Просто фанатка

День пролетел незаметно. Почти всё время я думала о том, как Филипп принял подарок. Он выглядел растерянным и тронутым. Моё признание выглядело изящно на его тонком запястье. Я тайно радовалась, что сумела оставить на Филиппе ещё одно своё прикосновение. Видимый другим знак, что я заявила на Филиппа свои права и он мне ответил. Кожу дракона я отыскала в семейной сокровищнице ещё летом. Пара отрезков лежала сложенной в небольшой резной шкатулке на одной из верхних полок. Я приподняла тогда крышку, огладила лишенную чешуек ткань чужой жизни, ощутила тепло на кончиках пальцев и решила, во чтобы это ни стало, преподнести Филиппу браслет. Пусть тогда я не надеялась на воссоединение, но это никак не могло помешать мне ещё раз признаться ему в своих чувствах. Я заказала украшение у местного артефактора, попросив сделать амулет на удачу, о чём не стала говорить Филиппу за завтраком, чтобы не смущать, раз уж он так старался достать для меня подарок, но не сумел. И вдруг подумала, что, пожалуй, могу попросить несколько поцелуев взамен. В подземелье. Февраль стоял студёный и снежный, так что на прогулки мы выбирались нечасто. От мысли о поцелуях, внутри змеёй закрутилось пламя. Я тут же представила, как мы вдвоём уединимся уже вечером, и настроение моё стало радужнее. В перерыве между занятиями я намекнула Филиппу, что хотела бы прогуляться. Объяснять, где именно, не пришлось. Он согласился на моё завуалированное приглашение, выдав едва заметное нетерпение, подхлёстывавшее и меня. — Куда пойдём сегодня? — спросил он, когда мы спускались вниз по потайной лестнице. — К озеру. В одну из прогулок, отчасти напоминавшую исследовательский поход, поскольку ушли мы довольно далеко — в самые недра гор, мы наткнулись на подземное озеро. Холодная прозрачная вода укрывала основание огромной пещеры от стены до стены. Озеро уходило скатом в глубину почти от самого входа; дно медленно исчезало под толщей воды, растворяясь у огромных обломков скал с противоположной стороны. Насколько глубоким было озеро, мы не знали — искупаться в нём ни разу не довелось. Филипп наотрез отказался заходить со мной в воду, поскольку это предполагало скудное количество предметов одежды на нас обоих, что он назвал настоящей опасностью. Впрочем, это не мешало нам сидеть на берегу в окружении огненных свечей и любоваться усыпанным кристаллами сводом. «Звёзды подземелий», как и небесные собратья, не испускали свет, только отражали золотистые всполохи магических свечей, а значит, поблескивали прямо над нашими головами и немного вокруг. Сегодня я хотела опробовать одну задумку. Мысль пришла мне в голову на днях и понравилась — понравилась, потому что наверняка должна была прийтись Филиппу по душе. Мы уселись на подстилке, припрятанной здесь ранее для наших маленьких набегов. Я окружила нас свечами, тело и фитиль которых составляло текучее пламя, удерживающее форму благодаря магии. — Смотри, — велела я Филиппу, прикрывая глаза. Произнесла заклинание, наполняя слова чарами, и толкнула их вперёд, в озеро. Раскрыла глаза и посмотрела не на дело рук своих, а на Филиппа. Его лицо, озарённое трепещущим пламенем, то освещалось сильнее, то таяло в сумраке, но глаза — глаза его сияли. Широко распахнутые, они пораженно наблюдали за устроенным мной представлением. Я улыбнулась и проследила за его взглядом, желая слиться с любимым в едином переживании прекрасного. Сотканные магией огненные рыбы — небольшие, в две ладони величиной, искристо-красные, перламутрово-розовые и золотисто-зелёные, нырнули в неподвижную ледяную массу и брызнули в разные стороны, расходясь по озеру косыми лучами. Они удалялись всё дальше, то погружаясь глубже, то поднимаясь выше к поверхности, пока не достигли видимых пределов водоёма. Затем закружились причудливыми спиралями в замысловатой игре друг с другом. Некоторые рванули вверх, оставляя воду. Описав дугу, они падали, с плеском разбивая зеркальную гладь, а за ними уже взмывали в воздух следующие, отправляясь в короткий полёт. Кристаллы на сводах пещеры заискрили во всей своей полноте, разбрасывая яркие пятна, рассеивая тихий свет и наполняя пещеру невероятной красотой, сравнимой разве что с великолепием зимнего бала. — Восхитительно! — выдохнул Филипп, завороженно наблюдая за чудесным зрелищем. Он ещё долго смотрел перед собой, следя за игрой света, красок и тени, а после перевёл взгляд на меня. — Ты восхитительна, — произнёс он с чувством, заставившим моё сердце дрогнуть и засиять ярче магических рыб. Я наклонилась ближе, желая поймать его дыхание своим. Мы слились в поцелуе. Мои плечи горели там, где поверх рукава легли руки Филиппа. Я коснулась ладонью его груди, ощущая как гулко колотится принадлежащее мне сердце. — Марта! Звук собственного имени вырвал из прекрасного сна, в котором не существовало ничего естественнее нашего единения. Действительность казалась болезненно неприятной. Я притянула его обратно к губам, схватив за воротник рубахи, и это позволило удержать волшебный миг ещё ненадолго. — Марта, мы… Нам лучше остановиться! — самообладание Филиппа снова взяло верх. Я почти злилась на него за то, что в такие моменты ему удаётся удерживаться на самом краю благоразумия, потому что я хотела сгореть в пламени захлестывающей страсти дотла. Филипп отвлёк меня, когда я уже открыла рот, чтобы высказаться по поводу ненужных условностей. — У меня кое-что для тебя есть. С трудом, но я всё же сосредоточилась. Усилием подавила жадное пламя, пока Филипп вынимал мешочек из внутреннего кармана мантии. — Когда Григорий утром рассказывал тебе о наших приключениях, он сказал не всё. Конечно же, он ничего не скрывал, — поспешил объясниться Филипп, — просто ни Григорий, ни остальные не подозревают, что по ту сторону стены я обнаружил далеко не чулан. Это была другая тайная комната с артефактами, — делился он, раскрывая стянутый лентой шелковый край. — Догадайся, с какими? Он выжидающе посмотрел на меня, а я задумалась, что такого удивительного сумел обнаружить Филипп, чем не смог поделиться с друзьями, но я, по-видимому, могла догадаться: — Там были артефакты смерти? — Именно. Он кивнул на мою руку и я подставила ладонь. Уже в следующий миг под кончиком моего носа оказалось костяное ожерелье. — Я не стал говорить парням о комнате, посчитав, что так будет лучше. И времени как следует осмотреться не было. Удалось захватить только это, — с ложной скромностью добавил он, явно довольный произведённым эффектом. — Надеюсь, это не менее интересно, чем расческа Златовласки. — Несомненно, — искренне протянула я, уже углубившись в осмотр предмета. Ожерелье состояло из мелких птичьих костей разной величины, но все они совершенно точно принадлежали ворону. Я была знакома не только с внешним видом птицы, но и внутренним её содержимым и потому могла утверждать с уверенностью. В костях были проделаны узкие продолговатые отверстия, похожие на игольное ушко. Вместе их держали пепельно-белые заговоренные волокна, похожие на нить, но полупрозрачные и лоснящиеся. — Седые волосы королевы червей, — вынесла я заключение, не обратив внимания на скривившееся в отвращении лицо Филиппа. Замок ожерелья представлял собой простое, но добротное металлическое крепление. — Посмотрим, что пишут, — с разгоревшимся любопытством поднесла я бирку ближе к глазам и зажгла над головой яркую сферу, чтобы разобрать убористый почерк. «Ожерелье ворона» — гласило название артефакта, предварявшее описание. Далее шло следующее: «Внимание! Артефакт запрещенной магии. Способен обратить в ворона надевшего его. Развоплощение происходит посредством снятия предмета. Оборот может сопровождаться побочными эффектами: рвотой, головокружением, зудом в носу и других отверстиях. Также нельзя исключать невыявленное пагубное влияние. Ношение крайне не рекомендуется». — Что думаешь? — спросил Филипп, когда я закончила читать. — Очень хочется примерить, — честно призналась я. Желание возникло, стоило ожерелью оказаться в руке, глупо было это отрицать. — Я так и думал. Но не уверен, что это хорошая затея, — озабоченно произнёс мой сердечный друг, коснувшись тонких косточек пальцами. — Вдруг ты его наденешь и улетишь. Останешься птицей навсегда. Я немного поразмыслила над опасениями Филиппа. — Да, мы не можем с уверенностью отрицать такую вероятность — этот артефакт мне незнаком. Судя по устройству замка расстёгивает его человеческая рука. То есть, при обращении должен быть тот, кто снимет артефакт с птичьей шеи. А значит, птица должна даться в руки, иначе на что рассчитывать? — Я тоже размышлял об этом, — кивнул Филипп. — Но, может быть, птицу, или следует сказать: мага обращенного пернатой, удерживает особое заклинание, наложенное тем, кто должен снять ожерелье? Или есть другой нюанс развоплощения. В бирке не указано, сохраняется ли искомое сознание после оборота. Филипп рассуждал верно. Если после превращения у птицы оставалась память о себе прежней, то она сама могла прилететь к тому, кто должен снять ожерелье. Но уверенности в этом не было. Возможно, сознание исчезало, и тогда должен был быть другой способ привлечь или поймать птицу, чтобы снять украшение и позволить магу вернуться в человеческий облик. Мы оба задумались, размышляя над возможными осложнениями. — Давай подыщем заклинание, чтобы я не упорхнула слишком далеко и надолго. — Ты точно хочешь его надеть? — Почему бы и нет. Выглядит достаточно безобидно, пусть и замысловато. — Согласен. Но, может быть, мы поэкспериментируем на ком-то менее важном? — На ком? — На мне. Я фыркнула, не удержавшись: — Нет. — Почему это? — Это может быть опасным. — Тогда и ты его не надевай! — рассердился Филипп. — Что я буду без тебя делать? Я жить без тебя не могу! — в порыве выпалил он, понял, что сказал, и затих смущенно. — Как и я без тебя. — Ты придумаешь, как меня вернуть, если что-то пойдёт не так. А мы можем и не догадаться, — порозовев от моих слов, пробубнил Филипп, имея в виду себя и друзей. — Хорошо, давай разберёмся с этим не торопясь. Не думаю, что его скоро хватятся, — кивнула я на ожерелье. Это удовлетворило Филиппа. Духи! Ему всё же удалось отвлечь меня от поцелуев.