Трехногий ворон

Занятия по словесности, истории и землеописанию Дик почти любил, а младший ментор, магистр описательных наук Жерар Шабли ему просто нравился. Господин Жерар не цедил сквозь зубы, не снисходил до унаров с высоты своего величия, у него не было любимчиков, и он рассказывал много интересного. Именно Шабли открыл для Дика мир высокой поэзии, и юноша совершенно заболел сонетами Самуэля Веннена и трагедиями великого Вальтера Дидериха. Лусио также нашёл себя. Конечно, словесность он не любил, и сонеты с трагедиями вгоняли его в глубокий и сладкий сон, но землеописание ему кое-как шло. В своей ребяческой манере, он с интересом рассказывал какие-то мелочи о разных странах, за что его частенько гладили по голове. Ментор всё-таки делал поблажки, стараясь спрашивать с него так, чтобы тот мог ответить: "Где водится этот жук" или "Где мужчины носят эти духи". В этом дурачок на удивление разбирался. Сегодня ментор начал со старинной баллады. Дик упивался чеканными строфами, повествующими о том, как талигойский рыцарь принял вызов марагонского бастарда и одолел его в честном бою, под такой же ритмичный и раскатистый храп. Правда, олларианцы исхитрились и дописали, что сам победитель при этом был сражен отвагой и благородством противника и принял его сторону, и именно в этот момент Лусио всхрапнул и проснулся. — Что-то знакомое... — он немного покраснел от задумчивости. Зародившееся любопытство Дика оборвал нагрянувший в аудиторию Арамона. Сразу стало ясно, что настроение у Свина хуже не придумаешь. Ментор отложил фолиант и с каменным лицом поклонился. — Свин должен был быть тут? — поинтересовался Лусио в полный голос и зевнул. – Я желаю проверить, что они знают по истории, – сообщил Арамона, игнорируя бестактность унара. – Сейчас у нас лекция по истории словесности. – А я буду спрашивать их просто по истории, – капитан плюхнулся в кресло рядом с кафедрой и заложил ногу за ногу. – Извольте, сударь, последняя затронутая мною тема относится к царствованию Франциска Третьего. Лицо Арамоны приняло озадаченное выражение – имя Франциска Третьего ему явно ничего не говорило, но сдаваться капитан не собирался. – Они мне расскажут о надорском мятеже. – Господин капитан, – запротестовал ментор, – о столь недавних событиях мы с унарам и еще не беседовали. – Ну, так это сделаю я, – рявкнул Арамона, – они не вчера родились, должны помнить, что пять лет назад творилось, это даже кони знают. Унар Ричард, – капитанские буркалы злобненько сверкнули. – Что вы знаете о надорском мятеже? Кто из дворян предал Его Величество? Какие державы подстрекали их к бунту? Ричард молчал. Он слишком хорошо знал ответы, чтобы произнести их вслух. Лгать и порочить имя отца братьев Эпинэ, Кавендиша-старшего, он тоже не мог. – Так, – пропел Арамона, – отменно! Унар Ричард рос в лесу и ничего не знает. Выйдите сюда и станьте перед товарищами. Сейчас мы вас научим. Господа унары. кто ответит на мои вопросы? Желающих хватало. И все проклятые «Навозники»! Только Лусио, святой человек, едва слышно прошептал что-то про лес и сполз под парту. – Унар Эстебан! – поощрил капитан своего любимчика. Эстебан встал и поклонился. — Его поднял герцог Эгмонт Окделл, – едва заметно скосив глаза в сторону Дика, сообщил «навозник», – и несколько его вассалов. Затем к мятежникам примкнули граф Гвидо Килеан-ур-Ломбах, граф Кавендиш, сын и наследник герцога Эпинэ и четверо из пяти его внуков, а также герцог Фигерланд. Их целью было убить Его Величество, истребить августейшее семейство и защитников короны, в угоду Агарисским еретикам уничтожить олларианскую церковь и ввести в Талиг чужеземные войска. После этого мятежники хотели разделить Талиг на несколько государств, расплатиться за военную помощь приграничными землями, разоружить армию, а флот передать в распоряжение Гайифы и ее сателлитов. – Унар Ричард, вы поняли, что сказал унар Эстебан? Собрав все силы, Дик кивнул. Он и вправду все понял и все запомнил. Когда-нибудь он спросит и за эту ложь. — Унар Альберто... Он продолжал задавать вопросы, а Ричард стоял и вопрошал: Сколько можно об этом слушать? Святой Алан, сколько?! «Лучший полководец»… Преступник, убийца, предатель, которому но милости Леворукого все удается. Только безумец мог сунуться в Ренкваху весной, в пору дождей. Все книги по землеописанию кричат о непроходимости этих болот, но что для Ворона книги?! Он пошел и прошел. И погубил отца и Талиг… К вящей радости «навозников», удержавшихся у власти. — Унар Лусио, расскажите про роль Эмера. Видимо, Арамона прогневался не только на Ричарда. Какая-то его часть радовалась, что досталось даже сыну Ворона, виноватого во всём. Однако он всё-таки понимал, что спрашивать дурака о чем-то, что большинство менторов предпочитают не говорить из-за неважности, было низко. Даже сам Ричард про Эмер знал немного. Остров, далеко на севере Устричного моря. Когда-то необитаемый, на нем высадились Нодорские вассалы, пытавшиеся вместе с Приддой занять море, и несколько столетий сплавляли туда каторжников для добычи меди. Говорят, во времена Талигойи там на дорогах валялись изумруды, но Ричард понимал, что это всего лишь метафора благополучия. После восстания на герцогство там поставили пропавшего в младенчестве сына Фигерланда. Больше ничего. Некоторое время Лусио сидел тихо. Слишком тихо. Не пытался невольно нагрубить, не сказал прямо, что не знает. Ричард обернулся. Тот смотрел перед собой и хмурился. В тот момент Дик понял, что такого выражения у него быть не должно, что бы он ни сказал. — Они приплыли. Я не знаю, кто это был. Кажется, лет шесть назад, за два-три года до моего приезда. Эмерцы и большая часть мелкой знати не поддерживали восстание, они вообще нодорцев ненавидят, — произнёс он с холодом. — Чтобы не было сопротивления, сжигали поля крестьян и трущобы. Было много огня. Дышать нечем. Поэтому многие приветствовали правление герцога Шанкса Рыжего, Темного Рейли Сильверса и Золотого Роджера. — Верно, — ментор поспешил пояснить. — Как я слышал, герцога Вильяма в Эмере продолжают называть по тому имени, которое он носил до того, как раскрылось его происхождение, а рея Оро зовут на местный манер. Руки Лусио дрожали, и Ричард не знал, как реагировать. Ричард знал, что это ложь, но она не складывалась в одну картину. Лусио не умел врать. Он либо отвечал предельно честно, либо так сильно косил и юлил, что выглядел ещё более жалко. Сейчас он, по крайней мере, верил в то, что говорил. Видимо, Арамона всё-таки не был совсем дураком и поспешил сменить тему. — Так, и как же пал Эгмонт Окделл? Унар Анатоль. — Окделл и его сторонники остались одни против лучшего полководца Золотых земель и были разбиты, а затем Рокэ Алва в честном поединке убил Эгмонта Окделла, – пискнул Анатоль. Ричард немного отошёл от ответа Луффи. Они это называют честным поединком! Ворон – первая шпага Талига, а отец после торской кампании сильно хромал… – Унар Ричард, вы все поняли? – Да, господин Арамона. – Повторите, – приказал капитан, смерив Ричарда нехорошим взглядом. Дальше всё произошло быстро. Одним стремительным движением, словно змея, Лусио Алва выскочил вперёд и врезался в бюст Иссэрциала. Раздался грохот. В воздухе повисло облако пыли, магистр Шабли закашлялся, глотая широко раскрытым ртом воздух. Он обрывисто позвал Ричарда провести его на воздух. — Ой, не поймал, — Лусио скосил взгляд, мерцая рубинами глаз.

***

– У меня завелся вор! Сегодня после обеда он меня обокрал! Здесь! Но я выведу его на чистую воду! Кража орденской цепи – это измена! Никто отсюда не выйдет, слышите вы! Никто! Я лично обыщу ваши комнаты… Я знаю, кто тут ненавидит меня и короля. Дурная кровь. Я поймаю вора, не будь я капитан Арамона! Суза-Муза мог быть горд – удивительное капитаново долготерпение лопнуло с громким треском. Арнольд топал ногами, брызгал слюной и вопил, как резаный, изрыгая заковыристые угрозы и проклятия. Только Лусио продолжал смотреть на верх, поставив ладонь козырьком. Просто так успокоиться Арамона не мог, тем более, отец Герман так и не явился. Однако полное игнорирование со стороны воронёнка всё-таки со временем охладило его пыл и вынудило посмотреть на свои панталоны. Все предыдущие вопли не шли ни в какое сравнение с тем, что исторглось из капитанской пасти при виде утраченного имущества. Забыв, что выше головы не прыгнешь, Арамона совершил невероятный для подобной туши бросок, от чего Лусио первый убрал обычное в разговоре шиканье и засмеялся в голос. За ним расхохотался и Карл, а потом уже все "жеребята". Все улюлюкали, никто не остался в стороне. Спустя долгое время безумия, когда все успокоились и стояли в строю, злополучный предмет капитанского гардероба был снят слугами и с поклоном передан законному владельцу, который с рычанием, показавшимся жалким эхом предыдущих воплей, отшвырнул от себя набитые какой-то дрянью панталоны.В багровых отсветах казалось, что у огня в луже крови лежит нижняя часть человеческого тела. Слуги разобрали пирамиду из мебели и тихо, по-мышиному, исчезли. Арамона сидел, унары стояли. Безумие сменилось леденящей неподвижностью. В трапезной повисла такая тишина, что стук маятника бил по ушам, как конский топот в ночи. Дверь отворилась, когда молчание и неподвижность стали невыносимыми. Один из слуг, опустив глаза, просеменил к господину капитану и что-то прошептал. Господин капитан вздрогнул и склонил ухо ко рту слуги, в круглых глазах мелькнуло подобие мысли. Угрожающий оскал сменился улыбочкой, сулившей куда большие неприятности, чем самая зверская из имевшихся в арсенале Арамоны рож. Пока капитан молчал, но изучившие свое начальство «жеребята» не сомневались – он упивается будущей победой. Ричарду мучительно захотелось оказаться в Надоре, подальше от Лаик и того, что сейчас произойдет. Вот бы вернуться в старый замок и забыть обо всех этих арамонах и германах. Неужели нашлись доказательства? Похоже на то, «мышь» не просто так прибегал. Теперь жди самого худшего. Начальник, словно прочитав мысли Дика, кончил думать, медленно и с удовольствием подкрутил усы, упер руки в боки и, наслаждаясь своей властью, пошел вдоль строя воспитанников. Поравнявшись с Диком, Лусио и Паоло, он остановился, многозначительно втягивая воздух. – У меня есть основания полагать, – изрек Арамона, – что все преступления так называемого графа Медузы – дело рук унара Ричарда, и ему придется ответить как за свою дерзость, так и за свою ложь и попытку спрятаться за спины товарищей. Дику показалось, что он ослышался. Он ненавидел Арамону, это так, но к Сузе-Музе не имел ни малейшего отношения. Да он и не смог бы все это натворить. – Унар Ричард, – протрубил Арамона, – выйдите вперед и взгляните в лицо своим товарищам, которые из-за вас подвергались наказанию. Ричард подчинился, вернее, подчинилось его тело, сделавшее положенные два шага и повернувшееся кругом. Оказывается, можно быть еще более одиноким, чем он был раньше. Двадцать один человек стояли плечом к плечу, а он был отрезанным ломтем. По тому, как Жюльен и Анатоль опустили глаза, Дик понял – его и впрямь обвинили в чужих проделках. Толстый капитан нашел-таки способ угодить Дораку и избавиться от сына Эгмонта. – Унар Ричард, признаете ли вы себя виновным? – Нет. – Тогда как вы объясните, что в вашей комнате найдена печать так называемого графа Медузы, уголь для рисования, рыбий клей, посуда и еда с кухни с кухни и… – Арамона отчего-то раздумал перечислять улики и заключил, – прочие доказательства? Все свободны и могут идти. Унар Ричард остается. Вот и все… – Все свободны, – повторил Арамона. – Это не есть правильно, – раскатившийся по трапезной рык Иоганна заставил Дика вздрогнуть, – хроссе потекс вешаль я. – Мы, – поправил братца Норберт, сбиваясь на чудовищный акцент, – это есть наш глюпый шутка в традиция дикая Торка… – В Торке так не шутят, – вышел вперед Альберто. —Это сделал я. – Не ты, а я, – перебил Паоло. – А потом испугался и спрятал все в комнате Дика. Сердце Дикона подскочило к горлу – трое из четверых заведомо лгали, спасая его. Трое, если не четверо! Дик повернулся к Арамоне. – Господин капитан совершенно прав, это сделал я! – Врешь, – перебил Паоло, – ты со своей дурацкой Честью и слова-то «штаны» не скажешь, не то что… – Это сделал я, – выкрикнул Дик. – Не говорить глюпость – это сделаль мы. – Нет, я… – Я и никто другой! – Прошу простить, – подал голос Арно. – но это сделал я. Лусио, впитавший в облаках, проснулся и вышел вперёд, раскачиваясь на пятках. Большие глаза чисто блестели. Арамона застонал. — Ты тоже Суза-Муза? — отчаянно протянул он. — Нет, — унар надулся, скрещивая руки на груди. — Это я по ночам ходил и воровал еду. Кормят у вас ужасно. Альберто звонко хлопнул себя по лицу. Кто ж знал, что это не конец. – Хватит! – заорал Арамона. – Вы, семеро! В Старую галерею! До утра! Остальные – спааааать!

***

— Ричард, – прогудел Иоганн, – ты сам думал, кто мог это устраивать? В старой галерее было холодно и сыро. Кое-как столпившись, унары пытались согреться. Не дрожал из них только Лусио, пялящийся по сторонам Ричард думал, только толку-то. Похоже, Сузы-Музы среди них нет – На всякий случай, – поднял руку Арно, – если кто из нас сделал это, сейчас самое время признаться еще раз. — Это не я, не в моём стиле, — сходу заявил Лусио, смотря в потолок. – Никто, – шумно вздохнул Иоганн, – но Карл и Луитджи это тоже не могли натворить. Карл – толстый, Луитджи – мелкий. – Бласко тоже ни при чем – выпалил Дикон, – и Анатоль… – Тут нужен умный, чтоб думать, ловкий, чтоб делать, и подлый, чтоб принести это Ричарду, – встрял Иоганн. – Норберт мог сочинить, мы могли делать вдвоем, но мы не делали – Мы говорим о тех, кто не делал, – заметил Альберто, – а надо о тех, кто делал. Я ставлю на Эстебана или Валентина. – Валентин нет! – выкрикнул Дикон. – Он же… – Человек Чести и наследник Приддов, – хмыкнул Паоло, – тоже мне, секрет Леворукого! Если он такой замечательный, почему его тут нет? – Потому что… Он не вправе… Мы обещали. — Карп тоже обещал зайти на ужин, — Лусио засмеялся, и сразу вышел из круга. — Смотри, сюда можно засунуть палец! Интересно, увижу ли я что-то? Близнецы попытались схватить воронёнка под руки, но он извернулся и побежал в темноту. Спустя несколько мгновений был результат: — Ребята, я застрял. Помогите. Все застонали. Отчасти Ричард был благодарен, что из-за выходки мальчика у них не было возможности продолжить тему. Тем более, что застрял он несильно и Паоло почти сразу его достал. После чего они оба проломили доски, но не упали и вернулись. — У семь нянька детё без глаза, — Иоганн хмыкнул. Лусио не обратил внимания на это. — Я что-то увидел! Там что-то красивое в стене. — Мы потом посмотрим, хорошо? — Арно ласково похлопал мальчика по голове. – Риииичччччааааард! – Голос, раздавшийся сверху и сбоку, был каким-то странным, вроде знакомым, вроде и нет. И еще он походил на шепот, если бы шепот стал громким, как крик. – Рииииччччааааард… Оооок-деллллл… Ты, чтооо, уууумерррр чччччто линии… —Ура, тут есть призраки, — Луффи восторженно встрепенулся. – Нет, – разумеется, первым пришел в себя Паоло, – он не умер, а ты где? – В каааамиииине, – прошипел голос, и тут же поправился: – Тоооо есссссть не сссссовсем, а наааавер-хууууу… И я не призрааак..Какккк выыыы тамммм? – Кто ты есть? – Норберт тоже очнулся, но от волнения заговорил, как Иоганн. – Мы не знаем. Лусио немного разочаровался но ненадолго. – Сузззззза-Муууузззза, – донеслось сверху, – только я ничего Дику не подбрасывал… Сейчас я явлю Свину доказательство того, что я на свободе, а потом объявлю о своей безвременной кончине. – Ты кто? – крикнул Паоло. – Скажи, интересно же! – В день святого Фабиана! – хихикнул Суза-Муза. – Холодно там у вас? – Тебя б сюда! – Я тут вам ужин собрал. С Арамонова стола. Выпейте за упокой моей души, и капитанской заодно! Дикон, лови, спускаю. Осторожно только. Там бутылка, тяжелая, собака… Учти, это все тебе за причиненные неприятности. А уж ты там дели, как хочешь. В камине что-то зашуршало, и Дикон шагнул в каменную пасть. Внутри было чисто и холодно, еще холодней, чем в галерее. — Кстати, — донёсся до него голос Лусио. — Я могу вылезти наружу через камин. Раньше у меня получалось. — Ты наверняка вырос с того времени. — Возможно. Я сильно вытянулся, и теперь одного роста с... С кем Лусио был одного роста, Ричард не дослушал. Мешок был тяжелым и неудобным, но Дик не сплоховал. – Порядок, спасибо! – Все, безвинные узники, пошел я. Полночь на носу, а у меня дел невпроворот. Счастливо оставаться… Обсуждая кончину графа, они принялись раскладывать Артамонов ужин. — Кстати, — Арно придвинулся к вороненку. — Лусио, как ты воровал еду? — Ночью, — Алва разгрыз кость, которую успел ухватить. — И Луффи, меня так все называют. Прямо как во сне. — Кухня почти не охраняется, дома мой повар ставит ловушки. А я всегда хочу есть. В детстве мы ходили на охоту, и привыкли есть много. Я и так сильно похудел. Ричард задумался. В те времена, когда он сам потерял отца, Луффи своего не знал. — Ты скучаешь по тем временам? — решил уточнить Ричард. — Немного, — он широко улыбнулся. — Не побегать в лесу в сандалиях в Кеналлоа. Там змеи и ызарги. — А где их нет, — немного обиженно возмутился Паоло, ткнув Луффи пальцем в лоб. Тот покачнулся, но не отреагировал, задумчиво положив руку на подбородок. — И меня постоянно учат. Постоянно: "так не делай", "говори так", "сражайся шпагой" и бла-бла-бла. Скучно. — И бесполезно, — Альберто скорбно вздохнул. Все согласились, но ничего не сказали. — Но у меня появились новые друзья, поэтому всё хорошо! Несмотря на его счастливую улыбку, Ричард убедился в своих подозрениях. Неясно, как, но Рокэ Алва нашёл своего ублюдка и забрал его из родного дома. Там Луффи был счастлив и свободен. Охотник, если та ночь на самом деле не была сном, из него явно неплохой, в отличие от фехтовальщика и дворянина. Несмотря на глупость, его явно любили. Возможно, у него была жива мать. Она могла подтвердить, что Ворон его отец. Из лучших чувств. Ради богатой и сытой жизни своего чада. Каким-то образом речь зашла про вино, и Луффи покачал головой: — Не люблю алкоголь. — Смотрите внимательно! Единственный в мире непьющий кэналлиец! — Но мне правда не нравится. Все смеялись, и Луффи вместе с ними. Ричард улыбнулся и потянулся к бутылке, но пиршество было прервано колокольным звоном, глухим и дребезжащим, словно колокол был треснувшим или очень-очень старым. Дику показалось, что он ослышался, но нет! Семеро унаров, как один, повернули голову на звук. Дикон заметил, как Паоло себя ущипнул, я Иоганн сложил указательные и безымянные пальцы, отвращая зло; а затем свечка то ли погасла сама, то ли её кто-то задул. Только Лусио возбужденно засиял. Звон не стихал. Старую галерею заполнило ровное, металлическое гудение, а потом в дальнем конце показался зеленоватый огонек, нет, не огонек – огоньки! Первым, глядя прямо перед собой, шествовал седой чернобровый аббат в просторном сером одеянии и с орденской совой на груди. За настоятелем попарно двигались монахи со свечами, горевшими недобрым зеленоватым светом – так светятся в лесу гнилушки, так сверкают в темноте кошачьи глаза. Призраки, если это были призраки, приближались, и унары, не сговариваясь, отступили назад, прижавшись к ледяной кладке и жалея о том, что не могут в ней раствориться. Братья успели в этот раз и схватили Луффи. К счастью, пленники Арамоны устроились поужинать у выступающего из стены камина, который служил хоть каким-то прикрытием, так что приближающиеся танкредианцы не могли видеть унаров. Колокол звонил непрерывно, глуша прочие звуки, если они были, и в такт ему колотилось сердце Дика – так страшно ему еще не бывало. Юноша, разумеется, слышал о призраках Лаик, под погребальный звон проходящих ледяными коридорами в бывший храм, ныне превращенный в фехтовальный зал, чтоб отслужить мессу по умершим и тем, кому еще предстоит умереть. Ричард в каком-то оцепенении следил за танкредианиами, а те шли и шли друг за другом, одинаковым жестом сжимая одинаковые свечи, глядя прямо перед собой, не останавливаясь и не сбиваясь с шага. Настоятель с совой давно должен был упереться в конец галереи, но земные преграды для призраков не существуют. Под дребезжащий, несмолкающий звон серая река медленно текла вперед, и как же много было этих монахов, намного больше, чем изгнанных или убитых Франциском.