О расколотых мирах

      Ты поступаешь правильно. Они всегда говорили – убивай. Уничтожай тех грязных, грубых, бесчестных свиней. Стреляй, не думая. Стреляй, смотря им в лица и улыбаясь. Они не заслуживают жить на одной земле с вами. Они не люди, они – псы. Глупейшие, уродливые псы.       Не убивать их нельзя. Если не убьёшь, не испепелишь их – они захватят. Они поглотят своей грязью всё вокруг, затопят уродством твою светлую, мирную жизнь. Развратят ваших детей, разобьют семьи вдребезги. Их отвратительные пороки уничтожат цветущие поля твоего мирного дома, срубят все деревья, загрязнят реки. А у тебя дома – тёплая печь и три красавицы-дочки. У тебя вокруг дома – маковое поле, что в лучах закатного солнца сверкает рубинами. Над полем – лазурное, обрамлённое пушистыми облаками, небо. Оно под угрозой. Они уничтожат всё, что тебе дорого, искромсают твою душу и вынесут всё столовое серебро. Чтобы спасти великолепие твоего мира, надо убить.       Стрелять прямо в сердце. Когда человек стоит у стены, когда его глаза полны слез – не верь. Не верь их мольбам, не верь их крикам и стонам. Они не чувствуют: не способны. Разве если бы они чувствовали, хотели бы они разрушить всё, что ты любишь? Желали бы они тебе смерти? Хотели бы вторгаться на твою территорию, красть, убивать, насиловать? Если бы они чувствовали, то, стоя у этой стены, хотели бы всадить пулю в честное сердце стрелка?       Ты уверен, что нет. Уверен, спуская курок. Уверен, смело проходя вдоль ряда приговорённых. Не смотришь им в глаза. Считаешь, что это ниже твоего достоинства. Направляешь пистолет.       Ты – один из самых метких стрелков. Одна пуля – идеальное попадание. Одна пуля – и смерть. Целишься. Смотришь. Замираешь.       Что происходит? Отчего вдруг твоя рука так дрожит, отчего пальцы внезапно стали точно хрустальные? Девчонка. Такая же мерзкая и убогая, как тысяча её ровесниц, проживающих на этой грешной земле. Обычные тонкие, точно горелые спички, ноги, исчерченные ссадинами и синяками. Колени привычно подкашиваются, отчего сама мерзавка кажется будто слабее и ниже. Тебя это не впечатляет. Ты видел это тысячу раз. Видел страх, видел боль, видел ненависть. А венка, веночка из нежно-белых ландышей, мягко лежащего на кудрявых волосах – не видел.       Венок. Такой хрупкий и маленький, обрамляющий слабую бледную головку. Кудри слегка подрагивают, то-ли от страха, то-ли... Взгляд невольно скользит вниз, и ты совершенно случайно смотришь ей в глаза. Серые, полные глубокой печали и... Чего-то совершенно непонятного, глупого и такого родного. Вздрагиваешь.       Из-под пушистых тёмных ресниц на тебя глядит обычная девочка. Таких ты видел на маковых полях. Они, весело шутя и смеясь, сплетали цепкие стебли между собой, сворачивали длинные жгуты кольцом и опускали на мягкие волосы друг друга. Веселясь и обнимаясь, они смотрели в небеса и о чём-то громко мечтали. И их голоса напоминали четкую трель соловья. Они были так свежи, так пропитаны чистой, как лесной родник, жизнью!       Хочешь отвести взгляд. Не можешь. Брови твои нещадно ползут вверх, пальцы всё ещё сжимают пистолет. Эти глаза тоже смотрят в небеса с мольбой. Эти маленькие тонкие ручки тоже собирают цветы по уютным лесным опушкам, эти ноги тоже босиком ступают по мягкому мху. В этих краях ведь тоже есть леса, поля, реки? И в этих краях также звучал радостный смех, разбиваясь о камни, искрами молодого пламени разлетающийся вокруг? Но тогда... Почему? Девочка улыбается. Улыбается, смело глядя в твои глаза. Убей её, убей! Не верь ей. Не верь её нежному взгляду, её ямочкам на щеках. Она такая же мерзкая и грязная свинья, как другие! Свинья! Оглядываешь всех вокруг растерянно, глупо.       А другие – свиньи?       А они все правда хотят разрушить тебя? Хотят уничтожить маковые поля, испепелить дома? Ты оглядываешься. Они смотрят не с ненавистью. В их глазах, в их чёрных зрачках отражается вовсе не злоба. Страх. Страх за свои маленькие, звенящие серебром жизни.       Они ненавидят, потому что бояться. Боятся за своих детей, плетущих ландышевые венки. За свои лесные опушки. За небеса, освещаемые майским солнцем. Они такие же, как ты. Ненавидящие. Напуганные. Чувствующие. Живые. Десяток глаз боязливо смотрит на тебя. А может, не на тебя, а в тебя. В твою чёрную, напуганную душу, сжатую до точки. Душу, что однажды свернулась калачиком, скрыла весь свет, впустив приятную, чёрную злобу, разрушающую всё живое. Разрушающую тебя. И на глазах у этих бедных маленьких людей, твою душу острыми иглами пронзают лучи. Чёрная корка изрезана трещинами.       Нельзя! Нельзя убивать тех, кто смотрит на небо твоими глазами. Нельзя уничтожать то, что дышит, живёт, чувствует, прямо как ты. А всё, что тебе сказали – ложь. Люди есть люди. В миллионе городов, стран, континентов, все вы – одно и тоже. Границы вы начертили сами, чёрным едким маркером.        Но переступи чёрту – и увидишь те же глаза. Те же нежные руки, тот же смех. И в этот момент ты поймёшь что они – это, в сущности, ты. А ты – это, в сущности, они. Ты не хочешь их убить. Ты не можешь их убить. Но что делать, если не убивать? Ты ведь лишь песчинка в этом жутком механизме-убийце. Ты – маленький осколок стекла, что не остановит войну. Если ты уйдешь, приведут другого – холодного, расчётливого. Ты бросаешь пистолет на пол. Ты обречён на гибель. Но ты сыт войной. – Я не могу, – смотришь им всём в глаза. – Вы ни в чем не виноваты.       Больше ничего сказать не можешь. Вот-вот ты умрёшь. Тебя поставят к стене, вместе с ними. Но ты будешь спокоен. Ты лишь помолишься, чтобы каждый солдат, убивающий, не смотря, закрывая глаза на правду, однажды очнётся. Нельзя остановить войну, если ты – никто в этой системе. Но, смотря на направленное  в твою сторону дуло оружия, слыша едкое "предатель", ты поступаешь правильно.