Metamorphosis

— Я нашел автостраду Атланты, — Дэрил говорит серьезно. Кэрол приглушенно смеется в подушку. — Что? — Я вижу её как карту, — пальцы поглаживают ее обнаженную спину, складывая в призрачные узоры. — Ну, это неожиданно. Не что-то красивое? Например цветок? Серьезно, карта автострады? — Ш-ш-ш. Я не говорил, что это некрасиво. Она ведет прямо к этой схеме Фибоначчи. Вихри и восьмерки по позвоночнику ведут к впадинке на пояснице, вызывая одобрительный гул, когда он переходит к ее филейной части. — Это горячо, — говорит Кэрол, снимая штаны, как будто в этом нет ничего особенного, пока они лежат вместе на куче одеял. Травка уже полностью исчерпала свое действие, ее разум ничем не затуманен. Ее одежда — это ограничивающий, царапающий барьер, не позволяющий получить то, что нужно, поэтому Кэрол разбросала ее по комнате и прижалась к нему голышом, а он не стал возражать. Это все, что ты получишь до конца своей жизни. Только я. Посмотри внимательно. Она думает, лежа на животе, пока Дэрил ищет скрытые узоры на ее коже. Каждая царапина, каждая отметина, все, что мне не нравится. Если ты увидишь что-то, что тебе не нравится, сейчас самое время сказать об этом, пока мы не зашли слишком далеко. Слишком далеко они уже зашли. Она уже дала ему право втоптать ее в землю, если Дэрил решит, что она не то, что ему нужно. И все равно она здесь, пытается доверять. С точки зрения логики, ни для кого не секрет, откуда взялась неуверенность в своем теле после долгих лет оскорблений. Однако показать себя оказалось не так сложно, как она думала, а это должно что-то значить. Это знак того, что они идут по правильному пути. — Нашел что-нибудь? — поддразнивает Кэрол, когда горячая ладонь неуверенно ложится на твердую ягодицу. Он звучно сглатывает — это победа. Ей нравится то, как легко его вывести. — Кассиопея, — говорит мужчина наконец. — На моей заднице? — Ага. Она морщит нос от недоверия и широко улыбается, поворачивая голову под углом. — Ты полон этого. — Нет, — Дэрил проводит указательным пальцем четкие очертания по пухлому изгибу, словно доказывая это, — Вот здесь. Кассиопея. Кэрол прищуривает глаза. Не то чтобы она ему не верила, но никто никогда раньше не упоминал об этом. Пока она вспомнила, что никому еще не показывала себя в ясном свете дня. Никогда не позволяла никому разглядывать каждую деталь, опасаясь осуждения. В ней нет ничего особенного. В конце концов, ей нечем похвастаться. Ее можно использовать только в спальне, так зачем беспокоиться о таких нелепых моментах, как этот? Кэрол не лгала, когда говорила, что знает толк в том, что имеет значение. Она точно знает, как возбудить мужчину, как доставить ему удовольствие и доказать свою ценность. В глубине сознания зашевелились ноющие мысли о том, что это семь степеней бреда, но они запрятаны достаточно глубоко, чтобы не обращать на них внимания. Это все, что ее волнует, когда она лежит голая в постели. Добраться до цели и покончить с этим. Только сейчас она начинает понимать ценность таких ленивых моментов, как этот, лучше, чем когда-либо. Невозможно отрицать, насколько по-другому чувствуешь себя в предвкушении, вместо того чтобы сосредоточиться на том, как быстро дойти до конца. — Твоя очередь, — она переворачивается на спину, поглаживая пояс брюк, которые он не снимал, — Посмотрим, какие формы я смогу найти на этой попке. Ее тон легкий и дерзкий, а ее предложение — несправедливая пытка для них обоих. Он вздыхает. — У меня нет веснушек, за которыми можно было бы последовать. — У меня их тоже немного, но ты каким-то образом находишь все. Он закусывает губу в знак стресса, и она начинает переосмысливать все, что произошло с тех пор, как она откусила головы тем жевательным мишкам. Не была ли она слишком откровенна? Не торопит ли она его? Сердце замирает от мысли, что она отталкивает его, пытаясь быть ближе. — Ты не обязан, — говорит Кэрол, — Все в порядке. — Просто не уверен, что тебе понравится то, что ты увидишь. Это не согласуется с акробатикой в ее голове, и она хмурится в замешательстве. В нем нет ничего такого, что она не смогла бы полюбить если бы он дал ей шанс. Она отчетливо помнит, как мужчина прижимался к ней в амбаре, и знает, что размер — не проблема. — Тебе не стоит об этом беспокоиться. — Я имею в виду... не мой... Черт. Он глубокомысленно щурится, и все его лицо на долгий миг становится похожим на неконтролируемый тик. Он видел все ужасные вещи, которые Эд делал с ней. Ожоги от сигарет и следы от кнута, даже шрам от ножа, оставшийся после того раза, когда он слишком напился, чтобы не бояться тюрьмы. Ее тело не лжет о том времени в ее жизни, но он хочет сохранить часть своей собственной истории в тайне. Внезапно она чувствует себя как никогда голой. Ей хочется укрыться одеялом или вернуть одежду, и это не честная реакция, но его отказ в таком же откровение о себе, потряс её. Она собирается снова сказать ему, что он не обязан, но Дэрил меняется в лице со скоростью света и стряхивает собственные штаны, заставляя ее замолчать. Кэрол никогда не считала эти мужские части тела особенно привлекательными, но при виде Дэрила, первая мысль о том — как он красив. Хочется протянуть руку и провести кончиком пальца по венам, обхватить рукой плоть, чтобы убедиться, что кожа такая же мягкая, как кажется, но она не решается. Пока нет. Что-то беспокоит его, и она чувствует, что это не имеет ничего общего с внешним видом. Когда Дэрил переворачивается на живот, стараясь не повредить ногу, правда оказывается гораздо хуже, чем она себе представляла. Шрамы, вытравленные на его спине целую жизнь назад, ни для кого не секрет. Она увидела их на ферме, когда он был ранен пытаясь найти ее маленькую девочку. Кэрол видела их снова в разные моменты, когда он получал другие травмы или переодевался в дороге. Дэрил никогда не пытался скрыть их от нее после того первого раза. Если на спине и видны страдания, которые он пережил в детстве, то ниже пояса эта история расширяется в десять раз. В голове всплыл образ юного Дэрила, раздетого и избитого тем, кто должен был его любить. — Однажды к нам пришли из полиции. Первый и последний раз в жизни. Я подрался в школе, и медсестре пришлось промывать царапины на моей спине после того, как я пролетел по бетону. Она позвонила им, и они пришли, задавая мне все эти вопросы, вроде "чувствую ли я себя в безопасности" и "не причиняет ли мне кто-нибудь боль", а я только сидел и говорил, что со мной все в порядке. Что всё в порядке. Мне было тринадцать, кажется. Из этого ничего не вышло, никто больше не появлялся, но в следующий раз, когда он напился и разозлился, то постарался скрыть свои срывы гораздо лучше. Тринадцать. Не намного старше Софии. Там же могла быть и ее дочь, но Кэрол заняла это место. За Дэрила же не было кому заступиться. — Мне так жаль, что это случилось с тобой. Ты не заслужил такого. Он пожимает плечами. — Что сделано, то сделано. Ему не нужны сочувствия, она это знает. Сейчас важно лишь, чтобы человек, получивший доступ к этим воспоминаниям, обращался с ними бережно. Кэрол сжимает его плечо, прежде чем отправиться в новое путешествие. — Я вижу лучника. — Конечно, видишь, — Дэрил поддразнивает ее, когда рука прокладывает маршрут по изгибу плеча и заканчивает его спиной. — Вижу! А вон там — подсолнух, — она не лжет, только подчеркивает несколько точечных веснушек, которые соединяются с десятилетними шрамами, образуя едва заметные очертания, — А если наклонить голову и прищуриться, то вот здесь можно увидеть пушистую овечку. — Мне нравятся овцы. Они вкусные и из них делают свитера. — Я притворюсь, что ты не говорил о том, что они вкусные. Его смех сотрясает плечи, но тут же стихает, когда чужое внимание переключается на вновь появившиеся отметины на каждой ягодице. — Там нечего искать, — говорит Дэрил. — То, какой ты сильный. Это все, что я вижу. Линии разветвляются, как ветви деревьев, настолько глубокие, что на каждой из них до сих пор есть углубление, где кожа так и не восстановилась до конца. Это не ремень, думает Кэрол, проводя подушечкой пальца по особенно страшной. Что-то более тонкое, острое. Меньшая площадь поверхности. Ветка или палка. — Иди сюда, — он переворачивается на бок, чтобы побудить ее повернуться вместе с ним. В животе нарастает жар, нервы натянуты. Его рука колеблется в миллиметрах от ее бедра, а затем возвращается к плечу. Тонкие волоски ее руки поднимаются навстречу теплой ладони, а мурашки пробегают по коже когда Дэрил наконец прикасается к ней. — То, что ты говорила раньше о том, что важно во время секса? Она кивает, лукавая улыбка быстро распространяется. Успокаивает то, что она, по крайней мере, многое умеет. Кэрол может показать, как это может быть приятно, и готова смотреть, как он рассыпается под ней... по крайней мере до тех пор, пока не услышит следующие слова. — Я хочу показать то, что я считаю важным, — он продолжает. В этот момент все тело напрягается. Быть в центре внимания — это не то, что ей нравится. Она не хочет, чтобы кто-то ее видел. Не зря же носила в королевстве огромные ночные рубашки. Это Дэрил, напоминает она себе. Они в безопасности вместе. Разве не на это она надеялась? Что он станет тем, кто разорвет замкнутый круг неудачных сексуальных отношений? Признание о том, что с кем-то другим у нее никогда не получится, было скорее страховкой на случай, если женщина снова потерпит неудачу, но пока все признаки многообещающие. Возможно, это она сломалась, и даже Дэрил не может ее исправить, но Кэрол изо всех сил надеется на лучший исход. — Твоя нога, — это символический протест, построенный на страхе перед неизвестностью. Он бросает на нее взгляд, нечто среднее между легкой забавой и призывом показать, насколько она противоречит сама себе. Дэрил не ошибается. Она прекрасно знала, к чему все ведет, как только избавилась от штанов. Подсознательный план все это время заключался в том, чтобы направить их сюда. Теперь, когда это удалось, Кэрол все еще ищет способы потянуть время. Она наклоняет голову, издавая самодовольный полусмех, пока Дэрил не приподнимает ее подбородок пальцем. — Я могу ждать столько, сколько тебе нужно. Я тоже боюсь, — мягко признается он, — Но я доверяю тебе. Они оба более хрупкие, чем кажется на первый взгляд. Это заметно в том, как они продолжают оттягивать момент близости, когда казалось бы, мир наконец сблизил их в нужных отношениях. — Я буду осторожна с тобой, — Кэрол прижимается к его щеке, слова замирают на полуслове, — Будь осторожен со мной тоже, хорошо? — Всегда. Всегда. Безмолвный вопрос о разрешении это медленный, легкий поцелуй, который опрокидывает ее на спину. Ответом является то, что она позволяет ему. Мягкие губы согревают точку ее пульса, и Кэрол испытывает трепет от осознания того, что он ставит метку. Она принадлежит ему, и завтра сможет увидеть это в зеркале. Ее руки обхватывают шею, чтобы напитать мужеством в привычном полуобъятии. Возможно, это придало ему уверенности, потому что следующее, что чувствует Кэрол — это блуждающая рука, проходящая по ее ребрам и плоскости живота. Она с самого начала была слишком чувствительна вместе с Дэрилом. Это было так непривычно, что она спихивала все на побочный эффект вируса, но это всего лишь феромоны и гормоны, скрещивающиеся между двумя совместимыми душами. Между ног появилась влажность еще до того, как ладонь добралась до нее. Когда легкое прикосновение, наконец, проникает туда, где она пульсирует, Кэрол едва не слетает с пола. У него никогда не было отношений. Последний сексуальный опыт был десятилетия назад, но в последнее время мужчина стал внимательнее. Дэрил уже знает, как следить за каждым ее вздохом и стоном, чтобы определить реакцию. Он просто наблюдателен. В его прикосновениях все еще присутствует сдержанность, а иногда и нерешительность, которая показывает, что он обдумывает свой следующий шаг. Она подбадривает его качнув бедрами, когда пальцы замирают у входа, впуская до второй костяшки и упираясь пальцами ног в покрывало из искусственного меха. Ее шокирует то, как быстро она погружается в забытье, имея лишь основание руки, где она пульсирует, и толстый палец, проникающий внутрь, но, возможно, так и должно быть. Они уже несколько дней танцуют друг вокруг друга в мучительной игре прелюдии. Если Дэрил сейчас остановится, Кэрол заплачет, она уверена в этом. А именно поэтому женщина испытывает шок, когда именно она останавливает блуждающую руку. — Подожди. Не сегодня. Я хочу... Слишком обезумевшая от вожделения, чтобы подобрать нужные слова, она лишь надеется, что их невербальное общение останется неизменным. Кэрол перевернулась на бок и удовлетворенно вздохнула, когда он прижался к спине и она смогла прижаться к нему задом. Они использовали его ногу в качестве оправдания, но единственный реальный недостаток в том, что женщина не сможет увидеть его лицо в этот первый раз. Он прижимается сзади, и она ждет, что будет дальше, но вместо того, чтобы соединиться, он дразнится на грани того, что им нужно, не проникая внутрь. Дэрил упирается лбом в шею, а ее бедра пытаются поймать его на каждом толчке, который проходит без проникновения. Кэрол наполовину обезумела от желания и запуталась, не понимая, почему он до сих пор не решился на этот шаг. Дрожь в его теле заставляет ее задуматься. Он сказал, что тоже боится. Если ему нужен пинок, она может это сделать. Потянуться вниз между ними, чтобы взять на себя инициативу и направить напряженную плоть туда, где она уже намокла — все, что ему нужно, чтобы получить откровенный намек. Давление восхитительное, растяжение непреодолимое. Она чувствует себя заполненной еще до того, как они начали, уверенная, что не может принять его всего, пока каждый мягкий толчок не докажет, что может. Они просто подходят друг другу, он и она, и так было всегда. Кэрол никогда не чувствовала себя ближе к кому-либо, чем к нему сейчас, и, возможно, это награда за то, что женщина не сдается и не позволяет страху отпугнуть ее. Кэрол хочет, чтобы они были вместе как сейчас, когда она кончит. Сильные и устойчивые, соединенные так, как она только мечтала в течение многих лет. Когда Дэрил крепко прижимает ее к себе после нескольких быстрых толчков и выкрикивает ее имя в тонкие волоски на затылке, разочарование приходит лишь на мгновение. Всего лишь на мгновение. Вместо этого она получает удовольствие от него, тянется вниз, чтобы раздвинуть пальцы в месте соединения, ощущая его хаотичные движения, пока мужчина двигается слишком быстро, чтобы она могла последовать следом. Все в порядке, думает Кэрол, главное, чтобы ему было хорошо. Эта предательская мысль снова закрадывается в ее сознание, несмотря на то что она старается прогнать ее. Она намерена поступить так же, как всегда, когда все закончится. Как только он уснет, женщина доведет себя несколькими умелыми движениями. Этого будет более чем достаточно. Это уже лучший секс в ее жизни, как она смеет быть недовольной? Его рука, отстраняющая ее, становится неожиданностью, как и твердый член, все еще остающийся между ног... пока что. Он с пользой использует оставшиеся несколько мгновений, прижимая свои пальцы к ее и повторяя движения. После этого все становится так просто. Не нужно никаких диких техник. Не нужен вибратор. Только ее готовность принять то, что он предлагает. Кэрол забывает о том, что нужно закрыться и защититься. Забывает, что должна сосредоточиться только на своем партнере. Забывает о том, как важно чтобы все ее усилия были направлены на мужчину, только потому что заслужить его одобрение значит все, и если он будет недоволен, это повлечет за собой последствия. Не синяк под глазом или разбитая губа, которых она боялась от первого. Не разочарование и не отказ, которые она ожидала от следующего. Она еще не знает, каким будет наказание, но если секс это все, на что она способна, когда речь идет об отношениях, то неудача может означать только то, что за нее придется заплатить. Но не сегодня. Сегодня она забывает о том, что должна делать, и погружается в свои чувства. Ее глаза закрываются, мышцы сжимаются вокруг его длины. Впервые ей не важно, что она не контролирует ситуацию или что уязвима настолько, что может быть уничтожена. Ее мир сужается лишь до движения бедер и изгиба позвоночника, переполненного ощущениями. Беззвучный крик на раздвинутых губах превращается в безудержное хныканье при сильном толчке в сочетании с движением его пальцев, когда она уже на грани и трещит по швам. Весь серотонин, который Кэрол откладывала на черный день, каскадом проникает в тело, пока она мало-помалу опускается вниз. Женщина лишь смутно осознает, как хорошо себя чувствует и как тепло его грудь прижимается к спине, пока она переживает каждый точечный толчок. Так и должно быть. Вот чего ей так не хватало. Ее неспособность достичь оргазма раньше имела так мало общего с тем, что находится между ног, и так много — с ее невозможностью отпустить себя. Сейчас все легко, но если неловкость должна возникнуть, то это произойдет довольно скоро. Когда он освободится, чтобы отвернуться и погрузиться в сон. Когда липкость на бедрах начнет высыхать. Когда Кэрол заметит, что ее нижнее белье висит на пакете с собачьим кормом в углу, и вспомнит, что только что переспала со своим лучшим другом. Она всегда знала, что это будет их конец. Знала, что если они позволят этому случиться хотя бы раз, это разрушит тщательно выстроенные отношения, которые значили все. Но он не уходит. Не оставляет ее в холоде и одиночестве, пока храпит во сне. Той неуверенности, которую она увидела в нем утром после их первого поцелуя, нигде нет. Вместо того чтобы пережить еще один болезненный, запутанный момент молчания, они снова соединяются. Это облегчение — видеть его лицо, не поворачивая шеи, и чувствовать его мягкие губы на своих. — Кажется, теперь я слышу звуки в цвете, — говорит Дэрил когда они расстаются, так же ошеломленно, как и она. Кэрол усмехается и кладет голову на грудь, чтобы его сердцебиение успокаивало нервы. — Все изменилось, но ничего не изменилось. — Я прекрасно понимаю, что ты имеешь в виду. — Мы можем повторить это снова? Он прижимает ее к себе. — И снова, и снова... Они затихают в уютной тишине, пока Кэрол не заполняет ее вопросом из их глупой игры. — А что, если бы я ужасно стреляла из лука? — Насколько плохо? — Ужасно. Каждый раз попадала бы в воздух. Каждый урок, который ты бы мне давал, переходил и на тебя, пока ты тоже не смог бы попасть даже широкую часть сарая. Дэрил фыркнул. — Нам придется научиться метать ножи? Топоры? Где-то должны быть гранаты… А что если бы у меня был маллет? — Как у Юджина? — О боже, никогда не произноси его имя, пока мы голые. — Немного бизнеса спереди и вечеринки сзади никогда никому не вредили. Я бы научилась любить это. Они все еще они. Не превратившиеся в магниты, отталкивающие друг друга, как только все закончилось. Но нельзя отрицать, что они претерпели и другую трансформацию. Более серьезную, чем все, с чем они сталкивались до сих пор. Но на этот раз она приветствует перемены.