❆❆❆
Тьма по ощущениям длилась вечность, но в один миг она начала расходиться. Киллиану очень захотелось пить, и он заворочался во сне, из-за чего и проснулся. Джонс не сразу понял, где находится, и почему кровать непривычно мягкая, и только спустя десяток секунд до него дошло, что он в больнице. Белые стены, панцирная кровать и прикроватная лампа с зеленым абажуром. Голова противно побаливала после града слез. — О слава всем святым! Ты очнулся, долго же ты спал: весь вечер и всю ночь, — неожиданно прозвучал голос его друга Грэма Хамберта, мага по совместительству, с которым он был знаком с детства. — Как ты себя чувствуешь? Тебе поставили успокоительное, чтобы ты пришёл в себя… — также внезапно поинтересовался эльф Август, второй его лучший друг. — Паршиво… но ничего не болит практически. Что вы здесь делаете? Где родители? Где Эмма? — встревоженно спросил Киллиан, подскочил на кровати, и в голову его врезались вчерашние воспоминания, отчего он едва не свалился. — Эмма?! Что с ней? — спохватился он, быстрее задышав. — Мы пришли к тебе часа полтора назад и ждали, пока ты проснёшься, — ответил Август. Друзья почему-то остановились и напряжённо переглянулись, тяжело сглотнув. О нет-нет… Киллиан натянулся, как струна. Он спал непозволительно долго, в то время как с Эммой могло случиться все что угодно, если она осталась жива… Нет, Киллиан даже мысли не допускал о том, что её не спасли. — Ну чего вы молчите?! Ответьте мне уже наконец-то! Что с ней? Она жива? — разъярённо рявкнул Джонс, отчаянно смотря на них. — Да, ее удалось спасти, — набравшись, выпалил Грэм, и сдавливающее напряжение резко отпустило Киллиана. Словно тысячи камней рухнули с его плеч, и он смог нормально выдохнуть. — Но… Она ещё не пришла в себя, — явно не договаривая всей правды, добавил он. — Известно, как она себя чувствует? Какие у неё прогнозы? Вы что-то утаиваете, я чувствую, — прорычал Джонс и всё-таки поднялся с кровати, начав быстро одеваться в ту одежду, которую, похоже, и принесли ему близкие. — Жить будет, должна скоро в себя прийти. Киллиан, я не знаю, какие законы физики и биологии нарушили наши врачи и маги, но буквально собрали её по частям. Запустили ей второй раз сердце, уму непостижимо, — осторожно и с сочувствуем рассказывал Грэм. Киллиан замер и выпустил штанину из рук, потерянным взглядом смотря на них. Ему было даже страшно представить, через что Свон пришлось пройти. Собрать по кусочкам заново… Перед глазами то и дело всплывало её израненное лицо. Это выражение явно было не фигурой речи. Дрожь пробегала по телу, кидало то в жар, то в холод. Что с ней теперь стало? Как Эмма будет жить после таких травм и сможет ли восстановиться? — Какого черта она вообще вышла из дворца? Я же велел ей сидеть там, где безопасно, — раздосадованно простонал Киллиан, прикрыв лицо руками. — Э-э, понимаешь… В твой дом прилетел снаряд, именно в ту комнату, где находилась Эмма, и она чудом спаслась и, по всей видимости, сбежала. А по пути встретила Крампуса, — Август обнял его, пытаясь поддержать, а у Киллиана земля ушла из-под ног, и эта новость ещё больше подкосила его. Выходит, это из-за самого Киллиана она была вынуждена сбежать? Он ведь хотел защитить, но сделал только хуже. Что она видела? Что пережила одна? В чужом мире, в чужом доме и в чужой войне. А Джонс даже не знал, что ей нужна помощь. Предположить не мог, что снежные шары долетят и дотуда. — Чертов ублюдок Крампус, — прошипел Джонс и всхлипнул, потирая глаза, пекущие от наворачивающихся слез. — Ну хватит вам ходить вокруг да около! Скажите, Эмма цела? Что сделали с её телом? У неё на месте рука? — Да, её прямо сопровождают чудеса. Руку сохранили, как и ногу, но… Даже магия не помогла избавиться от последнего — от шрамов. Сейчас с ней твоя мама, она там всю ночь провела, когда её привезли из операционной, — вывалил на него наконец-то правду Август. — Тебе лучше увидеть все самому… — Боже, плевать на шрамы, главная, что она жива. Я должен её увидеть, — решительно бросил Киллиан, впопыхах надел штаны и молнией рванул на выход. — Эй, она в пятой палате! — крикнул ему вслед Грэм и без особой надежды прошептал Августу: — Помолимся, чтобы он не упал в обморок, увидев её. Киллиан мчался, едва разбирая путь, быстро просматривая номера палат в надежде увидеть нужную. Десятая. Восьмая. Казалось, этот миг никогда не наступит, и сердце вырвалось из груди, а Джонс обливался потом от волнения. Он сжимал кулаки, скрещивал пальцы и молился всем богам и вселенным, лишь бы Эмме стало лучше… Пятая. Киллиан в порыве едва не проскочил нужную дверь, резко затормозил и распахнул её. И сердце рухнуло в пятки от секунд ожидания. Он не сразу заметил Свон — её перегородила фигура спящей на стуле Эрики. — Мам, ты как? А что с Эммой? Давно ты тут? — испуганно и тихо спросил Джонс, дотронулся до её плеча и разбудил. Внутри все похолодело, а в спину вцепилась крупная дрожь: он наконец-то увидел Свон. Резким видением перед ним промелькнуло то изуродованное месиво — теперь оно все было обмотано бинтами, и они уходили куда-то под одежду. У Киллиана сбилось дыхание, и он пошатнулся. Такая слабая, бледная и без сознания. Его героиня и спасительница сама превратилась в беспомощный комочек боли и страданий. — Мама, что под этими бинтами? Скоро она проснётся? — на грани паники спросил Джонс. Желание сорвать эти тряпки зашкаливало и стучало в висках, сводило с ума, но он понимал, что так нельзя. Что она почувствует, когда очнется? А что теперь с её лицом и телом? Господи, а если там ничего толком не осталось? Как она будет жить с таким приговором? Его лучезарное солнце… От набегающих мыслей, боли, жалости и сочувствия к ней Киллиану все сильнее хотелось расплакаться, но он держал себя в руках. — Я не знаю, не видела. Её такой привезли, — испуганно и тревожно посмотрела на него Эрика. И Киллиану не пришлось долго ждать: спустя пару минут Эмма заворочалась и наконец-то открыла глаза….❆❆❆
Она не сразу поняла, где находится, и почему в глаза бьёт яркий дневной свет. Но единственное, что Свон чётко осознавала — это тягучую, ноющую боль в левой половине тела, но не такую сильную, как пару мгновений назад. Она пульсировала и словно поедала ее, тихо и неторопливо. Голова кружилась, и Эмму сильно тошнило. Свон испуганно дернулась и застонала: она отчетливо ощутила, что либо ее бок пронизывают нитки, либо там слишком быстро начала срастаться кожа. Страшно знобило, а перед глазами наконец-то начали вырисовываться силуэты: Киллиана и Эрики. Несколько секунд Эмма не могла распознать, что так неприятно трется об ее лицо, а потом до нее дошло, что это был бинт. — Господи, Эмма! Ты жива!.. Я так боялся… Боялся за тебя, что ты погибла. Я чуть не поседел, — раздался почти что-то протяжный всхлип, и Джонс, ошарашив, неожиданно подлетел к ней. Сбивчиво дыша, он сгреб ее в объятия, так трепетно, будто боясь сломать, что у Свон сердце защемило, и она заметила скатывающиеся слезы по его щекам. Одно прикосновение — и яркая вспышка воспоминаний пронеслась в голове, диким смерчем поднимая события вчерашнего дня, оставляя за собой выжженное поле ужаса и боли. Разрывы снарядов, снежных и магических шаров снова зазвенели в ушах так правдиво, что Эмма едва не взвизгнула и рвано вздохнула, испуганно оглядываясь по сторонам. Неужели все закончилось? Буквально только что Крампус ревел на всю округу… Волосы встали дыбом. А после она вспомнила и последний миг — как огромный болид летит прямо на нее. И это никак не вязалось с картинкой за окном: солнце светило, снег серебрился, и никакого намека на страшные бои. Только спустя миг Эмма заметила в просветах двора разрушенные вдалеке дома, где-то даже до основания, и сердце стремительно рухнуло вниз. И несмотря на это, жизнь продолжалась. Последняя надежда, что произошедшее было сном, моментом разбилась. — Киллиан, что со мной? Я что, теперь как мумия? — растерянно спросила Свон, вымученно усмехнулась и попыталась протереть глаза, но бинт на руке помешал ей. — Эй, ты чего плачешь? Миссис Крингл, вы все это время сидели со мной? Джонс пугающе пристально смотрел на нее большими ярко-голубыми глазами с застывшими в них слезами, и это не на шутку напрягало. — Да, дорогая. Я должна находиться с тобой, — та с сочувствием взглянула на нее и погладила по руке. Так поступают только очень близкие люди… — Я не могу не плакать в этой ситуации… Но то, что под этими бинтами, — это неважно, — невпопад твердил Киллиан, в первую очередь именно для себя. Хотелось крепко обнять ее и никогда не отпускать, спрятать от этого мира и защитить. Его сердце замирало, каждую секунду проваливалось куда-то вниз, в преисподнюю. Тот момент, когда она показала бы лицо, стремительно приближался. А если он врал и себе, и ей? А что, если там окажется обоженная и облезшая кожа, увидев которую Джонс уже не сможет воспринимать Эмму как раньше? Он же себе такого малодушия никогда не простит. — Почему ты оставил меня во дворце? Почему не забрал с собой? Господи, зачем я все это вспомнила? — теперь уже и у Эммы застрял ком в горле от хлынувшего потока травмирующих воспоминаний. Хотелось стиснуть голову и заткнуть уши. — Я не знал, что так выйдет. Я хотел тебя защитить и не думал, что снежный шар прилетит именно в твое окно. Обычно до нашего дома ничего никогда не долетало. Если бы я забрал тебя с собой, тебе не пришлось бы жертвовать собой… Прости меня, если сможешь. Спасибо, что спасла меня. Я и представить не мог, что ты окажешься такой отважной, — практически надрывно шептал Киллиан, прикрывая лицо ладонями, а после прижимая Свон к себе. Эта кипящая в венах вина разъедала его, хотя умом он понимал, что не мог предвидеть, что именно так все и произойдет. Он отдал бы все, лишь бы отмотать время назад. — Боже, как я могу не простить?.. Ты же не виноват в этом, — тяжело выдохнула Эмма, чувствуя, что ее глаза тоже жгут слезы. Она слабо улыбнулась и погладила Джонса по щеке. Его поражал тот факт, что она еще умудрялась и подбадривать его. — Ты правда удивительная, снежинка, — Киллиан ласково поцеловал костяшки пальцев здоровой руки. Да, теперь их отношения будут очевидны всем… — А что с Крампусом? — встревоженно поинтересовалась Свон. — Эту тварь убил Санта. Он заморозил его, и теперь его огромная ледяная фигура ждет, когда ее разобьют на куски. Благодаря тебе, Эмма, наши миры спасены. Никогда бы в жизни я не догадалась, что для его смерти нужна лишь приманка в виде карамели. Это же так глупо. Ты — наша героиня, мы поставим тебе памятник, — от восторженных речей Эрики, восхищения и понимания в ее глазах, Эмма в кои-то веки чувствовала себя настолько значимой, огонек гордости разгорался внутри нее. Даже боль притихла на какое-то время. Памятник. В честь нее. Уму непостижимо! Свон даже подумать о таком не смогла, а тут… — Здравствуйте, мисс Свон. Как вы себя чувствуете? У вас была очень сложная операция, — но весь этот фонтан эмоций и радости прервал врач, вошедший в палату. — Так себе. У меня все болит, и меня тошнит. Мне как будто снова пришили руку и половину тела, — она испуганно взглянула на него и поморщилась, боясь даже предположить, что сотворил с ее телом кусок снега весом со снаряд. — Что со мной было, расскажите! — Это нормально. Вы недалеко ушли от правды. Как бы объяснить… Ваши кости левой руки, ноги, туловище, внутренние органы — все всмятку и переломано. Также сотрясение мозга, ушибы. Мы спасли вас только благодаря магии, считайте, с того света вытащили. А сейчас вы в достаточно хорошем состоянии. За счет волшебства ткани быстро восстановились и срослись. Несколько дней в больнице — и вы будете свободны и относительно здоровы. А сейчас я могу дать вам обезболивающее, — с некой неловкостью пояснил доктор, а у Эммы нутро еще сильнее похолодело. Да что же там за этими бинтами?! К тому же в голове не укладывалось, что от ее тела могло ничего не остаться. Из-за гребаной войны. Под ними буквально все начинало печь и зудеть, и она не могла сидеть на месте. — Да, конечно, мне очень надо! Но только можно наконец-то снять эти тряпки? — она взмолилась, и врач как-то нервно, обнадеживающе ей кивнул. Все затаили дыхание. Сердце вновь быстро забилось, и Киллиан осторожно прикоснулся к прилипшим бинтам, медленно отдирая их от кожи. Эмма шипела, поскуливала, и он так сосредоточился на процессе, что не сразу осознал увиденное. Его будто молнией пронзило, и он невольно дернулся в сторону, обескураженно смотря на лицо и не веря глазам. Через всю ее щеку, от виска и до челюсти, тянулся огромный, массивный шрам. Откровенно говоря, то, что он увидел вчера — сплошное месиво из крови и мяса — не шло ни в какое сравнение с этим. Джонс ожидал увидеть там как минимум разъеденную кожу и едва ли не дыру до костей. Ее буквально собрали по кусочкам и даже оставили лицо в более-менее нормальном состоянии… Фантастика. Киллиан облегченно выдохнул. Но то ведь не конец: бинты продолжались и на теле. — Ну что?! Что там?! — взвилась Свон от тревоги, вцепившись в его руки. — Все не так уж и плохо, — едва успела произнести Эрика, как Эмма вырвалась и на ватных ногах рванула к зеркалу. А в следующий миг раздался истошный крик. Она увидела свое отражение. Одним мощным ударом ее мир разлетелся вдребезги, душу скрутили и разорвали на части. Землю выбили из-под ног, и хотелось орать настолько, насколько Свон могла. Это была не она. Не ее отражение. Не ее внешность. Мозг отказывался верить в увиденное: убогий, кошмарный шрам, разрезающий лицо… Он выжигал в ней дыру, буквально поглотил Эмму полностью. Его не должно быть! Она не должна была находиться здесь, и этот мир тоже не должен был существовать! Она неотрывно смотрела на себя в зеркало несколько секунд, белея сильнее смерти. Этого не может быть. Это все гребаный сон. Почему Свон выжила, но получила клеймо на всю жизнь? А после она сорвалась, взвыла, закричала еще громче, пронзительнее и надрывнее, желая вырвать это уродское отродье из себя навсегда вместе с воспоминаниями. Слезы застилали и жгли глаза, и Эмма рыдала так, что задыхалась, кидалась на зеркало и пальцами царапала кожу. Пыталась отодрать шрам, все-таки рухнув на пол. Казалось, это конец. Почему именно она? За что? Хотелось разбить проклятое зеркало на тысячи осколков и никогда не смотреть в него. Хотелось отмотать время назад и никогда здесь не появляться. Хотелось оттереть и смыть этот уродливый шрам, лишивший ее красоты. Или вовсе выпрыгнуть из своего тела. Внутри все рассыпалось с бешеной скоростью, еще хлеще, чем вчера, ведь теперь бои закончились. А ей с этим жить. С этим пятном войны. Свон всегда твердили, что ее практически кукольный лик — билет в будущее. Выбирают и встречают всегда по одежке и лицу, и страшилам никогда не пробиться в их обществе. Эмма любила свою внешность, всегда гордилась ею, лелеяла, а сейчас и последнего не осталось. Ее больше никто не взял бы на работу, она никогда бы не вышла — о боги! — замуж, ее бы обходили люди и тыкали пальцем в увечье. Она бы не смогла стать даже куртизанкой. Из-за этой подлой случайности в своем мире Свон станет отбросом общества. Теперь ей были уготовлены самые ужасные места существования и работы — грязные и сырые подвалы, где она бы шила одежду или стирала белье. А что там с ее телом? Эмма еще не снимала бинты оттуда. Может, лучше бы она умерла? В голове звенели собственные протяжные рыдания, перемешиваясь с ураганом сводящих с ума мыслей, и тело невыносимо трясло. Она даже слова произнести не могла, ничего не соображала, и сворачивалась калачиком на полу, прикрывая лицо ладонями. Вчерашний ад и не думал заканчиваться. Неожиданно ее крепко прижали к себе руки Джонса. С другой стороны через пелену боли Эмма ощутила прикосновения Эрики. — Киллиан, как я б-б-уду т-теперь жить? Не смотри на меня, ты меня разлюбишь. Меня все будут считать монстром, — она невольно вырывалась и захлебывалась своими же стонами и всхлипами, но их объятия сдерживали ее. Джонс не мог остановить плач, целуя ее в макушку и щеки, пытаясь успокоить, но тщетно, пока Свон неловко разматывала бинты и расстегивала сорочку сбоку. — Не говори так. Не разлюблю. Мне все равно на шрамы, я люблю тебя любой. Какая речь может быть о твоей внешности после того, что ты пережила? Главное, что ты жива, — он пытался говорить что-то вразумительное, но получалось плохо. У самого ком в горле застрял. — Не трогай их, ты сделаешь хуже. — Эмма, ты нужна нам, — словно вторая мать, вкрадчиво убаюкивала ее Эрика, как маленькую напуганную девочку. — И тебя никто не будет считать монстром, здесь все не такие, как на Земле. Эй, доктор, принесите ей успокоительного! Их слова становились лучиком света в конце туннеля, давали глоток свежего воздуха, но все обрушилось тогда, когда Свон избавилась от ненавистных бинтов и расстегнула пуговицы: под ними по всему боку, переходя на грудь и левую руку, расползались шрамы от ожогов. Этот чертов шар еще и был обжигающим как жидкий азот. Они выглядели настолько страшными, что Эмма едва не упала в обморок и витала где-то на грани. Что-то рыдала, завывала, скулила и кричала, пока врачи носились возле нее и пытались поставить укол. Это самые ужасные Рождество и Новый год. Казалось, эта агония никогда не закончится, а собственное тело теперь навсегда стало темницей. В какой-то момент разрывающие Свон в клочья чувства внезапно притупились, — наверное, сработало лекарство — и она повисла на Джонсе обессиленной тряпичной куклой, когда он подхватил ее и перенес на кровать. Эмма видела в его глазах первобытный ужас, страх, отвращение. Наверняка, он соврал ей. Свон не могла уснуть, но звуки словно приглушили, а мучающие, истерящие мысли наконец-то заткнулись. Долгожданное блаженство не настало, но дышать и существовать сделалось легче. Сил не было даже на слезы, и она пустым взглядом смотрела в белую стену, ощущая, как внутри разрастается дыра. Физически шрамы и раны практически не болели, но морально хотелось умереть. Что теперь ей делать? Жить дальше? Вот так? Эрика куда-то ушла, к Киллиану даже заглядывали для их поверки его друзья. А сам он остался со Свон, и если бы не его присутствие, ее истерика, наверное, разгорелась с новой силой через пару часов. Она свернулась беззащитным клубочком, а он обнял ее сзади, будто укутывая мягким пледом, ласково поглаживал по плечу и говорил о чем-то, пытаясь отвлечь внимание. У Эммы в голове не укладывалось, что Джонс вообще не брезгует к ней прикасаться. Что эти люди в принципе не бросили ее, а сейчас заботятся и хотят приютить. — Признайся честно, тебе отвратительно на меня смотреть? Страшно? Как ты можешь трогать мое тело? Оно же ужасно, я теперь калека, — тихо прошептала Свон спустя долгое время молчания, на что Киллиан вымученно вздохнул. — Мне больно за тебя, Эмма, но ты мне никак не отвратительна. Я могу доказать! — он даже с каким-то раздраженным рвением неожиданно поцеловал ее обожженную руку, отчего у Свон что-то екнуло внутри и рухнуло, пошатнуло убеждения. — Я счастлив просто оттого, что ты жива. — И ты правда хочешь быть со мной не из жалости и чувства долга? Не бросишь? Вокруг же столько красивых девушек… — с неверием спросила она и на миг представила, в каком шоке были бы сестры и отец, если бы увидели ее такой изуродованной. — Да, правда! Не брошу. Твою ж мать, я видел, как ты умирала и истекала кровью, — едва ли не в слезах выкрикнул Киллиан. — Эти девушки — не ты. Они мне не нужны, я привязался и полюбил не их. Мы с тобой сейчас квиты: одинаково потрепаны жизнью. Ты видела мои шрамы, а я — твои. Я не стесняюсь их, и ты тоже не должна. Мы оба пострадали от Крампуса, так почему я должен бросить тебя, если знаю, какую сильную боль ты испытываешь? Я тоже большую часть жизни ждал подвоха и боялся, что мною попользуются и выкинут, не мог довериться своей семье. Я хочу тебе помочь адаптироваться, — он протер глаза, тяжело сглатывая, обхватил ладонями лицо и поцеловал. И Эмма верила ему. Ощущала, как своими сомнениями причиняет еще больший вред. Его искренность так поразила ее, что нахлынувший приступ самобичевания резко прекратился. Щемящая нежность и ростки надежды, что не все потеряно, начали медленно прорываться. Она никогда не встречала таких эмоциональных, чувственных и открытых мужчин, которые действительно видели в ней человека, как Киллиан. Никто не заботился о ней так сильно, видел в настолько ужасном состоянии, сидел на кровати, носил лекарства и успокаивал. Он был и правда не от ее мира. — Спасибо тебе. Я не думала, что мы станем так близки всего за неделю. Это невероятно, я будто с тобой всю жизнь вместе. Всегда думала, что такое стопроцентное попадание бывает только в сказках, — Эмма слабо усмехнулась и уткнулась ему в плечо. Рядом с ним становилось спокойно. — А еще теперь все твои родственники знают о наших отношениях. — То же самое. Они точно не будут против, — от его улыбки потеплело на душе. — Крампуса больше нет, нечего бояться. И мы теперь свободны, можем жить не для борьбы с ним, а для себя. Мама пошла за волшебной пыльцой, чтобы, если ты захочешь, немного украсить твои шрамы, придать им более симпатичную форму. Убрать их полностью с помощью магии мы не можем, как сказал врач, но спустя время они должны начать рассасываться и светлеть. Возможно, когда-нибудь они превратятся в невидимую полоску. Эмма не думала, что его слова так животворно подействуют на нее, придадут сил и какой-никакой уверенности под ногами. «Теперь ей есть куда идти, а вот в свой мир путь ей закрыт навсегда. Но она не должна сдаваться, — это твердило Свон собственное упрямство. — Раз уж она выжила, то не просто так». Вскоре пришла Эрика, и теперь руки Эммы дрожали из-за приятного волнения и хрупкой надежды. Одним дуновением ветра пыльца разлетелась по ее лицу, заискрилась, и Свон с шоком осознала, что этот уродливый шрам превращается в изящные завитки. И, на удивление, это выглядело красиво, необычно. Они расползались по ее телу, обвивались, словно лозы цветов, забирая вместе с собой ее стыд и отвращение и даря второй шанс. — Теперь ты как одна из нас. Такой особенности точно ни у кого нет, — мудро улыбнулась Эрика, а Киллиан зачарованно уставился на Эмму. — Разве что у какого-нибудь племени из Амазонии, — ошеломленно хихикнула Свон, пытаясь привыкнуть к новому отражению. — Ты чудесна. Такой ты нравишься мне еще больше, — Джонс отчего-то засмущался и поднял глаза на мать, почесав за ухом. — Ну да, мам, глупо скрывать, что мы вместе. — Сына, я всегда знала, что ты у меня гений. А так бы я не догадалась. Это же очевидно. Я поняла это еще прошлой ночью, да-да… Я, конечно, поражена, какие вы быстрые, но совет вам да любовь, как говорится. Интересно, скоро ли у нас появятся маленькие эльфики? — Эрика заговорщически ухмыльнулась, шутливо погладила обоих по головам, а Эмма покраснела еще сильнее… Черт, похоже, их все-таки услышали. — И Эмма останется у нас, только нужно забрать ее сестер. Оставлять там их опасно, — ошарашил ее Джонс. — Ох-х, вот так новость… Еще одни люди здесь! — она поморщилась и вздохнула. — Но ладно, ради тебя сделаем исключение. За этим обращайтесь уже к Крису, а мне, простите, нужно идти помогать раненым. Если что-то случится, зовите. — Я хочу с вами, — неожиданно для себя выпалила Свон и добавила: — Я себя более-менее нормально чувствую, а другим гораздо хуже. Лишние руки никогда не помешают. И, похоже, шокировала окружающих еще сильнее. Еще бы, только что она рыдала и билась в истерике, а вот снова готова к труду и обороне… Однако работа всегда была ее лучшим способом вымещать любые эмоции, в том числе и боль. Да и если бы Эмма позволила себе. Поначалу Эрика и Киллиан сопротивлялись, напоминая о постельном режиме, но ничто не могло поменять выбор Свон.❆❆❆
Откровенно говоря, Эмма соврала, что у нее ничего не болело: ныло, болело и еще как! Но она не могла позволить себе раскиснуть и погрязнуть в жалости к себе, иначе это могло бы никогда не закончиться. На удивление, такое решение действительно пошло Эмме на пользу. Она побаивалась выходить из палаты с таким лицом, но на шрам практически никто не обращал внимания: всем просто было не до нее. Столько раненых Свон никогда не видела, хотя вчера казалось, что все прятались очень хорошо. В этот момент Свон окончательно поняла, что обязана помогать им, а не реветь в подушку о несправедливости жизни. Эти существа, возможно, потеряли всех близких, а у нее они остались в целости и сохранности. Она забыла про свои раны на время и помогала другим раненым, перевязывала, участвовала в поиске родственников пострадавших среди тонны поступающих бумажек и чувствовала себя причастной чему-то важному. К ней пришел даже Джереми с рассеченной бровью, мистер Йетикус со сломанной рукой, и Свон отважно обрабатывала ее, пока сердце обливалось кровью. Сестры и братья милосердия, все неравнодушные и здоровые, а также врачи, носились по коридорам и только успевали выполнять свою работу. В этой суете пара часов пронеслась незаметно, и в больницу неожиданно заявился взлохмаченный, уставший Санта. Он потерял дар речи, взглянув на Эмму, расспрашивал ее о том, что с ней случилось, и даже утешающе обнял, а только потом смог произнести шокирующую речь: — Защитного барьера между нашими территориями нет, как и всех подданных Крампуса. Я уничтожил его, а они рассыпались вместе с ним. А это огромные неизведанные площади! И через два дня мы отрядом отправимся туда. Кто хочет вместе с нами? Вокруг него запрыгала оголтелая толпа эльфов во главе с Джереми. Эмма в недоумении переглянулась с Киллианом и они, похоже, подумали об одном и том же: неужели месть наконец-то свершилась? Этого монстра больше нет! Теперь окончательно. На Свон обрушилась стена потрясения и облегчения, заставшая ее прижаться к стене и отдышаться. Сейчас этот мир будет процветать, сможет спокойно выдохнуть и дальше заниматься созиданием… Невероятно. Джонс тоже собрался идти в царство Крампуса, а у Эммы зачесалось внутри любопытство… Больше всего на свете ей, конечно же, хотелось знать, как выглядит логово врага! — Я тоже хочу, — гордо объявила она, отчего чета Крингл и Джонс ошарашенно подавились. — Что?! Я обязана увидеть источник этого чертового серпентария! Червоточину чистого зла! И отпинать то, что там осталось. — Только вчера ее чуть не размазало по стене, а сегодня она снова рвется к каким-то приключениям! Удивительная женщина, — удивленно пробормотал Санта и вскинул брови, стягивая колпак с головы. — Ваши лекарства просто хорошо действуют, — фыркнула Свон. — Ты не идешь, — нахмурился Киллиан, скрестив на груди руки. Ее ответ поразил его еще сильнее, чем тогда, когда она потребовала пойти работать наравне со всеми, не обращая внимания на травмы… Он вообще не мог поверить, что существует такая сила воли, как у Эммы. Она либо безумна, либо слишком отважна. Джонс ожидал, как минимум, что ее придется успокаивать еще несколько месяцев, закрывая зеркала, но все оказалось иначе, как и ее жажда мести. — Нет, я иду и имею на это право! — непреклонно помотала головой она, подавляя всех своим суровым взглядом. — Это опасно! — возмутился Джонс, но та парировала: — Опасно было вчера во дворце во время обстрела. А это так — детский лепет. После этого мне уже ничего не страшно. К тому же, того, кто мог причинить вред, уже нет, — напористо произнесла Свон и указала на покрытую до кисти шрамами руку. — Впервые встречаю таких храбрецов, но ладно. Отправляемся вместе, — тяжело выдохнул Санта и почесал седой затылок, поняв, что с этой девушкой спорить бесполезно. Два дня пролетели, как в тумане, и Свон пыталась прийти в себя, ведь после активной работы ей резко поплохело. Ее тошнило, каждая косточка внутри и шрам ныли и от боли, и она полезла бы на стену, если бы не обезболивающие и Киллиан. Он не отходил от ее кровати, приносил лекарства, подбадривал, читал книги и обнимал. Пытался отговорить Эмму от поездки, но она осталась непреклонна. Неизвестно, насколько могла затянуться эта экспедиция, ведь на территории Крампуса никто не бывал уже многие сотни лет. Конечно, все надеялись приехать к ужину, но провизии собрали на несколько дней, запрягли упряжки собаками, заправили тарахтящие снегоходы и набрали целый отряд выживших военных. А Эмма все это время стояла и неотрывно всматривалась в руку. Новую. Она казалась чужой и странной, вызывала сильный диссонанс, но той истерии и рвущейся наружу паники Свон больше не ощущала при взгляде на нее. Это и есть смирение и принятие? Да и с трудом верилось не только в то, что ее тело, вероятно, никогда не станет прежнем, но и жизнь тоже. В своем мире она не сможет устроиться… Но ведь там же ее дом, семья, подруги и пациенты. Кто бы мог предположить об этом еще неделю назад?! И осознание этого отзывалось тоскливым холодком, не утешало даже то, что она сможет туда возвращаться. Как объяснить близким, что с ней стряслось и покалечило внешность, и не загреметь в дурдом?.. Сборы длились пару часов, а Эмма с тоской наблюдала за тем, как завалы медленно пытаются разбирать, а откуда-то доносились рыдания. Погрязнув в мыслях, она не заметила, как упряжки наконец-то сдвинулись с места. Дыхание перехватило от восторга, и Свон ошарашенно вцепилась в сани, осматриваясь по сторонам. Ветер внезапно хлынул в лицо, а олени стремительно пролетели границу и понеслись, набирая скорость, в бескрайнюю даль. Там, где еще пару дней назад, царил кромешный мрак и бесконечные бури, сейчас ярко светило солнце. Лучи переливались на белоснежной глади полей, огромных, как океан, который резвой стрелой разрезали лыжи. Эти сказочные виды завораживали, и ничего не напоминало о том, что только вчера закончилась Великая битва. У Свон мурашки пробегали от этого по коже, и она сильнее закутывалась в пушистые шкуры. Холод уже не был таким страшным, и бодряще щипал и щекотал. Тревога моментом вылетела из головы Эмма, и она с открытым ртом наблюдала за пейзажами вокруг. Ничего подобного и чистого Свон не встречала в Нью-Йорке: воздух там пропитался копотью и сажей. А здесь — девственная природа. Дух свободы, авантюризма, который сейчас плескался в ее крови и дарил эйфорию. Желание изведывать новое даже жгло под кожей. И это полное безумие нравилось Эмме. По ощущением прошло несколько часов, экспедиция останавливалась на отдых и перекус, руководство вместе с Сантой постоянно что-то нажимало в своих снегофонах, постоянно сверяло координаты нахождения с какими-то другими электронными штуками, чем поражали Свон. К концу у Эммы уже невероятно болели сросшиеся кости и органы, что она начала жалеть о поездке, как вдруг на горизонте нарисовались ледяные скалы, а по мере приближения среди них начали появляться гигантские шпили… Упряжки подъехали ближе и оказались на пригорке, и все в изумлении замерли. Они наконец достигли цели: перед ними выросла настоящая обитель зла — зловещий дворец Крампуса, созданный изо льда и острых скальных камней. Он ужасал, давил фантастическими размерами и словно размазывал любого пришедшего, доказывая его никчемность перед такой могущественной тварью. — Твою ж мать, вот какой был рассадник этой гадины… Ну и хоромы он себе отстроил! — от души выругался Киллиан и разъяренно плюнул на землю.