Падший феникс

      Когда всеблагая мать объявилась на пороге его покоев, Джахал сразу почувствовал неладное. Императрица Кефара выглядела уязвленной, на лице и без того тонкие губы сжались в полосочку и приобрели бледный цвет. В зеленых глазах больше не мелькала гордость за сына, только разочарование. Он бы подошел к ней, если бы не знал, что в таком настроении ее лучше не тревожить. Поэтому Джахал просто скользнул мимо нее, намереваясь пройти в коридор, но мать схватила его за руку.       — Будь почтителен, вежлив, — императрица прищурилась, — и постарайся выложить ему все, что тебе известно про ирсу, сын. Иначе Безумной казни тебе не видать. Еще не хватало мне, чтобы дамы смотрели на меня презрительно и снисходительно. Твой отец решил, что ты не готов. Не подведи меня, Джахал.       Последние слова она произнесла с нажимом, и принц поморщился: уж слишком сильной хваткой императрица вцепилась ему в руку.       По коридору он прошел влево, поднялся по металлической винтовой лестнице и очутился на круглой площадке. Отцовские комнаты находились за арочной дверью из священного дерева мару, однако, император Джоккар уже ждал его. На нем был дорожный плащ из темно-серой ткани с вышитым на ней пепельным солнцем, с которого стекала ярко-фиолетовая кровь, высокие сапоги и хопеш на поясе. Джахал от неожиданности замедлил шаг и все же поклонился, как следовало принцу и наследнику престола.       — Приветствие принято, — кивнул ему отец. — Мы прогуляемся немного. Хочу тебе кое-что показать и обсудить с тобой важные дела.       — Да, отец, — ответил Джахал, польщенный вниманием императора.       Всю жизнь они были близки и хорошо знали друг друга. Джахал вырос под оберегающим крылом отца. И хотя император не скупился на наказания и не стеснялся ругать сына так, что у него краснели не только шея, но и лицо, и уши, они оба знали: это все ради момента восхождения на престол, когда бы Джахал возглавил молчаливую битву с ирсу и привел бы Вирисх к новому рождению. Наследников тренировали жестко, и то, что Джахал и император Джоккар проводили вместе время в прежние времена было неслыханной редкостью.       — Расскажи мне о своих успехах в учебе, сын. — Попросил Джоккар, пока они спускались.       Джахал хорошо разбирался в политике, ораторском искусстве и риторике. Он делал огромные успехи в математике и физике, в алхимии и литературе. Он мог с закрытыми глазами пересказать поэму или привести доказательство сложной теоремы. Справлялся хорошо и на ристалище, где на прошлой неделе обезоружил учителя фехтования, чем страшно гордился и первым делом рассказал об этом сначала слуге, затем братьям и ничего не понимающей сестре, матери и, в конце концов, Туве, когда та вновь пришла его навестить. Лук и стрелы давались ему сложнее, поскольку Джахал вечно куда-то спешил, а натяжение тетивы настолько утомляло его, что после дня занятий по стрельбе он ни к чему не прикасался: ни к письменным принадлежностям, ни к оружию.       Джахал с удовольствием рассказал об этом отцу и вскоре задумался, не зная, как сообщить о полном провале по истории. Великий император Джоккар едва ли смог бы понять, как скучно слушать о бесконечных сражениях Вирисх и датах, когда эти битвы произошли.       Снаружи пахло шалфеем и мятой, которую выращивали для нужд семейного лекаря; в больших горшках, представлявших декоративную композицию цвел нежно-розовый катарантус, а рядом с ним фиолетовый агератум. Жаркий летний воздух приятно щекотал кожу, а опускающееся к горизонту солнце окрашивало день в персиковые и оранжевые тона. Невысокие стены, сложенные из песчаника, утопали в тени разлапистых пальм. Вместе с отцом Джахал пересек двор и спустился к конюшне, где уже седлали коней и где собиралась небольшая толпа из телохранителей и слуг, готовых услужить императору и наследнику. Возле ног Джоккара бегала его бойцовая собака: крупный кобель, темно-серый, под стать одеянию императора.       Видя, что отец занят, Джахал решил вовсе не рассказывать о проблемах с историей. Слуга подвел к нему серую в темных крапинках лошадь в скромной, как и пристало наследнику, сбруе и под жестким седлом. Отец с легкостью запрыгнул на свою: черную, словно ночь. Телохранители, количеством трое, стукнули древками нагинат об землю, показывая, что готовы следовать за императором. Джоккар кивнул сыну.       И процессия медленно двинулась прочь со двора.       Айнатар на закате представляла собой величественное зрелище. Вдоль главной улицы везде были высажены пальмы, в чьих ветвях висели золотые и серебряные нити, украшенные бусинами и крошечными рубинами, застывшими каплями крови, которые, ловя солнечные лучи, бросали тусклые красновато-фиолетовые отблески на дорогу. Джахал любил подобные вылазки, поскольку случались они нечасто. Без охраны ему едва дозволяли покидать императорский двор. Отец запрещал, и очевидной причины Джахал так и не смог узнать.       По ту сторону стен творилась и создавалась жизнь великой Вирисх. Песчаные дома в несколько этажей, роскошные сады, начинавшиеся на земле и растущие высоко вверх и, наоборот, сады, падающие водопадом откуда-то с верхних этажей башен и молелен, посвященных Всеблагой. Райские птицы, сидящие на ветвях. Позолоченные клетки с диковинными зверьми на базаре, суета обывателей и стайки играющих детей. В детстве Джахалу очень хотелось присоединиться к их простым, незамысловатым играм.       — Император Джоккар! Император едет…       Раздавались возбужденные голоса людей, выстроившихся вдоль аллеи и пропускающих всеблагих всадников и их телохранителей. Джахал улыбался и периодически приподнимал руку, чтобы помахать ребенку или матери, согнувшейся под весом тяжелой корзины. Дети махали вслед, взрослые провожали усталыми взглядами. Айнатар была полна той жизнью, которую принц почти не видел, сидя за стенами резиденции Дома Вирисх. Он дышал, старался втянуть в грудь все запахи, которые только улавливал его чувствительный нос. Старался впитать в себя всю благую суть сегодняшнего дня, насладиться им и запомнить — если не навсегда, то на долгое время.       — Что ты знаешь о Всеблагой, сын? — спросил император.       Джахал отвлекся от разглядывания одного особенно занятного сада, где девочка с усердием поливала росток неизвестного принцу растения, и повернулся к отцу.       — Всеблагая единственная пережила эпоху язычества, — ответил Джахал. — Когда не было Вирисх, люди поклонялись целому пантеону богов. Ложных богов, которые не отвечали на их молитвы и не старались им помочь. Всеблагая же всегда заботилась о нас, с тех самых пор, как услышала первую молитву, обращенную к ней. И еще мы не знаем имени Всеблагой, знаем лишь, что она дарует нам покой в мире и доблесть в бою.       — Ты знаешь, почему Вирисх обратилась взором к Всеблагой, сын?       — Она пережила нападение Белого Феникса, отец. Статуи богов, которых почитали наши предки, стали пылью, когда феникс окутал их своих пламенем. Статуя же Всеблагой выстояла. И даже мерзкое пламя магии не смогло причинить ей вреда. Первый император Джоккар преклонил колено перед статуей женщины, опирающейся не то на посох, не то на ростовой меч. И услышал ее тихий шепот в ответ на молитву.       — Все так, — кивнул император. — И что же он услышал, Джахал?       — Путь, конечно. Способ избавиться от силы, что феникс принес в этот мир. Она сказала, что лишь изгнав тех, что испил крови нечистой и очистив мысли наши от магии проклятой, мы сможем познать вечный мир и вечное благое состояние империи нашей.       — И этому пути мы следуем с самого первого дня основания Вирисх. Мы изгнали магов из наших земель, позволили им жить и селиться там, где они хотят. Мы не стали казнить или убивать их, потому что уважали чужую жизнь. Вот только они не захотели уважать наши мысли, наши решения, наши жизни. Мы были слабы в самом начале пути. Выиграли главную битву — с фениксом — и пощадили жизни тех, кто пил его кровь и творил чужеродную нам магию. Но искаженные, ирсу, не пощадили нас.       Император Джоккар на мгновение задумался, вспоминая что-то.       — Ты, наверное, и не слышал. Безумная казнь творилась не всегда.       — Герон Вадал говорил об этом сегодня, — кивнул Джахал, радуясь, что может похвастаться внимательностью на уроке истории. — Мою прапрабабушку убили с помощью магии, оттуда ведет свою кровавую историю Безумная казнь.       Император поджал губы, и Джахал мысленно выдал себе подзатыльник.       — Все так, сын, — повторил отец. — Императрица Киотра была выдающаяся женщина. Умная, сострадательная, честная и открытая. Она привечала магов при дворе, пыталась доказать моему прадеду, что магия не является злом и что от того, что мы не видим истинную суть силы феникса не должны страдать люди, что властью той наделены. Она была творцом, она видела мир полным несовершенств и непременно хотела исправить это. — Глаза императора Джоккара заблестели от слез. — И маги отплатили ей за доброту и желание помочь. Они беспощадно и жестоко убили ее. Мой прадед рассказывал, что на ее бездыханное тело нельзя было смотреть без слез. С тех самых пор ведется Безумная казнь, сын.       Джахал долго думал прежде, чем задать вопрос. Они никогда не говорили о фениксе, магах и Безумной казни. Каждый из них просто ждал: отец — пока сын подрастет, сын — когда отец разрешит ему впервые присутствовать на церемонии. Они медленно спускались к реке, что несла свои бурные воды через центр Айнатар, вокруг которой и зародилась когда-то первая оседлая жизнь. Солнце клонилось все ниже. Жаркий воздух трепетал, создавая причудливые иллюзии. Джахал вздохнул.       — Но ведь те маги давно умерли, отец. — Сказал он наконец. — Неужели Безумная казнь настолько необходима, чтобы продолжать мстить за прапрабабушку?       — Месть давно окончена, сын. Вирисх больше не верит лживым помыслам ирсу. С тех самых пор, как была введена казнь, ни один искаженный больше не осмелился убивать магией. И даже больше: никто не посмел и думать о том, чтобы применять магию. Они живут в тенях, скрываются среди нас, и все же их мы находим. Мы уничтожаем ирсу в назидание другим. Они должны быть благодарны, что Вирисх не объявила им войну.       Джахал осторожно кивнул. Акт устрашения. Это было ему знакомо.       — Значит, мы не нападем на магов, чтобы очистить мир?       Император Джоккар внимательно посмотрел на сына.       — Как можем мы очистить мир, если ирсу живут среди нас? Сперва мы очистим Айнатар и наши пограничные города. Сначала мы вычистим грязь у себя и только потом, запомни, сын, только потом решим как нам поступить с теми, кто живет вдали отсюда.       — А мы можем сражаться с ирсу?       Джахал поерзал в седле. После того, что поведала ему днем мать, он никак не мог перестать думать об этом. Один хорошо обученный маг может сразить целое войско, так она сказала. И Джахал никак не мог отделаться от мысли, что Вирисх просто нечего противопоставить ирсу. Два-три мага в центре столицы — одно дело, совсем другое, когда ты воюешь с сотней или даже двумя. И каждый из них наверняка сносно обучен.       Император цокнул языком.       — У нас есть свои средства и контрмеры, Джахал, — сказал он сухо. — Ирсу могут казаться непобедимыми или всесильными, но спесь сбить с них достаточно легко. А те из магов, кто хоть что-то из себя представляют, так любят свою Яму, что не выберутся из нее даже ради самого Феникса во плоти.       — Яму? — переспросил Джахал.       — Яма, — сдержанно пояснил император, — это место, где живут искаженные. Там они творят магию и почитают своего падшего бога, феникса. Злонравное место, скажу я тебе. Живут они от северных вершин и ледяных рек до болот и тропических зарослей, в каньоне, что простирается на многие мили. Оттуда и название, сын. Один лишь человек был в Яме со времен падения злобной птицы. Он уже умер.       Император Джоккар добавил это непререкаемым тоном, видя заинтересованность на лице сына. И Джахал понял, что дальше эту тему не стоит развивать. Какое-то время они молчали. Лошади брели по дороге и постепенно сошли с мощеной булыжником на проселочную. Здесь пестрели яркими красными оттенками маки и фиолетово-голубые цветы льна, колосилась золотая рожь и пшеница, длинными рядами тянулись фруктовые сады. Люди работали и на полях, и среди деревьев. Доносился эхом звук топора.       — Куда мы едем? — спросил заинтригованный Джахал.       Прежде они еще ни разу не отъезжали от столицы так далеко.       — Я хочу показать тебе какой бывает магия, Джахал. Думаю, еще ни разу ты не сталкивался с ее проявлениями. А потому не видишь реальной опасности, которую она представляет. Вот что для тебя магия, сын? Отвечай честно и прямо.       — Мерзкая сила, которая убивает людей? Ирсу используют ее, чтобы нам навредить.       Джоккар качнул головой.       — Ответ пятилетнего ребенка, — строго и осуждающе взглянул на сына.       — Тогда ты мне объясни. Герону Вадалу ты запретил рассказывать о магии.       Император выдохнул через нос и минуту-другую загадочно молчал.       — Верно. Герон Вадал — ненадежный человек. В свое время он слишком увлекался чудесами ирсу и магии, а потому перестал видеть и оценивать свои взгляды здраво.       — Мать сказала, что магия искажает и уродует души людей, их тела.       — Магия — это сила, которая никогда не будет понятна нам. Сперва ею восхищались и принимали ее как величайший дар. Сперва Вирисх была сильной и могущественной. Тогда наша империя не была империей, мы были небольшим государством. Айнатар, как и прежде, была нашей столицей. Наши люди, величайшие умы… создавали чудеса, с которыми магия не могла сравниться. Наши предки летали над землей в чудных аппаратах, которые назывались вайро, они летали на кристаллах войрха. Специальная обработка кристаллов позволяла машинам летать, а нам — вместе с ними. Наши предки писали трактаты, доказывали теоремы и смешивали хитрые зелья и лекарства. Мы строили сложную архитектуру, а лифт — такой, какой сохранился в Молельне Всеблагой, — он был повсюду. Люди знали, как строить, как сражаться, как летать в небе и плавать без воздуха. Мы развивались.       Император Джоккар с сожалением выдохнул.       — Теперь спроси самого умного нашего ученого — разве он сможет построить лифт? Или вайро, машину на синем кристалле войрха? Сможет ли он создать мощное огнестрельное оружие, которое пробьет грудь противнику на расстоянии в шестьдесят метров? Нет. И все это исчезло. Догадываешься, почему?       Джахал уже знал ответ, но все равно уточнил:       — Из-за магии?       — Магия облегчила жизнь тем, кто этого не хотел. Она сказала: смотрите, вы помашете рукой и сможете летать безо всякой машины. Шевельнете пальцем и вырастет такое сложное архитектурное здание, что повторить его не сможет ни один смертный. Вам не нужны лифты и машины, подводные скафандры и затейливые приспособления, чтобы достичь небес или самых темных глубин океана. Пожелав лишь смерти врагу, вы убьете его и никакое огнестрельное оружие вам не пригодится. Она разрушила наши умы, осквернила наше сознание и уговорила поддаться ей, принять ее страшные дары. Она позволила нам быть ленивыми, слабыми и только тогда обратилась против нас.       — Как? — поинтересовался Джахал.       — Мы стали неспособными создавать сами. Мы лишились самого главного: нашего разума. Мы перестали придумывать способы, как обойтись без магии. Мы поглупели. Мы привыкли, что магия решит все наши проблемы. Пришел темный век, когда ни один человек Вирисх не написал ничего значимого, не доказал ни одной теоремы, не предложил сотворить новое и необычное. И даже тот день, когда уважаемый учитель не смог передать знания детям. Потому что ему было нечего передавать. Все наши знания канули в лету.       — Ирсу, что живут среди нас… Ты боишься, что они будут соблазнять людей магией? Простыми ответами, да? И они вновь забудут… — не то спросил, не то сам догадался Джахал.       Он замолчал, сосредоточенно обдумывая эту мысль. Он и сам не раз замечал, что Вирисх полнится тайнами и вещами, назначения которых он не знал. Золотой, похожий на кинжал, аппарат с двумя пазами для кристаллов, наверняка был вайро. Он пылился в подвале церкви Всеблагой. Тогда ему показала его Туве. А длинная трубка с шевелящимися щетинками позволяла плавать под водой как рыба? Да и лифт, который ему показал отец, тот, что в Молельне… Он ни прежде, ни позже ничего похожего не видел. Что, если его империя, страна, во главе которой ему предстояло встать, действительно пострадала? Магия дала ей простые ответы, а его предки с радостью потянулись к ней. И забыли. Забыли все, чего добились.       — Смотри, — прервал его размышления император Джоккар.       Джахал мотнул головой, сбрасывая задумчивость, и оцепенел. Перед ним раскинулось поле. Земля здесь была черной и будто бы покрылась маслянистой пленкой. Что-то неприглядно шевелилось в центре жижи, и Джахал разглядел антилопу, тщетно пытающуюся выбраться из черной субстанции. Тело несчастного животного покрывали шевелящиеся черные вены, такие же, как на руке матери. А сквозь шерсть прорастало нечто щетинистое, тошнотворное и отдаленно напоминающее сороконожку.       Император кивнул телохранителю, тот подал ему лук и стрелу.       — Убей несчастное животное, — сказал он Джахалу, передавая оружие.       — Я… что… что это? — едва выдавил принц.       — Магия, — спокойно ответил император Джоккар. — Шестьсот лет назад феникс пронесся здесь, расчерчивая огненной стрелой ночное небо. С тех самых пор болезнь, которая именуются несведущими магией, разрасталась и ширилась. Посмотри внимательно, сын. И запомни: магия — это болезнь. Она поражает все и всех, кого коснется. И если она коснется человека, он умрет. Не сразу. Сперва он будет ирсу. И болезнь станет ему подчиняться. Но в конце концов она сожрет его. И оставит после себя вот такое же неприглядное черное месиво.       Принц трясущейся рукой вложил стрелу. Вдохнул и натянул тетиву.       Черная земля кипела и тряслась, чувствуя его нерешительность. Черная земля взывала к нему и нашептывала странные слова: одно за другим. Черная земля хотела пожрать его плоть и исказить его душу, заставить его забыть кто он и кем является.       Джахал спустил стрелу. И впервые за долгое время попал прямо в цель.