Трехногий ворон

Белое пятно словно добавили на картину в последний момент. Его и не должно было быть, так как этот герой появился в легенде только во время суда. Гелио Ракан, белый как снег, на белом коне и в не по времени белых доспехах. На этом несоответствия не закончились. Сильвестр был уверен, что для полководца тоже позировала женщина, настолько его черты были нежны и красивы, а серебристая коса длинна. Ужас смешался с удивлением, и их выразительность была неестественна для полотен этого периода, но невинность и наивность юноши оставалась на грани мученических. Рядом стояла другая картина, незавершённая, но с теми же лицами. Седая болезная девица в роли юноши с мольбой и почтением смотрела на Ринальди, коварного и зло усмехающегося. Словно он поработил невинное сердце и готов к новым свершениям. В исторический хронике было ясно сказано, что Гелио не был сед, а родился альбиносом, а художник таких явно не встречал. Из-за этого недуга Ракан всегда носил белый покров, про который не забывают менее романтичные художники. В отличие от Эрнани Святого, он не позволил недугу себя сдерживать. Характер тоже был далек от праведного, и это читалось отчётливее всего. Высший свет тех лет боялся его не меньше, чем Ринальди. И, хотя за делами постельными в хронике он уличён не был, Гелио прекрасно справлялся с остальным: судил и казнил "невинных" дворян, проматывал деньги на безделушки и на собранных со всего света дикарей, жёг эсператистские храмы, но не слыл ярым абвенианцем. Тук, тук, тук. Брат Сабо вошёл как к себе домой. Хоть юноша и не являлся альбиносом, Сильвестр считал, что скорее этот Ракан был той же породы. Сходство с картиной усиливали следы недосыпа и тоски. Ещё одно ироничное совпадение. Дорак кивнул юноше, приглашая встать рядом. — Примите мои соболезнования. — Благодарю, Ваше Высокопреосвященство. Шпион доложил, что новый капеллан Лаик упал в обморок, услышав вести о смерти побратима. Это не было официальное сообщение, ничего про ситуацию в Варасте, но у разбойников были свои способы. Кардинал прекрасно знал, что стало причиной обморока. Уже давно ходили слухи, что несанкционированный ни эсператистами, ни олларианцами обряд заменял венчание для практикующих гайифский грех в Эмере. Визитаторы преступной провинции либо куплены, либо долго не живут, отчего еретическая практика продолжает существовать. Несмотря на это, не посочувствовать Дорак не мог. Увидев картины, Сабо немного отвлёкся от невесёлых мыслей и усмехнулся. — В одной из древних книг я читал, что Гелио не было в момент, когда Беатриса обвинила Ринальди, поскольку он накануне упал с страуса, подаренного правителем Арабасты. Государство в Багряных землях, близко к линии штормов, окружающих Эмер, и на границе пустыни. Насколько помнил Дорак, правители там — одни из родственников Алв, очень тихие, ни с кем ни воюющие, послов в Талиге не имеющие, а некоторые их гробницы и глифы помнят Ушедших. Белый анакс и их не обделил вниманием. — Интересный был человек, — признал Сильвестр, — Но запомнили его скорбящим по преступнику и изгнанным. — Среди коренных жителей Эмера упоминается в легендах Воин Солнца, примерно в то время, как у нас пошли реформы, так что не всё так плохо, — Сабо засмеялся. — Да, он получил по своему хороший конец, что малоизвестно, — кардинал не смог сдержать улыбки. В книгах из дома Алвы Гелио после суда над братом открыл клетки диких зверей и дикарей, которых он собирал для "сада, блекло имитирующего Рассветный", чтобы в хаосе и резне освободить Ринальди. К лучшему или к худшему, спасти не вышло, и анакс погиб в бою за свободу. Скорбящий от неудачи Гелио попытался открыть и двери Лабиринта вместе с гоганом Эметом (что стоял на картине за конём, узнаваемый по бычьей шкуре и огненной бороде), за что и был изгнан со всеми зверьми и рабами, хотя эсператисты требовали казни. В более поздних преданиях подробности были опущены, уж больно, если задуматься, это спасение похоже на балаган. А "дикари" там точно были, достаточно цивилизованные для того, чтобы оставить после себя следы, чтобы их нашли его археологи. — А вы знаете страшилку, что Ринальди вовсе не погиб тогда? — Сабо смотрел на старшего как равный, но всё же оставался мальчишкой. — Его спасли солдаты, чтобы он смог дождаться брата и сбежать вместе с ним в дальние страны, повесив сотню шпионов Эридани по пути. А Лабиринт они пытались открыть в качестве последнего слова, а не от горя. Если бы это было правдой, то в мире могли жить потомки двух безумных Раканов. Наверное, у насильника и его верного брата вышли самые обычные дети, раз о них ничего не слышно, а наследие затерялось во времени. — Интересный миф, и хорошо, что это лишь сказка, — кардинал развел руками и пошёл в сторону выхода. — Собрание сейчас начнётся. Изволите присутствовать?

***

Поминки, по старой традиции, проходили только тогда, когда обстоятельства смерти известны, виноватых нет, и первый шок прошёл. Ричард узнал много нового о погибших, и осознание, сколько их было на самом деле, только глубже загоняло герцога в прострацию. Только под образом Октавии, в таверне "Талигойской звёзды", Ричард понял, что он прошлый что-то не собирается возвращаться в столицу. И дело было вовсе не в перевязанной груди, так удивившй его сеньора. Нет, это был лишь первый символ. Вторым была записная книжка, где он иногда оставлял свои и чужие мысли, если последние сильно надолго задерживались. Он не чувствовал себя больше тем человеком, покидавшем когда-то город. Не после такого количества непристойных песен, пошлых шуток и наоборот. Не после того, как он понял, кто и из-за кого на самом деле умирает. Торжество шло полным ходом. После жизни в кибитках, Ричарду и комната в трактире казалась роскошью, про дворец и говорить нечего. Однако, вместо того, чтобы чувствовать себя неуютно, он старательно держал лицо ради Луффи. Тот, хоть и немного оттаял, всё ещё казался слишком тихим. Даже очередная незнакомая кобыла чувствовала это. Из положительных моментов было то, что он разрешил спрятать свою шляпу под белой парадной, хоть и украсил последнюю жёлтым цветком с темной сердцевиной. По сравнению с одетым в чёрное отцом, мальчик всё ещё был солнцем, но цветок слишком хорошо показывал, что не всё в порядке. Говоря о Рокэ. Он рассказал, что Эйс был сыном того самого недавно почившего надсмотрщика Эмера. До этого Белоус рассказывал, что они оба честны и упрямы, но сын хотя бы умом пошёл в мать. После воспоминаний о разграбленном Нодоре, противоречивые чувства склонились в пользу "мэтра Роже". Судя по всему, это был хороший человек, но с той же придурью, что и Луффи. Именно придурью, теперь полноценным дураком Ричард мог назвать друга с большим трудом. Сейчас они уже были награждены орденами: за сбитое в бою знамя и спасённых пленников. Хотя Ричард считал, что сам лично удостоен награды не за ту пушку, которую даже направлял не он, а Рокэ Алва, а за то, что по мере сил следил за Луффи. Несмотря на понижение его состояния до придури, это было необходимо. Постоянные выходки юноши уже не вызывали реакции, за исключением переводческого желания выпить. Королева, которую Луффи называл Бледной тёткой, и которая ему же не нравилась, оказалась прекрасна вблизи. Юная, нежная, хрупкая, словно гиацинт, но герцог Окделл не позволил себе долго любоваться. Он прекрасно помнил, что именно из-за неё казнили Феншо, и, как будто этого мало, Луффи говорил о ней со всей неприязнью, на которую его доброе сердце было способно по отношению к союзнику. Ричард ему верил. После предательства он не мог не верить. Тот человек, Тич, был добр к Дику и напоминал Штанцлера, как это вообще возможно со стороны простолюдина, ему верила команда, к которой он присоединился ещё в детстве, но юный Алва сразу почувствовал в нем тьму. Ричард до сих пор помнит, как изменилось лицо предателя, когда он с группой атаковал Белоуса из засады. Доброй и веселой натуры там не осталось, только зло и торжество. И всё это произошло в одно мгновение. Только прозрением свыше можно было это предсказать. В том, что Луффи удивительно близок Создателю, сомневаться не выходило, даже если думать, что он сын посланца Чужого. Впрочем, в последнем он также сомневался. Повязки на груди там, где также была и скрытая эспера, чесались, и очень хотелось выпить. Ричарда терзали непоследовательные мысли, отчего всё казалось скрытым в тумане, несущественным. — Ричард? — хриплый от долгого молчания голос друга заставил его сознание вернуться во дворец. Как раз награждали Ворона, но Луффи смотрел на него. После того случая он почему-то прекратил придумывать ему прозвища, называя только полным именем. — Я в порядке, — уже привычно соврал он. Луффи же, как обычно, нахмурился и ничего не сказал. Впрочем, когда заговорили про меч Раканов, они окончательно вернулись к происходящему. Реликвия истинных королей теперь попадёт в руки предателей. Стоило Первому Маршалу взять в руки древнюю реликвию, Закат вспыхнул. Красное солнце и Четыре меча. Несмотря на собственное изумление, Ричард успел прикрыть рот Луффи, чтобы он не сказал чего-то слишком грубого. То, что ему самому хотелось громко выругаться, он проигнорировал. Только из-за этого сам герцог Окделл смог проснуться.

***

—А потом оно как!.. И всё небо Во! А ты видел их лица? Они ехали в особняк уже затемно. Ричард и не обратил внимания, что торжество заняло у них целый день. И всё это время он размышлял, но так и не смог прийти к какому-то ни было выводу. Луффи бессвязно делился впечатлениями, коих у него накопилось за четверых, тем самым компенсируя напускное безразличие отца. Джимбей пытался понять что произошло на закате со слов нового господина, но это оказалось сложной задачей. Вдруг в ночи раздался выстрел. Моро возмущённо заржал, а конь Луффи встал на дыбы. Джимбей переменился в лице. — В особняк, — приказал Рокэ. — Быстрее! Они мчались по улице прямо туда, откуда донёсся выстрел. Уже на месте Ричард увидел распахнутые ворота и взволнованных лошадей. Некоторые были слишком дешевы для конюшни Ворона и похожи на Мерри, а таких Дик бы помнил. Слуги едва сдерживали их. — Луффи! — Санджи, белое пятно, откололся от толпы. — Сеньор, миледи ранили! Этого было достаточно, чтобы поторопиться. Ворота успели поспешно закрыть, и они спокойно оставили лошадей. Джимбей остался помогать слугам. — Усопп вернулся с утра, — взволнованно докладывал Санджи по пути в гостиную. — Милая Робин и миледи Лилит мы ожидали завтра, но из-за возвращения ваших людей они не делали остановок и прибыли сегодня. Они ввалились в гостиную, и там было гораздо больше народу, чем ожидал Ричард. Тони, сильно выросший за это время, едва ли не паниковал, но сдерживался Хуаном, над Лилит. Черная Вдова была в глухом дорожном платье, на котором не было видно крови. Её близнец стоял рядом на одном колене, держа сестру за руку, и, если бы не бледность, казался абсолютно спокойным. Тони разрезал платье, что с дрожащими руками давалось с трудом, поэтому ему вызвался помочь Санджи. Ричард невольно отвёл взгляд и огляделся. Одну из свиты Луффи Ричард увидел сразу: Нами стала ещё прекраснее, но остальные распозновались с трудом. Ослепительно красивая, но иначе, чем Нами, девушка, тихо затаилась за старшей в комнате женщиной с двумя девчушками на коленях, более симпатичная из которых гневно возмущалась и просила пустить её к сестре. При этом она сильно заехала по второй, отчего та плакала. Обречённость предположительной матери было видно невооружённым взглядом. К счастью, помощь у неё была, и детей забрали юноша примерно его лет и темноволосая мадам, которую Дикон сначала не заметил. Только когда она передала злую девочку другим парням, он смог её рассмотреть и оторопел. — Луффи, — голос лился, словно бальзам. —Я так рада, что тебе не разбило голову ядром и не оторвало конечности. Луффи, несмотря на страшные слова, обнял женщину. Она гладила его по голове, и это было слишком знакомо. — Прости, что меня не было рядом. — Я в порядке... — Робин? Рокэ был искренне удивлён, и Ричард не мог разобраться, по какой причине из кучи имеющихся. Женщина была слишком похожа на Первого Маршала внешне, но более рослая. Ричард не хотел знакомиться. Он хотел выпить и спать. Зная, что дальше пойдет обмен репликами, которые он обязательно не будет понимать, Дикон не выдержал и закричал: — Кто все эти люди?! — Я всё объясню, — Робин мягко отстранилась от Луффи, разрывая объятия. Тот всё ещё был возбуждён. — А где?.. — Френки должен быть в мастерской. Приказ твоего сеньора подразумевал, что ему нужно подготовить всё заранее. Шанкс недавно был здесь, но, как Ричарду подсказывала интуиция, ненадолго. Рокэ заговорил быстрее: — Кузина Робин, куда же ты пропала на десять долгих лет? — Поверь, Росио, это ничто перед почти шестидесятью, но, кажется, для этого вопроса время ещё не пришло, — она призрачно улыбнулась. — Вы пришли с войны, а у нас такая суета, шли бы отдыхать. Завтра всё объясним. В их углу повисло молчание. Ричард видел, как мысли роились в голове Первого Маршала, и как они образуют решение уйти, подхватив оруженосца под руку. Солидарность с грешной душой даже не пробудило совесть, настолько ситуация казалась странной и хаотичной, особенно после дисциплины лагеря, где та самая хаотичность была предсказуема и ожидаема. Только в тишине кабинета круг замкнулся. Луффи был далеко, кровный враг рядом на расстоянии удара, никто не собирался умирать — а в Тони он верил — и мир сам по себе замер. Ничего не менялось, и можно было вздохнуть спокойно. — Ну, и как тебе? То, что спрашивал герцог Алва, не сразу дошло до Ричарда. Проморгавшись, он понял, что Эр держит в руках пресловутый меч Раканов. Теперь он казался короче, чем раньше. — Клеймор эра доктора и тот более впечатлил. Эр Доктор запугал их, говоря, что его меч проклят. Усоппа не переубедили даже слова эра Луи, что его сын просто нервный и не любит, когда берут его вещи. Но даже просто глядя, Ричард оценил крест рукояти. Клинок, что был ростом с Тони до их отъезда, явно любили и использовали, хотя он казался уместным в золотые времена рыцарей. Подвеска-игрушка с белым хвостом резко контрастировала с нравом владельца, но в ней души было поболее, чем в камнях ритуального. — Либо это фальшивка, либо ритуальное, — заключил Рокэ. — И, судя по твоему лицу, тебе всё равно? — Ракан вернётся когда вернётся, без него реликвия не имеет ценности, — Ричард слишком устал, чтобы сказать что-то другое. Даже на раздражение сил не было, и он просто утонул в кресле. Как говорил Марко, гори оно всё синим пламенем. И до этого ему говорили, что выпивка — грех. Стоило потерпеть. Рокэ на это только усмехнулся. — Вы изменились, юноша. Я и забыл, что не все такие неугасаемые, как Лусио. Вам бы поспать, но дойдёте ли вы до своей комнаты. В дверь постучали. Хуан казался, как и запомнил Ричард, невозмутимым. Этот человек видел, как он лежал в куче после пьянки, так что он позволил себе не реагировать и закрыть глаза. — Во всей этой суете чуть не забыл, — закончив отчёт, он перешёл к сути. — Утром пришло извещение. Кавендиш Эпине вызывает кого-то из дома Алва на дуэль. — Пусть идёт Лусио. Они разберутся. Ричард открыл глаза. — Луффи, — с сомнением напомнил он. — Без Зоро. Дуэль. Рокэ понял его мысль, судя по обречённо у вздоху. — Пойдешь с ним. Я тоже устал от всего.