Лица в дыму

Лиза Смит едва могла вздохнуть. Он ушёл, упал, погиб. И сделал это сам! А значит... «Это было самоубийство, грех!» – твердило что-то настырно в голове. Нет! Не было! Они всё равно… А как он говорил! Эхо его слов всё ещё звучало в сердце Лизы. Обычно голос у Алана был мягким и немного неровным, но сейчас он буквально гремел над площадью - слышный всякому, до каждого доходящий. Он, словно говорил со всеми одновременно… И замолчал. Навсегда. Лиза Смит вздрогнула. Её всю жизнь пугало это слово «навсегда» - даже когда оно относилось к чему то хорошему. Ведь… Останется ли хорошее хорошим, если оно навсегда? К счастью, в её жизни было очень мало таких вещей. Навсегда – это слово Бога, слово Библии, слово отца, когда он начинал рассуждать о подобных материях. Ей неизменно было трудно понять и представить как это. Теперь Лиза не только представляла, она чувствовала. Больно. Казалось бы, тут бы ей и отчаяться: леди, папиной девочке, трусихе – она всегда себя считала трусихой. Лиза Смит боялась мышей, пауков, а когда была маленькой, то пугалась ураганов и гроз, потому что думала: ветер унесёт её, как ту девочку из сказки про волшебную страну. Но нет! Алан напоследок успел что-то поселить в её душе, зажечь нечто горячее, отказывающееся сдаваться. И всё же было тяжело. А что Лиза всегда делала, когда ей было тяжко? Молилась. Обращалась к Господу. И она попыталась молиться, но слова путались в голове, мысли всё время сбивались на Алана, а какая-то мерзкая гадина, свернувшаяся клубком в груди прямо под сердцем, всё пульсировала и повторяла «Самоубийца! Твой любимый - самоубийца! Самоубийцы попадают в ад, их даже хоронить нельзя как обычных людей». В десятый раз попытавшись мысленно начать и вновь сбившись, Лиза огляделась по сторонам. Она не знала, сколько была погружена в себя – наверное, не так уж долго, потому что в окружающих всё ещё чувствовалось особое напряжение, которое дал им Алан. На те мгновения, что он говорил, все поверили в себя. В свою силу. В победу. Пока он говорил, от его слов бежало прочь отчаяние… А сейчас Лиза видела, как потухают глаза, как проступившие было улыбки стираются с лиц, как распрямившие плечи вновь клонятся к земле. Алан сделал что мог… А теперь должна она! Это было подобно удару молнии. Она должна закончить то, что начал он! Почему? Потому что она любит его! Героя! Любит больше всего на свете, и знает, что он - не самоубийца. Его смерть – не слабость, не бегство из божьего мира. Это был удар по врагу! Но что она может? Молиться? И? Всем ли даст сил её молитва? Да и она ведь всё никак не может её произнести… За горизонтом раздавался грохот орудий – сражение ещё идёт, борьба продолжается… Лиза и сама не заметила, как начала петь гимн. Негромко - удивительным образом в её устах, гордый и победный, он стал похож на тихую молитву. Которую стали подхватывать. Похоже, даже не задумываясь. Вот запел пожилой джентльмен в белой рубашке. Вот женщина с бледным лицом. Вот звонко подтянул мальчишка. Это было похоже на волну, она охватывала одного человека за другим, звук нарастал и креп, став похож на пение огромного церковного хора на пасху. А там, вдали, словно услышали их! Шум битвы, кажется, стал приближаться! Медленно, но неуклонно, точно идя на зов. Одиннадцатые по периметру засуетились. Лизе не было ясно, что послужило причиной: приближение ли боя, их ли пение, или, быть может сообщение, которое получил по рации один из черных рыцарей – оно явно повергло его в ужас, она это заметила. А впрочем, так ли это важно? Лиза Смит испытывала то чувство, которое любила более всего – братское единение. Она была одним целым с этими сотнями и тысячами незнакомых ей людей. А они были вместе с ней, пели её песню. Вдалеке небо порозовело. Зарево пожаров? Отблески взрывов? Нет! Это занимался рассвет. Одиннадцатые забегали, что-то крича, но теперь они стали ей не страшны. Охранники были будто сердитые чёрные жуки, бегающие вокруг гиганта, сделавшегося единым тела толпы. Они пытались командовать, размахивали руками, силились выхватить кого-то из общей массы, стреляли в воздух, били несчастных кулаками и прикладами. Ничто не менялось. Толпа даже не удостаивала их ответом. А гул нарастал. Он был уже почти здесь. Похоже, они пытаются нас куда-то увести, поняла Лиза. Но безуспешно. Им даже не удавалось отделить от общей массы сколь либо заметную часть. Несколько чёрных бойцов вошли в неё - и мгновенно растворились, будто сахар в чае. Тогда они начли стрелять! Несколько человек рухнули мгновенно, а потом ряд за рядом стал падать, словно колосья под ветром. На Лизу напал ужас, но, что потрясало её больше всего, ни она, ни кто другой не прекращали петь! …Взрыв! Группу одиннадцатых разметало им во все стороны. Лиза Смит не верила своим глазам: она видела, как громко голося и бросая оружие, бежали прочь люди, так недавно диктовавшие им всем свою волю, а за ними… да, это был найтмер! Стандартный армейский Сазерленд – даже Лиза узнала его характерный профиль. Шумно шагавший великан-битва достиг их - и обрушился сразу и повсеместно. Тогда они, вся толпа пленников, разом, не сговариваясь, ринулись вперёд. Побежали навстречу шторму. Прямо сквозь бой. К своим. И Лиза Смит бежала вместе со всеми. Некоторые падали, но редко. Лиза боялась споткнуться, но всё равно то и дело задирала голову вверх, потому что над ними проносились самолёты: один, второй, третий – десятки. Японцы тоже бежали. Но в другую сторону. Странным образом два встречных потока прошли один сквозь другой. А она уже видела ряд британских солдат. Знамя - знакомый до боли Юнион Джек. Видела отдававшего команды офицера, когда прямо перед ней вырос японец. Он выглядел даже не злым – отчаявшимся. И потому особенно опасным. Он наставил на неё ствол пистолета. - Ты! Это ты начала! Ты привела их! Лиза хотела сказать, что нет, всё не так. Но потом поняла: это её всё равно не защитит, а главное - будет неправдой. В моральном, духовном смысле. И промолчала. Она просто приготовилась умереть. Ненавидящие глаза сошлись у неё на лбу, пистолет поднимается вверх, выстрел... Лиза Смит не сразу осознала, что осталась жива, а когда поняла это, то не сразу себе поверила. Перед ней больше не было японца – он лежал примерно в метре слева, а она смотрела на молодого британца. Рыжий и веснушчатый, а глаза - большие и голубые. Солдат улыбался, а на его лицо светило солнце. Так ярко… - Солнце взошло! – сказала Лиза зачем-то. - Да! – ответил он, ещё шире улыбнувшись, - Вы в по… - Подожди, - прервала его Лиза, - Тьма ушла. Ты ведь понимаешь? Ведь так? Скажи мне… - Мы победили, мэм! Да! Мы победили!