему ты его вызывала? — Филипп чуть не погиб. Трижды. — Впервые слышу, — задохнулся отец и уставился на меня. — Сын? Я растерянно смотрел на Марту, чувствуя, как остатки сил покидают меня. Один раз я чуть было не умер — или умер, а после вернулся, — когда обратился птицей, но какие другие случаи имела в виду девушка, я не понимал. Марта поняла моё крайнее замешательство и потому взяла слово: — В первый раз это случилось, когда в прошлом году на Филиппа напал другой студент и чуть его не убил. Друзья и я явились вовремя. Трагедии удалось избежать. Марта говорила о Никите. Вот только я не знал, что был на волосок от гибели! Она стёрла мои воспоминания и утаила ужасную правду. Кажется, друзья тоже не имели об этом понятия, иначе рассказали бы мне ещё летом. — Что за чушь! — сквозь сжатые зубы шипел отец, глядя на меня с упрёком. — Филипп? Кто осмелился? Почему мне не доложили из академии? Я застыл в онемении, стараясь переварить услышанное. — Мы никому не стали сообщать. Разобрались своими силами. — Моего сына чуть не убили, а ты говоришь об этом словно об обычной стычке? Уверен, студент вышел за допустимые рамки. Виновного стоило исключить и подвергнуть заключению, — принялся поучать отец. — В этом нет необходимости. Он уже не в этом мире, — холодно отрезала Марта, глядя на отца с не меньшим нажимом, чем он на неё. Они сверлили друг друга взглядами некоторое время, пока отец не продолжил: — Ты сказала, это случилось трижды? Марта кивнула. И рассказала отцу о том, как мы решили опробовать попавшее к нам ожерелье ворона и чем это закончилось. Он не спешил делиться собственным мнением на этот счёт, для начала выспросив, как к нам попал редкий артефакт. Марта не упомянула наш сомнительный подвиг с друзьями, поскольку мы нарушили правила академии. В свете недавней короткой обличительной речи в мой адрес это выглядело ещё одним подтверждением моей несостоятельности, как сына уважаемого рода. Отец заметил изворотливость Марты; теперь он вел себя куда осмотрительнее в разговоре с девушкой — понял наконец с кем имеет дело. И потому вернулся к этому скользкому моменту. Марте пришлось раскрыть правду о том, что ожерелье достал я, проникнув в тайную музейную комнату меньше месяца назад. Неприятное выражение проступило на лице отца, но прерывать её он не стал, дав закончить короткий рассказ о том, как мы летали и как я оказался в парке, где меня настигла злосчастная кошка. — Кольцо спасло Филиппу жизнь, — закончила она говорить о моей второй неслучившейся гибели. — Да, я видел артефакт, — подтвердил отец, стремясь вернуть себе контроль, отнятый Мартой в момент, когда она поделилась страшной новостью. — Филипп, покажи левую руку? — потребовал он и я послушался. Отец бросил взгляд на мои пальцы и не отыскал подарок Марты. — Несомненно, досаднейшее невезение. Что произошло в третий раз? — справившись с собой, продолжил он допрос. Марта посмотрела на меня долгим взглядом и я почувствовал горечь. Только горечь эта принадлежала не мне. Ей. И тогда она рассказала о недавней ночи в парке, когда я пришел с просьбой оставить кошку в покое, и о моей неуклюжести, когда я чуть не упал. Только в изложении Марты всё выглядело донельзя трагичным. Я, оказывается, чуть не пробил насквозь голову, насадившись черепом на незамеченное острие ограды! В груди похолодело. Я продолжал внимать всему тому, что объясняла девушка, чувствуя себя всё дальше от крошечной комнаты. Я ведь даже не понял, что не далее как пару дней назад был на волосок от смерти! Всего лишь поскользнулся — с кем не бывает. На деле получалось — не будь Марты рядом, я бы погиб от такой мелкой оплошности. — Что ж, — вступил отец, когда Марта закончила. — Я вижу, что под определённым углом всё это действительно выглядит скверно. Однако, в стычке с другим студентом, Филипп мог и не погибнуть. Это могут быть всего лишь твои домыслы, — заметил он, обращаясь к девушке, но ни запальчивости, ни презрения к её выводам я не расслышал. — Случай с обращением в ворона выглядит несуразно. Неудачное стечение обстоятельств. Я рад, что всё обошлось, — произнес отец, глядя на меня и делая паузу — так он давал мне понять, что, несмотря ни на что, рад, что я остался в живых. Другой отец подошел и обнял бы. Кто-то бы похлопал по плечу. Мой отец взял более продолжительную паузу, чем обычно. — Говорить про падение, которого не было, вовсе пустое. В темноте, — снова обращался он к Марте, — тебе могло померещиться. Так что я всё ещё не вижу достаточных причин для призыва Вестника, — упрямо протянул он. — Но хочу услышать, о чём ты его спрашивала и что он ответил? Отец, несмотря на всю собранность, с которой он внимал девушке, явно не доверял ей. — После третьего раза, — произнесла Марта, как ни в чём не бывало, хотя и она, я не сомневался, уловила крайне скептический настрой моего родителя, — списывать всё на досадные случайности было невозможно. Потому я призвала Вестника. Марта повторила свои вопросы слово в слово, как и услышанные ответы. Узнав подробности, я почувствовал, как надежда на то, что всё это какое-то умопомрачительное недоразумение, окончательно меня покинула. Я снова положил ладонь поверх руки Марты. Сжал. Заглянул в её глаза и произнёс: — Прости. Я просил прощение за то, что всё так печально обернулось. За то, что не смогу быть рядом. В тот момент, когда правда раскрылась, я ощутил неотвратимую руку Смерти на своём горле. Она придёт за мной. Уже совсем скоро. — Я не отпущу тебя, — произнесла Марта, прекрасно понимая, за что я извинялся. Она перевела взгляд на отца, пребывавшего в задумчивости. Тот сгорбился. Его брови сошлись к переносице. Он показался мне старше, основательно растеряв воинственный вид, с которым вторгся в академию. — Серафим Никифорович, вы, как и я, знаете, что есть только один способ спасти Филиппа. Спасти? Я поочередно переводил взгляд с отца на Марту и обратно, но оба они продолжали молчать, сверля друг друга непримиримыми взглядами. — Как удачно для тебя всё складывается, — протянул отец, будто всё ещё находясь в глубоком размышлении; и вдруг, прямо на глазах, он разом собрался, выпрямился. — Но многое из того, что ты сказала, мы знаем только с твоих слов. Филипп не может всё это подтвердить, — это был не вопрос. По моему растерянному виду отец мог определить с точностью, что я знал, а что слышал впервые. Он растил меня, и потому читал всё равно что раскрытую книгу. — Сегодня я сам призову Вестника и задам свои вопросы. — У нас нет на это времени, — попыталась настоять Марта. — Опять же, если верить твоим словам. Марта сжала мои плечи. — Утром Филипп чуть не выпал в окно и почти скатился с лестницы. — Это правда, отец, — подтвердил я дрогнувшим голосом. — Но не выпал и не скатился, — он поднялся на ноги и приблизился к нам, коршуном нависнув над Мартой. — Ты вполне могла всё это подстроить сама. Ведь ты мастер-маг, сил у тебя хватило бы, — произнёс он, а потом перевёл взгляд на меня. — И как к месту пришлось кольцо, не находишь, Филипп? Я плохо понимал, на что он намекает. — Единственная смерть, в которой не приходится сомневаться, та, от которой тебя уберегло кольцо. Подаренное ею, — обвинительно ткнул он в Марту указательным пальцем. — Какова вероятность, что это случайность? Ты мне сам говорил, помнишь, тогда на балу, что она очень умна. И должен признать, ты прав. Держу пари, что она водит нас обоих за нос. — Что ты имеешь в виду, отец? — Думаю, она попросту сочинила всю эту историю о том, что ты отмеченный, и постаралась подкрепить в тебе такую уверенность. Я же вижу, что ты и сам этим весьма шокирован, хотя многое из того, о чём она упомянула, наверняка происходило на самом деле. В той или иной мере. Он подошел ближе к нам, пронизывая Марту взглядом, полным подозрений. — Я и сам немало дрался в юности — магией и в рукопашную, в академии и за её пределами, но не припомню, чтобы кто-то умер. Даже когда мы забывались в пылу сражения. В историю с вороном я верю — артефакт не снять другим способом. И, возможно, эта смерть была единственной настоящей из всех ею перечисленных. Но ты, Филипп, очень удачно избежал самого страшного, благодаря её же подарку. А третья байка вообще не выдерживает никакой критики, не находишь? — Но зачем бы Марте понадобилось такое придумывать? Отец снова хмыкнул, окинув мою девушку оценивающим взглядом. — Чтобы она получила то, что хочет, — ответил он. — Тебя. Отец принялся неспешно обходить нас стороной, рассуждая вслух: — Дело в том, Филипп, что единственный способ обмануть смерть будучи отмеченным, это отказаться от самого себя: отречься от своего рода, имени и магии, разумеется. Не слишком ли ты к нему жестока, девочка? — едко спросил он Марту, остановившись на мгновенье в шаге от неё. Она посмотрела в ответ, ни один мускул на её лице не дрогнул. — Нужно по сути стать другим человеком, Филипп. Считай, переродиться в этой жизни. Тогда Смерть тебя не найдёт. Есть ритуал, позволяющий это сделать. И так удачно, что есть род, готовый тебя принять без лишних проволочек, — отца одолевала злобная весёлость. — Теперь ты понимаешь, к чему я веду? Я понимал, и да, действительно ритуал решал все наши сложности в отношениях, а не только спасал мою жизнь. Но могла ли Марта действительно пойти на такое, чтобы добиться своего? Ответ я знал — она могла. Но стала бы она так поступать со мной? — Марта, — я поднялся, обошел стул, чтобы оказаться напротив девушки. — Скажи мне, глядя в глаза: отец прав или заблуждается? — Заблуждается, — не моргнув ответила она. Я не пытался прочесть правду по её лицу — Марта могла обвести вокруг пальца кого угодно. Я прислушивался к своему собственному сердцу. Примет ли оно ответ Марты как правдивый или подскажет, что она не до конца честна? — Ну конечно! — воскликнул отец. — Мы и не ожидали услышать иного, юная барышня. — Филипп, ты войдешь в мой род? — спросила она. Я кивнул. — Филипп?! — взвился отец, не веря, что я так просто уступил, не прислушавшись к его обличительным речам и даже не попытавшись выспросить у него разрешение. — Я сделаю это, отец, когда ты вызовешь Вестника и сам убедишься, что Марта честна с нами, — твёрдо глядя на родителя, ответил я, а затем посмотрел на Марту. — Я верю тебе, — вложил я в голос всю свою искренность, ведь моё сердце доверяло ей без оглядки. — Но не могу жить с тем, что вся моя семья станет считать тебя подлой обманщицей. Марта тяжело поглядела в ответ. — Филипп… — Прошу тебя. Нет, умоляю! Проведем ритуал сразу, как отец вызовет Вестника. Отец яростно возмущался, коря мою наивность и глупую влюблённость, но я его не слушал. Марта, казалось, смотрела в ответ целую вечность, пока наконец не уступила. — Хорошо, — она перевела хмурый взгляд на моего отца. — Вы призовёте Вестника этим же вечером. А после, не откладывая ни минуты, я сама проведу ритуал отречения.