Госпожа Удача

Мухтар жил в богатом пригороде Картахены. Как и у всякого приличного кота, у него был свой дом, свои миски, свой лоток и свой человек, приставленный к нему для обслуживания вышеперечисленного. К своему слуге Мухтар искренне привязался, хоть и считал того полнейшим придурком. Взять хотя бы его странные привычки: ловить мышей слуга уходил всегда днём, в самое пекло, а ночью, когда наконец-то можно легко вздохнуть и отправиться на улицу, зачем-то ложился спать. Несмотря на подобное неумение организовать свою жизнь разумно, следует признать, что в некоторых вещах человек даже превосходил Мухтара. Например, он очень ловко умел открывать холодильник и банки с кошачьим питанием. Однажды, когда слуга слишком уж задержался на ловле мышей, Мухтар решил поужинать самостоятельно. Холодильник ему удалось открыть с одиннадцатой попытки, вместе с двумя банками корма он вытащил ещё целую кучу всякого несъедобного барахла, а вот банку индюшатины гонял по кухне, пока не вернулся нерадивый слуга. И тут вместо похвалы за ловкость Мухтар неожиданно получил подзатыльник. За такое вопиющее нарушение субординации пришлось применить карательные меры: укусить за руку и напакостить посреди комнаты. К счастью, человек проявил сообразительность и больше на своего хозяина руку не поднимал, а Мухтар милостиво согласился больше не лазать в холодильник, и они снова зажили душа в душу. Сегодня до слуги наконец-то дошло, что ловить мышей гораздо приятнее ночью, и он ушёл вечером, а не с самого утра. Мухтар решил, что это хороший знак и пора наконец вызвать на решительный бой врага, который появился в доме пару недель назад. Мухтар тогда проснулся, вошёл в комнату, а там — он. Огромный зелёный монстр. А человек ещё зачем-то стал обвешивать его блестящими штуковинами и смотрел при этом влюблённым взглядом. Всё это Мухтару страшно не понравилось, а когда он увидел, что слуга ещё и поит этого дракона водой, то проникся жесточайшей ревностью. Сегодня вода, а завтра этому монстру любимую банку индюшатины отдадут! Мухтар походкой конкистадора вошёл в комнату и храбро ударил лапой зелёного монстра. Дракон задрожал всеми блестящими чешуйками. Тогда Мухтар ещё больше осмелел и прыгнул на врага. Дракон покачнулся, затряс всеми лапами и со звоном повалился на пол. Откуда-то поднялся голубой дым и вдруг принял очертания человекообразного существа. Судя по его выражению лица, незнакомец офигел не меньше, чем Мухтар. Прошло несколько секунд, в течение которых человечек оторопело созерцал развалившегося на полу кота, прежде чем собрался с мыслями и заговорил: — Уважаемый господин кот, довожу до вашего сведения, что ввиду исполнения формальных критериев вы являетесь повелителем джинна и согласно протоколу имеете право на предоставление услуги, заключающейся в вашем возвращении в любую из прожитых вами новогодних ночей… Мухтар, дородный сибирский кот, одним пируэтом хвоста сваливавший стоящую на пути табуретку, презрительно посмотрел на незваного гостя. Вкусной эта тварь не выглядела и кормить Мухтара тоже не собиралась, а значит, в системе кошачьих ценностей занимала место примерно на уровне плинтуса. Невнятное существо явно пыталось ему что-то втюхать, но Мухтар, справедливо рассудив, что его жизнь и так его полностью устраивает, повернулся к гостю задом, гордо воздел хвост кверху, как парус, и отплыл на кухню к миске. Хосе — человек, находившийся в услужении у Мухтара, — в это время дежурил в больнице. Он был заведующим отделением и спокойно мог организовать себе удобный график, но сам считал, что будет справедливо освободить в новогоднюю ночь тех, кому это действительно нужно. Пусть лучше медсёстры, пашущие весь год не за страх, а за совесть, пойдут с детьми запускать фейерверки или молоденький интерн выпьет шампанского со своей девушкой, а Хосе без разницы, где пить коньяк и смотреть на фейерверки: дома или в больнице. Возле больницы фейерверки даже красивее. Мысль о молодом интерне потянула за собой вереницу воспоминаний о тех временах, когда Хосе только начинал работать в этой больнице. У него было целых две девушки (бывшая одноклассница и бывшая пациентка), но ни одну из них ему не захотелось пригласить на Новый Год в родительский дом, потому что на самом деле он скучал по третьей. Та, третья, жила на далёкой-предалёкой планете, где зимой холоднее, чем летом, а в Новый Год все готовят «оливье». Когда он, тогда ещё учась на четвёртом курсе, решил посещать лекции по русской литературе на филфаке универа, то и сам не вполне понимал, что привлекает его больше: Пушкин с Достоевским или обилие красивых девушек, томящихся от недостатка мужского внимания. На Рину, оказавшуюся на лекции рядом с ним, он внимания не обратил: молчаливая, невзрачная, — но потом у него закончилась ручка, а у Рины оказалась запасная, они разговорились, и в результате он даже взял у неё телефон. Это было в сентябре, а уже в декабре он заходил в книжный и машинально думал: вот эту книгу искала Рина, надо купить. Он не сомневался, что тоже нравится Рине и что соблазнить её было бы нетрудно, но подарить ей надежду, а потом бросить с разбитым сердцем он не мог. Однажды июньской ночью, когда они дрожа сидели вокруг костра после сплава по реке под дождём, Хосе обнял Рину и крепко прижал к себе, согревая, но это было всё, что он позволил себе. Обсуждая с ней все эти сложные романы русских писателей, Хосе понял, что Рина относится к любви совсем не так, как он. Она мечтала о серьёзных отношениях, а что он мог ей предложить, кроме приятного, но короткого приключения? Если бы он не остался работать в больнице, его отцу пришлось бы платить громадную неустойку. Хосе не мог так поступить с отцом, об этом не было и речи. Больше всего он хотел бы, чтобы Рина приехала к нему в Колумбию. Но Рина постоянно твердила, что Хосе — герой, раз смог выучить чужой язык и прижиться в чужой стране, что она такого не смогла бы уж точно, и этим она однозначно отвечала Хосе на незаданный вопрос. Так стоило ли этот вопрос задавать? А он представлял её в тонком сарафане, танцующую на площади Картахены или на пляже среди пальм, и неизменно выходило, что и сарафан, и пальмы делают её ещё прекраснее. Или же это была особенность Рины, что она легко и грациозно вписывалась в любой пейзаж. Или же это была просто особенность всякой любимой девушки. Хосе не знал, потому что до сих пор у не было по-настоящему любимых. А потом в новогоднюю ночь неприступная Рина, как по мановению волшебной палочки, преобразилась: вдруг стала строить ему глазки, флиртовать, а потом вообще сама первая обняла его, и крепость, которую Хосе старательно воздвигал в своём сердце, рухнула. А дальше рухнуло вообще всё. Много воды утекло с тех пор, и подробности той ночи уплыли из памяти. Он не помнил, во что она тогда была одета, но перед глазами до сих пор стояла лямка её розовой маечки с фестонами. Он зачем-то помнил синий полиэтиленовый мешок с какими-то золотыми буквами — в нём Рина везла коржи для «наполеона», которого он в ту ночь так и не попробовал. Помнил обиду от предательства и отчаяние от невозможности что-то исправить. Он пытался настроить её на позитивный лад, шутил, но она только больше злилась, отзывалась презрительно о его стране, о его отце, пока он не сорвался и не наговорил ей гадостей. Конечно, Хосе и сам тогда вёл себя инфантильно. Ожидал от Рины немедленного согласия, соблазнял её южным морем, а ей нужно было совсем другое — ощутить уверенность, почувствовать в будущем муже надёжную опору. А Хосе об оформлении отношений, кажется, даже не заикнулся. Если бы он в ту ночь вёл себя как взрослый ответственный мужчина, а не как взбалмошный юнец, может, всё и сложилось бы по-другому. Тут, пожалуй, настало самое время приступить к коньяку, но в тот момент, когда Хосе потянулся за бутылкой, раздался звонок. Звонила соседка. И отнюдь не для того, чтобы пожелать ему счастья в новом году. В дом, похоже, проникли грабители. По крайней мере, соседка слышала грохот, видела, как упала ёлка, а потом поднялся дым («такой страшный, синий, наверное, ядовитый!») и послышался разговор. Слов она не разобрала, это вообще, кажется, был иностранец («понаехали тут, а теперь дома взламывают»). Полицию соседка уже вызвала, а теперь сочла нужным предупредить и господина Суэрте. Хосе, на ходу отдавая распоряжения дежурной медсестре, бросился к машине и помчался домой. Полицейские, как ни странно, подоспели раньше, чем он, и сообщили, что осмотрели дом снаружи и, не найдя следов ни взлома, ни пожара, удалились. Дома взору Хосе предстала поваленная ёлка, осколки голубого ёлочного шарика и кот, с победоносным видом сидящий возле поверженного врага. В его наглом взгляде читалось: «Пока ты тут невесть где шляешься, я должен в одиночку сражаться с монстрами!» — Сын Великой Британии! — выругался Хосе. — Что ты тут натворил? Это был мой любимый шарик! Мухтар, который и вправду был сыном дворовой шлюхи, а вовсе не благовоспитанной домашней кошки, как можно было бы предположить по его роскошному экстерьеру и высокомерному выражению морды, и ухом не повёл. Пока Хосе собирал упавшие игрушки и поднимал ёлку, Мухтар решил помочь ему в этом деле и точным пасом послал один из шариков из-под дивана прямо ему под ногу. «Хрясть», — сказал шарик, и это было последнее, что он сказал в своей жизни. Мухтар улепетнул на кухню от греха подальше, кончиком хвоста почувствовав, что человек в ярости. Эти два шарика, голубой с белыми снежинками и красный с сердечками, подарила Хосе младшая сестра Рины — Анюта. Сколько ей было тогда — кажется, лет десять? Когда Хосе заехал за Риной и ждал, пока она упакует коржи для «наполеона», Анюта выбежала к нему похвастаться новым платьем «как у принцессы». Что там было за платье? Чёрт его знает, но наверняка розовое — принцессы всегда ходят в розовом. Анюта в нём была хороша как никогда, и у Хосе мелькнула мысль, как чудесно было бы иметь такую дочку. И вторая мысль, заставившая его опешить: Анюта — родная сестра Рины, и, если бы он женился на Рине, его дочка действительно имела бы все шансы получиться похожей на Анюту. Растрогавшись, Хосе крепко обнял младшую сестру, как никогда не стал бы обнимать старшую, а девочка, просияв, вдруг сняла с ёлки два шарика и подарила ему на память. Хосе бережно завернул их в салфетки и упаковал в картонную коробку, где до этого ехали крекеры. Впоследствии он удивлялся, что заставило Анюту так поступить. Быть может, она искренне верила, что Хосе — жених её сестры? Быть может, она с высоты своей детской мудрости разглядела то, чего не видели они — взрослые и трусливые? В десять лет, когда твоя милая головка наполнена волшебством и приключениями, даже половина земного шара не кажется непреодолимой проблемой. Хосе ещё кричал ругательства вслед подлому Мухтару, позорно сбежавшему с места преступления, когда ненавязчивый кашель, раздавшийся сзади, заставил его вздрогнуть и резко обернуться. Перед ним стоял забавный красный человечек небольшого роста, похожий на гномика, а вокруг него струился красный дым. Хосе потёр глаза и ущипнул себя. Он точно помнил, что бутылка коньяка осталась неоткрытой, да и вряд ли бы он смог доехать до дома, если бы допился до красных человечков. Смешной карлик тем временем торжественно стал по стойке смирно, поклонился, будто конферансье, и изрёк — к вящему изумлению Хосе, по-русски: — Позвольте представиться — ёлочно-игрушечный джинн. Участвуйте в эксклюзивной акции «Вернись в прошлое»! Вас ждёт любая новогодняя ночь по вашему выбору! С шести вечера до шести утра! — Чего? — оторопел Хосе, изрядно подзабывший русский язык и с трудом понимавший этот поток речи. — Ты нормальным языком изъясняться можешь? А то как будто не из шарика вывалился, а из телевизора. Проклятый джинн, судя по всему, ещё и не понимал по-испански. Во всяком случае, он замолк лишь на секунду и продолжил как ни в чём не бывало свою стрекотню: — Спешите воспользоваться уникальным шансом! На лучших условиях! Совершенно бесплатно, но можем предоставить скидку! Хосе прикинул, что если начнёт сейчас выяснять, в чём состоят эти «лучшие условия», то со своими остатками русского языка провыясняет до шести утра. Эх, была не была! — Я согласен! Мне в сто… нет, тысяча… карамба, как его по-русски, девятнадцать девяносто один! Только подожди, я сделаю уна льямада, карамба, один звонок. Хосе по-быстрому позвонил интерну, наплёл почти правду про вызов полиции и убедил молодого врача заменить его на дежурстве в эту ночь. Обещание удвоенной ставки и разрешение взять с собой свою девушку сократили время, необходимое на убеждение, до минимума.