Госпожа Удача

На самом деле Оля любила тётю Катю. Тётя была мировая — весёлая, активная, смелая — и даже выглядела моложе мамы, так что все принимали её за младшую из двух сестёр. Своих детей у неё не было, но тем больше любви доставалось единственной племяннице, для которой она не скупилась на подарки и всегда была рада, когда Оля с мамой приезжали летом к ней в гости. В других обстоятельствах Оля бы только обрадовалась, что тётя Катя вдруг решила навестить их на Новый Год. Но Оле было шестнадцать лет, и малейшее покушение на её свободу заставляло её зубами и когтями драться за свою независимость. Так что, когда мама заявила, что Оле придётся остаться дома, вместо того чтобы пойти на вечеринку с друзьями, Оля встала в позу и решила стоять до победного конца. Это только потом она поняла, что дело было совсем не в возрасте: мама действительно считала, что некрасиво в Новый Год куда-то уходить, если к тебе приехали гости, и сказала бы то же самое, будь Оле хоть двадцать лет, хоть сорок. Но в тот момент Оля упорно слышала лишь одно: ты ещё маленькая, тебе не положено! А это её бесило похуже красной тряпки. — Я пошла себе платье гладить, — сообщила вечером тётя Катя, — хочешь, тебе заодно поглажу? — Не надо! И я сказала, что всё равно уйду, нечего меня задабривать. — А я сказала, что некрасиво уходить, — опять встряла мама. — Нарушать договорённости тоже некрасиво, — парировала Оля. — Ну, разные же бывают обстоятельства. Объясни своим ребятам, что к тебе родственница приехала. — А я тебе объясняю обстоятельства: я им раньше обещала! — бросила Оля маме и перешла в наступление на тётю: — Воспитанные люди вообще-то заранее о своём приезде предупреждают. Я тебя сюда не звала! Меня вообще хоть кто-то спросил о моих планах?! — Меня тоже не всегда спрашивают о моих планах, — холодно ответила тётя Катя. Оля не поняла, на что та намекает, но выяснять было недосуг. Тут мама умчалась на кухню, где у неё что-то стояло на плите, а Оля, дабы показать, что продолжать разговор не намерена, включила телевизор. Там шёл какой-то концерт, Оля даже не прислушивалась, что они пели, и вдруг тётя Катя замерла с утюгом в руке и попросила: — Выключи это, пожалуйста. Оля огрызнулась, тогда тётя Катя встала и сама убрала звук на пультике телевизора. Песня Оле на фиг не сдалась, но она ненавидела, когда ей указывали. А посему объявила, что это её дом и она слушает что хочет, и вернула звук, ещё и сделав погромче. И пультик запихала в карман штанов. А тётя Катя вдруг разрыдалась. И на этом месте в комнату вошла мама. — Оля! Извинись сейчас же перед тётей Катей. — За что?! — взвилась Оля. — За то, что довела её до слёз. — А я тут при чём? Почему сразу я крайняя? — Почему тогда она плачет? — А я откуда знаю? Психованная, вот и плачет. — Оля! Что ты ей сказала?! — Ничего не говорила! — Не ври мне! Тётя Катя (святая женщина, почему Оля только потом это поняла?) ещё пыталась сказать, что Оля действительно не говорила ничего оскорбительного, но уже никто никого не слушал и никто никому не верил. Оля нагрубила и матери, и тёте Кате и ушла, хлопнув дверью как можно громче. Весёлая компания заставила Олю забыть о домашних делах, а когда она уже ближе к вечеру вернулась домой, оказалось, что тётя Катя уехала. «Скатертью дорожка», — буркнула Оля и ушла к себе. Но неожиданно оказалось, что тётя Катя обиделась не на шутку, потому что она перестала выходить на связь. Оля даже снизошла до того, чтобы самой позвонить с целью извиниться, но трубку никто не снял. На душе у Оли кошки скребли, но мама сказала, что надо просто дать тёте Кате время успокоиться. Бабушка с дедушкой потом сообщили, что она куда-то уехала и просила не волноваться. А через два месяца тёти Кати не стало. Был первый тёплый мартовский день, и счастливая Оля шла из школы в расстёгнутой куртке. Едва она вошла в квартиру, как раздался звонок: — С вами говорят из хосписа «Млечный путь» города Геленджика. У меня для вас печальное известие. Ваша родственница — скорбный голос назвал паспортные данные — скончалась вчера вечером. Смерть произошла в результате кровоизлияния в мозг, вызванного… Далее последовали латинские слова, которых Оля не знала и знать не желала. В сердцах она швырнула трубку на пол, трубка разлетелась пополам, и отвратительный загробный голос замолк. Обратно телефон собрала уже мама, вернувшаяся по такому случаю с работы раньше, она же и закрыла входную дверь, которая так и осталась стоять нараспашку. Оля всё это время просидела на диване в куртке и сапогах, уставившись куда-то перед собой. Она не плакала, она пыталась понять, как ей после этого жить. Похороны состоялись в закрытом гробу: такова была воля покойной. На обратном пути Оля и мама всю дорогу молчали, дедушка и бабушка держались отстранённо. А когда они вернулись домой, начался ад. Мама обвиняла Олю в том, что она обидела тётю Катю и обрекла её на смерть в хосписе среди чужих людей; Оля не могла простить матери, что та не рассказала ей всю правду. Напрасно мама клялась, что сама ни о чём не подозревала, а когда они с тётей Катей шушукались в комнате, то обсуждали не её болезнь, а подарок Оле. Оля не верила и кричала, что её обманули, потому что считают маленькой и не воспринимают всерьёз, а мама кричала в ответ, что если бы она только знала, что её сестра смертельно больна, то забрала бы её к себе и, может быть, тогда бы она осталась жива, а Оля своим дурным характером всё испортила. Через неделю Оля не выдержала ежедневных сцен и ушла жить к подруге. В родной дом она вернулась лишь один раз — забрать вещи. Пришла с большим чемоданом, одолженным у подруги, покидала туда всё подряд, что лежало в её комнате, а потом достала с антресолей старую коробку из-под пылесоса и вытащила из неё зелёный ёлочный шарик. На память о детстве.