О расколотых мирах

      Терпкий ночной воздух пах мятой и пеплом. Острые ветки царапали ноги, оставляя на коже тонкие красные полосы. Над лесом стояла полная луна, круглая и бледная, словно чьё-то печальное лицо. Она освещала этот мир острыми лучами, что красиво резали туман, постепенно поглощающий всё окружающее пространство. Где-то высоко в кронах деревьев ухала сова. Ночь наступала со всех сторон, скрывая голоса птиц, укладывая спать всех дневных зверей и открывая пути жителям тёмных опушек. Она была босиком. Лёгкое белое платье, распущенные волосы и слезы, застывшие в синих глазах. Осторожно оглядываясь, прислушиваясь и принюхиваясь, она сама напоминала призрака, затерянного меж высоких стволов столетних деревьев. И она искренне этого желала.       Не иметь ничего, кажется, не так уж и плохо.       Можно танцевать над болотами в гордом одиночестве, можно закрывать глаза и дышать смело, слегка улыбаясь.       И можно не выходить замуж, не ложиться в постель с кем-то столь противным тебе, не врать о любви к нему.       Можно вплетать в волосы цветы, а не закрывать их фатой.       Можно умываться речной водой, а не стирать в ней чьи-то обновки.       Можно жить.       Но, увы, она состояла из плоти и крови. Свадьба нависала над ней, точно меч, замерший над шеей героя. И все глупые ритуалы, все песни, сватовства. Мерзкие поцелуи и застолья — всё это подобралось к ней безумно близко, дышало в спину, обступало плотным кольцом.       А ей было лишь восемнадцать лет!       Лишь недавно её талию обнимал лишь ветер, а теперь, теперь же, уже этим вечером Он положил туда свою отвратительную руку. Он гладил её по плечу, улыбался, и так мерзко вдруг сказал… Ох, что он сказал! Что через месяц — всего через месяц — она будет засыпать в его объятиях.       Его хриплый голос всё ещё будто бы звучал у уха. От него хотелось убежать, спрятаться.       Смотря, как луна понемногу добирается до небосвода, убегая от огней деревни всё дальше в лес, она мечтала раствориться в тумане. Стать маленьким деревцем, пронизать корнями землю. Или вдруг обернуться птицей — облететь весь мир, искупаться в облаках. Зависеть только от себя, от ветра в своих крыльях, и чуть-чуть — от дождя и солнца.       Она так хотела быть свободной!       Но единственная свобода, которую она могла получить — вот так босиком бежать по лесу, ощущая, как лесные змеи и ящерицы аккуратно огибают её ноги, как хищники отступают, и как Луна заглядывает ей в глаза.       Природа чувствует, когда ты не хочешь ей зла.       Природа никогда не нападает первой.       Не отдаст тебя чужому человеку, не запрет в комнате, не стиснет твою руку и не скажет вдруг, что твоё несчастье будет очень выгодным.       Добравшись до пепелища, она остановилась. Лес горел тут недавно, и обугленные стволы деревьев чернели, утопая в молочно-белом тумане. Тут не было ничего — звёздное небо куполом раскрылось над пустынным полем. Затихли птичьи голоса, а запахи трав ушли на задний план, уступив место запаху дыма и смерти. Ступни ног быстро потемнели от пепла, но она и не думала останавливаться. Там, ближе к центру этого мёртвого поля, есть ствол поваленного дерева. Он был не отсюда, из Леса. Кто-то из мальчишек притащил его, играясь. А потом это стало Её местом. Сюда можно было приходить подумать, поплакать или помечтать. Посмотреть на облака и рассмеяться. Или, наоборот, погоревать о чём-то.       А теперь она хотела тут остаться.       Мягко опустилась вниз и села, слегка подобрав развевающееся на ветру платье. Долго смотрела в туман, всё пытаясь угадать в силуэтах чёрных стволов людские фигуры. Ей всё хотелось, чтобы кто-то пришёл. Прямо сейчас забрал её из этого кошмара, обнял и отвёл далеко-далеко.       Но деревья молчали.       Луна коснулась самой верхушки небосвода и, будто бы услышав её молитву, осветила человеческую фигуру, скрытую туманной завесой. Зверь это был или человек? С благими намерениями он пришёл, или нет? Ей было без разницы. Ей справедливо казалось, что ни одна душа, связанная с этим местом, не принесёт ей столько боли, сколько уже она получила от самых близких людей.       И поэтому, она смело произнесла: — Кто вы? Покажитесь мне!       Существо не сдвинулось с места. — Какое смелое дитя, — произнесло оно мужским голосом, в котором читалась какая-то усмешка. — Не опасно ли так общаться с незнакомцем из леса? — Мне уже не важно, из леса или нет, — она горько рассмеялась. — Кажется, я больше никого не боюсь сильнее, чем тех, что обрекли меня на смерть. Так что покажи своё лицо.       Существо издало странный смешок, и из тумана вышел юноша. Большие зелёные глаза, рыжие кудри и простая рубаха — он выглядел точь-в-точь как какой-нибудь парень из села. Был одного с ними роста и одного телосложения, а прямой, слегка заострённый нос и вовсе делал его похожим на одного из старых приятелей. Некто улыбнулся, обнажив клыки.       Только они выдавали в этом симпатичном пареньке что-то паранормальное.       Только из-за этих острых зубов она и догадалась — не человек перед ней, и не зверь. Перед ней кто-то из Мира, о котором нельзя говорить.       Из Мира духов и магов, что скрыт от людей туманной завесой. Что не позволяет подобраться к себе поближе и уничтожает каждого, кто подбирается к границе.       Но она готова была умереть, выйдя за черту. Ей это всё было не важно.       Похоронить себя в руках отвратительного человека куда страшнее, нежели навечно закрыть глаза! — Вы симпатичный, — она улыбнулась уголками губ. — Мне кажется, о вас нам мама не рассказывала в детстве! Это ваше настоящее лицо? Или на самом деле вы — жуткое чудовище, а это лишь маска? — Какая любопытная юная леди, — он всё ещё стоял и улыбался. — Разумеется, у меня есть второе лицо, что, скорее всего, испугает столь хрупкое создание. Но этот облик — также мой. Это у вас, людей, может быть только одна внешность, а мы в этом плане свободны. У меня их две, у кого-то — три, а у кого-то под сотню. И все они равноценны. — Мне кажется, это очень здорово! — она не чувствовала страха, несмотря на острые зубы и недобрый огонёк в его глазах. Ей было слишком любопытно. И легко. — Возможно. Но вам, кажется, всегда хватало одного лица на эту короткую жизнь. — Да, но иногда ведь так хочется его изменить! Ведь коли изменишь лицо, тебя никто не узнает. И можно сбежать. Исчезнуть из жизней тех, кто мечтал заполучить тебя в свои руки, жить счастливо в другой деревне и… И…       Она разрыдалась. Закрывая лицо руками, она плакала прямо на глазах у парня из Того мира. У того, кто не умеет чувствовать и совершенно не понимает людей. Она пыталась остановиться, открывала глаза, но те предательски наполнялись слезами. Смотря на безмятежное выражение лица юноши, она ощущала лишь горькую зависть. Он свободен. Он волен делать, что захочет и как захочет. В один миг появиться в тумане из ниоткуда, сменить облик и имя. И она верила, что это не предел. Что он способен на большее.       Возможно, даже защитить её.       Последняя мысль вонзились в неё как нож, и заставила заплакать в голос, прижать колени к груди и свернуться калачиком.       А потом она вдруг почувствовала, как чья-то рука касается её спины, приобнимает за плечи.       Она вздрогнула.       Единственный мужчина, который до этого касался её, заставлял её сейчас плакать навзрыд. Периодически он сжимал её руки, обнимал за плечи, хватал за талию. Это было неприятно. Будто бы тебя со всех сторон обволакивают мерзкие щупальца, не дают проходу. Будто бы тебя, как предмет, сейчас поставят в парадной комнате и будут любоваться.       А теперь…       Она не чувствовала ничего такого. Лишь тепло. И спокойствие. — Вот что я вам скажу. Мы, духи, далёкие от людского мира, но то, что творит ваш народ с девушками, и нас заставляет содрогаться. И коли не страшно вам было обратиться ко мне, и коли вы действительно больше ничего не боитесь… Я попробую вам помочь. Но не сейчас. Завтра. Сейчас — спите. — Спасибо большое, я не знаю, как вас отблагодарить, я… — Поспите. Это мы тоже придумаем завтра. Сейчас вам нужно набраться сил. Это будет тяжёлая война. — Хорошо, — она прижалась к почему-то тёплому боку духа. — Позвольте лишь узнать ваше имя. — Пирос, дух пепелища, — она не видела его лица, но готова была поспорить: юноша улыбался. — А ваше? — Виолетта. Просто Виолетта. — Фиалка, значит… Вот, что, цветочек, когда придёшь сюда завтра, просто назови меня по имени, и я сразу же появлюсь… А теперь, спокойной ночи.       Засыпая, прислонившись к почти незнакомому духу, она чувствовала себя удивительно защищённой.       А проснувшись ночью на кровати, сначала подумала, что всё это было сном. А затем, увидев на тумбочке у кровати обгоревший кусочек дерева, облегченно рассмеялась.